Роман в утешение. Книга вторая

Этой ночью под защитой бдительной Муськи я спала гораздо спокойней, чем накануне. Правда, периодически в ее лапах находила конец одна из беспечных непуганых мышек, издавая при этом отчаянный предсмертный писк, но, честно говоря, меня это ничуть не трогало.

Под утро, как и прогнозировала местный синоптик баба Нюра, пошел дождь. Да еще какой. Сухая земля под бьющими по ней наотмашь струями воды издавала звонкую барабанную дробь. Я проснулась от грохочущего по крыше ливня и долго не могла заснуть, боясь, что в комнату вот-вот хлынут потоки воды.

Но всё было нормально, и я, мало-помалу успокоившись, снова задремала. Встав поутру с постели, чуть не наступила на аккуратно уложенную у кровати внушительную горку задушенных Муськой мышей, и испуганно ахнула.

Кошка сидела рядом и, подозрительно прищурив желтые глаза, ждала от меня благодарности. Отдавая дань справедливости, пришлось ее громко похвалить. После пяти минут моих восторженных ахов и охов, сочтя, наконец, что я в полной мере оценила ее праведные труды, Муська потянулась, зевнула и прыгнула на полати с явным намерением отдохнуть от нелегкой ночной работы.

Скривив нос, я палкой затолкала мышиные трупы в полиэтиленовый мешок, и попыталась выйти во двор, чтобы их выбросить, но это мне не удалось: кругом стояла вода. Она, правда, уходила, но крайне медленно, потому что деревушка стояла на совершенно ровном, без малейшего уклона, месте. Я глупо толклась на одном месте, не решаясь вступить в темную воду, пока не догадалась заглянуть в загашники Ефросиньи.

Конечно же, в кладовой стояли добротные резиновые сапоги. Натянув их, я смогла выйти во двор. Воздух был чистым, даже пряным от стремительно распускавшихся цветов. Выбросив жертв Муськиной агрессии в мусорный ящик возле сарая, я с восторгом посмотрела вокруг. Такого чистого неба и ярких красок мне еще видеть не доводилось. Руки сами запросили кисть.

Вернувшись в дом, я взяла гуашь и пару листов бумаги. Осторожно укрепив их на переносном мольберте, принялась писать темно-розовые мальвы, припоминая технику рисования, которую в нашем архитектурно-строительном институте преподавал студентам известный художник Игорь Коноваленко.

Это занятие оказалось настолько захватывающим, что я опомнилась только под вечер, почувствовав голодные рези в желудке. Пришлось идти домой и срочно готовить еду из купленных мной в дороге продуктов. Поев, я посчитала оставшиеся запасы. Еды даже при самой скромной экономии было максимум на неделю. Но если дороги размыты, то как я буду пополнять запасы провианта? Правда, на данном этапе это меня не слишком обеспокоило, ведь как-то добывают еду мои соседки, значит, и я смогу.

Вечером сходила к бабе Нюре, выяснила, что живут мои соседки главным образом на собственноручно выращенных овощах. Видя мою растерянность, баба Нюра дала мне житейский совет:

– Если собираешься остаться здесь на лето, то посади хотя бы огурцы. Парники у Фроськи хорошие были. Хотя я не ходила, не проверяла, как они зиму простояли.

На следующее утро я провела ревизию на своем временном огороде. Огромные грядки длиной в несколько десятков метров уходили за горизонт, наводя на размышления, для чего старушке столько овощей? Если только она не сдавала их перекупщикам.

Баба Нюра мои выводы подтвердила:

– Конечно, сдавала, а то откуда бы у нее и бельишко новое, и одёжа? Не с нашей же смешной пенсии! Несколько тысяч она осенью имела, могла себе кое-что позволить. Жаль, что мне спина столько выращивать не дает, а то бы я… – она мечтательно замолчала, видимо, представляя, что она могла бы купить на вырученные деньги.

Не желая ей мешать, я почапала к себе, встала посреди огорода в гордой наполеоновской позе и решила заняться огородничеством. Исключительно для пропитания, а не для выгоды. Соседки поделились со мной семенами огурцов, редьки, репы, моркови, свеклы и других овощей и пряных трав. Малины и яблок в огороде росло не меряно, да к тому же все грядки заросли самосевным укропом.

За неделю я вскопала и посадила несколько грядок, вяло размышляя о том, ухаживает или нет за моей усадьбой в Пореченске Георгий. И что поделывает Пронин? Самое приятное было бы, если б он забыл, как меня и звали, но мой житейский опыт подсказывал, что это вряд ли. С его-то самолюбием допустить, чтоб от него сбегала любовница, да еще при этом превратив его в форменного клоуна! Даже оставив в стороне его бесконечные уверения в пылкой страсти, такого ни один уважающий себя мужик просто так не спустит. А уж Пронин с его возможностями тем паче. И я каждый раз вздрагивала, стоило мне услышать какой-нибудь необычный для нашей тихой деревеньки звук.

Но постепенно работы прибавилось столько, что я забыла о своих переживаниях. Мне казалось, что здесь лечит всё – тишина, чистый прозрачный воздух и почти полное одиночество. Соседские бабульки хоть и любили поболтать, но без приглашения ко мне не ходили. А после того, как я отдала бабе Нюре свой вполне сносно показывающий телевизор, они и вовсе про меня забыли, глядя все мыльные оперы подряд и при случае усердно мне их пересказывая, боясь, что без телевизора я скучаю.

Но мне было не просто хорошо. Я чувствовала себя по-настоящему свободной и даже счастливой, чего со мной не бывало со времен каникул у бабушки. А когда обнаружила, что постельные излишества не дали никаких результатов, просто возликовала.

В деревеньке периодически появлялся таинственный Семен, но мне с ним встретиться не довелось ни разу. После его визита бабульки были какими-то взъерошенными и странно пугливыми, но со мной своими страхами не делились, а я особенно не допытывалась, боясь их сконфузить.

Лето всё больше разгоралось, приближая день рождения. И не чей-нибудь, а мой. Двадцать седьмого июня, открыв на рассвете глаза, я радостно поздравила себя с тридцатишестилетием. Правда, наречие «радостно» вовсе не отражало смысл того, что я чувствовала, но в этом случае вполне достаточно было и того, что я хотела чувствовать.

Не вставая с кровати, представила, что было бы, останься я с Георгием. Одеваясь, он бы небрежно чмокнул меня в щеку и снисходительно поздравил. После работы преподнес бы мне красивый букет цветов. Правда, букеты покупал не он сам, а его секретарша, не мог же он тратить свое драгоценное время на такую бездарную ерунду.

Потом бы мы уселись за накрытый мной же праздничный стол. Никаких излишеств типа ресторанов или ночных клубов не предполагалось. Поужинав, Георгий отправился бы в кабинет работать, а я, оставшись одна, прибрала на кухне и в свою очередь занялась бы очередным заказом.

Нарисованная картинка мне категорически не понравилась. А ведь именно так мы и отметили мой день рожденья в прошлом году. Дети были в Москве, у них в этот день был важный экзамен, поэтому они даже позвонить мне смогли только после четырех часов. Но не забыли, и то приятно.

Припомнив это, пренебрежительно фыркнула. Так встречать день рожденья я больше не хочу.

С Романом всё было бы с точностью до наоборот. Это был бы настоящий праздник. Возможно, чересчур помпезный, с огромной горой цветов, подарков, роскошным банкетом в каком-нибудь умопомрачительном ресторане. И, конечно, вечер был бы отмечен какой-нибудь сверхдорогой драгоценной побрякушкой. Но проблема-то в том, что и к подобному празднованию душа у меня не лежала.

А как я хочу? На этот вопрос у меня ответа не было. Хотелось чего-то душевного, нежного и уж никак не сверхторжественного. Но чего конкретно? Не знаю…

Разгорался чудесный денек, и я решила сгонять в магазинчик у поста ГИБДД. Правда, от ожидания неприятностей я до сих пор чувствовала неприятное покалывание в кончиках пальцев, и останавливаться старалась задолго до камер слежения, но всё-таки такой панической дрожи, как прежде, уже не испытывала. Я решила – даже если Пронин и найдет меня здесь, ни за что с ним не уеду. А если он попытается применить один из уже апробированных на мне приемчиков – пусть бережется! Больше я его эгоистичной любви терпеть не буду.

Позвав с собой соседок, для которых подобные поездки были настоящим приключением, завела мотор. Дождалась, когда в машину заберутся принарядившиеся бабульки, и тронула с места.

Приехали мы довольно быстро, я более-менее изучила все пакости, которые готовила водителям эта пьяная дорога, поэтому загодя все их благополучно объезжала. В магазине известила женщин, что у нас сегодня будет небольшое застолье, и спросила, что лучше купить. Ответ был вполне ожидаемым – водки.

Выбрав бутылку «абсолюта» с лимоном, я надеялась только на то, что наши ангелы-хранители не допустят, чтобы вместо нормальной водки нам подсунули бодягу. Оценивающе взглянув на бабулек, решила купить еще и коньяка. К моему удивлению, в этой забегаловке нашелся неплохой армянский коньяк. Видимо, среди отоваривающихся здесь водителей встречались и небедные люди. На закуску я набрала сыру, красной рыбы, копченой колбасы и прочей разной несущественной, но вкусной мелочи.

Приехав домой, бабульки постановили накрыть стол у Веры Ивановны, потому что посуды в доме Ефросиньи было и раз-два и обчелся, но, как я подозревала, потому, что соседки разобрали по себе наиболее стоящие вещи.

И впрямь, едва я пришла с продуктами к Вере Ивановне, как всё стало понятно – у нее на столе красовался вполне приличный довоенный сервиз ленинградской фабрики «Красный фарфор». Похоже, сервиз этот был из закромов хозяйственной Ефросиньи, потому-то баба Нюра с бабой Марусей и потребовали у теперешней владелицы использовать этот антиквариат для всеобщего блага. Не знаю, какими путями он ей достался, но старушка явно гордилась такой красотищей.

Я на всякий случай захватила кроме водки еще и коньяк, не думая, правда, что он может пригодиться. Всё-таки мужиков среди нас не было. И ошиблась. Бабульки лихо распили пол-литра на троих и даже захмелели-то слегка, чуть-чуть. Правда, закуски у них было полно – кроме купленных мной продуктов, они притащили огурчики, помидорчики, разного вида грибы, соленья, варенья, даже пару салатиков настругали. В общем, на нашем довольно большом столе яблоку негде было упасть.

Убедившись, что мои соседки пить умеют и фору мне в этом деле дадут очков в сто, я выставила коньяк, к которому непривыкшие к подобным напиткам дамы поначалу отнеслись настороженно. Но, распробовав, признали, что он вполне даже ничего. Но, исключительно для справедливости добавили: водка всё же лучше. И полезнее она, и клопами не воняет.

Потом они начали петь песни, причем в истинно народной манере, то есть не пели, а голосили. Потом принялись горевать о нашей тяжкой бабской доле. Почему-то больше всех их донимала моя судьба. Хотя я ничего им о себе не сообщила, кроме того, что замужем и имею двух уже взрослых сыновей, они, как звери, каким-то внутренним чутьем учуяли, что я несчастлива.

– Ой, Ритка, тебе надо нормального мужика найти. – В этом они были солидарны все.

Согласно им покивав, я провокационно спросила:

– А где его взять, нормального-то мужика? Мне кажется, они давным-давно на Руси перевелись. Мужик, он зверь редкий, исчезающий.

Покряхтев, женщины уныло со мной согласились.

– Перевелись, это точно. Если какой и завалялся где, так он давно к какой-нибудь юбке пришпилен. И что за напасть такая? Кругом бабы одни… – И баба Нюра громко скомандовала: – Давайте споем, девки! – и они снова во всю мочь загорланили песню за песней.

Я слушала их молча. Горланить я не умела, да и учиться желания не возникло. От их песен у меня звенело в голове, и я боялась, как бы со мной не приключился приступ мигрени. Но вот они допели да конца очередную песню – к моему восхищению, песен они знали множество и пели их полностью, не пропуская ни единого куплета, – и баба Маруся печально констатировала:

– Рите бы наш Сенька подошел. Хороший мужик. Порядочный. И умный.

Они зашумели, соглашаясь с ней. Вот ведь свахи нашлись! Но не успела я отказаться от сомнительной чести, как баба Маруся с тоской добавила:

– Ежели бы он женат не был…

Бабульки печально примолкли, по очереди озабоченно охая. Меня даже заинтриговал этот таинственный, периодически возникающий из небытия Семен. Кто же он все-таки такой?..

Посмеявшись про себя над своим нелепым интересом, я сказала:

– Вы продолжайте, я сейчас!

И вышла, не собираясь больше возвращаться. Им и без меня было не скучно.

На следующий день бабулек долго не было слышно, я уж испугалась, что после вчерашнего они неважно себя чувствуют, но после десяти часов все соседки собрались около моего дома, бодрые, довольные, и позвали меня за ворота.

Поблагодарили меня за славный банкет – причем они так и выразились «банкет». Я поняла, что это влияние бесчисленного количества просмотренных ими сериалов. Сразу видно, что дамы приобщились к цивилизации. И пригласили через неделю на продолжение – оказывается, у бабы Нюры будут именины. Я поблагодарила, понимая, что подобные развлечения – единственное, что осталось в этой маленькой коммуне.

Они разошлись, а я долго не могла понять, как можно таким немолодым уже старушкам жить практически в одиночестве в такой глухомани. Неужели у них нет никого из родни, кто мог бы взять их к себе? Или они сами не хотят отсюда уезжать? Родная земля она родная земля и есть. Чем ее можно в таком возрасте заменить? Ничем, наверное…

Глава вторая

Ранним утром в один из славных июльских деньков, когда солнышко так ласково согревало землю и до душной полуденной жары было еще далеко, я пыталась перенести на холст скромные полевые ромашки, расцветшие в углу моего двора. Получалось не очень, всё же я не профессиональный художник, но я старалась.

Было тихо, если не считать радостного пения какой-то пичужки над моей головой и стрекота кузнечиков под ногами. И вот посредине этой блаженной тишины по нашей маленькой деревеньке вдруг разнесся недовольный баритон.

Он звучал начальственно и напористо. Ему несмело возражали тихие голоса обычно вовсе не робких старушек. Меня это и возмутило и заинтриговало. Кто это командует моими самостоятельными соседками? Торопливо протерев руки ветошью, чтобы снять следы попавшей на них краски, я вышла на улицу.

Неподалеку от дома бабы Веры виднелся серый запыленный УАЗик, которыми в советские времена снабжались лидеры колхозов и совхозов, а рядом с ним, сердито склонив голову, стоял крепкий мужчина среднего роста. Это он разговаривал с моими бабульками таким раздраженным тоном, вынуждая их защищаться. Что опять стряслось?

Я поспешила к ним на выручку, забыв, что мне бы лучше не высовываться.

– Что случилось? – мой голос прозвучал слишком резко, я и сама это слышала, но уж больно беззащитными мне показались сбившиеся в стайку старушки.

Обернувшись, мужчина удивил меня добрым выражением светло-голубых внимательных глаз. От него и в самом деле веяло непривычной в наше время сердечностью, которую, как мне показалось, он тщательно скрывал. Окинув меня пристальным взором, удивленно спросил:

– А это что еще за цаца? – и его глаза возбужденно потемнели.

На мне были обрезанные до середины бедра серые джинсы и свободный топик на тонюсеньких лямочках. Лифчика не было, и грудь, ничем не поддерживаемая, свободно колыхалась при ходьбе. Вспомнив об этом, я с трудом удержалась, чтобы не скрестить руки на груди защитным жестом. Напомнив себе, что я в собственном доме и не ожидала, что мне придется принимать гостей, выпрямилась и в свою очередь окинула гостя изучающим взглядом.

Он и самом деле был очень неплох – крепкий, уверенный в себе, с твердыми чертами лица. Чем-то он смахивал на молодого Тихонова в фильме «Дело было в Пенькове».

Одет он был не по-здешнему очень цивильно, в легкий летний костюм из серой рогожки и бледно-голубую рубашку с двумя расстегнутыми сверху пуговицами. Я внезапно пожалела, что не привела себя в порядок и поразилась – нет, это ж надо! С трудом удрав от двух мужиков, я еще одному понравиться хочу! Что это со мной? Не иначе как в самом деле с ума сошла.

Эта неприятная мысль заставила меня нахмуриться, и бабульки, решившие, что мне не понравилось слово «цаца», хором бросились на мою защиту.

– Это не цаца, а Рита. Очень хорошая девочка, между прочим… – это у них прозвучало с таким очевидным намеком, что я насторожилась. Если я хорошая, то, значит, есть и нехорошая? Но кто?

Мужчина сделал вид, что ничего не понял и продолжал с настойчивым вопросом смотреть на меня. Пришлось представиться:

– Я Маргарита. Художница. Живу здесь, пишу картины.

Бабульки тут же кинулись подтверждать мою художническую состоятельность:

– И замечательные картины, между прочим!

Опять в этих словах прозвучал непонятный мне, но вполне доступный гостю подтекст. Нахмурившись, он уточнил:

– Просто Маргарита? А фамилия есть?

Я воспротивилась прозвучавшим в его голосе милицейским ноткам:

– А вам зачем?

Это его удивило. Видимо, до сей поры ему никто возражать не пытался. Немного поколебавшись, признал:

– Да незачем. Я не участковый, чтобы всё про всех знать. – И, повернувшись к старушкам, продолжил прерванную моим появлением речь: – В общем, так: собирайтесь и поедем в дом престарелых. Там за вами хоть присмотр надлежащий будет. А тут с вами в любую минуту черт-те что случиться может.

Старушки возмущенно загалдели, не решаясь, впрочем, серьезно ему возражать. Мне были понятны его мотивы – женщины в этой глухомани и в самом деле были беззащитны. У них даже сотового телефона не было, чтобы сообщить о болезни или любой другой возникшей проблеме.

Мужчина искоса посматривал на меня, что-то прикидывая, и я невежливо у него спросила:

– А вы кто?

От неожиданности он откинул голову и несколько раз недоуменно моргнул. Похоже, здесь его должна была знать каждая собака. Чуть усмехнувшись, протянул мне руку и представился:

– Извините, не подумал, что мы видимся впервые. Андреев Семен Иванович. Здешний управляющий. – И пояснил мотивы своего здесь появления: – В какой-то степени ответственен за всё, что происходит на этой земле.

Я внимательнее посмотрела на него. Так, значит, это тот самый Сенька, который, если бы не был женат, вполне бы мне подошел. Как ни странно, но у меня возникло это же нерациональное ощущение. Какие-то необычные флюиды, шедшие от него и странным образом греющие мое сердце.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.