Полная версия
– Да, конечно, уважаемый, я как-то не подумал… – Павел сунул работнику проката карточку «Виза».
– И двести долларов, – радушно заулыбался абориген, – возвратный депозит. Можно наличными. У нас имеется для вас замечательный «Вранглер» – именно та машина, что потребуется вам для путешествия по нашему замечательному острову. Возьмите, пожалуйста, карту острова. Вам объяснить, как добраться до отеля?
Туманов ехал по безумно красивым местам – мимо зеленых джунглей, полян, усыпанных невиданными цветами, мимо причудливых скал – островков лунного пейзажа, как-то странно сочетающихся с буйством окружающей зелени. На востоке осталась покатая гора – местная достопримечательность – потухший вулкан, в недрах которого, если верить путеводителю, временами раздавалось утробное урчание. Качество дороги было вполне приемлемым, но он предпочитал ехать ближе к разделительной полосе – асфальт на обочине представлял волнистую линию, опасно съезжающую в водосток.
Павел остановился на въезде в цветущую долину, проследил за мангустом, перебежавшим дорогу. Зверек прошуршал брюхом по асфальту и юркнул за камень. Туманов обернулся. Попутных машин было немного. С ревом пронеслась старинная каракатица со значком вездесущей «Тойоты». «Замечательный» «Вранглер», который ему подсунули в прокате, оказался не лучшим транспортным средством. Двигатель иногда чихал, разражался приступами кашля, педали акселератора и тормоза имели мертвый ход, старые сиденья неприятно скрипели. Но брутальный бампер и открытый верх машины гасили все эти мелкие неприятности. Он развернул потрепанную карту. Остров Хава был не таким уж маленьким. Очертаниями походил на яйцо, но с изрезанной береговой линией. Городок Барабоа располагался в северной части острова. Аэропорт – в северо-восточной. Хаву окружало множество островков и даже два атолла. Архипелаг Кеараколау. Помимо Барабоа на карте имелось еще несколько населенных пунктов. Он вынул телефон – хорошо, успел подзарядить, пока ждал самолет на Хаву.
– Слушаю, – отозвался Кошкин. Он что-то жевал.
– Приятного аппетита, – пожелал Туманов.
– Принимается, – добродушно отозвался «международный полицейский». – Впервые в жизни ем суп с трепангами и каракатицей и запиваю его безалкогольным эг-ногом – это какая-то жуткая соковая смесь. Если помру от разрыва пищевода, вы знаете, кого винить.
– Вы уверены, что Вердис направляется в Барабоа?
– Да, Павел Игоревич, это единственное, в чем я уверен, поскольку он уже здесь. И мы с Ордынкиным тоже. Долго вам еще трюхать?
– Не знаю… минут двадцать.
– Отлично. Заблудиться не сможете, всюду указатели. Язык не проглотите, когда увидите эту красоту. Ситуация такова, Павел Игоревич. Городок Барабоа состоит из трех улочек, протянувшихся вдоль побережья, и всяких мелких переулков. Первая – Грини-Грин-стрит… по-нашему, что-то вроде «Зеленая-презеленая». За ней Калауа и Ориндж-драйв. Береговая полоса называется «Каваки Бич». Примерно два часа назад объект остановился у отеля «Ахаба» – это на Грини-Грин. Не проедете – аллейку к отелю украшает огромное авокадовое дерево. Снял номер на втором этаже и отправился спать. Я сижу в кафе напротив, ставлю фигуранту мысленный заслон. Здесь уйма всяких заведений, магазинчиков, каких-то эзотерических лавочек, повсюду зелень, люди, так что бельмом в глазу мы не выглядим…
– Он не может удрать через задний ход?
– Исключается. Мы с Серегой уже пошатались по округе. Здание небольшое, всего два этажа. Пожарный выход есть, но с тыла – ограда, увитая плющом, и чтобы оттуда выбраться, нужно обойти здание и по-любому оказаться на аллее, которая у меня перед глазами. А напротив еще один отельчик – называется «Вулкано», думаю, мы с Ордынкиным там и заночуем. Серега проводит разведку местности, скоро должен нарисоваться. Если хотите, можете тоже остановиться в «Вулкано». Или вам по вкусу больше резорты или, скажем, кондоминиумы? Резорты – это большие отели. С бассейнами, парковками и шведскими столами. Один я, кажется, видел на Каваки Бич…
– Разберемся, – сказал Туманов и бросил трубку на сиденье.
Он обещал себе не отвлекаться на пейзажи, сделать вид, что все это старо, серо, скучно, набило оскомину. Но не глазеть на это чудо было невозможно. Подлинный рай, где тепло зимой и летом, где пейзажи меняются с фантастической быстротой, где нет ни змей, ни крокодилов, ни хищных зверей… Он проехал пышную манговую рощу, ананасовую плантацию с фигурками копошащихся людей, зацепил дождевой тропический лес с плантацией гибискусов – огромных желтых цветов, национального символа Гавайев. Остановился на краю леса, заглушил мотор. Невероятно. В воздухе – ощущение неги. Не замечаешь, как впадаешь в нирвану – состояние освобождения от страданий и забот. Лианы свисали до земли, плотным ковром простирались причудливые папоротники, пестрели невиданные цветы и ягоды. В полной тишине над опушкой леса кружили гигантские пестрые бабочки и крохотные птицы. Он закрыл глаза, выбираясь из плена ложного покоя, хрустнул трансмиссией…
Заголубела изрытая волнами поверхность океана. Показалась череда скал и черный пляж под скалами. Павел подъехал ближе. Песок действительно был черным. А почвы в пустотах между скалами – красными. По океану катились длинные ленивые волны с мелкими барашками. И вдруг пропали скалы, берег превращался в тропический сад с пальмами и орхидеями. Волны беззвучно накатывались на отлогий пляж, а песок здесь был уже не черный, а практически белый. Шевелили метелками пальмы, склоняясь к воде. Показались причалы со стройными рядами пришвартованных яхт, разноцветные крыши, утопающие в тропической зелени.
Он ехал по засаженной цветами Грини-Грин, зачарованно вертел головой. Неприхотливые дома из базальтового камня чередовались зажиточными белокаменными особняками. Идеальная чистота, ни соринки. Буйство красок, улыбки прохожих. Машины еле ползли – водители в этом раю никуда не спешили. В стороне, возможно, на Калауа или Ориндж-драйв, просматривались относительно высокие здания из стекла и бетона – очевидно, местный деловой центр. Не заметить авокадовое дерево было трудно. Под ним фотографировалась стайка японцев. Туманов припарковался у следующего здания в колониальном стиле, табличка на котором извещала, что в XIX веке здесь размещался миссионерский дом, а позднее – протестантская миссионерская школа. Перешел дорогу, цепляя на нос черные очки, двадцать шагов по тротуару и наверх – по истертым деревянным ступеням. Заведение «решетчато-деревянного» типа. Ресторан «Lava Java» – извещала очередная вывеска. Обыкновенные деревянные столики, плетеные кресла. Двое парней в гавайских рубахах с любопытством смотрели на его восхождение. Помимо данных обладателей славянских физиономий здесь было только двое клиентов – престарелых и разморенных, клюющих носами в одинаковые газеты «Sandwich Island Gazette».
– Ну что, ребята, примерно такими я вас и представлял.
– Разгильдяями? – подмигнул худой черноволосый Кошкин – с носом типа «кнопка» и смеющимися глазами. Парень был резок в движениях – вскочил, сунул руку для приветствия. Второй был плотнее, степеннее, русоволос. Он отставил чашку с кофе, вытер руку о салфетку и тоже протянул.
– Соблюли приветственный ритуал, – ухмыльнулся Ордынкин. – Я вас тоже представлял примерно таким. Присаживайтесь, Павел Игоревич. Рады знакомству.
– Кофе пьем? – покосился на чашку Туманов. – Командировочные проматываем?
– А мы есть уже не можем, – рассмеялся Кошкин. – Усиленно рекомендуем, Павел Игоревич. Волшебный напиток. Хорошо восстанавливает цвет лица, а то вы у нас сегодня какой-то зеленый. Кофе кона – местная знаменитость. «Эндемик» своего рода. Родом с острова Мауи, рецепт неизвестен, но чувствуется вкус грецкого ореха. Сами заказывайте – дорогое удовольствие.
– Успею еще. – Туманов сел в плетеное кресло, с наслаждением вытянул ноги, покосился на щебеночную аллею через дорогу, ведущую к помпезному крыльцу двухэтажного особняка, при строительстве которого явно использовали «архитектурные излишества». – Новостей нет?
Работники Интерпола – а им обоим было едва за тридцать – внимательно его рассматривали. Павел снял очки.
– Так лучше?
– Прекрасно, – кивнул Кошкин. – Не забудьте позвонить Дине Александровне – она волнуется. Или позвонили уже? Ладно, не наше дело. Прививку против желтой лихорадки сделали? Нет? Мы тоже. Итак, давайте к делу. Признаемся честно, нам несколько непонятна ваша роль в этом деле, но Федор Максимович намекнул, что мы обязаны вас потерпеть. А еще намекнул, что у вас большой опыт, и если ситуация станет критической, мы можем рассчитывать на ваши услуги. В «Вулкано» был единственный свободный номер, так что, увы, Павел Игоревич, вам придется искать другое убежище.
– Не беда, – пожал плечами Туманов, – найду другое.
– В городке всего три гостиницы, – сказал Ордынкин. – К Вердису в «Ахабу» вы не пойдете. Остается «Черепаха» на Килауа. Есть еще резорт и кондоминиум на Каваки Бич, но это как-то… примитивно, что ли. Там вы будете у всех на виду. И цены в резорте выше. Двести долларов в сутки вас обрадуют? А в городских гостиницах – по сто пятьдесят…
– Разберусь, – повторил Туманов.
– Небольшая справка для чайников, – сказал Кошкин. – Ценники в магазинах не включают налог на добавленную стоимость. Придется доплачивать восемь процентов от стоимости товара. Будьте к этому готовы, а то попадете в стыдливую историю.
– А вы неплохо подготовились, – заметил Туманов.
– А мы не такие уж разгильдяи, – ответил Ордынкин. – Во-первых, мы недавно освоили азбуку и всю дорогу, пока летели, знакомились со здешним Эдемом. Во-вторых, мы уже три часа тут бананы околачиваем…
– И не сказать, что совсем уж безрезультатно, – вступил в разговор Кошкин. – Вердис снял номер на трое суток и пускаться в бега, похоже, не намерен. Мы уверены на сто процентов, что слежку он не чувствует. Ему и в голову не придет, что кто-то потащится за ним на край земли. Потеряем – не повод для паники. Вернется. Убраться с архипелага Кеараколау он сможет только самолетом, а местные ребята, связанные с Интерполом, об этом сообщат. К сожалению, привлечь полицию мы не можем. По слухам, архипелаг контролируется некоей мафиозной структурой, и здешние полицейские могут совмещать служение закону со служением еще кому-то. А связан ли «еще кто-то» с нашим приятелем Вердисом, нам неизвестно. Ваши планы, Павел Игоревич?
– Вердиса следует изолировать от общества. Навсегда, – проворчал Туманов. – Как вы этого добьетесь, меня не колышет. Но если вам улыбнется неудача, я его просто убью.
– Он вам что-то сделал? – помедлив, спросил Кошкин.
– Вы не знаете?
Интерполовцы переглянулись и дружно пожали плечами.
– А должны?
– Вот и прекрасно. Считайте, что имею к Вердису личный счет. Ладно, парни, – Туманов посмотрел на часы, – тащите службу, а я пойду искать прибежище. Всегда на связи.
Он очнулся в пять часов по местному времени, вывалился из кровати, начал с ужасом представлять, мимо чего со стуком и лязгом пронеслась жизнь. Вроде все в порядке, два часа проспал. Тихо гудел кондиционер, в окно царапалось ветвистое тропическое дерево с иглообразными листьями. Лужайку под отелем нарядно обрамляли геликоновые заросли – листва кустарника была похожа на разросшийся цветник. На корточках перед кустарником возился с ножницами какой-то парень с пышными черными волосами. Туманов недоверчиво осмотрелся. Номер далеко не президентский, но уютно. Три часа назад он загнал арендованный джип на парковку перед «Черепахой» и, к вящей радости, узнал, что со свободными номерами все в порядке. Словосочетания «все включено» в этой части света не знали. Номер стоил сто семьдесят в сутки, и проходящий мимо постоялец, сделав заговорщицкое лицо, прошептал с прибалтийским акцентом, что это невероятно дешево. С этим парнем он позже встретился в суши-баре через дорогу. Заведение принадлежало престарелому японцу, и, видно, в знак протеста против поражения во Второй мировой войне меню не было переведено на английский.
– Там картинки есть, – подсказал уроженец Балтии. Он сидел с блондинкой за соседним столиком и отдавал должное разноцветным роллам. – Нарисованы весьма специфично, с претензией на абстракционизм, но это лучше, чем решать иероглифы. Только не советую мано. Это стейк из акулы. Блюдо, в принципе, съедобно, но обладает аммиачным привкусом, который нравится не всем. Вы же не хотите провести свой отпуск в туалете? А вот филе рыбы-меч вполне даже пикантно и вкусно. Мы вчера ели.
Они разговорились. Туманов представился гендиректором небольшой киевской фирмы, вырвавшимся в законный отпуск и отчаянно ищущим спасения от суеты популярных курортов.
– О, это то, что вам надо, – обрадовался новый знакомый, представившийся Айваром (а когда представлялся, со смехом сообщил, что он тоже гендиректор небольшой фирмы, только не киевской, а рижской). – В Барабоа вы найдете все удовольствия и не озвереете от толкотни, что творится на Оаху и Большом острове.
– Не все удовольствия, – фыркнула блондинка, – казино тут нет.
– А их нигде на Гавайях нет, – парировал Айвар. – Азартные заведения – это в Вегасе, дорогая. Или в Атланте. Если хочешь, в августе съездим. А на Кеараколау ловят жемчуг, добывают кораллы, здесь отличные места для дайвинга и снорклинга. Вы знаете, Виталий, что такое снорклинг? Это когда берете напрокат маску, ложитесь на воду задницей вверх, плаваете и смотрите в море, как в телевизор. А там такое показывают… Главное не переусердствовать, а то спина сгорит. И не забудьте купить рифовые тапочки и специальные перчатки. Время пролетит незаметно, уверяю вас. А вечером приятно пройтись по Каваки Бич. Там множество сувенирных магазинов, ресторанчиков, аборигены исполняют свою знаменитую хулу – забавный полинезийский танец. Местные дарования распевают под укулеле – это такая крохотная гитарка, которую почти не видно… Мы с Вией тут уже неделю, и то всего не видели.
– Неделю? – удивился Туманов, украдкой посматривая на мучнистое лицо блондинки.
– Не обращайте внимания, – отмахнулась дама. – Кожа такая. Пигмента не хватает – вот ультрафиолет и не впитывается. Но долго лежать на солнце не могу – тошнит, голова кружится, в общем, похоже на непорочное зачатие.
Простились, как старые приятели. Айвар не преминул похвастаться – постучал ногтем по кроссовке и сообщил, что купил обувку в Гонолулу, в ее подошву вмонтированы шагомер и кардиодатчик. Всего шестьсот долларов. Сыто срыгивая, латыши побрели в сторону набережной, а Туманов вернулся в гостиницу. Внимание привлекла занятная сценка. Странная парочка поднималась по лестнице. Статный юноша лет восемнадцати, с большими глазами, шелковистыми черными прядями – явно из местных – держал под локоток белую даму глубоко за сорок – с помятым лицом и впалыми щеками. Остатки сексапильности дама еще не растеряла. Она смотрела на юношу влюбленными глазами и костлявыми пальчиками поглаживала его утянутое джинсами мягкое место. А тот что-то говорил в превосходной степени (очевидно, пел оду ее немеркнущей красоте) – его английский был неплох, но несколько небрежен. Туманов пропустил «влюбленных», стал медленно взбираться следом. Парочка остановилась под дверью в глубине коридора. Юноша забрался партнерше в «зону бикини», дама разомлела, парочка слилась в страстном поцелуе. Юноша толкнул дверь. Женщина скользнула затуманенным взором по Туманову, и вдруг в ее глазах мелькнуло что-то осмысленное. Она втолкнула юношу в номер, внимательно всмотрелась в незнакомца и вдруг подмигнула. «О нет», – подумал Туманов. Женщина скрылась в номере.
– Сеньора Лучана, «пума» хренова, – прозвучало за спиной на безупречном русском. Туманов вздрогнул. Мимо прошла, виляя бедрами, худая девица в короткой юбке, в очках и с какими-то «взбитыми сливками» на голове.
– Не знаете, кто такие «пумы»? – она скользнула по нему глазами. – Это тетки за сорок, которые жаждут секса с мальчиками. Платят им большие деньги, а те их жучат во все доступные места и восхищаются, что ничего красивее в жизни не жучили. Тьфу. Эта старая табуретка и на вас, кстати, глаз положила, заметили? – Девица хихикнула и отправилась дальше, виляя бедрами так, что едва не касалась ими противоположных стен.
Туманов с недоверчивым видом помотал головой – чего, мол, не услышишь. Пихнул дверь коленом и вошел в номер. Очнулся через два часа…
Позвонить любимой женщине он так и не удосужился. Был разморен, ленив, когда без стука в номер вторглась та самая девица в «профессорских» очках и сказала:
– Кстати.
– Ничего и не кстати, – проворчал Павел. Он слышал про такое понятие: русские Гавайи. Но чтобы так прямолинейно…
– Моя территория, красавчик, – без обиняков заявила девица и угрожающей походкой направилась к кровати, где Туманов отдыхал после праведных трудов, – отель «Черепаха», ночное заведение «Мокаку» в конце Килауа, клуб «Розетт» – но там полиция зверствует… Ты откуда такой красивый взялся?
– Слушай, давай позднее? – взмолился Туманов. – Безумно счастлив встретить на Гавайях русскоязычную труженицу эротического фронта, но дай, пожалуйста, отдохнуть.
– Ты считаешь меня проституткой? – нахмурилась девица.
И сделала такое лицо, словно собралась выхватить «кольт» из подвязки и изрешетить хама.
– Считаю, – проворчал Туманов. – Посмотри на себя в зеркало. Напомнить, что такое проституция? Секс за деньги с неинтересными мужчинами…
– А если с интересными? – Девица села на краешек кровати, забросила ногу на ногу и беззлобно щелкнула его по носу. – Могу сделать скидку. У твоей покорной служанки, между прочим, гибкая система скидок для тех, кому за… – девица задумалась, – за тридцать. Не волнуйся, я тебя не ограблю. Не могу же я гадить в собственном… скажем так, офисе. Презерватив имеется?
– Нет, – обрадовался Туманов.
– Ничего, все свое ношу с собой, – девица взгромоздила на колени увесистую дамскую сумочку и стала в ней рыться. Потом сняла очки, ловко вынула невидимую шпильку из волос, и они рассыпались по плечам. Сердце екнуло. Ее глаза колыхались в непосредственной близости – огромные, влажные, насмешливые. Умелые пальчики заскользили по местам, прикосновение к которым не оставляет большинство мужчин равнодушными. Пришлось признать, что путана относится с душой к своему не столь оригинальному ремеслу. А впоследствии признать, что и с фантазией. Ласки стали смелее, экономный топик, прикрывающий второй размер, куда-то испарился… и покатилась буйная головушка. Поначалу он помнил, что они вытворяли – вернее, что девица с ним вытворяла. Попутно она рассказывала о себе, что зовут ее звучно и эротично – Виктория, что много-много лет назад (а точнее, четыре года) скромная выпускница минского факультета журналистики приехала отдыхать на Гавайи. Встретила парня умопомрачительной красоты, от которого залетела, но брак и беременность не задались, жених послал ее на панель, и покатилась Вика по наклонной. Сколько слов в рассказе было истиной, а сколько ложью, Туманов предпочел не уточнять. Бизнес у Виктории вполне стабильный, «зона ответственности» не такая уж обширная, рабочий день не в тягость, остается время для себя любимой, поскольку сутенер у нее не фанат работы и, как все полинезийцы, страшно ленив. Когда Павел прошептал, что больше не может, девица заявила, что это поправимо, порылась в своей волшебной сумочке и извлекла небольшую плоскую емкость. Отхлебнула (или сделала вид, что отхлебнула), поднесла горлышко к губам партнера. На резонный вопрос, что за гадость, девица объяснила, что это эликсир любви и хуже не будет. Туманов поплыл по сложным галлюцинациям. Отношение к жизни и собственной безопасности становилось пофигистическим. Он смутно помнил, что они опять занимались любовью, «разыграли угловой» на вместительном кресле в углу под окном. Хватило сил слабым голосом поинтересоваться, что это было.
– О, это гвоздь программы. Здесь все такое пьют, – непринужденно отозвалась Вика. – Полинезийский национальный напиток кава. Дурманящее зелье из корня дикого перца.
– Как мило, – прошептал Туманов твердеющими губами. – В России проститутки практикуют клофелин, на Гавайях – каву…
Он очнулся на закате – как на том свете. Голова не просто болела – она рвалась и теряла кусочки. В горле царила конюшня. Остатки видений, как обрывки красного знамени, летали перед глазами. Суставы скрипели. Проститутка пропала – это они умеют. Первым делом он проверил наличность в карманах брюк. Исчезли ровно сто долларов – какая потрясающая честность. Павел с ужасом уставился на пять использованных презервативов, которые проститутка, не лишенная чувства юмора, сложила под кроватью в виде озорного «смайлика». Застонал, полез под душ. Настала ремиссия – но не такая, чтобы возрадоваться жизни. Он намыливал пеной заросшие щеки, когда задергался мобильник. Пришлось бежать в номер, путаться в полотенцах, танцевать в натекшей луже.
– «Ах, маменька!» – вскричала графиня и упала без чувств, – с выражением продекламировала Дина. – Туманов, ты безобразно пьян!
– Зато жив, моя сладкоголосая сирена, – с безупречной логикой прохрипел Павел. – Прости, родная, до последнего момента собирался тебе позвонить…
– Не могу поверить! – стенала Дина. – Сколько баянов на эту тему порвали! Ты каким грехам там предаешься, горе мое луковое?
– В данный момент я предаюсь греху бритья, – не покривил душой Туманов. – А вообще я залегаю на глубине – как платина. Осматриваюсь помаленьку, занимаюсь организацией быта…
– И наконец-то у тебя это стало получаться, – отрубила Красилина. – Твой голос – лакмусовая бумажка, родной. Мне кажется, твои грехи гораздо тяжелее, чем пытаешься представить. Знаешь, Туманов, когда-нибудь я тебя прибью, и будет очень неловко. Ладно, выкладывай свою версию событий. И не забывай, что нас подслушивает половина земного шара.
Павел выдавил, что над Гавайями безоблачное небо, операция продолжается и он всегда рад слышать ее голос. Беседа с родным человеком полностью выбила из колеи. Он куда-то пошел, но вместо ванной оказался в коридоре и потрясенно уставился на «дикую пуму» сеньору Лучану, которая в обтягивающих лосинах проходила мимо его двери. «О нет!» – Павел схватился за сползающее с талии полотенце. Глаза бальзаковской дамы вдохновенно заблестели. Она вздохнула – глубоко. И с шумом выпустила воздух.
– Виноват, исправлюсь, сеньора, – просипел Туманов и захлопнул дверь. Приложил к ней ухо. Дама за дверью постояла немного, как бы раздумывая, имеет ли смысл постучать, затем продолжила движение.
– Ну полный пипец, – прошептал Туманов.
Забился телефон, Павел все же поскользнулся в собственной луже и сломал стул.
– Отдыхаете? – деловито осведомился Кошкин.
– По крайней мере пытаюсь, – честно признался Туманов.
– Голосок у вас какой-то… – засомневался Ордынкин. – Докладываем, Павел Игоревич. Вердис заказал по телефону в номер шампанское и бабу. Несколько минут назад заказ доставлен. На двери висит табличка «Не беспокоить». Так что можете отдыхать – думаю, до утра.
– Да, с голосом у вас непорядок, – согласился Кошкин. – Простудились на морозе?
– Спал я…
– Счастливый вы. А у нас Шандырин с телефона не слезает, не дает поспать на работе. Требует форсировать слежку, доложить о связях Вердиса и не тянуть с его задержанием. Группа сотрудников МИ-6, которой доверена высокая миссия зачитать подозреваемому его права, уже сидит на чемоданах в Хитроу и ждет отмашки. А тут, блин, шампанское, романтическое свидание…
– Какая она из себя? – спросил Туманов. – Худая, высокая, в очках?
– Ни слова не угадали, – хихикнул Ордынкин, – полная и никаких диоптрий. И такая, проше пана, маленькая – что проще перепрыгнуть, чем обойти. У Вердиса сильные представления о женской красоте. А почему вы спрашиваете?
– Понятия не имею…
– А вы неплохо проводите время, – обнаружил Кошкин. – Эх, нам бы так. А то с нашими командировочными, которые хорошо видны в ультрафиолете… Сейчас бы на боковую, девушку под мышку, а утром на пляж – да чтобы никакой работы.
– Ага, и рояль в гостиную, – хмыкнул Ордынкин. – Кстати, будьте осторожны, Павел Игоревич. Если будут предлагать попробовать некую каву, ни за что не соглашайтесь – какие бы яркие впечатления ни обещали. Дерзкое зелье. Об этом подробно было написано в памятке для туристов, отъезжающих на Гавайи…
Побочные последствия применения «традиционного полинезийского напитка» были непонятными – проснулся зверский голод. С наступлением темноты Туманов забрался в уютный ресторанчик национальной кухни в тридцати шагах от гостиницы и начал заказывать все подряд. Салат из авокадо с повышенным содержанием майонеза и кетчупа, суп-лапшу с кальмарами, свинину, запеченную на пару с душевным названием лау-лау. В качестве десерта выбрал гавайский фруктовый пудинг и ананасы в пивном кляре. На заверения официанта, что посетителю надо непременно попробовать «фирменные» жареные бананы и ананасовые оладьи с мороженым, ответил вежливым отказом. Остаток вечера прошел в чинном спокойствии. Он ел и не мог остановиться.
