Дилетант

– Оклемалась? – спросил водитель, пытаясь в зеркале заднего вида поймать Танин взгляд. – Извини, что я тебя так. Пришлось.

Голос у похитителя, как ни странно, был даже приятный.

– Что вам надо? – нервно повторила Таня. Валерка, уловив незнакомые ему панические интонации, забеспокоился, завозился.

– Прокатимся в одно место, – успокоил мужчина. – Не волнуйся попусту.

– Кто вы?

– Это не имеет значения.

– Что вы хотите?

– Я сказал, что мы прокатимся кой-куда.

– Зачем? Отпустите нас. Кто вы?

Однообразные вопросы Татьяны, очевидно, утомили незнакомца.

– Слушай, милая, заткнись, – грубо прервал он изящный диалог. – Сиди там и помалкивай. И не вздумай выкаблучиваться. Заморышу шею сверну.

Валерка, должно быть, обиделся на несправедливое название и завопил без вступления, гневно, звонко, оглушающе. У него из глаз брызнули слезы, и Таня заплакала тоже. Похититель несколько мгновений молчал, позволяя своему раздражению обрести конкретные очертания, потом, с трудом сдерживая ярость, сказал сквозь зубы:

– Прекратите истерику, блин! Олеся, уйми ребенка!

«Олеся»! Таня вмиг замолчала. Он принял ее за Олесю. Значит, это не просто выверт маньяка, схватившего в парке первую попавшуюся на глаза жертву. Значит, он хотел украсть именно Олесю с ребенком. Значит, ему это кто-то поручил? Но она не Олеся. Значит, она ему не нужна. Не нужна. Валерка нужен и Олеся, а она не нужна. Но не выпустит же он ее сейчас, если она объявит ему, что ее зовут Татьяна? Скорее убьет, как ненужного свидетеля… Таня замерла в неподвижности. Валерка, не встречая поддержки, тоже умолк и заинтересованно занялся ремнем от корзины.

Вадим не ожидал такого моментального исполнения своей просьбы. Он уже практически смирился с мыслью, что придется слушать вопли до самого окончания поездки. Он оторвал взгляд от дороги и с удивлением заглянул в просвет между сиденьями. Девчонка смотрела испуганно, глотала слезы и, к счастью, молчала.

Вадим удовлетворенно хмыкнул. «Выбирай с умом!» – пронесся мимо прямоугольный щит с рекламой сигарет. Недавно отремонтированное шоссе радовало шины своей безупречностью. «Взялись за дороги наконец-то», подумал Вадим. И застыл за рулем от неприятного холодка. Что-то сильно ему не понравилось. Что? «Короткие светло-русые волосы, голубые глаза…» Он бросил еще один взгляд в зеркало, и чудовищное подозрение подтвердилось. Глаза у девчонки были карие.

Глава 10

На капоте джипа лежали два веселых парня. Улечься в такую жару на раскаленное железо могли только совершенно невменяемые особи, каковыми парни и являлись. Буйное веселье разрывало их на части. Одинаковые головки в золотистой фольге выглядывали из большой спортивной сумки на асфальте – в ней было не менее десятка бутылок шампанского.

– А вот и хозяйка! – радостно объявил один из парней, огромный, плечистый, двадцатилетний. Его желтая футболка потемнела от пота на груди и под мышками. – Какая машина у нас крутая! Папулька подарил?

– Или любовник? – весело подключился его друг, такая же бицепская «шайба». Он держал за горлышко пузатую бутылку из темного стекла и периодически прикладывался к ней.

– Муж, – недовольно ответила Олеся, выключая сигнализацию. – Между прочим, полковник милиции.

– Ой-ой-ой, напугала! На-ка, пивни!

Олеся вывернулась из рук первого развеселого мальчугана, но тут же уперлась в накачанную мокрую грудь второго.

– Я Гена, а он – Федя, – объяснил качок, вытаскивая из Олесиной ладони ключи. – Прикинь, в моментальную лотерею выиграли! И на все – ледяного шампуня! Двадцать бутылок! В такое пекло – лучше не придумаешь! На, глотни! Что это у тебя, пепси? Выкинь эту гадость! На, тебе говорят, выпей!

Олеся отчаянно вырывалась и смотрела на окна кафе в надежде, что кто-нибудь выйдет ее спасти. Но почему-то никто не выходил. Гена влажными железными пальцами стиснул Олесин подбородок и теперь пытался влить ей в рот шампанского. Олеся отворачивала голову и не могла поверить, что с ней вот так вот по-хамски обращаются среди бела дня в родном городе. Федя уже открыл джип.

– Прошу! – воскликнул он. – Дамы и господа! Прокатимся на шикарной колымаге полковника милиции!

Федя сел за руль, не забыв прихватить с собой сумку, а Гена запихнул на заднее сиденье брыкающуюся Олесю.

– Отпустите меня, – забарабанила в окно Олеся, все еще не понимая, что же происходит. – У меня ребенок! У меня ребенок там остался! Вы кретины! Немедленно проваливайте из моей машины!

Федя запустил мотор, а Гена с громким выстрелом открыл новую бутылку, вылив половину содержимого на сиденье.

– Пей, я кому сказал, – грубо крикнул он, придавливая Олесю и пытаясь поймать ее губы. – Выпьешь бутылку – отпустим.

– Куда вы едете?! – орала Олеся, выкручиваясь. – Ты же пьяный! Ты машину мне разобьешь!

Несмотря на свое состояние, Федя довольно сносно управлял джипом, подбадривая себя нечленораздельной интерпретацией песни «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». Настойчивый Гена все же исхитрился и заставил Олесю сделать пару глотков.

– Отстань! – заплакала она от бессилия, захлебываясь. – У меня ребенок остался в парке!

– Один, что ли? – сочувственно спросил Гена и подтянулся за новой бутылкой.

– С подругой, – рыдала Олеся.

– Ну и не плачь. Подруга присмотрит. А мы покатаемся и вернем тебя на место. Только не вреди, пей шампанское. Пей, кому говорят! Изнасилую, – предупредил Гена.

Угроза возымела действие. Олеся взяла ледяную бутылку и сделала маленький глоток.

– Умница! – обрадовался Гена. – Давай еще! Не порти праздник.

– Вы меня отвезете обратно? – с тоской спросила Олеся.

– Конечно! – заверил, оборачиваясь, пьяный Федя. – Что мы, изверги? Вернем в целости и сохранности к твоему этому самому. Ребенку, блин. Только немного покатаемся.

– Ну, пожалуйста, ребята, – попросила Олеся, вытирая слезы бутылочным боком.

– Не реви, мать, не гнусавь. Лучше пей. Оно вернее. Пей, кому сказал! – опять навис над Олесей Гена.

Олеся, всхлипывая, сделала еще глоток.

Таня почувствовала, как он напрягся. «Понял, что я не Олеся, – решила она. – Господи, что же будет-то?» Валерка уже совершенно успокоился, езда в машине очень ему нравилась, он шуршал памперсом, беззаботно лопотал и хватал Таню за палец.

Вадим свернул с трассы на лесную дорогу. Они ехали уже довольно долго. Очевидно, он хорошо ориентировался на местности. Татьяна занималась аутотренингом.

«Вспомни, вспомни, чему тебя учили, – твердила она мысленно. – Ты четыре года отрабатывала бросок через бедро! Сонная клуша! Ты даже не успела обернуться, когда он подошел! Четыре года занималась дзюдо, тренировала мышцы, давила спиной твердые маты, рисковала будущим потомством – и никакого эффекта. Даже Олеська, изнеженная орхидея, оказала бы больше сопротивления, чем ты. Слезы, сопли. Какой позор! Как стыдно! Тебе доверили ребенка, и ты должна его спасти!»

Она пыталась сконцентрироваться, укрепить сердце мужеством и героизмом, но руки и колени бесславно дрожали.

Белая «ауди» тихо остановилась, придавив колесами мягкий лесной ковер из иголок, маленьких шишек, коры. Сосны уносились ввысь, к голубым безоблачным небесам, и соприкасались хвойными кронами там, у неба. Вадим распахнул дверцу и, взяв за руку, грубо выдернул Татьяну из машины.

– Где Олеся? – недовольно спросил он.

– Она пошла в кафе. За спрайтом, – опустив голову, тихо ответила Таня.

Они отодвинулись на несколько метров от автомобиля, оставили его позади, среди сосен.

«Что же с ней делать, – с досадой думал Вадим. – Как я лоханулся! Вернуться в парк? Та, необходимая мне, наверное, ждет, моргает, не понимает, куда запропастилась подруга с коляской. Черт! А если уже ринулась в милицию? А с этой что?»

Вадим с тоской подумал о пистолете, об отличном пистолете, даже можно и без глушителя – тут, в лесу, кто услышит. Но у него был только острый нож, в обращении с которым Вадим не добивался особенного блеска, не его это был профиль, и поэтому мысль о необходимости сейчас расправиться со случайной свидетельницей вызывала отвращение. Будет вопить, вырываться, кататься по земле, слезы, кровь, грязь. Вадим задохнулся от омерзения и поморщился.

Таня видела его брезгливую гримасу. Страх парализовал, несмотря на гневные окрики, которыми она внутренне пыталась подтолкнуть себя. «Думай о ребенке, идиотка, – твердила Таня, медленно углубляясь в лес под холодным, изучающим взглядом похитителя, с трудом переставляя ватные ноги и теребя Олесину сумку на плече. – Вспомни, чем ты занималась четыре года! Захват, бросок, захват, бросок… О-хо-хо, у меня не получится. Сумка еще эта дурацкая… Куда ее деть?» Вадим не понял, что произошло. Он словно наткнулся на девчонку и тут же кубарем покатился по земле, хватая губами воздух и матерясь. А она уже продиралась, через лес, шумно дыша и стремительно удаляясь от поверженного противника. Вадим резво подскочил, но дьявольская боль в колене, острая и обжигающая, как раскаленная игла, заставила его умерить прыть. Сделав несколько мучительных шагов, он понял, что проклятой девчонки ему все равно не догнать, и повернул в сторону брошенного автомобиля.

– Ребенок! – напомнила Олеся уже сама себе, а не парням. После бутылки шампанского приключение казалось ей не столь диким и ужасным, как раньше. Гена дружественно обнимал ее за плечи, Федя подбирался к границе города, а в сумке ждали своей очереди нераспечатанные бутылки.

«Ладно, – подумала Олеся, с трудом заставляя себя не спать. Глаза почему-то закрывались сами собой. – Танюша ведь не бросит Валерку? Конечно нет! Что же я так беспокоюсь! Ну, немножко подождет! А я скоро вернусь. Они вернут меня обратно. Не звери ведь, обычные парни. Только немного пьяные».

– Давай еще по одной, – промямлил Гена. Олеся уже без воплей приняла из его рук очередную бутылку. Ледяное пенное шампанское было чудесно, Олеся впервые в жизни пила его прямо из горлышка.

– А мне? – спросил Федя и протянул руку. Олеся вставила в раскрытую квадратную ладонь свою бутыль.

– Кофтулька у тебя – опупеть, – прошамкал Гена, склоняя голову на Олесино плечо. – Все равно что нет. Тоже муж-полковник подарил? Смелый мужчина. Уважаю его.

Олеся попыталась придержать голову Геннадия, которая моталась из стороны в сторону, но безрезультатно.

– Не падай! – разозлилась она. – Не падай, болван! Я сама сейчас упаду.

Олеся взяла руку Гены и минуту в недоумении смотрела на его часы, пытаясь сообразить, что значит, когда большая стрелка находится около двенадцати, а маленькая – на четырех. «О, – поняла она наконец, – четыре! Скоро кормить Валерку! А я все еще неизвестно где!»

Олеся хихикнула, удивляясь факту, что она умудрилась так ловко бросить ничего не подозревающую Таню с малышом в парке. Она была основательно пьяна.

Двухэтажное здание поста ГАИ на выезде из города заполнилось тихим гудением кондиционеров. Сержант дорожно-патрульной службы Павел Кайтуков с сожалением выполз на улицу, огляделся и запоздало схватился за полосатый, как хвост енота, жезл: стремительный джип, игнорируя знак «стоп», промчался мимо.

– Не дергайся, – спокойно остановил Пашу коллега, старшина Смоляков. – Пусть себе едет.

– Знакомая тачка, что ли?

– Знакомая, – кивнул Смоляков, зевая и отгоняя муху. – Дочка мэра.

– А-а… И часто она так носится на своем джипе?

– Не часто. Но номер я запомнил.

– Останавливал?

– Один раз. Ремень не пристегнула.

– Ну и как она? Молодая?

– Молодая, – согласился Смоляков, почесывая живот. – Даже очень. Лет шестнадцать.

– Да ну! Свеженькая такая! – восхитился Паша.

– А по правам – двадцать два выходит.

– Э-э… Ну, не очень свеженькая. Секонд-хэнд.

– Дурак ты. Самый сок.

– Симпатичная?

– Да… – сказал Смоляков, подумав. – Вообще кукла.

– Все-таки надо было догнать и остановить, – с сожалением вздохнул Паша. – Остановить и осмотреть.

– И не лень тебе по такой жаре суетиться?

– И оштрафовать.

– Приключений ищешь? – усмехнулся Смоляков. – Так вон мотоцикл, догоняй.

– Что я, дурной? Я пошутил, – пожал плечами Паша, воткнул в рот свиристелку и засвистел, как чайник на плите. Утлый «москвичек» послушно взрыл шинами асфальт возле строгого сержанта Кайтукова.

Гена спал на Олесиных коленях и храпел басом.

– Федя, отпусти, – без надежды попросила Олеся и едва не врезалась в переднее сиденье от резкого торможения.

– Давай вали, – с трудом просипел Федя, останавливая джип. Язык его не слушался, автомобиль тоже. Джип стоял не совсем на обочине и больше перпендикулярно, чем параллельно потоку машин. Олеся с ужасом посмотрела на грохочущий «КамАЗ-5511», едва не раздавивший их, и, отодвинув тяжелого Гену, выбралась на волю. Федино лицо в просвете окна мелькало и расплывалось.

– Отдай машину, а?

– Зачем тебе? – не понял Федя.

– Ну… – Олеся глубоко задумалась. Зачем? – Она ведь дорогая… Тебе ни в жизнь столько не заработать… не зата… не заработать. Да.

– Отстань, ладно? – вяло буркнул Федя и упрямо взялся за руль.

Олеся отодвинулась в сторону, чтобы не погибнуть под колесами. Джип несколько раз дернулся – у Феди по пьянке обнаружились проблемы со сцеплением, и это страшно развеселило Олесю. Она пошла вдоль пыльной автострады, хихикая и оглядываясь на свой автомобиль и представляя, как удивится Таня, увидев ее в таком непотребном виде.

Водитель ярко-красного грузовика «вольво» с белыми надписями «Кока-кола» на бесконечно длинном кузове с улыбкой смотрел на пьяную полуголую малютку, которая, вытягивая шею, заглядывала в кабину и просила «довезти до города». Если бы его, водительская, дочка рискнула отправиться на улицу в таких бесстыдных трусах, он задал бы ей ремня.

– Вина, что ли, нахлесталась? – спросил он у беспричинно хихикающей крошки.

– Шампанского, – улыбнулась Олеся. – У меня ребенок в парке остался…

– Сама ты ребенок, – ухмыльнулся водитель. – Как же тебя занесло в таком виде к черту на рога? Эх, дурочка…

«Конечно дурочка, – подумала Олеся, приваливаясь к мягкой спинке. – Но я же не виновата. Совсем ни в чем не виновата». Она закрыла глаза и вздохнула.

Глава 11

При мысли о ребенке, таком милом, толстом, ничего не понимающем, оставшемся лежать в корзине в плену у похитителя, слезы вновь подкатили к горлу. Таня опустилась на теплую землю, усыпанную хвоей, уткнулась лицом в колени и зарыдала в голос…

Но через пять минут она уже энергично двигалась по сосновому бору в сторону, как ей казалось, дороги. Слезы были нерациональны и, сколько бы она их ни проливала, никак не меняли положения дел. «Он, значит, везет неизвестно куда нашего сладкого розового пупсика, а я, как дура, как ирригационное сооружение, смачиваю почву ненужной водой!» Таню такая расстановка сил не устраивала. Ей было необходимо как можно скорее добраться до ближайшего пункта милиции, полиции, ГАИ, чего угодно, и сообщить, что похищен внук мэра. Составят фоторобот, перекроют все выезды из города, короче, поймают и обезвредят. Никуда он не денется на своей белой «ауди». Ребенка в корзине так просто не спрячешь. Надо только быстрее выбраться из леса…

Вадим поставил корзину на диван и вытер пот со лба.

– Да заткнись ты! – рявкнул он что есть мочи.

Приказание не возымело действия. Ребенок закатывался, брызгал капельками слез, наливался кумачом и яростно пинал ножками воздух.

Вадим, свирепо матерясь, ушел (вернее – ухромал) в другую комнату и плотно придавил за собой дверь. Но детские нескончаемые вопли доносились и сюда.

– Платон, это я.

– Что за звуки там у тебя? – удивился Платон, сочно похрюкивая.

«Жрешь небось опять, кабан», – зло подумал Вадим.

– Недоносок этот орет!

– Так скажи девчонке, пусть успокоит его! «Самый умный, блин!»

– Девчонки нет.

– Как нет? – Платон даже перестал жевать.

– Вот так, нет. Она попросила подругу прогуляться с коляской.

– И что?

– А сама пошла в кафе. – Ну?

– Что – ну? Я взял не ту девчонку.

Платон на другом конце провода неприветливо замолчал.

– Высадил в лесу, – продолжал повествование о своих горестях Вадим, – хотел…

– Слушай, ты хоть не открытым текстом, – напряженно попросил Платон.

– И не получилось. Она сбежала.

– Ты что, больной?

– Наверное, – согласился Вадим. Давно он так капитально не ошибался. – А так как я больной, то взятки с меня гладки. Ребенка сами забирайте, я его тут оставляю, он меня уже достал.

– Ты, Вадим, не просто больной. Ты делаешь блестящую заявку на стопроцентный кретинизм.

– Спасибо.

– Давай, родной, спускайся вниз. Там тебя наверняка ждут.

– Вот еще.

– А ты думал? Та девчонка, я не сомневаюсь, давно уже в милиции. Вещает о твоих подвигах, описывает твою чудесную морду. ОМОН роет копытом землю, спецназ полирует штыки.

– Да не могла она так быстро выбраться из леса. И вообще, из-за чего такая суета? Из-за какого-то бизнесменского заморыша?

– Да? – нехорошо ухмыльнулся Платон. – Заморыш-то приходится единственным внуком мэру Шлимовска. И если девчонка все еще в лесу, то осталась та, другая, которая была нам нужна и которую ты бесславно упустил. Чем сейчас, как ты думаешь, занимается дочка мэра?

Вадим вздохнул. Вот вляпался!

– Именно! Она вопит благим матом, требуя назад своего ребенка. Операцию ты уже провалил. Заказчику это не понравится. Но у нас в руках остается младенец, и при удачном раскладе еще можно рискнуть и пойти ва-банк. Попытаешься смыться, достану из-под земли. Так что сиди тихо, меняй памперсы, корми грудью и моли Бога, чтобы все обошлось.

– Я не знаю, что с ним делать, – в ужасе простонал Вадим. – Он все время орет.

– Ну, он не сложнее автомата Калашникова, я думаю, – холодно отмахнулся Платон. – Сиди и не высовывайся, понял? Все, пока. Неудачник.

С беззвучной яростью Вадим смотрел на телефонную трубку. Потом швырнул ее на рычаг и, припадая на одну ногу, отправился в соседнюю комнату посмотреть, нельзя ли выключить у ребенка звук.

Глава 12

Анвар Хайбуллин, директор имиджмейкерской фирмы, лежал в кресле напротив своего клиента, которого он собирался в два счета протолкнуть в мэры Шлимовска, и очень себе нравился. Игорю Шведову он нравился куда меньше.

– Где ты выдрал эту фотографию? – хмуро спросил Игорь, рассматривая агитационную листовку. Крупно откадрированное лицо Шведова лучше было бы разместить на рекламе контрацептивов, а не на воззвании к избирателям. Его взор на снимке сиял откровенностью и обещанием неземных блаженств. – Откуда она?

Анвар самодовольно оглядел золотую печатку на холеном мизинце, раскрыл папку-файл и достал фотографию. Это был обычный семейный снимок. Ушлый Хайбуллин, вырвав физиономию Игоря из контекста, оставив его без фона в лице Валерки и Олеси, превратил владельца строительной компании в какого-то злостного Казакову.

– Лучше бы не резал, так и оставил, – буркнул Шведов. – С семьей.

Анвар склонил голову набок и с явным удовольствием посмотрел на листовку, удерживая ее перед собой на вытянутой руке.

– Блестяще, блестяще! – сказал он. – Ты, Игорь, прости, конечно, но в имиджмейкерстве ты полный ноль. Да, согласен, кирпичи, шлакоблоки там, алебастр, сваи – здесь ты ориентируешься. Но в имиджмейкерстве ты абсолютное дитя. Ты ничего не понимаешь. Посмотри на эту фотографию! Я перерыл две сотни снимков у тебя дома и выбрал…

– Натуральные…

– …самый сильный, – остановил Анвар слово, которое рвалось у Игоря из глубины души. – Посмотри, как падает свет. Здесь все. Тонкая, умная улыбка, властный подбородок, огненный взгляд стопроцентного лидера, энергичного, смелого, уверенного в себе. Перед нами человек, способный увлечь за собой…

– В бордель! – вставил Игорь.

– …на баррикады строительства новой жизни. Шлимовску нужен именно такой герой, такая личность. Твоя харизма…

– Вставь эту харизму знаешь куда? Себе в задницу, – обиженно посоветовал Хайбуллину Игорь в лучших традициях американских боевиков. – А текст? Ты сам его писал?

Анвар сдул пылинку с шелкового галстука и поднял на Игоря ангельский взгляд непонятого гения.

– И текст тебе не нравится? – кротко спросил он.

– Я что, майонез «Кальвэ», да? – растерянно крикнул Игорь.

– Почему же? – удивился Анвар.

– Восхитительный, бесподобный, уникальный… На банке с майонезом написано то же самое. Стандартный набор прилагательных.

– Ну, ты скажешь… – совсем приуныл Анвар. – Прости, но ты дилетант, Игорь. Мне лучше знать, что…

– Надеюсь, твои блестящие знания очень тебе пригодятся в другом месте.

– В смысле?

– В том смысле, что я расторгаю с тобой контракт.

Хайбуллин подпрыгнул в кресле, от его умиротворенности не осталось и следа. Если Шведов не шутил, то вместе с контрактом в далекую туманную даль уплывали и «БМВ» представительского класса, и стремительные вылазки в Монте-Карло, и ресторанные обеды…

– Но как же, как же, – засуетился он, – я столько сделал для тебя! Мы с тобой проведем блестящую предвыборную кампанию, у меня еще столько идей!

– Предложи свои идеи кому-нибудь другому! – рявкнул Игорь, скомкал листовку и метко запустил ею в корзину для бумаг. – Проваливай! Ты уволен!

– Пожалеешь, Игорь, – пасмурно предупредил Хайбуллин, поднимаясь. – Но будет поздно.

– Что тебе там причитается, получишь в бухгалтерии. – Шведов нетерпеливо помахал рукой. – Иди, иди, харизма ходячая… Алло!

Звонила Никитишна.

– Игорь, я волнуюсь, – тревожно сообщила она. – Во-первых, телефон не работает, звоню снизу, из автомата. Во-вторых, Олеси до сих пор нет.

Игорь глянул на часы. Семь вечера.

– Подожди, не вешай трубку, – сказал он Никитишне и по другому телефону набрал номер своего сотового, который сегодня путешествовал по парку с Олесей. Раздались равнодушные гудки. – Странно. Сотовый не отвечает. Слушай, я тоже начинаю волноваться. Где она может быть?

– Игорь, ты приезжай домой, – попросила расстроенная Никитишна.

– Хорошо, еду.

Когда через три часа настойчивого пешедрала Таня все еще не обнаружила никаких следов цивилизации, она наконец поняла, что заблудилась.

Лес казался нескончаемым. Сосны, ели, березы с готовностью расступались перед Татьяной, чтобы она убедилась – здесь их несметное множество. Ветки хлестали ей по рукам, она спотыкалась о вспученные корни деревьев, шла то в гору, то под гору. Почувствовав неприятное покалывание, посмотрела на свое плечо. На плече сидел комар размером с лошадь, в невинной задумчивости. «А что? – нагло пискнул он, взвиваясь над головой девушки. – Подумаешь, поужинал и прокатился. Тебя не убудет».

Комариные укусы горели на голых ногах и руках, и Таня мужественно боролась с желанием выступить в роли чесоточного больного.

Когда голод напомнил ей о продолжительности ее лесного пути, она наконец-то вспомнила про Олесину сумочку. «Олеся, ты простишь меня, если я пороюсь в твоей сумке? Может, у тебя там есть конфета? – подумала Таня. – Эх, да что там сумка! Я ребенка не уберегла!» – с щемящей тоской вспомнила она. Теплилась надежда, что Олеся, не обнаружив подруги с коляской в парке, вернулась домой и подняла панику. И похититель уже найден, а с ним невредимый, хотя и очень голодный Валерка.

Таня присела на бугорок, покрытый мелкой изумрудной травкой, и занялась своим багажом. Несмотря на ничтожный размер, в сумке было целых три отделения. В первом же Татьяна, к своему восторгу, нашла вафлю «Причуда». «Ах, Олеся, почему не кровавый бифштекс? – подумала Таня, запихивая ее в рот и с грустью разглядывая обертку. – Он был бы весьма кстати». Затем на свет были извлечены маленькая расческа, квадратная коробочка теней фирмы «Орифлэйм», пакетик с влажной салфеткой, часы на золотом браслете, обрывок тетрадного листа с какими-то каракулями, ручка «Паркер», тюбик сливовой губной помады, детская пустышка, шариковый дезодорант, триста долларов тремя новыми купюрами и около двух тысяч рублей, носовой платок, мужская запонка, грецкий орех, абсолютно новая миниатюрная записная книжечка, синий с золотом контурный карандаш от Диора, леденцы от кашля… В крайнем отделе сумки лежал сотовый телефон.

Глава 13

Грузовик замер, и через несколько минут Олеся проснулась. Над капотом нависла летняя ночь, мелкие капли недавнего дождя застыли на лобовом стекле. Водителя рядом не было. Олеся с трудом открыла тяжелую дверцу и спрыгнула на черный, влажный асфальт. По сравнению с теплой кабиной на улице было довольно прохладно. Олеся поежилась и обхватила себя руками. Над ней сверкал красными огоньками навес автозаправочной станции. Темные деревья по краям асфальтированной площадки шумели, и охали, и хлопали ветвями. Водитель грузовика разговаривал с кем-то у будки. Прежде чем он обернулся, Олеся уже успела пересечь территорию заправки, мелькнуть белой птичкой среди деревьев и совсем скрыться из виду. Она постаралась исчезнуть прежде, чем водитель потребует от нее какой-нибудь платы за оказанную услугу.