До горького конца

– Всему есть конец, моя милая Августа. Я ездил в деревню для окончания лечения и теперь могу, кажется, сказать, что я вылечился.

Тон его при последних словах сделался торжественным. Он думал о более опасной болезни, чем та, от которой лечили его лондонские доктора, и сомневался, действительно ли он стоит на пути к излечению.

– Лишнее говорить вам, какой у вас цветущий вид, – продолжал он весело. – Это ваше нормальное состояние.

– В Эмсе было ужасно скучно, – воскликнула мисс Валлори. – Я так рада, что мы уехали оттуда. Как понравилась вам ваша ферма? Воображаю, как вам было тяжело там.

– Да, в последнее время стало действительно тяжело.

– Так сначала было хорошо? – спросила мисс Валлори, слегка подняв свои безукоризненные брови.

Она была не из сентиментальных, но ей приятнее было бы услышать, что ему было скучно без нее.

– Да, с неделю или около того мне там нравилось. Место старое и живописное, окрестности великолепные, множество рыбы, и главное там была щука, которую мне очень хотелось поймать. Я съезжу туда в будущем году и непременно поймаю эту щуку.

– Я никогда не могла понять, что люди находят интересного в рыбной ловле?

– Я давно тщетно стараюсь понять, о чем женщина может говорить со своею модисткой полтора часа сряду, – отвечал мистер Вальгрев холодно.

Мисс Валлори улыбнулась спокойной улыбкой.

– Воображаю, как вы соскучились, когда я заставила вас ждать у madame Bouffante, – сказала она. – Есть вещи, которые нельзя решить поспешно, а Bouffante слишком занята или слишком важничает, чтобы приехать ко мне.

– Женские наряды это какая-то непостижимая загадка. Вот это платье на вас, например, сшито, по-видимому, так просто, что вы могли сшить его сами.

– Конечно, если бы я училась шить платья. К сожалению, папа не включил этого искусства в программу моего воспитания. Это платье madame Bouffante кроила сама. Фасон шлейфа совершенно новый, введенный в первый раз французскою императрицей только три недели тому назад.

– Боже! А я не заметил ничего нового, когда вы вошли в комнату. Какой же я невежда. Но знаете ли, что я видел, когда был мальчиком, женщин, которые сами шили себе платья?

– Вы не могли этого избегнуть, мой милый Губерт, если жили среди оригинальных людей.

Он вспомнил Грацию Редмайн, которая однажды шила при нем под кедром голубое кисейное платье, в котором она была на следующее утро в церкви и казалась ему прекраснее лесной нимфы. Мисс Валлори была много красивее Грации, даже без преимуществ своих нарядов, много красивее, но не так привлекательна.

– Я хотел спросить, можно ли мне остаться обедать? – сказал мистер Вальгрев, усевшись спокойно на зеленом оттомане, рядом с мисс Валлори. – Я, как видите, в официальном костюме.

– Папа будет очень рад. Мы никому не объявляли, что мы в городе, да и объявлять-то, кажется, некому: во всем Лондоне в настоящее время нет знакомого нам человека. Вы оживите папа.

– А дочку папа?

– О, конечно! Вы знаете, что я всегда рада видеть вас. Если вы будете так добры, что позволите мне не переодеваться к обеду, мы посидим здесь и поболтаем.

– Я намерен удивить мир своею добротой. Но неужели при настоящих обстоятельствах, не имея никакого знакомых в городе, вы действительно надели бы что-нибудь великолепнее этого оранжевого платья?

– Я одеваюсь для папа, и потому, может быть, что это вошло у меня в привычку.

– Если бы женщины изобрели себе как мужчины какой-нибудь официальный костюм, например, черное шелковое платье и белый кисейный пояс, во сколько раз менее зависти и злобы было бы тогда в мире!

– Я решительно не понимаю, что вы хотите сказать, Губерт. Вообразите женщин одетыми в обществе, как торговки в мелочных лавочках.

– Вот это-то и есть главное возражение. Мужчины однако же не стыдятся одеваться одинаково с буфетчиками. Впрочем, вы так хороши в этом костюме, что глупо было бы желать видеть вас одетою иначе. Скажите мне теперь ваши новости. Я хочу знать, как вы проводили время, пока мы не виделись.

Это было ловким средством скрыть факт, что самому ему нечего было сказать ей. Будущая жена его была красива, хорошо воспитана. Умела хорошо держаться в обществе, но встретясь с ней после восьми месяцев разлуки, он не имел ничего сказать ей. Он мог только откинуться на спинку оттомана и смотреть на нее холодным критикующим взглядом. Выло время, когда он считал себя влюбленным в нее. Без искреннего чувства с его стороны, ему не удалось бы овладеть таким дорогим призом, но каково бы ни было это чувство вначале, теперь от него не осталось и следа. Глядя на нее в этот день, он решил, что она одна из красивейших женщин в Лондоне, но что для него она не более как красивая статуя. Он видел на картинах лица, в которых было более жизни и чувства, чем способно было выразить ее лицо. Сердце его было когда-то искренне расположено к ней, но она не умела удержать его. Что дала она ему кроме сухого согласия сделаться его женой, когда его успех в свете и общественное положение удовлетворят ее отца? Видел ли он от нее когда-нибудь слезу или любящий взгляд, или нежное прикосновение рукой, что доказало бы ему, что он ей ближе и дороже других ее знакомых? Разве он не знал, что для нее весь мир начинается и кончается Августой Валлори, что только то имеет для нее какое-нибудь значение, что касается ее особы? Однажды, когда она пела песню Теннисона «И к ней принесли ее мертвого воина», он наклонился над роялем и сказал ей:

– Если бы вы были на месте этой женщины, Августа, каким скучным делом показались бы вам похороны!

– Похороны ужасны, – отвечала она содрогнувшись.

– И вы не пожалели бы, если бы вашего воина оставили там, где он пал? Если со мною когда-нибудь случится несчастье на охоте, у меня будет заранее сделано распоряжение, чтобы меня снесли в ближайшую погребальную часовню и оставили там.

Глава XII

Гаркросс и Валлори

Вилльямс Валлори, глава фирмы Гаркросс и Валлори, был одним из известнейших адвокатов в Лондоне. Фирма существовала уже более ста лет, и самое ее имя означало все, что только может быть солиднейшего и дорогого в адвокатуре. Главные клерки у Валлори – имя Гаркросс было уже только фикцией, ибо последний Гаркросс покоился вечным сном на лаврах богатства и известности в великолепном мавзолее в Кенсильгрине, – главные клерки у Валлори были известные адвокаты и получали жалованья более, чем могли бы заработать, практикуя самостоятельно. Дом, в котором помещалась фирма, имел торжественный вид банка со своими внутренними и наружными конторами, с длинными коридорами, с великолепною комнатой мистера Вилльяма Валлори, с комнатой мистера Уестона Валлори, с комнатой мистера Смита, с комнатой мистера Джокса, с комнатой мистера Томпсона. Мистер Уестон Валлори занимался гражданскими делами и имел еще наружную приемную, всегда наполненную тревожными клиентами. Экономия труда заметна была во всех установлениях. В швейцарской висела доска черного дерева, с именами членов фирмы и главных клерков, и против каждого имени висели ярлыки с роковыми словами «дома» или «нет дома». Внутренность здания была снабжена множеством гуттаперчевых слуховых труб, и самые секретные известия могли быть передаваемы шепотом из одной стороны дома в другую. Смиреннейшие клиенты не ходили далее мистера Томпсона, а глава фирмы был также недоступен для простых смертных, как японский микадо.

В коммерческом суде не было силы могущественнее фирмы Гаркросс и Валлори. Поверенные преклонялись перед Вилльямом Валлори, и сами судьи уступали его олимпийскому могуществу. Банкрот, на полмиллиона или около того, – фирма не брала мелких дел, – поручавший себя Гаркроссу и Валлори, заботливо проводился по темным и тернистым путям судопроизводства и возвращался миру с репутацией чистою, как только что выпавший снег. В руках Гаркросса и Валлори кредитор становился ответчиком, полкроны из фунта от них значило более чем полфунта со стороны не столь значительной фирмы. Их собственная типография работала бесперерывно, печатая прошения и ответы. Их благосклонный взгляд был лучком солнечного света для молодых адвокатов, и даже королевские судьи преклонялись перед ними. Они не позволяли своему клиенту сделать шага без их совета, и вследствие всего этого были дороги, знамениты и уважаемы. Иметь Гаркросса и Валлори фамильными поверенными было само по себе отличием.

Вилльям Валлори, оставшийся теперь единственным представителем фирмы, считался очень богатым человеком. Уестон Валлори, его племянник, был младший партнер, получивший не более седьмой доли доходов. Это был человек лет тридцати, неженатый, живший в прекрасной вилле в Норвуде, ездивший на прекрасной лошади и окруженный атмосферой респектабельности.

Стефан Гаркросс, крестный отец Августы Валлори, умер богатым старым холостяком и оставил большую часть своего состояния, заключавшегося в фондах и акциях, своей крестнице. Со своими кровными родственниками он жил не в ладу, а крестницу любил за ее красоту и другие качества, и мисс Валлори, единственная наследница громадного состояния своего отца, сделалась обладательницей трех тысяч фунтов годового дохода. Что оставит ей отец, было еще открытым вопросом. Он проживал пять тысяч фунтов в год, а получал, как говорили, не менее восьми.

Для Губерта Вальгрева, получавшего кроме того, что удавалось заработать своею профессией только триста фунтов в год, было, конечно, необычайною милостью судьбы сделаться женихом мисс Валлори. Случилось же это очень просто. Отец ее сделал его своим сотрудником года три или четыре тому назад, был доволен им и приглашал его довольно часто в Акрополис-сквер и на дачу в Райд, где проводил с дочерью часть осени, но ему и в голову не приходило, что такое знакомство может повести к чему-нибудь серьезному. Само собой разумеется, что он не такого жениха прочил своей дочери. Он не спешил расстаться с ней, даже предпочел бы, чтоб она не выходила замуж, пока он жив. Но дочь его была красавица и богатая наследница, и он решил, что она выйдет замуж непременно и был уверен, что она составит блестящую партию. Ему уже мерещился титул. Приятно было бы прочесть имя своей дочери в числе имен пэров, прежде чем умереть. Но все эти мечты разрушились, когда мисс Валлори однажды объявила ему, что мистер Вальгрев накануне вечером сделал ей предложение и что она намерена, с позволения отца, выйти за него замуж, что против воли отца она этого не сделает, но и за кого-нибудь другого никогда не выйдет.

Вилльям Валлори был поражен. Он ничего не подозревал, ничего не замечал. Сближение молодых людей началось с нескольких случайных встреч на лондонских цветочных выставках. Губерт Вальгрев был чаще других приглашаем на обеды в Акрополис-сквер; в числе его знакомых было много знакомых мисс Валлори, у которых он часто встречался с ней в течение лондонского сезона. Затем последовало осеннее приглашение на дачу мистера Валлори в Райде. Там начались долгие прогулки по набережной, прогулки при свете луны, прогулка на яхте – самое увлекательное из всех удовольствий, и Августа Валлори, никогда не страдавшая морскою болезнью, была особенно хороша в своем морском костюме, сшитом лучшею французской модисткой.

И в одно прекрасное августовское утро, на борту «Ариона», яхты мистера Валлори, Губерт Вальгрев сказал себе, что он влюблен в Августу. Она сидела против него, делая вид, что читает роман, одетая в голубое и белое, с мягким кашемировым шарфом на стройной талии и в соломенной шляпке с пучком белых и голубых перьев, спускавшихся на ее густые черные косы.

«А почему бы мне не жениться на ней? – спросил он себя. – Это кажется несбыточным, но я, по-видимому, нравлюсь ей, и за кого-нибудь должна же она выйти замуж. Ее состояние было бы большим подспорьем для меня, и сама она такая женщина, которая способна помочь мужу добиться хорошего положения в свете, если бы даже у нее не было ни гроша. Она единственная женщина, которая мне нравится и, кажется, единственная, которой я могу нравиться».

В этот период своей жизни Губерт Вальгрев не имел никаких экзальтированных понятий о чувстве, играющем главную роль в жизни одних и никакой в жизни других. Он намерен был жениться не иначе, как чтобы женитьба принесла ему несомненные материальные выгоды. Если он женится, то женится на деньгах. Его доход, удовлетворивший все его потребности, был бы до смешного мал, если бы пришлось содержать на него жену и детей. Намерения его на этот счет была самые определенные, но он никогда не был искателем богатых наследниц. Ни за какие блага в мире не женился бы он на женщине безобразной или глупой или почему бы то ни было непривлекательной. Он не заискивал перед мисс Валлори. Судьба сблизила их, он только воспользовался своими шансами. Из всех мужчин, которых она знала, он обращался с ней всех небрежнее, менее всех преклонялся пред ее красотой и богатством. Может быть, это-то и было причиной, что она влюбилась в него, насколько это было в ее характере.

И в один лунный вечер на лужайке в Райде, мистер Вальгрев сделал предложение спокойным, благоразумным, вполне джентльменским тоном.

– Я, конечно, понимаю, моя милая Августа, – сказал он в заключение, – что я вовсе не подходящая партия для вас и что мне следует сделать гораздо более, чем я сделал до сих пор для приобретения приличного положения в обществе, прежде чем рассчитывать на одобрение со стороны вашего отца, но я не боюсь тяжелой работы, и если только вы расположены ко мне, я буду в силах сделать что угодно, проложить себе дорогу к шерстяному мешку или что-нибудь в этом роде.

Затем, мало-помалу, он заставил мисс Валлори признаться, что она расположена к нему, даже очень расположена, что он ей нравился с самого начала. Такое признание было все, чего можно было ожидать от благовоспитанной девушки.

– Вы не были ко мне так глупо внимательны, как другие, – сказала она, – и поэтому вы мне нравились больше других.

Мистер Вальгрев улыбнулся и дал себе обещание, что мисс Валлори никогда не будет иметь основания жаловаться на излишнее внимание с его стороны.

Прошло немало времени прежде чем мистер Валлори пришел в себя после неожиданного признания дочери, но мало-помалу он успокоился и даже согласился назвать Губерта Вальгрева своим будущим зятем.

– Я не скрою от вас, что для меня это разочарование и очень тяжелое разочарование, – сказал он. – Я надеялся, и имел, кажется, право надеяться, что Августа составит блестящую партию. Но вы мне всегда нравились, Вальгрев, и… если дочь моя твердо решилась, я не буду препятствовать. Надеюсь, что вы не имеете намерения жениться немедленно?

– Это вполне зависит от вас, мистер Валлори. Я со своей стороны желал бы только приобрести какое-нибудь определенное положение прежде чем просить Августу разделить мою судьбу. Я не способен жить на содержании у жены, а мои средства еще недостаточны для того чтобы доставить ей что-либо подобное той обстановке, к которой она привыкла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

фр. – коллекция непрактичных предметов для украшения дома, собрание курьезов, не имеющих ценности, пустяки, хлам. Выражение употреблялось в викторианскую эпоху.

2

faire remis (фр.) – здесь: расслабиться.

3

фр. – винный уксус из розового вина. Употреблялся для отбеливания кожи.

4

фр. – как у барышни на выданье.