Убийственная красота

Фридрих Евсеевич Незнанский

Убийственная красота

Глава 1

Ненависть

Невысокий, щуплый мужчина покинул одну из квартир солидного, сталинской постройки дома. Спустившись вниз на один пролет, он постоял, глядя в окно лестничной клетки, думая о своем.

Как он всех их ненавидел! Всех этих сытых, довольных жизнью граждан. А недовольных он ненавидел еще больше, потому что их мелочные обиды, их претензии к жизни казались ему мышиной возней. Оскорбляли его знание предмета под названием «жизнь».

Это его, а не их швырнули десять лет назад в горнило войны, бессмысленной и беспощадной. Это его, сопливого мальчишку, научили убивать и бояться быть убитым. Каждый день, каждый час. Это он ходил по выжженным солнцем полям, засеянным минами, словно картошкой. Он боялся сделать неверное движение, которое стоило бы ему жизни. Каждый день, каждый час.

Это он сидел в вырытой яме, один на один с вооруженным афгани. Они сидели друг напротив друга, направив стволы друг другу в грудь. Бой затих, это была нейтральная полоса. На которой, как пел бард, «цветы необычайной красоты».

В жизни никаких цветов не было. Был противник, седой афганец, сидящий неподвижно, как изваяние, и не сводящий с него, мальчишки, острого, как у орла, взгляда. Он просто ждал. Потому что первый, кто хоть на секунду ослабил бы внимание, тотчас был бы убит. Они сидели так сутки. Пока не началась атака наших. А могли начать не наши, а совсем наоборот. И тогда он остался бы лежать в яме. Навсегда.

И после этого, после такого везения, подарка судьбы, когда до дембеля оставались считанные дни, прогремел взрыв, сделавший его инвалидом. Хорошо, хоть ноги и руки целы. Но что толку с них, если ни одна женщина не желает общаться с ним больше пяти минут? За исключением двух. И обе годятся ему в матери. С одной он глушит водку. Другая отпаивает его чаем. Потому что, к сожалению, он не может пить помногу и подолгу. Дикие головные боли и судороги – вот плата за мгновения забвения.

Обе женщины его жалеют. Ха! Разве это нужно мужчине от женщины? Он ненавидит и их, этих женщин. Потому что они все равно не могут заменить ему мать. Он ненавидит и мать, которая умерла, пока он воевал, и некому было встретить его после войны, и некому пожалеть. Он ненавидел отца, который бросил их, когда он был еще маленьким мальчиком и так нуждался в его мужской руке, куда так уютно совать детскую ладошку.

У него нет друзей. Потому что с ним тяжело общаться. Он не хочет видеть, как собеседник отворачивается от него, жалея, что увидел и заговорил. Вернее, у него есть два друга. Один – «однорукий бандит» – дает забвение без изнуряющей головной боли. Но это дорогой друг. Он все время требует денег.

Есть и другой друг – компьютер, – он тоже вошел в его жизнь после армии. Этот друг позволяет ему почувствовать себя героем, настоящим мачо, плейбоем. О, сколько их стоит на его полке, дискет с упоительными в своей жестокости играми. Он может просиживать за экраном монитора целыми днями, одним движением «мышки» убивая и уклоняясь от пуль. Он вообще не выключал бы компьютер. Но и за эту радость приходится расплачиваться дикой головной болью. И нужно делать перерыв.

И нужно зарабатывать хоть какие-то деньги. Нужно есть. Одеваться. И время от времени уходить в забвение запоя.

Жирный упырь, который нанял его, думает сыграть свою партию. Посмотрим, как лягут карты…

В любом случае лично он не должен оказаться в проигрыше…

Он отошел от окна, быстро и тихо ступая, поднялся на два этажа выше. Подошел к электросчетчикам, вывешенным в ряд прямо напротив лифта. Посмотрел на движение дисков. Скорость вращения говорила о том, что во всех трех квартирах хозяева находятся дома. И, видимо, телики смотрят. Чего же им еще делать воскресным вечером? Он извлек из сумки небольшую белую коробочку и бутылочку с клеем. Отвинтив колпачок, смазал одну сторону коробочки и, поднявшись на следующую площадку, закрепил ее над квартирным звонком возле одной из дверей. Теперь стало видно, что в центре коробочки был кружок, на котором нарисован колокольчик. Обычная коробка, закрывающая электропроводку для звонка, может, чуть больше размером.

Мужчина быстро и бесшумно начал спускаться по лестнице.

Утром девятнадцатого августа в ОВД «Арбатском» раздался звонок. Дежурный поднял трубку, взглянув на часы. Восемь двадцать. До окончания смены – сорок минут. В девять оперативка… Господи, скорее бы домой, под одеяло.

– Пятьдесят первое отделение. Дежурный слушает.

– Товарищ, у нас взрывное устройство! – прокричал в трубку мужской голос.

– Чего?

– Взрывное устройство. Над дверью квартиры.

– А с чего вы решили, что оно взрывное, это устройство? Как оно выглядит?

– Такая коробка пластиковая для звонков электрических, понимаете? Она висела над дверью.

– Почему «висела»?

– Ее наш электрик снял. Мы его вызывали.

– Зачем?

– Ах, ну что вы все не о том?.. Вызывали, потому что думали, что это он повесил. А он не вешал. Он сейчас его разминирует.

– Кого?

– Устройство! Взрывное!

– Мужчина! Вы проспитесь сначала, потом звоните.

Дежурный бросил трубку.

– Че там? – спросил напарник.

– Да ну их! Как начнут с пятницы бухать, так до понедельника не угомонятся. Взрывное устройство у них, видишь ли!

– Так, а что? – сделал стойку лейтенант, надрессированный на борьбу с терроризмом. – Какое устройство? Мешок с песком? Чего ты трубку-то бросил?

– Какой, блин, мешок? Коробка для звонка над дверью. И какой-то электрик ее уже успешно разминировал.

Телефон снова ожил. Теперь трубку снял лейтенант.

– Пятьдесят первое. Вас слушают.

На этот раз трубка прямо-таки разрывалась от женского вопля.

– Нас хотели взорвать! Почему вы бросаете трубку? Нас чуть не убили!

– Тихо, гражданка! Что произошло?

Женщина, давясь рыданиями, повторила то же, что минуту назад поведал мужской голос.

– Адрес назовите. Староконюшенный, так… – Лейтенант делал запись в журнале. – Ждите, к вам приедут.

– Ну и дурак ты, Гришка. Еще в журнал, главное дело, вписал. Теперь дуй туда за полчаса до конца смены, – вздохнул капитан, отвечавший на первый звонок. – Молодой, резвый, ума-то нет, – меланхолично добавил он.

Минут через двадцать наряд милиции стоял на лестничной клетке пятого этажа дома номер девять в Староконюшенном переулке. У двери тринадцатой квартиры ничего, кроме кнопки звонка, не было. Вернее, над звонком виднелись следы чего-то белесого.

– Клей? – сделал гениальное предположение один из милиционеров.

Остальные кивнули. Лейтенант позвонил. Еще раз.

– Они небось пари заключили с соседями: через сколько минут мы приедем, – предположил все тот же смекалистый мент.

– Тогда у них дверь снесу, – мрачно ответил лейтенант.

Но дверь сносить не пришлось. Послышались осторожные шаги, щелкнул замок, дверь тихо приоткрылась. В проеме показалось холеное, но изрядно напуганное лицо мужчины. Первым делом он взглянул не на милицию, а на то место на стене, которое было испачкано. Мужчина облегченно вздохнул.

– Вот здесь висело, – указал он пальцем на пятно.

– И где же оно сейчас?

– Я не знаю. Его электрик унес.

– Куда?

– Сказал, понесет за дом, на стройку. А нам велел вызывать милицию.

– Ага. А если мы сейчас за домом никакого электрика не найдем, что тогда будет?

Из-за спины мужчины показалась дама с некрасивым, покрытым красными пятнами лицом.

– Что вы такое говорите? – почти закричала она. – Нас всех могли взорвать! Вы позвоните соседям! Они видели! Хорошо, что Круглов согласился прийти! Если бы не он… Вас не дозовешься! Вы только на трупы выезжаете!

– Кто такой Круглов? – невозмутимо спросил лейтенант.

– Электрик наш!

На шум, поднятый нервной дамой, отворились двери соседних квартир. Выползли двое престарелых граждан: мужчина и женщина. Они подтвердили, что да, висело над дверью тринадцатой квартиры взрывное устройство. В виде пластиковой коробочки.

– Да с чего вы все взяли, что оно взрывное? – спросил лейтенант.

– Так внутри тикало! – вскричала нервная дама.

Милиционеры переглянулись, затопали вниз по лестнице.

За домом номер девять, в глубине квартала, стоял полуразрушенный, расселенный дом. Рядом высились два подъемных крана, не подававших признаков жизни.

– Эй, живые есть? – крикнул зычным голосом один из милиционеров.

Из разбитого окна первого этажа кто-то отозвался невнятным мычанием.

Милиционеры переглянулись и кинулись к окну. В углу комнаты с кое-где уцелевшими обоями на куче щебня сидел мужчина, держа в руках части непонятно чего…

Все инстинктивно отпрянули.

– Н-н-н не б-б-б-ойт-т-тесь! В-в-в-се уже! – еле выговорил мужчина.

Глава 2

Таланты и поклонники

Теплый августовский вечер вступал в свои права. Тихая московская улочка в центре города, почти безлюдная днем, сейчас наполнилась роскошными автомобилями, которые двигались в одном направлении: к небольшому особнячку кремовых тонов, стоящему в глубине ухоженного сада. «Мерседесы», «ауди», «БМВ», «ситроены» и прочие транспортные средства отнюдь не отечественного «розлива», мягко шурша шинами, замирали перед зеленым газоном. Из авто выпархивали, словно бабочки на огни фонарей, дамы в струящихся нарядах, невообразимых шляпах и с невероятными прическами. Их сопровождали господа в смокингах и без. Изысканную гамму красок разбавляли пестрые летние рубашки, а то и мятые льняные брюки.

Это место, известное в киношной среде как клуб «Шатильон», по четвергам собирало на party свою паству, которую составляли таланты и поклонники: высокопоставленные мастера кисти, пера и кинематографа, маститые режиссеры и критики, их ухоженные, высокооплачиваемые жены, молодые, но уже удачливые дарования, банкиры и прочие вершители судеб. Они фланировали с бокалами в руках по дорожкам, проложенным между журчащими крохотными фонтанчиками. За углом особняка, на краю очаровательной лужайки, находилась сцена. На ней – музыканты, джазмены. Под изящным навесом перед особняком разместились гриль с медленно поворачивающейся тушей теленка и сервированные плетеные столы со стульями. Здесь же – буфетная стойка с многообразием холодных и горячих закусок, а также прохладительных и горячительных напитков.

Публика, ощущая себя в декорациях «фабрики грез», в этаком «павильонном» Голливуде, наслаждалась своей причастностью к избранным, приобщенным к неким таинствам.

Степенная дама в изысканной шляпе с огромными полями, имеющая профессиональное отношение к музыке, прогуливалась со смазливой девушкой – студенткой Гнесинки.

– Ах, милая, ну о чем вы говорите? Крещендова может брать две с половиной октавы? Кто это сказал?

– Она сама и сказала. Я читала интервью. Она добавила только, что для этого нужна удобная теситура.

– Вы меня уморили! Удобная теситура для нее – это полторы октавы. Деточка, вы должны уже знать, что у женских голосов есть «свистковый регистр». Если этот «свисток» считать голосом, то да, тогда можно вытянуть и три октавы. Но мы-то говорим о нормальном грудном голосе. И если иметь в виду его, то у нас певиц с широким диапазоном раз-два и обчелся. Две с половиной октавы берет Ирочка Фатеева, которую мы сейчас услышим. Она сегодня исполняет для нас джаз. Ее бывшая подруга, которая блюдет погоду в доме, еще Калерия и вы, моя радость. Так что я возлагаю на вас большие надежды.

– А Разина?

– Оставьте. Она свой голос давно пропила и прокурила. Сейчас едва вытягивает полторы. И только «внизу».

– А мужчины?

– Вас интересуют мужчины? – подняла бровь преподаватель.

– Только профессионально, – испугалась девушка.

– Кто именно?

– Ну… Виктор Краснов.

– Этот красавчик? Видите ли, о нем сложно говорить. Он использует две манеры пения – академическую и эстрадную. Полагаю, его диапазон не более двух октав. Еще менее интересен Бергус, который при весьма хилом голосе вытворяет просто эквилибристику, переходя на свой знаменитый фальцет. Мне интереснее наш «брат по крови» Саша Ленкин. Вот у него дивный контртенор, настоящий альтовый звук, как у знаменитого кастрата Фаринелли. Впрочем, душа моя, диапазон – это еще не все. И даже совсем не все. Главное – тембр, интонация. Понимаете? Певец должен быть узнаваем. Очень важна проникновенность исполнения, понимаете? А это чудо возникает, когда исполнитель сам преисполнен чувствами, когда ему есть что выплеснуть, когда душа преисполнена гармонии и просто необходимо передать это слушателю, понимаете?

С этими словами дама приобняла девушку за талию. Та изо всех сил старалась не отшатнуться, изображая на хорошеньком личике благодарную улыбку. Улыбка получилась жалкой.

За одним из плетеных столиков тесно сгрудилась компания. На столике стояли вина, закуски. Оттуда доносились взрывы хохота. В центре внимания был полный господин, говоривший густым басом:

– …Но ведь какая реклама, господа! По формуле крови, только у нас, только один раз… И ведь какие люди среди клиентов! Главный энергетик, бывшие премьеры, «настоящие полковники», кого там только нет! С такими людьми худеть не стыдно. И у всех потеря в весе на десятки килограммов!! Ладно, прихожу. Первое, что меня поразило…

– Стоимость процедуры, – подал голос кто-то из слушателей.

– Это ладно, какая-то штука баксов, это ерунда. Сдал кровь, иду к доктору. А он посмотрел на меня так зловеще и говорит голосом Карабаса-Барабаса: «Ну все! Скоро ты, мужик, жрать перестанешь!» Это мне! На «ты»! – Мужчина выдержал эффектную паузу. – Знаете, и я перестал.

Общий хохот.

– Что, вообще?

– Нет. Получаю, значит, список разрешенных продуктов. И получается, что мне можно есть только чечевицу, гречневую кашу и рыбу «ледяную». Господи, я знать не знал, что бывает такая рыба! И никакого алкоголя. Чай и кофе тоже нельзя. Можно только воду. А мы с женой как раз после этого уехали отдыхать в Испанию. И вот представьте: море, солнце, возле пляжа кабачков всяких немерено. Кругом запахи жареного мяса, молодого вина, но никакой чечевицы и гречневой каши! А я не могу ничего другого есть! Просто не могу! Он меня, видимо, зомбировал, эскулап этот. Хорошо, я догадался взять с собой гречневую крупу и чечевицу. Как нас таможня пропускала – это отдельная песня. Они никак не могли врубиться, зачем мне в Испании греча и чечевица. Они два часа изучали мой багаж. Собачку притащили, она всю мою крупу обмусолила. То есть таможня была уверена, что я везу наркоту. И ужасно злилась, что не может ее найти.

– И что дальше?

– Ну все-таки пропустили, как вы уже поняли. Так вот, Маруся моя каждый день баловалась средиземноморской рыбой, шашлыками и стейками, пила литрами молодое вино. А я сидел с ней рядом во всех этих кабачках и злился и ненавидел ее, себя, свой вес, доктора и его метод. Потом, в апартаментах, мы варили мне кашу. Я поедал ее с отвращением. А Маруся в это время на моих глазах объедалась фруктами. Но, представьте, я похудел! На десять кило.

– Еще бы ты не похудел на чечевице! В Ленинграде, во время блокады, тоже толстых не наблюдалось.

– Самое смешное, что моя Маруся, которая ни в чем себе не отказывала, а просто много и с удовольствием плавала, ела фрукты и пила вино, похудела на семь.

Народ снова расхохотался.

– Да все это туфта! – перебила рассказчика дама с весьма крупными формами. – Весь этот бум с доктором Медведевым уже проходит. Это ты, Венечка, засиделся в своем Переделкине, отстал от жизни. Мы тоже ходили с приятельницей. Отдали свои баксы. Получили списки. А приятельница моя – журналистка. Они такое расследование журналистское устроили: пошла к Медведеву через неделю и сдала кровь заново. Как будто в первый раз. И что? Получила список разрешенных продуктов, прямо противоположный первому! Вот тебе и метод. А когда предъявила Медведеву оба списка, он ее обозвал шарлатанкой. Ее! Зачем, мол, было дважды сдавать кровь? Так порядочные люди не поступают!

Новый взрыв смеха.

– Ребята! Все эти диеты вообще полная чушь! Уж сколько перепробовано! Хорошо, ты сбросил десять, двадцать килограммов. И что? Кожа обвисает, как у бульдога. Что прикажешь делать с этим? Следующий этап – пластическая операция. И опять деньги, и немалые.

– Нет, если уж делать инвестиции во внешность, идти нужно только к Нестерову, – воскликнула известная актриса, все еще красивая, но с явными признаками увядания на знакомом всей стране лице.

– Ха, к Нестерову! Это всякий знает, что к нему лучше. Так к нему еще попасть нужно. Запись на полгода вперед! И деньги не те, что у Медведева, а на порядок больше, – возразил кто-то из мужчин.

– Так ведь есть за что платить! Господи, вы же видели!.. – И из уст актрисы посыпались известные фамилии. – Это же чудо, что с ними произошло! Они по десять, пятнадцать лет скинули! Лет, а не килограммов!

– А что он делает, этот Нестеров? Просвети меня, Нелочка, а то, говорят, я безнадежно отстал от жизни. А мне тоже хочется на праздник любви, – пробасил толстый Венечка.

– Я подробностей не знаю. Он проводит курс омоложения. Это недели две. Какие-то уколы. Это все стационарно. У него своя клиника. Но люди выходят – их не узнать! Причем они продолжают молодеть уже после выписки. Как будто волшебные пилюли проглотили. И еще полгода молодеют. И худеют. Потому что обмен веществ повышается, жиры сгорают сами. Молодеют и худеют.

– А потом впадают в детство, – вставил какой-то остряк.

– Потом еще лет десять сохраняют молодость. И не только внешнюю! И мозги лучше работают, память улучшается. А для актеров это очень важно.

– Да что он делает? Может, вливает кровь христианских младенцев? Может, он Мефистофель какой?

– Да-да, что-то в этом роде, – пискнула молоденькая актриса.

– Чушь! Кто бы ему разрешил? Что за Средневековье? Он уже два года работает. К нему не попасть. И недовольных результатом я не знаю. Это ты, Дунечка, молодая еще. По паспорту. И не хочешь конкуренции. Потому что молодость – это твое единственное преимущество, – влепила юной актрисе примадонна.

Дуня залилась краской.

– А я слышала, что его закрыли, вашего Нестерова! Значит, что-то не так, как надо и как можно. А что до молодости, что же это вы, уважаемая Нелли Андреевна, так хотите ее вернуть? При ваших-то талантах и поклонниках?.. Лысых и беззубых, – громким театральным шепотом добавила она.

За столом назревал скандал.

– Фу, девочки, не ссорьтесь! – воскликнул седовласый красавец. – Гляньте-ка вон на ту аллею.

Все, как по команде, развернулись в указанном направлении.

– Видите, наш мэтр, наш режиссер номер один, ведет под руку прелестную Верочку Горбовскую, славу отечественного кинематографа. Между прочим, женщину, любимую собственным мужем, красавцем Олегом, несмотря на десятилетний супружеский стаж и такую же разницу в возрасте… Для актерской среды – случай редкий. Он ведь, кажется, тоже задействован в новом проекте Бояринова?

– Да, они оба – исполнители главных ролей. Вот это и есть настоящее испытание брака на прочность. Только Верочка и Олежка еще с Бояриновым не работали и не знают, что их ожидает, – грустно произнесла молчавшая до сих пор очаровательная блондинка.

Сидящие за столом как-то смущенно отвернулись от аллеи, где прогуливалась пара, и потянулись к бокалам, к сигаретам, к ножам и вилкам…

Только блондинка продолжала следить глазами за парой.

– Я читала сценарий. По ходу действия счастливая супружеская пара терпит полный крах семейных отношений. И вот увидите, так будет и в жизни. Потому что во имя достоверности фильма он рассорит их навеки. Так было со мной и моим Женей, так было со многими. Так было и так будет.

– Рита, ну зачем ты так? – укоризненно произнесла Нелли Андреевна. – Он талантлив, как Бог…

– Как Дьявол, – поправила ее Рита и улыбнулась. – Впрочем, это теперь не моя печаль. Посмотри за столик, где Олег сидит с ребятами из театра. Посмотри, Нелочка.

Украдкой взглянув на крайний столик, где отдыхала после спектакля группа актеров одного из самых популярных московских театров, Нелочка увидела, как Олег Золотарев что-то быстро и громко говорил, улыбаясь одними губами и не глядя на собеседника. А глаза его, большие, черные глаза, встревоженно и напряженно уставились в темную аллею. Туда, где скрылись его жена и Бояринов.

– Фу, прекратите! – вскричал седовласый красавец. – Вон жена Бояринова разгуливает с какой-то барышней и не дергается. А вы-то что всполошились?

Блондинка лишь улыбнулась краешком рта.

– Рита, ты мне прекрати Мону Лизу строить. А то изнасилую тебя прямо здесь, с особым цинизмом.

– А я? – вскричала яркая брюнетка. – Сначала меня, я все-таки законная жена!

Все расхохотались.

– Ребята, а бычок-то зажарился! Чуете? – возопил толстый Венечка. – Я сейчас половину съем, не меньше! А если кто попробует отнять…

– Мы его к Медведеву, на перевоспитание…

Веселье набирало обороты.

– Так вот, душа моя Верочка, это будет очень странный фильм. Сны, сны и сны. Переход из одного в другой, фантазии, которые подсовывает нам подсознание и которые воплощаются в этих снах яркими, красочными картинами, безумными переживаниями. Вам ведь доводилось испытывать в снах животный ужас от преследования жутких злодеев, которых творит причудливая ткань сновидения из знакомых в жизни лиц: управдома, врача-стоматолога и прочих. Доводилось?

Бояринов остановился под фонарем, рассеивающим тьму мягким матовым сиянием, посмотрел глубоким, завораживающим взглядом на стройную женщину, кутающуюся в шаль. Длинные русые волосы струились поверх шали.

– Доводилось, – глубоким, удивительного тембра голосом ответила женщина.

– Они преследуют вас, загоняют в угол, в их руках орудия пыток, вы кричите от ужаса… И просыпаетесь. Ваше сердце бешено колотится, но вы вздыхаете с облегчением: вы дома, в безопасности, рядом мирно посапывает любимый муж… Но в нашем фильме, просыпаясь, вы будете попадать в другой сон, где воплощаются в жизнь самые смелые эротические фантазии, в которых вы никогда не признались бы себе наяву. Вас обнимает не муж, но совсем другой мужчина, и вы, к собственному удивлению, не испытываете стыда, а лишь желание, неукротимое желание…. И с безрассудством отдаетесь ему.

– Нечто подобное было…

– Не затрудняйте себя перечислением. Я не хуже вас знаю мировой кинематограф.

– Извините, – смутилась женщина.

– Прощаю, – улыбнулся Бояринов. – Нет ничего нового под солнцем, дорогая Вера. И все ново. Любовь – вечная тема искусства. Но каждый рассказывает одну и ту же историю по-своему. Своими чувствами и словами. Своими героями. Выбором актеров, наконец.

– Я, признаться, удивлена вашим выбором, Антон. В сценарии масса эротических сцен, обнаженка… А у нас простаивает столько молоденьких актрис…

– Верочка, вы кокетничаете. В фильме будут и молоденькие актрисы, если вы внимательно читали сценарий, вы должны были это заметить. Но главные герои – это люди зрелые. Это фильм о благополучной семейной паре, о счастливой паре, но… Жизнь так устроена, что счастье не может длиться вечно, понимаете? Благополучие создает ощущение пресыщенности, скуки. Помните, у Бродского:

…Так долго вместе прожили мы с ней,что сделали из собственных тенеймы дверь себе – работаешь ли, спишь ли, —но створки не распахивались врозь,и мы прошли их, видимо, насквозь,и черным ходом в будущее вышли.

Вот о чем этот фильм! Понимаете?

Он взял ее руку в свою, пристально глядя на женщину влюбленными? да, влюбленными глазами!

– Понимаю. – Вера почувствовала, что некий ток пробежал через их ладони, и не смогла убрать руки.

– А что до обнаженки, то вам бояться нечего. У вас прекрасная фигура. И вы чрезвычайно сексуальны. А голос? Один только ваш голос может свести с ума любого. Сексуальность – это ведь понятие вневозрастное. Она или есть, или ее нет. Помните наших знаменитых старух? Не нынешних, которые перекраивают себе физиономии и думают, что нелепая, застывшая маска может вернуть им молодость. Нет, я о тех, прежних старухах, которые не делали никаких операций, которые несли свою старость с гордо поднятой головой и были… сексуальны! Да! А вы еще совсем молодая женщина. Да-да. Не заставляйте меня говорить банальности вроде: женщине столько лет, на сколько она выглядит.

Вера усмехнулась.

– И потом… Зритель знает вас с вашего детства. Сколько вам было, когда вы впервые оказались перед камерой?

– Двенадцать.

– С тех пор вы – героиня романтических, патриотических лент. И ваше появление в эротическом кино – это будет фурор! Признаюсь, именно на вас я делаю главную ставку. На вас, а не на Олега. Он – фон. Но, конечно, не должен об этом знать, понимаете?

Режиссер заговорщически подмигнул, Вера рассмеялась, кивнула.