Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства

Невероятно, но это письмо написано в тот же день, что и письмо к Агнессе Подмазенко.

Как это говорил Власов?

Дескать, «написал бы еще, да вся ручка кончилась. Вот Кузин опять исправил. Продолжим дальше в другом письме».

Вот Власов в другом письме и написал.

И не только 28 февраля 1942 года.

По датам сохранившихся в архиве писем можно установить, что 2 марта 1942 года Власов отправил письмо законной супруге, а 3 марта – Подмазенко. 4 и 5 марта написаны еще два письма Агнессе Павловне, но 6 марта – Анне Михайловне Власовой. 17 марта – Подмазенко. 18 марта – одновременно и Подмазенко, и Власовой. 2 апреля – Подмазенко, а 20 апреля – Власовой. Зато 26 марта – сразу три письма – два Подмазенко и одно Власовой. А вот 17 мая, наоборот, два письма – Власовой и только одно Подмазенко.

Жену Власов в своих письмах называл «Аником», Подмазенко – «Аликом», себя – «Андрюшей».

Андрюшей и ощущал себя сорокалетний генерал-лейтенант, по крайней мере, в те минуты, когда писал письма.

К сожалению, ответных писем Анны Михайловны не сохранилось совсем, и мы так и не знаем, сумел ли Власов воинскими подвигами и письмами, наполненными словами любви, растопить обиду, нанесенную супруге своим романом 1937 года.

Судя по письмам самого Власова, если ему и удалось растопить ледок в отношениях с женой, то не до конца.

Но это, конечно же, не вина Власова. Он делал все, чтобы восстановить прежние отношения. Он посылал письма своей супруге в конвертах, на которых был изображен идущий в атаку танк.

Сам Власов напористостью и незамысловатостью на этот танк и походил. Действовал он умело, уверенно, требовательно. Не стеснялся, когда нужно было солгать. Не скромничал, когда можно было вы звать сочувствие к себе, как к герою – защитнику Родины.

Вот его письмо Анне Михайловне Власовой…

«Прежде всего спешу сообщить тебе, что наши дела на фронте идут успешно: бьем фашистов без отдыху… В газетах ты, наверное, уже прочитала – поздравь меня с присвоением очередного звания. Правительство и партия нас награждает за наши даже незначительные дела и ценит нас – это очень дорого.

Дорогая Аня! Ты, наверное, думаешь, что мне пишут из Ленинграда. Искренно уверяю тебя, как мы расстались с тобой, никто мне ничего не писал, да и я никому не писал, поэтому судьбу их не знаю…

Я тебя прошу, будь мне верна. Я тебе до сих пор верен (Курсив мой. – Н. К.). В разлуке с тобой люблю тебя крепче прежнего. Все плохое позабыл. Вернее, плохое с моей стороны…

Если еще сердишься на меня за что, прости. Я считаю, что своей честной работой, борьбой я это уже заслужил – раньше не просил.

Напиши мне скорее искренно – по-прежнему ли любишь меня крепко и глубоко. Я только этого одного и хочу от тебя теперь услышать…

Итак, ответы жду немедленно.

До скорого свидания. Целую тебя крепко и много, много раз, свою милую дорогую Аню. Твой всегда и всюду любящий тебя Андрюша».

В письмах к А.М. Власовой и А.П. Подмазенко Андрей Андреевич как бы в шутку изображает из себя этакого комсоставовского Отелло. Но, похоже, что ему и не нужно было очень сильно напрягаться для этого, поскольку он и на самом деле был ужасным ревнивцем.

Похоже, что в 1937 году «ндравная» Анна Михайловна Власова объявила мужу, что ему еще придется пожалеть о своей измене. Тогда Власов не решился перечить разгневанной супруге, но теперь, когда «своей честной работой, борьбой» заслужил прощение, он доходчиво разъясняет супруге, что имеет право надеяться на ее верность.

Интересно, что особенно сильный приступ ревности к законной супруге Ане Власовой овладел генералом, когда он, с нетерпением ожидая разрешения от беременности Али Подмазенко, ласкал в постели Машу Воронову.

«Ты для меня всегда была святая, – написал он законной супруге 2 февраля 1942 года. – И сейчас надеюсь и уверен, что в эти дни, когда мы переживаем опасность ежеминутно, ты всегда и всюду будешь только моя, и больше ничья».

С юношеской пылкостью сорокалетний генерал-лейтенант требует от жены «немедленного» ответа: «Напиши мне скорее искренно – по-преж нему ли любишь меня крепко и глубоко. Я только этого одного и хочу от тебя теперь услышать. Больше мне ничего не нужно. Итак, ответы жду немедленно».

По-видимому, письма жены не убедили Власова в крепости и глубине ее любви, и подозрения вспыхнули в нем с новой силой. Повод для подозрений комсоставовскому Отелло дал обратный адрес супруги.

С завидной настойчивостью, из письма в письмо, допытывается Власов, почему жена не дает ему адреса, по которому проживает на станции «Сорочинская», а принуждает писать «До востребования»…

«14.02.42. Почему ты не хочешь, чтобы я писал к тебе на квартиру? А? Пиши скорее ответ».

«02.03.42. Дорогой и милый Аник! Ты очень мало пишешь о себе. Как ты живешь? В твоих письмах все время я читаю о других, а о тебе очень мало. Мне разве не интересно знать, как ты живешь. В одном письме я уже тебя спрашивал, почему ты мне не разрешаешь писать тебе письма прямо на квартиру, а до востребования на почту. Может быть, тебе так удобнее? Напиши мне подробно, как ты живешь и проводишь время».

«06.03.42. Я много пережил, и дороже тебя у меня и не было, а сейчас и нет на свете. Ты у меня одна. Я тебе уже писал, почему ты мне не разрешаешь писать на твою квартиру – я не знаю, – ты до сих пор мне не ответила. Пойми, что ты у меня осталась одна. Больше у меня нет никого».

Видимо, Анну Михайловну возмутили подозрения мужа, и она, похоже, написала ему об этом, но Власова это не успокоило:

«18.03.42. Милый Аник! Ты все же мне не ответила, почему лучше писать тебе до востребования, а не на квартиру? Ну, ничего. Я это просто так. Еще раз крепко обнимаю и прижимаю к своей груди и крепко и много раз целую свою дорогую и милую Аню. Смотри, не волнуйся и не забывай меня. Ладно».

Обманываться тут примирительным тоном Власова не следует. «Ладно» у Андрея Андреевича Власова далеко не всегда «ладно», «просто так» – очень даже не «просто».

Власов не отказывается от своих подозрений, а только делает вид, что отказывается. И молчать он готов, но только потому, что у него уже созрел другой план, он решил переместить супругу со станции «Сорочинской» в родное село на Волге, где она будет находиться под надежным надзором односельчан.

Последние письма Андрея Андреевича к жене почти целиком о переезде…

Есть много косвенных свидетельств, что Власову, хотя это и происходило в трагические дни гибели 2-й Ударной армии, все-таки удалось осуществить свой план перемещения жены в село Ломакино на Волгу. Похоже, что он посылал своего адъютанта Ивана Петровича Кузина на станцию «Сорочинскую», и тот перевез супругу генерала в родное село.

Во всяком случае, 18 июня 1943 года на допросе в НКВД майор Кузин уверенно назвал новый адрес законной жены генерала Власова.

– Настоящая жена Власова, – сказал он, – Власова Анна Михайловна, проживает – Горьковская область, Гагинский район, село Ломакино.

Очень любопытное совпадение…

Анну Михайловну Власову муж определил жить в селе Ломакино Горьковской области. А в самом городе Горьком, как это показал на допросе Кузин, жил в эвакуации последний муж его последней военно-полевой жены – Марии Игнатьевны Вороновой.

Когда Кузин перевез в Ломакино супругу генерала, он – поручение Марии Игнатьевны? – навестил и ее гражданского мужа, Митрофана Логвинова. Во всяком случае, на допросе в НКВД И.П. Кузин уверенно назвал его адрес – город Горький, автозавод, поселок Гнилица, ул. 1 Мая.

Если мы вспомним, что и Агнесса Павловна Подмазенко разместилась в Саратове, слова Власова жене: «Главное – это то, что ты будешь жить недалеко все же от меня», – обретают особый смысл.

Ведь что значит – недалеко от меня?

От волховских болот, где погибала тогда 2-я Ударная армия, возглавляемая отважным и ревнивым генералом Власовым?

Конечно же, нет.

«От меня» тут – это «от меня будущего».

Власов устраивал свою будущую, состоявшую из многочисленных жен семью по-крестьянски расчетливо и удобно для проживания.

Заметим, что упрек майора И.П. Кузина, говорившего, дескать, Власов «был очень щедрый на государственные средства для расходования на свои личные нужды и экономный на свои личные», кажется нам не вполне оправданным.

У Андрея Андреевича Власова было так много жен, что никаких личных средств на них не могло хватить. Тем более что Власов никогда не уклонялся от хозяйственных забот своих супруг, независимо от того, законные это или незаконные – и супруги, и заботы! – были.

Разумеется, тут приходилось проявлять и экономность, и определенную изворотливость.

«14 февраля 1942 г. Дорогая и милая Аля (Подмазенко. – Н. К.), я видел у Чижма[17] два твоих чемодана. Приму меры к отправке их тебе с первой возможностью»…

«2 марта 1942 г. Дорогой и милый Аник (Власова. – Н. К.)! Я прошу тебя, напиши, что тебе нужно к весне, и я тебе все вышлю с попутчиком. Я, наверное, на днях получу для тебя туфли, и еще кое-что я тебе заказал, что поближе от меня»…

«6 марта 1942 года. Дорогая и милая Аня (Власова. – Н. К.)! Ты пишешь, что в посылке не хватило 2 кг весу и что там не оказалось мыла. Это мы виноваты, поэтому всю ругань твою мы принимаем на себя. Получилось так, что у нас весов не было, и мы вес написали на глазок, вот и ошиблись на 2 кг, а мыло мы запаковали во вторую посылку. Боялись, что мыло испортит то, что мы тебе запаковали… Теперь об аттестате… Я аттестат скоро тебе вышлю новый, по которому ты будешь получать деньги, начиная с мая месяца. Милый Аник, ты у меня очень скромна. Я тебя серьезно прошу, напиши мне, хватает тебе денег или нет. Мне, кажется, ты очень много рассылаешь денег родным, в частности и дедушке. Ну, посуди сама – куда ему деньги?»…

И не только деньги и продукты делил между своими женами Андрей Андреевич, но и все свои успехи и радости.

«Дорогая и милая Аличка (Подмазенко. – Н. К.)! Я на днях был у Маруси Чижма. Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа. Сама представляешь, какое мне выпало счастье.

Ты не поверишь, такой большой человек и интересуется нашими маленькими семейными делами. Спросил меня: где моя жена и вообще о здоровье. Это только может сделать ОН, который ведет нас всех от победы к победе. С ним мы разобьем фашистскую гадину».

«Я на днях был у Тани[18] проездом. Меня вызывали туда по делу. Ты не поверишь, дорогая Аня (Власова. – Н. К.)! Какая радость у меня в жизни. Я беседовал там с самым большим нашим Хозяином. Такая честь выпала мне еще первый раз в моей жизни.

Ты представить себе не можешь, как я волновался и как я вышел от него воодушевленным. Ты, видимо, даже не поверишь, что у такого великого человека хватает времени даже для наших личных дел. Так верь, он меня спросил, где у меня жена и как живет. Он думал, что ты в Москве. Я сказал, что далеко, поэтому в Москве и часу останавливаться не буду, а поеду обратно на фронт. Дело не ждет».

«Алик (Подмазенко. – Н. К.)! Ты все же не поверишь, какое большое у меня счастье. Меня еще раз принимал самый большой человек в мире. Беседа велась в присутствии его ближайших учеников[19]. Поверь, что большой человек хвалил меня при всех…»

«Дорогой и милый Аник (Власова. – Н. К.)! Ты не поверишь, как я счастлив. Самый большой человек в мире еще раз говорил со мной в присутствии его ближайших учеников. Какая радость. И представь, из его уст услышал похвалу о самом себе»…

И разве его вина, что там, где обласканный И.В. Сталиным Андрей Андреевич Власов устроил своих законных и незаконных жен, и арестовали их?..

Оттуда и началось странствие по лагерям Анны Михайловны Власовой…

Агнесса Павловна Подмазенко хотя и попыталась затаиться, когда дошли до нее слухи об измене Андрюши[20], но взяли и ее.

А вот Мария Игнатьевна Воронова к мужу в город Горький не поехала, но ее тоже арестовали в белорусском городе Барановичи.

Но это тоже еще далеко впереди…

Удивительно, но столь напряженная борьба за любовь и верность своей законной супруги нисколько не отвлекала Андрея Андреевича от заботы об Агнессе Павловне Подмазенко, готовившейся в Саратове стать матерью его первенца.

«Дорогой Алик! – исповедовался генерал возлюбленной 21 февраля 1942 года, сразу после ее демобилизации из армии. – Многое бы я тебе написал, но помнишь, я тебе однажды говорил, что вот ты сейчас со мной и мы говорим так обыденно, а настанет время, и поговорил бы с тобой, а тебя и не будет. И вот сейчас это время у меня настало.

Многое хочется сказать, а вернее, почувствовать тебя вблизи себя, а тебя нет. Но я прошу тебя – не скучай, не волнуйся и, главное, береги свое здоровье. Ведь ты сама знаешь, что за последнее время ты стала немного нервная…

А мы здесь будем бить фашистскую сволочь и мечтать о нашем хорошем будущем. Мне кажется, оно уже и не так далеко.

Разобьем фашистов – заживем еще лучше, чем в деревушке».

Утешая свою беременную военно-полевую жену, Андрей Андреевич Власов не жалеет сильных слов и не избегает некоторых преувеличений.

«Я тебя жду всегда и, если я для тебя воздух, то ты для меня кислород», – уверяет он возлюбленную 3 марта.

И все бы хорошо, но вот, утешая беременную женщину, проговорился генерал, что «Маруся-повар оказалась на высоте своего дела», и кончилась его спокойная жизнь!

Агнесса Подмазенко, разумеется, не могла постигнуть своим женским умом всю глубину матримониального маневра генерала Власова[21], но тактический промах генерала она уловила мгновенно и сразу различила опасность…

И напрасно теперь Власов пытался усыпить ее бдительность сообщениями о наградах, которые он выхлопотал: «Дорогая Аля! Теперь разреши поздравить тебя с высокой правительственной наградой – медалью за отвагу. Ты теперь обогнала тов. Кузина: он имеет медаль за боевые заслуги, а ты уже сразу получила вторую: „За отвагу“… Кроме того, скоро ожидает тебе и очередное звание… Еще раз поздравляю – ты ее заслужила…».

Напрасно выставлял генерал дымовые завесы вокруг своей новой военно-полевой жены: «Мы живем в маленькой деревушке старым колхозом: я, Маруся, Кузин, Хохлов, Воробьев. Маруся нас не обижает и кормит хорошо. Вот и сейчас стоит тут рядом и просит, чтобы я тебе от нее написал привет, что я и исполняю. Твои приказания все исполняются в точности. За этим следит Кузин. Но дорогой Алик! Все это не то. Я уже неоднократно тебе писал, что ты увезла с собой от нас много веселья».

Ни правительственные награды, выхлопатанные Власовым, ни преувеличенное дружелюбие Марии Вороновой не обманули Агнессу Павловну. Она чувствовала опасность, исходящую от Маруси, и понимала, что Маруся пытается занять или уже заняла место «походно-полевой жены» при ее генерале.

Боевая операция, которую Агнесса Павловна развернула против своей соперницы и изменщика генерала, по изощренности достойна войти в анналы женской мести.

Агнесса Павловна, сообщив обожаемому генералу о рождении у него ребенка (она родила сына), так и не сообщила ему о его поле.

Напрасно Власов штурмовал ее письмами, то грубовато, с наскока: «Привет маме, папе, Юрику и маленькому Андрюше – так что ли?» (26.04.42), то умоляюще, почти капитулируя: «Я волнуюсь. Что у тебя? Сын? Дочь! Не мучь, скорее пиши» (10.05.42), то уже безнадежно-отчаянно, прощаясь навсегда: «Привет и поцелуй маме, папе и Юрику, а также маленькому, не знаю, как его зовут, но знаю, что он очень хороший и любим мной и тобой» (17.05.42).

Напрасно…

Агнесса Подмазенко была неумолима, и, похоже, генерал так и остался в неведении, отцом кого он является.

Но – увы! – и этот первоклассно задуманный и неумолимо осуществленный маневр не принес Подмазенко столь чаемой победы.

Власов не расставался со своими женщинами.

Не расстался он и с Марусей Вороновой.

Была новая спутница Власова на восемь лет старше Агнессы, специальность тоже имела другую – повар. Но это не помешало Марии Вороновой, подобно Агнессе, в самом начале своей армейской службы захватить постель генерала Власова и укрепиться в ней.

С Марией Игнатьевной Вороновой отбыл Власов на Волховский фронт.

С Марией Вороновой отправился в уже окруженную немцами 2-ю Ударную армию.

С Марией Вороновой пытался выйти из окружения, как некогда выходил из окруженного Киева с Агнессой Подмазенко.

Впрочем, рассказ об этом впереди, а пока, завершая рассказ о женщинах советского генерала Власова, скажем, что жизнь Андрея Андреевича на войне была по-мужски яркой и насыщенной.

Хотя, конечно, были в этой жизни не только женщины…

Глава шестая

«Начальнику Главного управления кадров Красной армии.

Генерал-майор Власов сможет быть направлен не ранее 25–26 ноября в связи продолжающимся воспалительным процессом среднего уха. Начальник штаба ЮЗФ Бодин. Зам. нач. военсанупра ЮЗФ Бялик – Васюкевич».

Эта телеграмма была отправлена, когда уже вовсю шло формирование 20-й армии, командующим которой 20 ноября был назначен генерал-майор Власов.

Прогноз докторов оказался неверным.

Власов продолжал болеть и 4 декабря 1941 года, когда закончилось сосредоточение войск, и 6 декабря, когда 20-я армия получила приказ наступать на Солнечногорск.

Не было Власова в армии и 10 декабря, когда войска вышли на рубеж Векшино-Никольское.

И хотя центральные газеты 13 декабря сообщили, что «войска генерала Власова, преследуя 2-ю танковую и 106-ю пехотную дивизии противника, заняли город Солнечногорск», но Солнечногорск 12 декабря 1941 года 20-я армия тоже брала без Власова.

Через полтора года, составляя «Открытое письмо», Андрей Андреевич Власов позабудет о своей болезни.

«После выхода на окружения, – напишет он, – я был назначен заместителем командующего Юго-Западным направлением, а затем командующим 20-й армией. Формировать 20-ю армию приходилось в труднейших условиях, когда решалась судьба Москвы.

Я делал все от меня зависящее для обороны столицы страны. 20-я армия остановила наступление на Москву и затем сама перешла в наступление (Курсив мой. – Н. К.). Она прорвала фронт Германской армии, взяла Солнечногорск, Волоколамск, Каховскую, Середу и др., обеспечила переход в наступление по всему Московскому участку фронта, подошла к Гжатску».

По забывчивости Власов несколько преувеличил роль 20-й армии.

Кроме того, судя по воспоминаниям начальника штаба 20-й армии генерал-майора Л.М. Сандалова, Андрей Андреевич вообще прибыл в армию, только когда та уже вышла на подступы к Волоколамску.

«В полдень 19 декабря в г. Чисмены начал развертываться армейский командный пункт. Когда я и член Военного совета Куликов уточняли на узле связи последнее положение войск, туда вошел адъютант командующего и доложил нам о его приезде. В окно было видно, как из остановившейся у дома машины вышел высокого роста генерал в темных очках. На нем была меховая бекеша с поднятым воротником, обут он был в бурки. Это был генерал Власов. Он зашел на узел связи, и здесь состоялась наша первая с ним встреча.

Показывая положение войск на карте, я доложил, что командование фронта очень недовольно медленным наступлением фронта и в помощь нам бросило на Волоколамск группу Катукова из 16-й армии. Куликов дополнил мой доклад сообщением, что генерал армии Жуков указал на пассивную роль в руководстве войсками командующего армией и требует его личной подписи на оперативных документах.

Молча насупившись, слушал все это Власов. Несколько раз переспрашивал нас, ссылаясь, что из-за болезни ушей он плохо слышит. Потом с угрюмым видом буркнул нам, что чувствует себя лучше и через день-два возьмет управление армией в свои руки полностью. После этого разговора он тут же на ожидавшей его машине отправился в штаб армии, который переместился в Нудоль-Шарино»[22].

20 декабря Волоколамск был освобожден.

В последующие дни немцы предприняли ряд мощных контратак, но все они были отражены.

Наступление на западном стратегическом направлении, завершившееся в начале января 1942 года, было первым серьезным успехом Красной армии в ходе войны. Советские войска вышли на рубеж Селижарово – Ржев – Боровск – Мосальск – Белев – Мценск – Новосиль, отбросив немцев на двести километров от Москвы.

И.В. Сталин, которому до этого приходилось ломать голову, как наказывать генералов, теперь осыпал их наградами, званиями и почестями.

Вместе с другими чествовали и Андрея Андреевича Власова.

«УПРАВЛЕНИЕ ВОЕНТОРГА ЗАПАДНОГО ФРОНТА

29 декабря 1942 г.

С НОВЫМ ГОДОМ.

Командующему армией генерал-майору тов. ВЛАСОВУ

АССОРТИМЕНТ НОВОГОДНЕЙ ПОСЫЛКИ-ПОДАРКА ОТ ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПАДНОГО ФРОНТА

Икра 0,5 кг.

Балык 1,0 кг.

Шоколадный набор 5 кор.

Шоколад 5 плиток.

Какао 2 бан.

Вино 1 бут.

Яблоки 2,0 кг.

Коньяк 6 флак.

Лимоны в сахаре 1 банка.

Папиросы 10 кор.

Мыло туалетное 2 куска.

Паста зубная 2 тюбика.

Одеколон 1 флакон.

Белье простое 2 пары.

Белье шелковое 1 пара.

Свитер 1 шт.

Носки шерстяные 2 пары.

Данная посылка приготовлена по приказанию Военного совета Западного фронта.

НАЧАЛЬНИК ВОЕНТОРГА ЗАПАДНОГО ФРОНТА Интендант 1-го ранга Хотинский».

Икрой, балыком и коньяком награды, разумеется, не ограничились.

Перед Новым годом, 31 декабря 1941 года, газета «Известия» опубликовала на первой полосе статью «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы». Внизу были помещены фотографии девяти отличившихся генералов. Фотография в нижнем ряду запечатлела генерала Власова.

6 января 1942 года Андрею Андреевичу Власову присвоили звание генерал-лейтенанта, 1 февраля наградили орденом Красного Знамени, а 11 февраля он был удостоен персональной аудиенции И.В. Сталина, которая продолжалась с 22 часов 15 минут до 23 часов 25 минут (1 час 10 минут!).

Икра, ордена, балыки, звания и слава доставались Власову, если судить по воспоминаниям Леонида Михайловича Сандалова, за сражения, которые выигрывала армия, пока генерал лечил свое ухо…

И соблазнительно, забегая вперед, провести аналогию с трагедией 2-й Ударной армии, виновником гибели которой тоже был не Власов. А после порассуждать, насколько условна вообще персонификация побед и поражений на войне. Увы… Очень часто успешным становится не тот генерал, который выигрывает сражения, а тот, который умеет приписать себе победу.

Аналогии и рассуждения эти напрашиваются, ибо они отражают реальность военно-бюрократической машины, где и генералы, командующие армиями, порою так же невольны в своих решениях, как и рядовые бойцы.

И все же, понимая это, необходимо удержаться на зыбкой границе обобщения и не впасть в еще большую неправду о войне, чем та, которую долгое время навязывали нам.

Все-таки были и у нас генералы, которые сами, вопреки объективным условиям, вопреки инерции бюрократической машины, определяли исход той или иной операции.

Их было немного, их смело можно назвать исключениями из общего правила, но это именно они сформировали то стратегическое мышление, которое по-настоящему заработало только в сорок четвертом году и которое привело нас к Победе.

Разумеется, московское контрнаступление не давало никакого повода для разговоров о стратегии. Роль генералов, командовавших армиями в этом сражении, когда, навалившись всей тяжестью, километр за километром выдавливали немцев, оттесняя от Москвы, была столь обезличена, что не имело особого значения, кто, Сандалов или Власов, командует армией.

Медленно ползла вперед армия, когда приказы подписывал Сандалов, медленно продвигалась она, когда принял командование Власов. Столь же медленно наступали и другие армии. Скорость иногда увеличивалась, но только за счет вливаемых в армии резервов.

Перед началом Волоколамской операции[23] 20-ю армию усилили двумя стрелковыми бригадами, пятью артиллерийскими полками, двумя дивизиями «катюш», 2-м гвардейским кавалерийским корпусом с танковой бригадой и пятью лыжными батальонами.

7 января Власов утвердил план операции. Армия должна была наступать на Шаховскую в двадцатикилометровой полосе. Начало планировалось на 9 января.

Из-за сильного снегопада авиация не поддержала войска, но 10 января в 9.30 после артподготовки дивизии пошли в атаку и продвинулись вперед на два километра.

11 января – еще на три.

12 января Власов приказал ввести в прорыв кавалерийский корпус, но Жуков отменил его приказ до прорыва обороны на всю тактическую глубину. Только к вечеру армии удалось пробиться на глубину в семь километров.

Но и дальше наступление развивалось столь же мучительно трудно. В день преодолевали не более пяти километров, а 25 января вышли к Гжатским оборонительным позициям и здесь, у «линии фюрера», остановились.