Испытание воли

– Нет, сэр.

– Что случилось потом? В четверть десятого?

Джонстон шагнул назад в холл, указал на дверь в тени лестницы и нехотя продолжил:

– Я вышел из этой двери – она ведет в заднюю часть дома – и направился к гостиной. В этот момент Мэри спускалась по лестнице.

– Кто такая Мэри?

– В штате прислуги семь человек, сэр. Я, кухарка, ее помощница и четыре горничные. Перед войной нас было двенадцать, включая лакеев. Мэри – одна из горничных, которая пробыла здесь дольше всех, кроме миссис Тричер и меня.

– Продолжайте.

– Мэри спускалась по лестнице и сказала, когда я появился, что она хочет посмотреть, надо ли утром полировать перила и мраморный пол. Если нет, она собиралась поручить Нэнси отполировать решетки – теперь мы по утрам не разводим огонь в каминах.

– И?..

– И в этот момент дверь гостиной открылась и оттуда вышел капитан. Я не видел его лицо – он смотрел через плечо в комнату, – но слышал, как он очень четко и громко произнес: «Сначала я увижу вас в аду!» Потом он захлопнул дверь гостиной и вышел через парадную дверь, захлопнув ее тоже. Не думаю, что он видел меня или Мэри. – Казалось, у Джонстона истощились слова.

– Заканчивайте вашу историю, приятель! – нетерпеливо сказал Ратлидж.

– Прежде чем парадная дверь захлопнулась, я услышал, как полковник крикнул: «Это можно устроить!», и звук стекла о дверь.

Дворецкий указал на свежую вмятину в лакированной панели, куда стакан ударился с такой силой, что его кусок, должно быть, застрял в дереве.

– Вы думаете, капитан Уилтон слышал полковника?

Джонстон невольно улыбнулся:

– Полковник, сэр, привык, чтобы его слышали на плац-параде и поле битвы. Думаю, капитан слышал его так же четко, как я, поэтому-то он и хлопнул парадной дверью.

– Разбился стакан, а не чашка?

– Полковник обычно выпивал стакан бренди вместе с кофе, и капитан всегда присоединялся к нему.

– Когда вы убирали эту комнату следующим утром, вы обнаружили, что были использованы два стакана?

– Да, сэр, – озадаченно ответил Джонстон. – Конечно.

– Это означает, что двое мужчин тем вечером выпивали вместе и пребывали в дружеских отношениях?

– Я бы сказал да, сэр.

– Вы когда-нибудь слышали ссоры между ними до того вечера?

– Нет, сэр, они были в наилучших отношениях.

– По-вашему, они выпили достаточно, чтобы поссориться без всякой причины? Или из-за какого-то пустяка?

– При всем уважении, сэр, – с возмущением заявил Джонстон, – полковник не становился спорщиком под влиянием выпивки. Он пил как джентльмен, и капитан, насколько я знаю, тоже. Кроме того, – добавил дворецкий, несколько снизив впечатление от сказанного, – в графине бренди было всего на две порции – по одной каждому.

– Наблюдая за уходом капитана, вы не чувствовали, что эти разногласия могли быть спокойно улажены на следующий день?

– Тогда он был очень сердит. Не могу сказать, поменялось ли его настроение на следующий день. Но полковник не казался возбужденным, когда спустился к утренней поездке. Насколько я мог видеть, он был вполне самим собой.

– А мисс Вуд была в своей спальне во время ссоры? Она не присоединялась к мужчинам?

– Нет, сэр. Мэри заглянула к ней посмотреть, не нужно ли чего, и решила, что мисс Вуд спит. Поэтому она не заговорила с ней.

– Что делал полковник после ухода капитана?

– Не знаю, сэр. Я думал, что в тот момент лучше его не беспокоить, и вернулся через двадцать минут. К тому времени он уже пошел спать, а я занялся вечерними делами, прежде чем уйти в одиннадцать. Вы хотели бы сейчас повидать Мэри, сэр?

– Я поговорю с Мэри и другой прислугой позже, – ответил Ратлидж и направился к двери. Там он повернулся, чтобы посмотреть на гостиную и лестницу. При обычных обстоятельствах Уилтон заметил бы Джонстона и горничную. Но если он смотрел на Чарлза Харриса, то мог и не увидеть молчаливо стоящих слуг.

Кивнув, Ратлидж открыл парадную дверь, прежде чем Джонсон успел подбежать к ней, чтобы проводить его, и с сержантом Дейвисом, спешившим следом, спустился по широкой каменной лестнице к подъездной аллее, где стоял автомобиль.

Хэмиш раздраженно проворчал: «Мне не нравится дворецкий. Я вообще не люблю богачей и их приживальщиков».

– Это лучшая работа, чем любая, которая когда-либо была у тебя, – отозвался Ратлидж и выругался сквозь зубы.

Дейвис, садясь в машину, слышал только его голос, а не слова. Он поднял взгляд и сказал:

– Прошу прощения, сэр?

Тяжелые портьеры гостиной наверху слегка раздвинулись. Леттис Вуд наблюдала, как Ратлидж садится в машину и заводит мотор. Когда машина скрылась из поля зрения, она отпустила бархатную занавесь и бесцельно побрела к столу, где все еще горела лампа. Она выключила ее и осталась стоять в темноте.

Если бы только она могла мыслить ясно! Леттис не сомневалась, что Ратлидж вернется, чтобы во все совать свой нос, узнать побольше о Чарлзе, расспросить о Марке. Он не походил на пожилого Форреста – в его холодных глазах не было почтительности или отеческой заботы. Ей придется собраться с мыслями. Проблема состояла в том, что им скажет Марк. Как она могла узнать об этом?

Девушка прижала к вискам холодные пальцы. Этот инспектор из Скотленд-Ярда выглядел больным. А с такими людьми нелегко иметь дело. Почему Форрест послал за ним? Почему понадобилось вовлекать Лондон в это дело? Почему не предоставили вести расследование инспектору Форресту?

– Теперь мы поговорим с Мейверсом, сэр?

– Нет, думаю, следующим будет капитан Уилтон.

– Он остановился у своей кузины, миссис Давенант. Она вдова, у нее дом на окраине города – в противоположном конце Аппер-Стритема.

Дейвис указал Ратлиджу дорогу и начал изучать свою записную книжку, чтобы убедиться, что зафиксировал важные пункты бесед с Леттис Вуд и Джонстоном.

– Мне казалось, – продолжал тем временем Ратлидж, – будто слуги говорили, что спор между полковником и капитаном касался свадьбы. Джонстон ничего не сказал об этом.

– Об этом упомянула горничная, Мэри Саттертуэйт, сэр.

– Тогда почему вы не вспомнили об этом, когда мы были там? Я бы немедленно поговорил с ней.

Дейвис перевернул страницы записной книжки ближе к началу.

– Мэри сказала, что поднялась в комнату мисс Вуд с холодной салфеткой, и мисс Вуд говорила ей, что оставила джентльменов обсуждать свадьбу. Но Мэри, судя по тону мисс Вуд, решила, что обсуждение едва ли будет дружеским.

– И тогда, видя конец ссоры, горничная пришла к выводу, что они говорили о свадьбе?

– Очевидно, сэр.

Что отнюдь не являлось доказательством.

– А когда свадьба?

Дейвис перевернул еще несколько страниц.

– 22 сентября, сэр. Мисс Вуд и капитан помолвлены семь месяцев.

Ратлидж задумался. За час времени – с того момента, когда Леттис Вуд оставила мужчин вдвоем, и до того, как Джонстон увидел Уилтона, выбегающего из дома, – тема разговора могла круто измениться. Если свадьба обсуждалась в четверть десятого, разговор не мог продолжаться час и привести к ссоре – детали были выработаны семь месяцев назад и приготовления к торжеству шли полным ходом…

Ратлидж подумал о Джин, об их собственной помолвке жарким летом 1914 года – казалось, целую вечность назад. О бесконечных письмах во Францию и оттуда про их мечты. Об острой тоске, которая помогала ему выжить, когда больше ничего не имело значения. О свадьбе, которая так и не состоялась…

О бледном лице Джин в больничной палате, когда он предложил ей разорвать помолвку. Она нервно улыбнулась и согласилась, пробормотав, что война изменила их обоих. Когда он сидел там, все еще изнывая от любви и пытаясь скрыть это от нее, она сказала: «Я не та девушка, которую ты помнишь по четырнадцатому году. Я безумно любила тебя. Но прошло слишком много времени, слишком много случилось с нами обоими – мы так долго были в разлуке… Я больше не знаю даже саму себя. Конечно, я все еще привязана к тебе, но не думаю, что сейчас было бы справедливо выходить замуж за кого бы то ни было…»

Все же, несмотря на спокойный голос и скрупулезно подобранные слова с целью избавить обоих от боли, он видел правду в ее глазах.

Это был страх.

Она смертельно боялась его…

Глава 3

Миссис Давенант жила в георгианском кирпичном доме, стоящем в стороне от дороги. Он был окружен увитой плющом стеной с узорчатыми железными воротами и очаровательным садом с ранними цветами. Розы и дельфиниумы нависали над узкой кирпичной дорожкой, отяжелев от ночного дождя и оставляя пятна сырости на брюках Ратлиджа, когда он пробирался мимо них к двери.

К его удивлению, миссис Давенант ответила на звонок сама. Это была стройная грациозная женщина лет за тридцать – у нее была пышная светлая челка и пучок на затылке. Гладкая кожа напоминала хрупкий дорогой фарфор. Глаза у нее были синие, с темными ресницами, отчего казались почти фиолетовыми.

Она кивнула сержанту Дейвису и затем обратилась к Ратлиджу:

– Вы, должно быть, человек из Лондона. – Проницательный взгляд изучал лицо, рост и одежду незнакомца.

– Инспектор Ратлидж. Я бы хотел, если можно, поговорить с вами и с капитаном Уилтоном.

– Марк пошел прогуляться. Вряд ли он хорошо спал прошлой ночью, а прогулка всегда успокаивает его. Пожалуйста, входите.

Женщина провела их не в гостиную, а в дальнюю комфортабельную комнату, где все еще ощущалась мужская атмосфера. Должно быть, это было любимое место в доме ее покойного мужа. Картины с изображением сцен охоты висели над камином и на двух стенах, а застекленный шкаф с коллекцией трубок стоял под маленьким, но весьма изысканным Каналетто.

– Ужасное дело, – сказала миссис Давенант, когда Ратлидж сел на предложенный ему стул. Сержант Дейвис отошел к камину, как если бы приглашение сесть не относилось к нему. Женщина приняла это без комментариев. – Просто ужасное! Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь захотел убить Чарлза Харриса. Он был на редкость приятным человеком. – Ее слова звучали искренне.

Пожилая женщина в черном платье и белом фартуке подошла к открытой двери, и, увидев ее, миссис Давенант спросила:

– Хотите кофе, инспектор? Сержант? – Когда они отказались, она кивнула женщине и сказала: – Тогда это все, Грейс. И пожалуйста, закройте дверь.

Когда женщина ушла, Ратлидж осведомился:

– Ваши слуги живут с вами, миссис Давенант?

– Нет, Агнес и Грейс приходят ежедневно убирать и готовить еду. Сейчас Агнес нет – ее внучка очень больна. Бен мой конюх и садовник. Он живет над конюшней. – Она вопросительно подняла брови, как бы ожидая, что Ратлидж объяснит свой интерес к ее прислуге.

– Не могли бы вы рассказать мне, в каком настроении был капитан Уилтон, когда он пришел из «Мальвы» вечером, накануне убийства полковника?

– В каком настроении? – повторила миссис Давенант. – Не знаю, я уже пошла спать. Когда он обедал с Леттис и полковником, я не ждала его.

– Тогда следующим утром?

– За завтраком он казался немного задумчивым. Но я привыкла к этому. Леттис и Марк очень любят друг друга. – Миссис Давенант улыбнулась. – Леттис очень подходит ему. Он так изменился, когда вернулся из Франции. Стал мрачным, полным горечи. Думаю, он разлюбил летать – печально, так как до войны это было его величайшей страстью. Теперь Леттис все для него. Вряд ли Чарлз мог бы встать на пути этого брака, даже если бы хотел.

Ратлидж видел, что миссис Давенант любит своего кузена, – ей и в голову не приходило, будто Уилтон мог убить Харриса. Говорила она свободно, тепло и в то же время с какой-то загадочной отстраненностью. Как если бы ее собственные эмоции были крепко заперты и не затронуты убийством. Или же она привыкла сдерживать их так долго, что это стало ее второй натурой. У некоторых женщин это бывало ответом на вдовство, но здесь могли быть и другие причины.

– Капитан Уилтон ходил на прогулку в понедельник утром?

– Конечно. Он любил ходьбу, а после катастрофы – Марк разбился перед самым концом войны – езда верхом стала трудной для него. Его колено сильно пострадало, и хотя при ходьбе это едва заметно, контролировать лошадь – другое дело.

Ратлидж изучал ее. Привлекательная женщина с той чисто английской красотой, о которой мужчины мечтали, погибая в окопах за короля и страну. Розовое шелковое платье при свете из высоких окон придавало ее коже мягкий розоватый оттенок. Такой же оттенок мог быть вызван страстью. Ратлиджа интересовало, не увлекался ли ею когда-нибудь Чарлз Харрис. Мужчина иногда сохраняет женский романтический образ в своей душе, когда проводит долгие годы за границей, – это связь с домом, реальная или воображаемая.

– Куда капитан Уилтон обычно ходил?

Миссис Давенант пожала плечами:

– Не могу вам сказать. Полагаю, в зависимости от настроения. Однажды, когда я пришла домой, увидела, как фермерская повозка высадила его у наших ворот. Он сказал мне, что ходил в Лоуэр-Стритем и Бэмптон! По пути Марк собрал букетик полевых цветов для Леттис, но он увял. Жаль!

– Насколько я понимаю, он поссорился с Чарлзом Харрисом в воскресенье вечером после обеда. Вы не знаете, из-за чего?

– Инспектор Форрест задавал мне тот же вопрос, когда приходил насчет дробовиков, – с сердитым вздохом ответила миссис Давенант. – Не могу себе представить Чарлза и Марка ссорящимися. Они могли поспорить о лошади или военной тактике, но не всерьез. Оба отлично ладили с тех пор, как повстречались в Париже во время отпуска.

– Как я понял, капитан Уилтон провел некоторое время здесь перед 1914 годом. Он и полковник Харрис не были знакомы тогда?

– Думаю, Чарлз был в Египте тем летом, когда мой муж умер. А Леттис, конечно, была в школе.

– А свадебные приготовления проходили спокойно?

– Насколько я знаю, да. Леттис заказала себе платье и на будущей неделе должна была ехать в Лондон на первую примерку. Приглашения были отправлены типографу, цветы выбраны для свадебного завтрака, строились планы свадебного путешествия – сомневаюсь, чтобы Марк возражал, если бы Леттис захотела отправиться на Луну! А Чарлз обожал ее и никогда не противился ее желаниям. Ей было достаточно попросить. Из-за чего им было ссориться?

В устах миссис Давенант слово «брак» звучало идиллически – такую высокую романтику не могла остановить даже смерть. И все же за те три дня после того, как Чарлза Харриса нашли убитым, Леттис, очевидно, не пыталась повидать Уилтона. Он, насколько знал Ратлидж, тоже не ходил в «Мальвы».

Ратлидж собирался развить эту тему, но тут дверь открылась, и капитан Уилтон шагнул через порог.

На нем был сельский твидовый костюм, который подходил ему так же хорошо, как, должно быть, униформа, придавая его мускулистому телу элегантность. Газетные фотографии Уилтона, стоящего перед королем, не воздавали ему должное. Он был таким же светловолосым, как его кузина, и глаза его были такими же синими, – словом, он полностью соответствовал популярному портрету «воина-героя».

«Нацепи ему на голову окровавленную повязку, дай саблю в одну руку и флаг в другую – и готов служака для вербовочного плаката, – мрачно заметил Хэмиш. – Только эти прекрасные летчики бомбили бедняг в окопах и поджигали других пилотов. Интересно, быть сожженным заживо лучше, чем задушенным в грязи?»

Ратлидж невольно поежился.

Уилтон приветствовал его кивком, сделав то же замечание, что и ранее его кузина:

– Должно быть, вы человек из Лондона.

– Инспектор Ратлидж. Я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете. – Он посмотрел на миссис Давенант: – Надеюсь, вы извините нас?

Она с улыбкой поднялась:

– Я буду в саду, если захотите повидать меня перед уходом. – Бросив на кузена утешительный взгляд, миссис Давенант вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

– Не знаю, какие могут быть у вас вопросы, – сразу же сказал Уилтон, оставив трость на подставке у двери и сев на стул, освобожденный кузиной. – Но сразу могу сообщить, что не убивал Чарлза Харриса.

– Почему я должен думать, что это вы? – спросил Ратлидж.

– Потому что вы не дурак, и я знаю, как Форрест вынашивал свои подозрения, интересуясь моим внезапным уходом из «Мальв» в воскресенье вечером и желая знать, что обсуждали мы с Чарлзом на следующее утро, когда этот чертов придурок Хикем якобы видел нас в переулке.

– А вы с полковником действительно встречались следующим утром? В переулке или где-нибудь еще?

– Нет. – Ответ прозвучал недвусмысленно.

– Из-за чего произошла ваша ссора после обеда вечером накануне убийства?

– Это было личное дело, не имеющее отношения к вашему расследованию. Можете положиться на мое слово.

– Нет личных дел, когда речь идет об убийстве, – сказал Ратлидж. – Я снова спрашиваю вас: что вы обсуждали в воскресенье вечером после того, как мисс Вуд поднялась в свою комнату?

– А я снова отвечаю вам, что это не ваше дело. – Уилтон не был ни сердит, ни раздражен.

– Это имело отношение к вашему браку с мисс Вуд?

– Мы не обсуждали мой брак. – «Мой», а не «наш», отметил Ратлидж.

– Значит, вы обсуждали последующие события? Где вы будете жить после заключения брака? Как вы будете жить?

Мышцы вокруг рта Уилтона напряглись, но он ответил почти без промедления:

– Обо всем этом мы условились несколько месяцев назад. Жилье никогда не было проблемой. У Леттис есть собственные деньги. Мы будем жить в Сомерсете, где у меня дом, и бывать здесь так часто, как она захочет. – Поколебавшись, капитан добавил: – Я собирался после войны заняться авиаконструированием. Теперь я в этом не уверен.

– Почему? – Когда Уилтон не ответил, Ратлидж спросил: – Из-за денег?

Уилтон нетерпеливо покачал головой:

– Я устал от убийств. Четыре года я доказывал, что машины, на которых я летал, подходят для этого. Все, что министры его величества хотят слышать об аэропланах в данный момент, – это как сделать их более смертоносными. Родственники моей матери занимаются банковским делом, так что для меня есть и другие возможности. – Голос его звучал холодно.

Ратлидж хорошо понимал Уилтона. Он сам раздумывал, есть ли смысл возвращаться в Ярд, к делам об убийствах. Перед войной это выглядело по-другому, к тому же его отец посвятил жизнь служению закону. Но после того, как он видел слишком много мертвых тел…

Отогнав эти мысли, он спросил более резко, чем намеревался:

– Вы видели мисс Вуд после смерти ее опекуна?

Казалось, Уилтон был удивлен тем, что это важно для Ратлиджа.

– Вообще-то нет.

– У нее, очевидно, нет другой семьи. При сложившихся обстоятельствах для вас было бы естественно находиться рядом с ней.

– Я бы так и поступил, если бы мог что-нибудь для нее сделать, – сухо ответил Уилтон. – Послушайте, я отправился в «Мальвы», как только услышал жуткую новость. Доктор Уоррен уже был там – он сказал, что Леттис нуждается в отдыхе после сильного шока. Я послал сообщение с Мэри – одной из горничных, – но Леттис уже спала. Уоррен предупредил меня, что может пройти несколько дней, прежде чем она оправится настолько, чтобы видеть кого-нибудь. При сложившихся обстоятельствах, как вы правильно отметили, я не мог ничего сделать, пока она спала в своей комнате.

Но она не спала, когда приходил Ратлидж…

– Значит, доктор Уоррен дал ей успокоительное?

– А вы как думаете? Сначала Леттис буйствовала – настаивала, чтобы ее немедленно отвели к Чарлзу. Чего, конечно, Уоррен не мог позволить. Потом она потеряла сознание. Леттис лишилась обоих родителей, когда ей было четыре года, и я не думаю, чтобы она их толком помнила. Чарлз был единственной семьей, которую она знала.

Ратлидж воспользовался шансом:

– Расскажите, что за человек был Чарлз Харрис?

Глаза Уилтона потемнели.

– Прекрасный офицер. Надежный друг. Любящий опекун. Джентльмен.

Это звучало как эпитафия, написанная безутешной вдовой, – такое могла бы сказать королева Виктория о принце Альберте в порыве возвышенной страсти.

– Что не говорит мне абсолютно ничего. – Голос Ратлиджа был по-прежнему спокойным, но в нем теперь проскальзывали резкие нотки. – Каков был его характер? Был он способен затаить злобу? Легко ли он заводил врагов, был ли верен друзьям? Был ли он пьяницей? Имел ли любовные связи? Был ли честен в делах?

Уилтон нахмурился, закрыв наполовину лицо руками.

– Да, Чарлз был вспыльчив, но давно научился контролировать себя. Не знаю, таил он злобу или нет. Большинство его друзей были военные, с которыми он служил много лет. Не знаю, были ли у него враги, – я никогда о них не слышал, если не иметь в виду этого идиота Мейверса. Что касается выпивки, я видел Чарлза пьяным – мы все напивались во Франции, когда могли, – но он, как правило, пил умеренно, а связи с женщинами, если они и были, держал в тайне. Я никогда не слышал о нем как о бабнике. О его делах вы должны расспросить Ройстона. Я понятия не имею, в каком они положении.

– Вы познакомились с Харрисом во время войны?

– Во Франции в конце четырнадцатого года. Несмотря на разницу в возрасте и звании, мы стали друзьями. Год назад, когда Чарлз услышал, что я вышел из госпиталя, он привез меня в «Мальвы» на уик-энд. Там я и познакомился с Леттис. Если у него были секреты, он хорошо хранил их от меня. Я не видел ничего зловещего или недостойного в этом человеке. – Руки опустились, как если бы нужда в щите отпала.

Да, это была лучшая эпитафия, но абсолютно бесполезная для Ратлиджа, который хотел живой плоти и крови.

– И все же он умер насильственной смертью на тихом английском лугу в прошлый понедельник утром, и, хотя все говорят мне, что он был хорошим человеком, никто, кажется, особо не торопится найти его убийцу. Я нахожу это довольно странным.

– Конечно, мы хотим, чтобы убийцу нашли! – отозвался Уилтон, покраснев. – Кто бы это ни был, он заслуживает виселицы, и я сделаю все, что могу. Но я не в состоянии придумать причину, по которой Чарлза могли застрелить, и вы бы не поблагодарили меня, если бы я мутил воду дикими бесполезными догадками!

– Тогда мы начнем с фактов. Когда вы покинули этот дом в понедельник утром и куда направились?

– В половине восьмого. – Уилтон взял себя в руки, но его сердитый голос все еще звучал отрывисто. – Упражнялся в укреплении колена. В понедельник я проследовал по дороге, которая идет позади церкви и вверх на холм, огибая «Мальвы». Я достиг вершины холма, а потом пошел к развалинам старой мельницы, которые находятся около моста через Уэр. Вернулся тем же путем.

Это был не тот переулок, где, как заявлял Хикем, он видел ссорившихся полковника и капитана.

– Вы слышали выстрел, убивший его? Или кричащих людей?

– Выстрела я не слышал. Позже я встретил одного из фермерских работников, и он рассказал мне о случившемся. Я был потрясен. – Уилтон внезапно заерзал. – Я не мог в это поверить. Моя первая мысль была о Леттис, и я сразу пошел в «Мальвы».

– Вы встретили кого-нибудь по дороге?

– Двух человек. Дочку фермера, которая потеряла куклу, а потому сидела на пне и плакала. Я заговорил с ней, сказал, что поищу куклу, и спросил, знает ли она дорогу домой. Она сказала, что знает, так как часто ходит сюда собирать полевые цветы для матери. Позже я увидел Хелену Соммерс. Она была на холме с биноклем и не остановилась – только помахала рукой.

– Как насчет управляющего полковника – Ройстона? Он отправился к конюшне в поисках Харриса и оказался там в тот момент, когда лошадь прибежала без всадника. Фактически Ройстон руководил поисками. Вы считаете его честным? Или можно предположить, что он имел причины предотвратить назначенную на девять тридцать встречу с полковником?

– Вы имеете в виду, что Ройстон мог обманывать Чарлза, растратить его деньги, быть пойманным и ожидать увольнения в половине десятого, когда Чарлз вернется? – Уилтон нахмурился. – Полагаю, он мог добраться до луга раньше Чарлза, застрелить его и вернуться домой, прежде чем лошадь прискакала на конюшню. Предположим, он сократил дорогу через перелаз, а лошадь последовала за ним. Но на лошадей нельзя полагаться, верно?

Никто не упоминал короткую дорогу через перелаз, подумал Ратлидж.

– Но Чарлз никогда не говорил мне о каких-либо неприятностях с Ройстоном, – продолжал Уилтон. – К тому же остается вопрос о дробовике. Ройстон не взял его из «Мальв». Форрест сразу это проверил.

– Я слышал, как кто-то говорил, что было бы менее удивительно, если бы жертвой стали вы, а не Харрис. – Ратлидж увидел, как сержант Дейвис нервно передернулся, словно стараясь помешать ему выдать Леттис Вуд.

Но капитан Уилтон засмеялся:

– Вы имеете в виду, что другие поклонники Леттис могли устроить такое для меня? Не могу себе представить Холдейна или Карфилда, лежащих в засаде, чтобы меня прикончить. А вы, сержант? – Смех внезапно замер, и тень пробежала по лицу капитана. – Это глупо, – добавил он, но уже менее убежденно.

На этом Ратлидж прекратил расспросы и откланялся.