Тщеславные мечты (сборник)

Солнце играло сквозь листву, пуская своих зайчат на наши головы и лица. Вчера мне показалось, что мой испанский друг, как путник, после долгого пути по выжженной пустыне вышедший к роднику, никак не может напиться рассказами о далекой северной стране. Вот и сейчас она спросила, а кто же есть на самом деле нынешний российский президент? Who is mister Putin?

***

Я сидел, сжав до побеления кулаки. Очередное законодательное новшество федеральной власти практически полностью лишало меня средств к существованию. Заздравные рассуждения о снижении налогов на деле обернулись новыми поборами. Бухгалтер Галя исписывала десятую ручку, заполняя бесконечные простыни деклараций и отчетов.

Пять лет назад, начиная свое дело, я, глупый мечтатель, верил, что изможденная страна навсегда стала свободной, и поверженная гидра номенклатуры никогда больше не поднимет свои поганые головы.

Внешне многое оставалось прежним: и мозаичность магазинных прилавков, и скромные доходы граждан… Но уже исчезли с экранов телевизоров честные глаза демократов первой волны, растворились в куче приевшихся, благонадежных рыл, в холодном свете суровых чекистских глаз. Впервые дома всю зиму было холодно, а платить за квартиру приходилось в два раза больше. Уже таскали по судам журналистов независимых газет, ставших в одночасье малочисленными и малотиражными.

За окном, в кромешности февральской пурги чудищем из напрасно забытых видений вставали плотные ряды в военной форме и в одинаковых серых костюмах, ряды бюрократов-мздоимцев и озверевших армейских командиров. Горели книги, нежные души и самостоятельные мысли…

***

В какой-то момент я подумал, что скоро, когда вопросы о России иссякнут, кончится и интерес ко мне, а отчуждение и никчемность вновь возведут стены ледяной тюрьмы одиночества. Но Изабель, выслушав мои печальные повествования, вдруг попросила почитать ей стихи.

Оступился и упал,Наповал.Не заметили меня —Толкотня.Вытекает пустотаИзо рта.Помогите, кто-нибудь!Не вздохнуть…Да вот только я не тот —Идиот!Всем всегда был поперекМой упрек.Поиграйте, как мячом —Не прощен.Нарисует мой пределБелый мел…

Изабель вторила мне стихотворением «Memento» Ф. Г. Лорки.

– Это тоже о смерти и одиночестве, – пояснила она…

Мы еще долго вели диковинную перекличку душ, говорящих, на самом деле, на одном и том же языке. Потом Изабель внезапно остановилась и спросила:

– Как ты думаешь, что должны делать люди, чтобы жить вместе долго-долго и не мучить друг друга?

– Наверное, каждому надо нащупать свой путь и не сходить с него. Делать то, что ты должен делать в этой жизни – ведь человек всегда чувствует себя неуютно, когда попадает в чужую колею. И при этом обязательно радоваться верному пути любимых, согревать их души своим теплом, дарить добро и нежность. Если людям по дороге – все это будет легко. Они приедут в апельсиновую рощу, будут читать друг другу стихи – не важно, свои или чужие – и могучее море заступится за их союз перед Богом, там, на небесах…

Можно было не продолжать. Изабель смотрела, улыбаясь как-то по-особому, и по ее глазам я прочитал, что она поняла меня.

***

Сырой и промозглой мартовской ночью я ехал в такси на вокзал. Мерцающие полусгоревшим неоном вывески на бесцельно дорогих магазинах казались такими неуместными и даже эпатажными посреди убогости пейзажа, вобравшего в себя извечную тягу дураков к прямым линиям и матершинное, неопрятное естество раскулаченной босяцкой деревни. Последней тысячи рублей хватило, чтобы купить билет. Грязный поезд, с выбитыми стеклами и обледеневшим, прокуренным тамбуром, пахнущим мочой и перегаром, скрипя и причитая принял меня в свое отвратительное чрево. Целлюлитная проводница, дохнув чесноком, забрала билет и сунула мне в руки серую кучку постельного белья. Впереди были еще целые сутки дороги, и я сразу же лег на верхнюю полку. Соседи вовсю храпели, на столе пустая бутылка позвякивала вместе с облокотившимся на нее стаканом.

Весь следующий день я не мог найти место своим глазам, искавшим вокруг хоть малейший намек на веру, надежду, любовь. Внизу булькала размеренная ритмичная беседа, вместе со стуком вагонных колес создававшая впечатление сюрреалистического среднерусского рэпа.

– В советское время я работал технологом… Так Вы знаете, на все хватало, мы с семьей на юг каждый год по путевке, зимой опять же в профилакторий, на лыжах там, водочки… Заботились о людях, да…

– А я в те времена экономистом был на заводе. Порядку намного больше было, нам план спускали – мы его в разбивочку, по цехам – и ведь великой страной были, людьми себя культурными чувствовали…

«Да уж, план в разбивочку – вот и все экономика. Сапожник без сапог….» – хотел я съязвить, но мысли упорно оттаскивали меня от реальности…

***

Изабель жила в аккуратном двухэтажном домике. Мы поднялись по лестнице наверх и, миновав высокую крашеную дверь, оказались в чистой, небольшой комнате, отделенной от кухни занавеской с забавным рисунком: маленький пушистый котенок, неуклюже подпрыгнув, пытался поймать огромную бабочку. Вдоль стены тянулись стеллажи, пестрящие корешками книг, среди которых во множестве попадались русские имена и заглавия. Пушкин, Бунин, Булгаков, Гумилев, Пастернак, Бродский, Высоцкий, Толстая, Достоевский, Есенин – вся моя Россия умещалась здесь, в этой уютной обители молодой каталонки.

– Библиотеку собирал мой папа, он утонул десять лет назад во время рыбалки, – сказала Изабель и опустила глаза.

У меня тоскливо, как бездомный щенок, задрожало сердце. Я вспомнил своего отца, всегда желавшего мне стать оптимистом и относиться ко всему с большей долей юмора. Ему это не помогло – неблагодарная русская жизнь наступила на горло железной гусеницей, гусеницей трактора, собранного и теми, кто думал, что любит моего папу, и теми (а их было гораздо больше), кому в их злой и завистливой к чужим искрам таланта жизни он был помехой. Отец хотел вырастить свое дерево на окаменевшей от векового горя земле, но путь оказался слишком труден.

***

В квартире был балкончик, выходивший на узкую улочку, мощеную известняком, изгибающуюся во все стороны и спускающуюся к морю. Внизу, выставив из своих дверей высокие плетеные стулья, сидели пожилые испанцы, неподвижно глядя вдаль или читая газеты на пока еще диковинном для меня языке. В воздухе пахло свежей рыбой и чем-то слегка горьковатым. Изабель подошла ко мне, дотронулась до плеча. Я посмотрел в ее глаза и утонул в них…

***

На небе показалось весеннее солнце и сразу же засверкало яркими переливами на бескрайней водной поверхности. Железнодорожное полотно проходило вдоль побережья, и я с неонатальным восторгом целовался взглядом с морем. Небольшие, стройные ряды волн продолжали внеисторическую вахту, настойчиво лаская краешек земли. Вспомнился рисунок из детской книжки: тигренок сидит на пирсе и смешно рассуждает о воде и суше. Серое небо, словно железный занавес, где-то вдалеке обозначало границу.

Постепенно море скрылось из вида, и вскоре состав остановился на конечной станции, на моей конечной станции. Стараясь не держаться за склизкий поручень, я спустился на платформу. Городок, такой же серый, как и все остальные, еще не проснулся, и сонное марево заволакивало улицу. Вывернув бумажник, я подошел к зевающему таксисту.

– Шеф, давай к морю…

Водитель как-то странно бросил взгляд в мою сторону, но промолчал.

***

Дребезжа и скрипя тормозами, такси остановилось у парапета. Зима не смогла навести марафет на монументально загаженном пляже. Гладкие камни вперемешку с мусором похрустывали под моими ботинками. Я спустился к полосе прибоя и расстегнул куртку. Последняя сигарета сломалась в кармане и ее пришлось выбросить. Снял часы и шапку. Дрожащие в зябком сыром воздухе руки с трудом расстегнули брючный ремень.

Несколько минут постояв с зажатым в побелевших от внезапного страха пальцах мобильным телефоном, я положил его на сложенную небрежной горкой одежду. Батарейки сели еще вчера, в поезде, да и звонить было некому. Потом, передумав, швырнул трубку в воду.

Шаг в набежавшую волну отозвался сотней острых металлических булавок, вошедших в мои ноги. Волна отбежала, затянув ступни грязновато-желтым песком. Пройдя вперед, до места, где вода достигла края трусов, я выдохнул и погрузился в холодную соленую муть. «Гибралтар, Лабродор…» – крутились внутри меня слова глупой бутусовской песенки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Привет! Я могу Вам помочь? (исп.)