Дворянин Венчиков

Василий Брусянин

Дворянин Венчиков

I

Моё появление в усадьбе Степана Ивановича не произвело особенного впечатления ни на хозяев, ни на гостей.

Когда бричка, в которой я проехал 30 вёрст по отвратительной дороге, подкатила к воротам усадьбы, нас с возницей встретили две лающих дворняжки; в воротах со мною раскланялся какой-то мужичонко в чепане, наброшенном на плечи, а когда бричка остановилась около высокого крыльца со стеклянной дверью, – на пороге появился сам Степан Иванович, кругленький маленький человек, с брюшком и с лысиной на неуклюжем черепе. Он улыбнулся, прищурив глаза, и сказал:

– Пожалуйте-с, как раз к завтраку…

Я пожал его руку, поздравил с днём ангела, и он снова улыбнулся, потом почему-то покраснел и тихо проговорил:

– Благодарствуйте-с… Покорно благодарим… А у нас там и гости съехались, соседи…

Он провёл меня в зал, с гардинами на окнах, подбежал к узенькой двери направо и громко крикнул:

– Серафима Васильевна!

Через минуту в двери появилась низенькая, пухленькая дама в тёмном платье с белыми кружевами и в переднике, который она свернула в трубку и конфузливо припрятывала за бок. Я пожал её протянутую руку, и она так же как и муж проговорила:

– Пожалуйте-с, как раз к завтраку…

Я поздравил её с именинником, и она, поблагодарив меня, попросила пройти на террасу.

На террасе были гости, очевидно, так же как и я приехавшие поздравить хозяина. За столом, покрытым белой скатертью, сидели трое мужчин и дама.

Когда хозяин представил меня даме, она пробормотала что-то вместо фамилии и улыбнулась, наклонив голову, так что вместо лица её я рассмотрел тёмную кружевную наколку на седых вьющихся волосах. Фамилии господина в тёмном сюртуке, белом галстуке и с седыми усами я также не расслышал, встретившись с пристальным взглядом его больших серых глаз.

Его сосед, мужчина лет 50, обернул ко мне своё красное одутловатое лицо с широкой бородой и залысившимся лбом и безмолвно протянул ко мне свою полную руку. Потом он приподнялся со стула, обдёрнул полы своего сюртука и снова в безмолвии сел.

Рыжий, с проседью, широкоплечий господин в парусинном пиджаке, сидевший по другую сторону стола, слегка приподнялся, когда я подошёл к нему, и громко произнёс:

– Дворянин Венчиков! – и обернувшись к господину в сюртуке и меняя тон, добавил. – Так вот, я его прямо за шиворот да и в переднюю.

– Кого это? – спросил хозяин.

– Преображенского… судебного пристава, – спокойно ответил хозяину дворянин Венчиков. – На ружья хотел печати наложить. Понимаете, на ружья… Да, ведь, это что же такое, чёрт возьми! У меня ружья дороже его… Да, наконец, что же я без ружей буду делать?.. Со скуки подохнешь, да опять же я и не могу, не могу…

Дворянин Венчиков посмотрел на меня каким-то испытующим взором и несколько спокойнее добавил:

– Выпроводил я его в переднюю, забрал свои все ружья и пистолеты, да ягдташи, да в окно с ними, прямо в сад… А потом, понимаете, в ригу с ними, в самый дальний угол, да там и спрятал их под солому, – сам чёрт не найдёт… Прихожу потом в дом как ни в чём не бывало и вижу – сидит мой пристав за письменным столом и что-то пишет. Покосился на меня, переглянулся с урядником и хоть бы слово!.. Понимаете, понял, собака, что ружья для меня – святыня, неприкосновенность!.. Вот видите – и в нём сказался благородный человек…

Говорил дворянин Венчиков таким густым басом, а мне всё время казалось, что к моим ушам приложены широкие концы рупора, в который говорит этот полный здоровья человек, с отвисшим брюшком и красными щеками.

Закончив свой рассказ о благородстве судебного пристава, Венчиков отдулся, стёр платком со лба капли пота и с улыбкой на лице проговорил, обращаясь к хозяйке:

– Позволили бы вы мне ещё стаканчик кофейку… Чудесный у вас кофе!..

Появившаяся в эту минуту в дверях горничная с подносом, на котором стояло несколько стаканов с чёрным кофе, с улыбкой подошла к Венчикову, а улыбающийся хозяин вставил:

– Вот-с, пожалуйте… С быстротою молнии…

– Да, да… Даша ваша – быстрая девица, быстрая… Замуж вот только не хочет идти за моего Панкратова… А он, бедный, всё полнеет да полнеет…

Хозяева, дама с седыми волосами и гость с широкой бородой рассмеялись, а мы с господином в сюртуке взяли себе по стакану кофе и заговорили о породе. Скоро к нашему разговору присоединились и остальные, кроме Серафимы Васильевны, которая, извинившись, пошла распоряжаться по хозяйству.

С разговора о погоде незаметно перешли к охоте, чему способствовал, главным образом, Венчиков, встретив поддержку со стороны седого худощавого господина в сюртуке, которого, как оказалось, звали Николаем Романовичем Постниковым.

– А вот мы с Лукою Данилычем так ничего не понимаем в охоте, тяжелы, что ли, на подъём али так с детства не приспособились, – начал хозяин, присаживаясь между мною и человеком с тёмной широкой бородою.

– Когда я был мальчонкой – с удочкой любил ходить, – вставил Лука Данилыч.

– Когда ты, Чумаков, был мальчиком – рыбку на стальные крючочки ловил, а теперь на медные да на серебряные ловишь человечков, – вмешался в наш разговор Венчиков, бесцеремонно «тыкая» купца и ехидно улыбаясь…

– Ха-ха!.. И шутник же вы, Сергей Константинович, – только и нашёлся возразить немного разобиженный купец.

Степан Иванович покраснел за обиженного гостя и, очевидно, с намерением переменить разговор, начал, обращаясь ко мне:

– Вот беда-то у нас страшная: всё высохло – и хлеба, и травы полегли да пожелтели, и в саду всё посохло.

– Я уж и не знаю, что с земной поверхностью делается, – прерывая хозяина, заговорил и Николай Романович, – то великий ливень, так что хоть наводнением в пору назвать, то сушь… Бог знает, что творится…

– Бога прогневили… Бога… Забыли люди заповедь его, вот и пошли долголетние наказания, – счёл необходимым высказать своё мнение и Лука Данилович Чумаков.

– А вот находятся же писаки, бумагомаратели, которые, видите ли, больше нас знают… Да-с!.. Они вон всё на дворян да на землевладельцев сваливают. «Потому, – говорят, – дворянская земля и не родит, что господа дворяне не умеют её обрабатывать»… Ты всё знаешь, так вот ты нам и покажи, – вдруг переменив тон, обратился он к какому-то «ты». – Все, изволите ли видеть, упрекают дворян в том, что они разучились обрабатывать землю и живут себе, проживая последние усадьбы, а того господа учёные да корреспонденты и не сообразят, что всему вина – стихия. Природа!.. Да-с, стихия!.. Что ты в самом деле с нею сделаешь? Палит солнце целыми днями – и ничего ты с ним не сделаешь. Тоже и дождь: соберутся тучи, загромыхает гром и польются ручьи… Подставляй ладонь-то, уберегай сена… Пожалуй, убережёшь!.. Вы, господа, – почему-то обратился он ко мне, – не землевладельцы, природы не наблюдаете и ничего не знаете, что тут у нас делается. Приедете вот вы, примерно, хоть в гости к Степану Иванычу, рассмотрите только одни односторонние явления, а потом и хвать – корреспонденция!.. И начнут газетчики глумиться над нашими местами и начнут везде критику наводить: там дворяне не умеют землю обрабатывать, тут у них усадьбы валятся, там земские начальники притесняют народ, тут ещё что-нибудь неладное… Тьфу!.. Приехали бы, пожили с нами да в наши-то шкуры залезли бы, вот тогда и поняли бы всю подноготную…

Венчиков прервал поток своих словоизвержений и тяжело вздохнул.

– А батюшка Никандр обещал к вам пожаловать? – воспользовавшись молчанием, спросил Чумаков, обратившись к Степану Ивановичу.

– Нет, не будет, – с сокрушением в голосе отвечал хозяин, – сегодня на панихиде по Александру Александровичу Хвостову…

Венчиков вытер губы салфеткой и произнёс:

– Да, помер Александр Александрович, царствие ему небесное!.. Убираются наши столбовые, коренные губернские дворяне, убираются… один за другим, один за другим…

– Да, убираются, – вздохнув, произнёс и Николай Романович.

– И нам с вами, Николай Романович, верно, недолго останется проскрипеть, – снова начал Венчиков.

Наступило мрачное молчание, как будто над головами присутствующих зареяли призраки смерти, напугав всех нас, благодушно настроенных гостей Степана Ивановича.

– Фамилия Хвостовых – самая древняя у нас в губернии, – вставила и всё время молчавшая Марья Романовна Постникова. – Была я ещё подростком, а они все, Хвостовы, служили в кавалерии… Бывало, ни один губернский бал не пройдёт без них. Красавцы были, танцоры… В прошлом году повстречалась я с покойным Александром Александровичем, и так же вот вспомянули мы с ним прошлое, да оба чуть и не всплакнули… Сидит он предо мною – худой, старый и чуть дышит… Да и я-то тоже чуть ноги таскаю… Брат его, Николай Александрович, был ещё прекраснее… В гвардию потом перевёлся, в Петербург, да там и помер…

– Да, пожили в своё время Хвостовы. На всю, да что на всю губернию – на всю Россию гремели своим богатством да знатностью, – с пафосом начал было Венчиков, но потом как-то сразу тон его голоса упал, и он негромко добавил, – да, пожили мы, пожили…

Венчиков налил себе в стаканчик мадеры, отхлебнул несколько глотков и, обращаясь к Степану Ивановичу, начал:

– Вот ваше сословие, Степан Иваныч, не может пожить так, как когда-то жили дворяне… Нет в вас во всех этакого дворянского-то духа, смелости-то этой не отыщется.

Степан Иванович поднял голову и посмотрел на гостя смущёнными глазами, очевидно, затруднившись, как поступить – обидеться ли за всё своё сословие или улыбнуться в знак согласия с мнением прямолинейного Венчикова, но потом он улыбнулся и тихо проговорил:

– Не скажите, Сергей Константинович. Умеем и мы погулять.

– Да-а, не скажите! – пришёл на помощь хозяину и Чумаков.

– Ну-у, Лука Данилыч! – не унимался Венчиков. – Поедете вы раз в год на Нижегородскую ярмарку или в Москву да и напьётесь так, что и не помните ничего и ничего не видите, что у вас перед глазами… Это раз-то в год – какая гулянка!?. А?.. У нас, бывало, целый год Нижегородская ярмарка! Да!.. Целый год…

Он допил из стакана вино и, повернув ко мне лицо, неожиданно для всех спросил:

– А вы, если позволите узнать, к какому сословию себя причисляете?..

И он пристально осмотрел мои волосы, лицо, руки и костюм. Я сказал.

– О-о!.. Мещане!.. Это уже совсем отсталый народ, так сказать, на задворках цивилизации… Вы, конечно, на меня не обидитесь, – переменив тон, продолжал он и даже протянул через стол руку и слегка дотронулся до моего рукава, – вы, конечно, на меня не обидитесь, потому речь идёт не о вас лично… Вон Степан Иваныч говорил мне, что вы – человек образованный, в университете побывали. Вы, так сказать, личный дворянин по закону, а я говорю о мещанах, об этих серых мещанах, которые вон у нас в городе торгуют там разными овощами да бубликами, да хатки себе этакие крошечные понастроили и на ставенках петушков нарисовали…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.