Повелители волков

Мальчик послушно кивнул и поторопился исчезнуть. Он был впечатлителен, как все дети, и этот засушенный старик казался ему скорпионом, готовым нанести удар своим жалом в любой момент. Особенно пугали Ксеркса глаза Тирибаза – неподвижные и холодные, как горный лед.

При виде Тирибаза спартанский царь насторожился. Ему, как и Ксерксу, был неприятен этот старик, но положение Тирибаза при дворе Дария заставило Демарата любезно улыбнуться и изобразить легкий поклон. В ответ Тирибаз тоже поклонился, даже ниже, чем требовалось по этикету, и Демарат насторожился – такое поведение одного из всесильных начальников тайной стражи не предвещало ничего хорошего. Спартанец пытался оставаться спокойным, но ему не удалось скрыть волнение, и Тирибаз мысленно рассмеялся – даже храбрец, способный идти на смерть без сомнений и колебаний, пасует перед тайной службой. Невидимая угроза вызывает больший страх, нежели видимая опасность.

– С твоего позволения, нам нужно поговорить, царь… – Тирибаз был сама любезность.

– Я слушаю, уважаемый Тирибаз.

– Третьего дня наши люди поймали одного грека… ионийца. При нем нашли отравленный индийский кинжал и большую сумму денег. От яда, которым смазан клинок, нет противоядия. Достаточно легкой царапины, чтобы наступила неминуемая смерть.

– Какое отношение этот иониец имеет ко мне?

– Прямое. Он вез кинжал и деньги человеку из твоей свиты. Догадываешься, зачем?

– Догадываюсь… – Демарат крепко стиснул зубы; похоже, Клеомен решил подстраховаться, не очень надеясь на дельфийского оракула.

– Ты уж прости нас, что мы сделали это без твоего согласия, но человека из твоей свиты мы тоже взяли. Чтобы не успел сбежать. А уж как ты там с ним управишься, то не наше дело. Он находится под замком, и твои люди могут забрать его в любое время. Если хочешь его поспрашивать, можем посодействовать. У нас есть большие мастера заплечных дел.

По лицу Тирибаза нельзя было понять, что тот думает. А он в этот момент вспоминал, как допрашивали несостоявшегося убийцу царя Демарата – конечно же упустить столь ценную информацию о состоянии дел в Спарте и Аттике тайная стража не могла. Тем более что изменник оказался не простым человеком, а принадлежал к спартанской знати и был хорошо информирован. Тирибаз мысленно рассмеялся; оказывается, лакедемоняне не такие уж и твердокаменные, как о них говорят. При виде раскаленного прута человек из свиты Демарата заговорил взахлеб, и выложил все, что знал и что не знал.

– Прими мою благодарность, уважаемый Тирибаз, – сердечно сказал Демарат. – Я перед тобой в долгу.

– Что ж, у тебя есть возможность отдать долг… – Тирибаз посмотрел прямо в глаза царю Спарты. – Прямо сейчас.

– Если это не будет противоречить моим понятиям о чести и достоинстве, – сухо ответил Демарат.

«Ох уж эти честняги! – скептически подумал Тирибаз. – Не мешало бы тебе, царь, вспомнить, с чего начался твой конфликт с Клеоменом. Ты оклеветал его, выставил на посмешище. Где тогда была твоя честь? Наверное, спала. А теперь вдруг проснулась. Чудеса, да и только…»

– Ни в коем случае! – с горячностью сказал Тирибаз. – Просто нужен твой совет.

– Совет – это пожалуйста… – Демарат, ожидавший какого-то подвоха, расслабился и облегченно вздохнул.

– Но ты должен дать его самому царю царей…

Демарат поежился, словно ему вдруг стало зябко. Дарий редко прислушивался к советам, тем более, чужеземцев. Он был очень недоверчив и скрытен и считал, что самый лучший советчик – это собственный ум, трезвый и холодный. А уж интриги Дарий распознавал за парасанг[44]. Похоже, Тирибаз как раз и затевал какую-то интригу. Но назад ходу уже не было – долг платежом красен.

– Захочет ли он выслушать меня, – с сомнением сказал Демарат.

– Захочет, – уверенно сказал Тирибаз. – Тем более что совет твой будет касаться толкования некоторых эллинских законов, в которых ты большой дока… – И он передал Демарату пожелания царицы Атоссы. – Не сомневаюсь, что она попросит тебя об этом лично, но ты должен быть готов к разговору. Ксеркс никогда не забудет о твоей услуге, поверь. Всего несколько слов, сказанных вовремя и по делу, могут сослужить тебе большую службу в будущем.

На том они и попрощались. Демарат со сдержанной радостью, – поговорить с Дарием! всего лишь! какие пустяки… – а Тирибаз с чувством честно исполненного долга. Теперь в этой придворной интриге пусть участвуют другие (естественно, под контролем тайной службы), а его дело – сторона.

Царский прием с небольшими перерывами длился почти до самого вечера. А затем начался долгожданный пир. Сытное угощение получила и армия. Долгожданный Новруз наконец вступил в свои права.

Глава 5

Ольвийская харчевня

Кто в Нижнем городе не знает харчевню-капелею Фесариона? Расположенная в гавани, она привлекала к себе не только матросов и гетер, но и вполне приличных граждан. У Фесариона всегда можно было узнать последние новости, посудачить о делах житейских, а то и устроить политический диспут, благо хватало и оппонентов, и благодарных слушателей.

Фесарион появился в Ольвии не так, как основная масса колонистов, которые тащили с собой разное барахло, – нужное и не очень – вместе с домочадцами, рабами и даже живностью, будто плыли в совершенно дикие края, где сплошная пустыня. Фесариона доставила в ольвийский порт изрядно потрепанная галера, и он высадился на берег в рваном платье и с одной котомкой на плечах. Подтвердив в магистрате, что он вольный человек, Фесарион какое-то время перебивался случайными заработками, а затем вдруг купил у одного престарелого ольвиополита, возжелавшего умереть в родных краях и уехавшего в Милет, участок земли в Нижнем городе.

Купив землю, Фесарион размахнулся не на шутку. Он построил самую большую харчевню, и не только в масштабах Ольвии, но и других греческих колоний. Мало того, он усовершенствовал свое дело, добавив к харчевне еще и несколько жилых помещений. Две комнаты занимал он сам, а остальные служили гостиничными номерами для приезжих. Это было необычно, и харчевня-капелея Фесариона сразу же начала процветать, так как комнаты у него снимали в основном купцы, и платили они не скупясь.

Посвистывая, Ивор шел по Ольвии. Он направлялся в харчевню-капелею Фесариона с важным заданием хозяина – отыскать двух вольноотпущенников. Их звали Кимерий и Лид. Собственно говоря, настоящих имен этих двух проходимцев никто не знал; Кимерий и Лид были прозвищами. Первый был сыном киммерийца и женщины из племени скифов, а второй родился в Лидии, но вряд ли был чистокровным лидийцем. Как они попали в рабство, про то история умалчивает, так же, как и то, за какие заслуги получили вольную. Но дальнейшие «подвиги» Кимерия и Лида были хорошо известны ольвиополитам.

Обычно осень и зиму они проводили в Ольвии – отсыпались, пьянствовали и буянили. А с весны уходили на промысел – били в лесах возле Борисфена дичь и разного зверя. Мясо оленей и диких лошадей-тарпанов они солили и вялили, чтобы потом продать на Торжище Борисфенитов, а шкуры пушных зверей сдавали Алкиму, который имел от этих сделок неплохую прибыль.

Алким знал, что Кимерий и Лид возвратились в Ольвию, и не с пустыми руками – землевладелец уже успел продать пушнину заезжему купцу из метрополии. Но вот где их можно отыскать, Алким понятия не имел. Сначала он послал на поиски раба, совершенно бестолкового малого, который знал двух приятелей в лицо, но тот пришел навеселе и лишь руками разводил – не найти их, никак не найти. Ольвия была как будто и небольшой, тем не менее людей в ней хватало, и затеряться среди этого многолюдья не составляло особого труда. Особенно если залечь в какой-нибудь землянке на окраине с несколькими кувшинами доброго вина.

Тогда Алким с некоторым сомнением обратился к Ивору – тот не был знаком с Кимерием и Лидом.

– Ты не беспокойся, хозяин, – с неизменной улыбкой уверенно ответил Ивор. – Немножко серебра в мой кошелек, и я тебе доставлю их тепленькими.

Алким покривился, будто съел кислое яблоко-дичок, повздыхал, и полез в кошелек – при всех достоинствах Ивор оказался парнем не промах. Конечно, плату за основную работу он получал небольшую, но когда дело касалось каких-либо поручений на стороне, землевладелец хватался за сердце – Ивор бесцеремонно брал в три раза дороже, чем другие. Спорить с ним на эту тему было бесполезно. «Хозяин, у тебя куча слуг. Почему бы им не заняться этим делом?» – говорил, безмятежно посмеиваясь, Ивор.

«Потому!» – мысленно отвечал сердитый Алким… и отсчитывал требуемую сумму; он точно знал, что Ивор исполнит его поручение в лучшем виде.

Ивор догадывался, где можно найти двух проходимцев. Ни один из обитателей ольвийского «дна», когда у него появлялись деньги, не проходил мимо капелеи Фесариона. Знал юноша и зачем они понадобились Алкиму. Похоже, именно их его хозяин хотел сосватать на роль проводников армии царя Дария.

В харчевне Фесариона в этот утренний час было не очень людно. Полуночники все еще спали, а те, кто трудился в поте лица своего, уже работали. В порту скрипели лебедки, свистели и кричали надсмотрщики, матросы крепили груз на палубах, вспоминая на разных языках всех богов, притом не всегда в превосходной степени, а купцы препирались с таможенниками, которые не прочь были выдоить из них лишнюю монету.

Из рыбозасолочных сараев, где от зари до зари копошились худые и мрачные рабы, доносилось зловоние соленой рыбы, к этим запахам примешивался дым с коптилен и запах мочи, – неподалеку от заведения Фесариона находился общественный туалет – но это никак не сказывалось на аппетите посетителей харчевни. Их обоняние было привычным к смраду; оно закалилось на рыбном соусе, который был любимой приправой греков, и в частности ольвиополитов.

Не добавлял приятных запахов и общественный туалет. Его построили на деньги богатых граждан по римскому образцу – в Ольвии было немало тех, кому довелось побывать в Риме, особенно представителей купечества. Конечно, ольвийский туалет не шел ни в какое сравнение с римским; в нем не было мраморных сидений, украшенных резьбой, и вода для смыва не была проточной (в Ольвии ее привозили рабы-водовозы в больших бочках), но рядом с лотков продавали куски мягкой губки на палочке для нужного дела, точно как в Риме, и это обстоятельство вызывало у членов магистрата чувство гордости.

Ивор зашел в харчевню-капелею и огляделся. Подслеповатые окошки давали мало света, а два жировых светильника теплились только на раздаче, возле термополия, – Фесарион, несмотря на хороший доход, был человеком экономным. Привыкнув к полумраку, Ивор наконец различил в дальнем углу спящую гетеру (она сидела на скамье, уронив голову на стол), поближе к выходу расположились скифы-гиппотоксоты, городская стража, сменившаяся после ночного дежурства, а возле одного из окон бражничали матросы, судя по одежде, фессалийцы. Их корабль был одним из последних в этом году – вскоре должны были начаться осенние шторма, и навигация замирала до следующего лета.

Увы, Кимерия и Лида в харчевне не было. Досадно, подумал Ивор, и обратился к Фесариону, который сумрачно глядел в оконце, подперев массивный подбородок своими кулачищами:

– Мое почтение, уважаемый Фесарион!

– А, это ты… Приветствую тебя, Ивор.

Судя по всему, они были хорошо знакомы.

– Что загрустил? – спросил Ивор, усаживаясь за стол.

– Зима скоро…

– Тебе-то что? В харчевне и зимой не протолкнуться.

– Так-то оно так, да не совсем. Зимой у меня столуется одна голытьба, что с нее возьмешь? А летом и осенью в харчевню заходит народ богатый, часто – купечество, кошельки у них полны серебра и золота, заказывают мясо и рыбу, дорогие вина…

– Не нуди, за сезон ты зарабатываешь вполне достаточно, чтобы потом целый год не бедствовать.

– А ты считал мои деньги? – огрызнулся харчевник.

– Недолго и сосчитать, – ответил Ивор и, заметив, что Фесарион недовольно нахмурился, поспешил добавить: – Но я рад, что дела у тебя идут отлично. И потом, всем известно, что лучше харчевни в городе не найти. У тебя можно и сытно покушать, и время приятно провести. Слава о твоем заведении ширится, тебя уже знают не только в полисах на берегах Понта Эвксинского, но и за морем.

– Твои бы слова да в уши богов, – проворчал Фесарион, стараясь не выдать, что слова Ивора для него как елей на душу. – Будешь что-нибудь заказывать? У меня есть отличное хиосское. Берегу это винцо только для хороших людей.

– Обязательно закажу. Вино в первую очередь… – «Гулять так гулять! – подумал Ивор. – За все платит Алким». – А еще поджарь мне рыбку, да побольше. Так, как только ты один умеешь. Но не доверяй это дело Санапи! Похлебки она варит потрясающе вкусные… когда находится не в «хорошем настроении», однако рыбу жарить не умеет.

«Хорошее настроение» у помощницы Фесариона, которую прозвали Санапи, случалось тогда, когда она была на изрядном подпитии. Собственно говоря, ее прозвище говорило само за себя. Она были скифянка, из вольноотпущенниц, а Санапи в переводе со скифского языка значило «выпивоха».

– Сделаем тебе рыбу, – пообещал Фесарион и принялся священнодействовать у плиты.

Тем временем появилась Санапи и по указанию харчевника принесла Ивору кувшин хиосского вина, родниковую воду и килик[45]. Она игриво повела плечами и посмотрела на юношу такими загадочно-прозрачными глазами, что тот несколько смешался. Санапи никак нельзя было назвать дурнушкой, только раньше она, что называется, светила ребрами (жадный Алким никогда не кормил рабов досыта – в основном чечевичной похлебкой и ячменными хлебцами, а зимой даже желудями), но в харчевне округлилась и стала как наливное яблочко.

– Вино разбавить? – спросила она, будто невзначай прижавшись к нему крутым бедром.

Ее вопрос был отнюдь не праздным. Вино греки обычно смешивали с водой в отличие от варваров, которые пили дар Диониса неразбавленным. Санапи приходилось обслуживать Ивора, и она уже знала его странные привычки. Рецину[46], к примеру, он пил в чистом виде, а в вина более крепкие доливал воды, но самую малость.

– Спасибо, красотка, я как-нибудь сам, – стараясь не выдать замешательства, ответил Ивор.

Санапи снова одарила его многозначительным взглядом и исчезла во внутренних помещениях харчевни. Фесарион зло посмотрел ей вслед; от его внимания не ускользнуло, что девушка вела себя с Ивором чересчур вольно.

Почистив большую рыбину, Фесарион нафаршировал ее сыром и ароматическими травами, налил оливкового масла на сковородку, и вскоре восхитительный запах поджарки вскружил голову проголодавшегося юноши. Спустя какое-то время подрумяненная рыбина, уложенная на овальное керамическое блюдо, стояла перед Ивором, и он едва сдержался, чтобы не наброситься на нее голодным зверем; но прежде юноша хотел задать Фесариону интересующий его вопрос.

– Что-то не вижу я Кимерия и Лида, – небрежно сказал Ивор, чтобы не выдать крайнюю заинтересованность. – Обычно в это время они уже здесь.

– Мне нет до них никакого дела, – буркнул Фесарион, он все еще был под влиянием беспричинной ревности.

– Позволь не поверите тебе, уважаемый Фесарион, – не отставал юноша. – Они говорят, что для них ты просто благодетель. Не будь тебя, им пришлось бы очень туго, особенно зимой.

– Объедки, брошенные шелудивому псу, еще не значат, что человек, свершивший этот поступок, обладает состраданием к ближним и высокой нравственностью.

– Да ты, оказывается, философ, Фесарион!

– Отнюдь. Просто в моей харчевне бывают ученые люди, и часто они несут такую ахинею, что она не лезет ни в какие ворота. У простого народа от их споров голова кругом идет. А я слушаю и мотаю на ус… – Тут харчевник коротко хохотнул. – Чтобы потом разным оболтусам мозги вправлять.

– Так все-таки, где сейчас Кимерий и Лид? – напрямую спросил Ивор, пользуясь тем, что настроение у Фесариона значительно улучшилось.

– Зачем они тебе? – Харчевник глянул на Ивора с подозрением.

– Надо.

– Если надо – ищи.

– Уж не думаешь ли ты, что я записался в сикофанты[47] и хочу сдать их городской страже? Я ведь могу и обидеться, Фесарион. – Взгляд юноши потяжелел.

– Говорю же – не знаю, где они! Были третьего дня, набрали много вина, еды и испарились. И один и другой осторожничают, уж не знаю, по какой причине. Не любят они многолюдного общества, живут, как волки.

– Не обижай благородных зверей. Кимерий и Лид скорее хорьки.

– Тем не менее ты ищешь их.

– Ищу. Хозяин просил, – ответил Ивор без опаски.

Алким не дал ему указание держать язык за зубами, и юноша знал, по какой причине – чтобы не возбудить в нем лишних подозрений.

– Алким?

– Он…

Фесарион уже знал, что Ивор поступил в услужение к землевладельцу – слухи в Ольвии расходились очень быстро. Достаточно было провести вечерние часы на агоре или посидеть в харчевне, чтобы узнать не только самые свежие новости, но и то, что будет завтра-послезавтра – предсказателей разного толка было пруд пруди.

– А они зачем ему? – спросил Фесарион.

– Хочет пригласить отобедать.

– Да ну! – удивился харчевник.

– Шучу… Не знаю. Мое дело маленькое: найти Кимерия и Лида и сказать им пару слов. Все. Ну, так что, подскажешь, где они могут быть?

– Клянусь матерью Кибелой, понятия не имею!

Ивор огорченно вздохнул, махнул рукой (мол, что поделаешь, не свезло) и принялся за еду, потому как его обед уже начал остывать, что было недопустимо – фаршированную сыром рыбину нужно было есть горячей. Тем более Фесарион не пожалел для Ивора щепотки сильфия, а кто ж не знает, что эта травка наиболее ароматна, когда еда подается с пылу с жару.

Он не поверил Фесариону. Слишком много Ивор знал и о самом харчевнике, и про двух неразлучных приятелей, которым столь любезно уединение. Несмотря на свое вполне мирное занятие, Фесарион не забыл прежнее ремесло. Только сейчас он не участвовал в темных делах, а служил посредником между разбойниками и теми, кто скупал награбленное.

Под сенью дремучих лесов возле Борисфена, в степных ярах и лощинах жили не только скифские и иные племена. Там прятались и изгои, по тем или иным причинам изгнанные из своих поселений, беглые рабы и вольноотпущенники, которых привлекала полная свобода и возможность поправить свои дела разбоем. Конечно, и некоторые вполне добропорядочные скифы не брезговали потрепать караван какого-нибудь купца, но царь Иданфирс, правивший скифскими племенами, в случае поимки таких отступников карал их нещадно. Вожди скифов были заинтересованы в торговле с эллинами и другими народами, и по мере возможности охраняли пути следования караванов. Но уж больно дикими и бескрайними были скифские степи, и разбойники всегда ухитрялись найти незащищенный участок.

Грабежом караванов занимались и Кимерий с Лидом – в промежутках между охотой, которая служила прикрытием их неблаговидных делишек. Иначе магистрат уже давно заинтересовался бы деятельностью этих неразлучных бродяг, и тогда их или утопили бы в море, или им пришлось бы бежать в леса и жить дикарями, что для Кимерия и Лида, привыкшим к благам цивилизации, хоть и минимальным, было очень нежелательно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Геты – древний воинственный фракийский народ, родственный дакам, с которыми его смешивали римляне; жил во времена Геродота между Балканами и Дунаем.

2

Дарий I (Дараявауш) – персидский царь, правил в 522–486 гг. до н. э. Представитель младшей линии Ахеменидов, сын Виштаспы (греч. – Гистаспа).

3

Заморские саи – так персы называли скифов; саи – это самоназвание «царских» скифов.

4

Парсастахра (перс.) – Персеполис (греч.) – древнеперсидский город, возникший в VI–V вв. до н. э., одна из столиц огромной империи Ахеменидов.

5

Мильтиад – будущий афинский полководец, который разбил персов в 490 г. до н. э. при Марафоне.

6

Локоть – персидский локоть равен 53,3 см.

7

Ахшайна – Темно-синее море – персидское название Черного моря.

8

Пентеконтера – древнегреческая галера, тип разбойничьего корабля, без палубы (катастромы), водоизмещением около 10 тонн. Количество гребцов – 50 (24 весла по 2 человека и 2 весла по 1 гребцу); существовала уже в Троянскую войну.

9

Сколоты – самоназвание скифов; буквально – «царские» скифы, потомки мифического царя племени паралатов Колаксая.

10

Архонт – высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах).

11

Дэв – в персидской мифологии – злой дух.

12

Талант – единица массы и счетно-денежная единица, использовавшаяся в античные времена в Европе, Передней Азии и Северной Африке.

13

Боспор Фракийский – пролив Босфор – древнегреческое название пролива, соединяющего Черное море (Понт Эвксинский) с Мраморным морем (Пропонтидой).

14

Истр – река Дунай.

15

Дифр – низкий табурет без спинки.

16

Горит – деревянный футляр для лука и стрел, использовавшийся в основном скифами в конце VI – начале II в. до н. э.

17

Копис – изогнутый вперед меч с односторонней заточкой по внутренней грани лезвия, предназначенный в первую очередь для рубящих ударов. Греки называли такие мечи махайрами.

18

Ахурамазда (Хормазд, Ормузд) – авестийское имя божества, провозглашенного пророком Заратуштрой, основателем зороастризма, единым Богом.

19

Ольвия – античный рабовладельческий город-государство, находившийся на правом берегу Бугского лимана.

20

Ойкумена (др. греч. «населяю, обитаю») – освоенная человечеством часть мира.

21

Агора – рыночная площадь в древнегреческих полисах (т. е., городах-государствах), являвшаяся местом общегражданских собраний. На площади, обычно располагавшейся в центре города, находились главный городской рынок и нередко правительственные учреждения.

22

Борисфен – река Днепр.

23

Сильфий – растение из семейства зонтичных, похожее на укроп; широко использовался в Древней Греции и Древнем Риме как приправа и как лекарственное средство. Представлял для греков и римлян большую ценность. Он считался даром Аполлона и продавался на вес монет – серебряных денариев.

24

Хитон – мужская и женская (нижняя) одежда у древних греков; подобие рубашки (льняной или шерстяной), чаще без рукавов.

25

Гидрия – древнегреческий керамический кувшин для воды. У гидрии три ручки: две маленькие горизонтальные по бокам сосуда для того, чтобы поднимать его, и одна вертикальная посередине для удобства разливания воды. Гидрии носили на голове или на плече.

26

Миксэллин – ребенок от межэтнических браков между скифами и греками; обычно миксэллины относили себя к греческой цивилизации.

27

Гипанис – река Буг.

28

Оксюгала – хмельное питье из перебродившего кобыльего молока.

29

Тиштрия – четвертый месяц зороастрийского календаря (22 июня–22 июля).

30

Десятый день месяца Багаяди – 29 сентября.

31

Зервана – бог времени и повелитель судьбы – изображался в виде стоящего на шаре человека со звериной головой, двумя крыльями и с жезлом в руках. Жезл Зерваны – символ высшей власти; ничто не в состоянии сопротивляться времени, никто не может противостоять ему.

32

Верования персов предполагали существование триединой божественной энергии, которая называлась Хварна. Она обладала безграничными творческими возможностями. Эта энергия проявлялась через три вида Хварны – царей, жрецов и воинов. Хварна воинов связана с настоящим – с тем, что человек может конкретно сделать в данный момент своей жизни. Хварна жрецов связана с прошлым, потому что жрец является хранителем ритуала, хранителем традиций и проводит эти традиции или учения через слово, через убеждение. Хварна царей связана с будущим, с мыслью; царь обдумывает планы, как будет жить его народ. Хварна царей – его мысли; она обладает наибольшей энергией, наибольшей свободой. Правитель, вступивший на престол без царской Хварны, обречен так же, как и все его начинания. Дарий очень сомневался, что у него есть царская Хварна, потому что прав на трон, как не крути, он не имел. И это обстоятельство мучило его, не давало покоя.