Молчать, чтобы выжить

– Все верно.

– Отлично! В таком случае до встречи.

– А когда мы встретимся? – глупо спросил Борис.

– После того как работа будет выполнена, – ответила Татьяна. Улыбнулась и добавила: – Я ведь должна отдать тебе вторую часть гонорара, или ты забыл? Пока, милый!

Татьяна встала, снова, как и при встрече, поцеловала Шлегеля в щеку, повернулась и быстро вышла из ресторана.

– Настоящая стерва, – восторженно прошептал, глядя ей вслед, Шлегель.

Как только Татьяна вышла из ресторана, от табачного ларька отошел неприметный человек в замшевой куртке. Он вставил в губы сигарету, не спеша закурил, дождался, пока Татьяна пройдет мимо, затем двинулся за ней неторопливой походочкой. Время от времени девушка нервно оглядывалась, словно чего-то боялась. И тогда человек замедлял шаг. На его ничем не примечательном лице застыло беззаботное выражение.

Человек шел за Татьяной несколько кварталов. За это время он умудрился сделать несколько приличных фотоснимков маленькой цифровой камерой, вмонтированной в зажигалку. У комиссионного магазина, куда Татьяна зашла после того, как в течение двух минут разглядывала журнальный столик, выставленный в витрине, прежнего топтуна сменил новый – такой же серый и неприметный.

А еще несколько минут спустя фотографии девушки, сделанные первым топтуном, уже были загружены в портативный компьютер и сверялись с обширной базой данных МВД.

К вечеру того же дня Володя Яковлев и Галина Романова знали о девушке если и не все, то почти все. Звали ее Татьяна Ивановна Перова. Она была студенткой Гуманитарной академии, заканчивала четвертый курс и скоро должна была получить степень бакалавра искусств.

К тому моменту, когда Татьяна Перова вернулась в свою шикарную квартиру, расположенную в одной из трех «красных башен» на Дмитровском шоссе, ее телефон уже прослушивался сотрудниками спецдивизиона МВД. (За пару часов до этого генерал-майор Грязнов без всяких проволочек получил разрешение на прослушку телефона в Мещанском суде столицы).

Около десяти часов вечера того же дня у Татьяны Перовой состоялся весьма примечательный (хоть и напряженный) телефонный разговор с одним немолодым, но солидным господином.

– Слушаю! – буркнул тот, сняв трубку.

– Алло, Лев? – Голос Татьяны слегка подрагивал.

– Да. А это кто?

Татьяна хрипло задышала и произнесла с лютой ненавистью в голосе:

– Ну ты и сволочь, Лев!

– А, Танечка! – «обрадовался» собеседник. – Не узнал тебя. Сто лет будешь жить! Рад тебя слышать, золотце мое. Ну как там поживают мои деньги? Они уже приготовились вернуться к своему старому владельцу?

– Ага. Пакуют чемоданы. Ты хам. Ты мне просто омерзителен!

Собеседник Перовой довольно хохотнул:

– Знаю, солнышко. Но ты тоже не подарок. Ты очень красивая девочка, но характер у тебя скверный.

– Это потому что я не позволяла тебе водить по ресторанам баб?

– Глупости. Я никогда себе этого не позволял.

– Правильно. Потому что боялся прессы! Ты поступал хитрее. Этих баб тебе привозили на дачу! Я все знаю, Лева. Я видела их.

Собеседник немного помолчал, потом сказал:

– Так ты следила?

– Да!

– Ну ты и стерва, Танюша.

Лицо Перовой исказилось гримасой бешенства.

– Смею напомнить, что это не я бросила тебя, а совсем наоборот.

– Верно. Но на то были свои объективные причины.

– Я любила тебя, мерзавец! Я была тебе верной подругой!

– Да-да, я знаю. Спасибо тебе за это, зая. Ты была моей верной любовницей, а теперь у меня будет верная жена.

Мужчина снова хихикнул, словно дразнить разъяренную девушку доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Да, и кстати, – добавил он, смеясь, – в «Ля Рошели» у тебя больше кредита нет. Теперь тебе придется околачиваться в простых пивных барах.

– Я заставлю тебя пожалеть об этих словах, – тихим, клокочущим от ярости голосом произнесла Татьяна. – Прощай!

Она брякнула трубку на рычаг.

А часом позже телефон зазвонил в квартире у Грязнова.

– Вячеслав Иванович, – услышал он в трубке негромкий, спокойный голос Володи Яковлева, – кажется, мы установили объект.

– И кто это?

– Вице-мэр Москвы Лев Анатольевич Камакин. Именно ему Перова угрожала сегодня по телефону. Сейчас уже поздно, а завтра утром попытаюсь разузнать об их отношениях побольше. Если, конечно, такие отношения действительно имели место.

– Хорошо. Как только разузнаешь, сразу же отзвони мне.

– Слушаюсь. Спокойной ночи, Вячеслав Иванович.

– И тебе того же. Хотя какое уж тут теперь спокойствие…

3

Следующий день был для майора Яковлева жарким. В принципе весь день состоял из того, что Володя задавал кому-нибудь вопросы, а затем выслушивал ответы – иногда сбивчивые, иногда четкие и ясные, иногда робкие, иногда – с оттенком брезгливого высокомерия.

Официант в дорогом французском ресторане «Ля Рошель» отреагировал на удостоверение майора Яковлева оригинально. Он стал по стойке «смирно» и даже слегка прищелкнул каблуками.

– Бывший военный? – прищурился на него Яковлев.

– Так точно. Старший лейтенант Кравцов, – ответил официант, хмуря брови.

– Вольно, старлей. Взгляните, пожалуйста, на эти фотографии.

Яковлев протянул официанту несколько снимков, на которых были изображены Перова и Камакин.

– Вы знаете людей, которые на них изображены?

Официант едва глянул на снимки и кивнул:

– Да, конечно. Это Лев Анатольевич и Татьяна. Они частенько сюда захаживают. Раз в месяц это уж точно. Лев Анатольевич – один их самых уважаемых клиентов. На его имя в нашем ресторане открыт кредит.

– Какие, на ваш взгляд, у них отношения?

Официант нахмурился еще больше, видно было, что вопрос этот ему не по душе.

– То есть как – какие? – сухо сказал он. – Они пара. Не думаю, что супруги, но любовники – точно.

– Вы уверены?

– Разумеется. Я часто их обслуживал. Он постоянно ей что-то дарил: то колечко, то браслет.

– Когда они стали приходить сюда вместе?

– Не помню. М-м… – Официант задумчиво закатил глаза. – Года полтора назад… Да, где-то так.

– Ясно.

Еще оригинальней была реакция у домработницы вице-мэра Камакина – Надежды Павловны Ямской. Она долго, не меньше минуты, смотрела на фотографию Перовой – при этом выражение глаз у домработницы было такое же, как у загнанной в угол клетки лисы. Наконец она облизнула языком сухие, увядшие губы и едва заметно кивнула:

– Да, я ее знаю. Это Таня, подруга Льва Анатольевича. Я иногда встречала ее в квартире Льва Анатольевича по вечерам.

– Она оставалась у него на ночь?

Домработница изобразила на лице сначала недоумение, затем возмущение.

– Молодой человек, – начала она, повышая голос, – неужели вы думаете, что я…

– Ничего я не думаю, – сухо оборвал ее Яковлев. – И вопросы вам задаю не из праздного любопытства.

Домработница помолчала, затем быстро огляделась по сторонам, приблизила к Яковлеву морщинистое лицо и быстро спросила (при этом ее маленькие глазки блеснули любопытством):

– Неужто случилось что?

Володя покачал головой.

– Пока нет, – спокойно сказал он. – Но может случиться, если мы не примем меры.

– О господи! – охнула домработница. – Страсти-то какие!

– Они живут как супруги? – быстро спросил Володя, не дав ее удивлению разрастись.

Та кивнула:

– Да. Живут. Танечка все надеется, что Лев Анатольевич замуж ее возьмет. Только он пока с этим не спешит. И то верно: зачем торопиться-то? Тут ведь все нужно хорошенько обдумать, взвесить. Хотя… – Домработница пожала плечами, – женский век – он короток. Я-то в ее возрасте уже двоих детей имела. А они все в бирюльки играют. Думают, что жить будут вечно. – Домработница вдруг закусила губу и посмотрела на Володю исподлобья, словно размышляла, стоит ему рассказать о своих подозрениях или нет. Подумав несколько секунд, она заговорила быстро и сбивчиво: – Ходят слухи, что Лев Анатольевич на другой жениться собрался. Не знаю, правда это или нет, но Танечку я у него давно уже не видела. Между нами-то говоря, не пара она ему совсем, Танечка-то эта.

– Почему же не пара?

– А вредная она баба – вот почему, – затараторила домработница. – Кому в жены достанется, тот с ней горя хлебнет. Она и в Льва Анатольевича вцепилась как бульдог. Вернее, как кошка – когтями! Уж и мурлычет ему на ушко, и щечкой об его плечо трется… А в глазах такой огонь, что мама дорогая! Только ведь и Лев Анатольевич не простак какой-нибудь. Его так просто не обведешь. Он себе цену знает!

– Значит, они поссорились?

– Видать, поссорились. Только я при этом не присутствовала.

– Понятно.

За день Володя Яковлев успел побеседовать с добрым десятком людей. Картина, в общем, складывалась ясная. Причины, побудившие Перову нанять киллера для убийства Камакина, были банальны.

В то время когда майор Яковлев беседовал с одним из сотрудников мэрии, его коллега – капитан милиции Галина Романова – переступила порог квартиры Сергея Славного.

Вместе с ней в квартиру вошли три сотрудника спецдивизиона МВД. Все четверо – и Галина, и оперативники – были в тонких тряпичных перчатках. Дверь оперативник вскрыл отмычкой – быстро и бесшумно.

– Галя, вам бы лучше посидеть где-нибудь, пока мы будем работать, – добродушно сказал ей один из оперов. – Если найдем что-нибудь интересное, мы вас позовем.

Галя знала, что в обысках сотрудникам спецдивизиона нет равных, а потому безропотно подчинилась.

Оперативники быстро рассредоточились по квартире, Галина же села в кресло и рассеянно поглядывала по сторонам. Пробежала взглядом по корешкам книг. Ницше… Горький… «Майн Кампф»… «Биография Иосифа Сталина»…

«Да у него тут целая тематическая подборка», – с усмешкой подумала Галина.

– Галя, тут кое-что есть, – услышала она голос оперативника. – Взгляните!

Она поднялась из кресла и вошла в спальню. На полу перед кроватью лежала спортивная сумка. Перед сумкой на корточках сидел сотрудник спецдивизиона. В левой руке у него была записная книжка, в правой – отливающая глянцем цветная фотография.

– Вот! – сказал он и протянул снимок Галине.

На снимке была изображена венецианская гондола, отчаливающая от берега. В гондоле сидели двое – мужчина и женщина. Вглядевшись в лицо мужчины, Галина нахмурилась. Лицо было очень знакомое. Где же она его видела?

– Это вице-мэр Камакин, – сказал оперативник. – Его часто по телевизору показывают.

– В самом деле… – проговорила, краснея, Галина. Ей было стыдно, что она сама его не узнала.

– А вот тут его адрес и телефоны, – сказал оперативник, показывая Гале раскрытую записную книжку.

– А про адрес вы откуда знаете? – усомнилась Романова.

Оперативник улыбнулся:

– Так ведь мы с вице-мэром почти соседи. Он в нашем районе живет. Поэтому у нас никаких проблем ни с вывозом мусора, ни с асфальтовыми дорожками во дворе. А детская площадка что твой луна-парк! ЦПКиО отдыхает!

Сомнений не было: любовница Камакина Татьяна Перова за деньги самого Камакина решила устранить его – лишить жизни, чтобы сохранить все то, что подарил ей могущественный спонсор-любовник.

Вечером того же дня Яковлев получил отчеты от топтунов, наблюдающих за Борей Сибиряком (он же гражданин ФРГ Бернд Шлегель) и Сергеем Славным. Ничего заслуживающего внимания в этих отчетах не было.

После того как Романова и Яковлев доложили о своих изысканиях Вячеславу Ивановичу Грязнову, он надолго задумался. Потом усмехнулся и сказал:

– Вот что, ребятки… Наблюдение за Перовой, Шлегелем и сыном поэта продолжать. А я пока постараюсь сделать так, чтобы о самодеятельности Бори Сибиряка-Шлегеля прознали его боссы из синдиката киллеров. Столкнем их лбами и посмотрим, что из этого выйдет.

– Вообще-то это называется провокация, – сказала Галя Романова.

– Ну да, – согласился Грязнов. – Но благодаря этой провокации мы выйдем на человека, который возглавляет банду арбатских. А это дорогого стоит. Ты согласна?

Галя хмуро кивнула:

– Согласна.

– А ты? – повернулся Вячеслав Иванович к Володе Яковлеву.

– На все сто, – лаконично ответил тот.

– Ну тогда приступим…

4

Когда в кармане у Бори Сибиряка зазвонил телефон, он вздрогнул. Деревянной рукой поднес трубку к уху и сказал:

– Слушаю.

– Алло, Сибирячок? – раздался знакомый гнусавый голосок.

Немец опешил, но быстро взял себя в руки.

– Да, Старшина, – спокойно и даже дружелюбно ответил он. – Здравствуй.

– Услышал, что ты в Москве, и не удержался. Дай, думаю, позвоню, пообщаюсь со старым дружочком.

– И правильно сделал. А откуда номер узнал?

– Не помню. Спросил у кого-то. Да и неважно это! Важно, что ты здесь. Ужас как по тебе соскучился, душа моя!

«Вот ведь сволочь. Мысли он, что ли, читает?» – с досадой подумал Боря Сибиряк. Приехав в Москву, немец вставил в телефон новую сим-карту, и номер свой никому не сообщал. Откуда Старшина разнюхал номер – одному дьяволу известно.

– Говорю, соскучился я по тебе! – гнусаво повторил Старшина.

– Бывает, – нехотя ответил Боря Сибиряк.

– Ну конечно, бывает! В гости-то хоть заглянешь? Или, как всегда, дел невпроворот?

Немец знал, что ответить на приглашение Старшины отказом опасно. Да и не приглашение это было, скорей – приказ.

– Да нет, – спокойно ответил Боря Сибиряк. – Нет никаких дел. Буду рад повидаться.

«Чтоб ты сдох, гнида безволосая», – подумал немец в сердцах.

– Ну вот и отлично. Где меня искать – знаешь. Давай подгребай часикам к шести. И постарайся не опаздывать, душа моя, не дай мне истомиться в ожидании.

– Хорошо. Буду к шести.

На этом разговор был окончен.

В три часа пополудни Боря Сибиряк отпустил такси возле одного из домов в Марьиной Роще. На первом этаже дома, с торца, находилось кафе. Странное кафе. Во-первых, странным было его месторасположение: вдали от каких бы то ни было магистралей. С одной стороны – квартал серых, невзрачных пятиэтажек, с другой – пыльные железные гаражи. Во-вторых, железная дверь кафе была заперта на электронный замок. Боре Сибиряку пришлось пару раз повторить свое имя в маленький динамик, а также повернуться лицом к укрепленной на стене видеокамере, прежде чем дверь открылась.

Ничего удивительного, что за те полчаса, которые Боря Сибиряк провел внутри, из кафе никто не выходил, равно как и наоборот – никто в него не входил. Вывеска кафе, висевшая над дверью, была маленькой и неприметной. Не с первого взгляда можно было разглядеть название «Кафе „Иван-да-Марья“.

Старшина сидел за столиком и ел румяные куриные крылышки, тщательно обсасывая косточки и бросая их в хрустальную вазочку. Одет он был в дорогой темно-синий костюм и шелковую белую рубашку. Его абсолютно голая, прокопченная в соляриях лысина, блестела как бильярдный шар.

Старшина был маленького роста и очень худой. На вид он больше походил на пижонистого, вертлявого сутенера, чем на предводителя организации наемных убийц. Но впечатление это было обманчивым.

Старшина очень ловок, умен и жесток, а значит – страшно опасен. Плотно прижатые к голове маленькие уши киллера слегка заострены кверху, как у хищного зверя. Лоб низкий и морщинистый. Маленькие глаза так глубоко утопали под надбровными дугами, что казались вдавленными в череп.

Ел Старшина аккуратно, как аристократ, время от времени смачивая руки в лимонной водичке и вытирая их одним из черных шелковых платков, аккуратной стопочкой сложенных перед ним на столе.

В среде московских бандитов ходили слухи о том, как однажды Старшина зарезал за одну ночь пять человек. Дело было в «диких девяностых». Один процветающий кооперативщик, азербайджанец по национальности, праздновал свою свадьбу. Пока новобрачные и их гости расслаблялись в ресторане, Старшина проник в квартиру азера в надежде поживиться содержимым его сейфа. По прикидкам, квартира должна была быть пустой. Однако Старшина ошибся – в квартире находилось пятеро охранников-азербайджанцев. Завязалась потасовка.

К тому моменту, когда Старшина достал из кармана опасную бритву, азеры успели сломать ему три ребра, выбить левый глаз и вывихнуть челюсть. Наконец охранники устали ломать ему кости и решили передохнуть. Истекающий кровью бандит воспользовался передышкой и принялся орудовать бритвой, причем настолько мастерски, что через минуту все пятеро охранников лежали на полу с перерезанными глотками.

На память о том вечере у Старшины остались два белесых шрама на голом черепе и стеклянный глаз, которым – будучи подшофе – киллер любил пугать проституток, на которых был очень падок.

С бандитами Старшина общался спокойно и насмешливо, как со старыми друзьями, хотя знал, что большинство из подельников побаиваются его, а кое-кто просто ненавидит. Следует добавить, что Старшина любил театральные жесты. Он весело ерничал, рассказывал пошлые анекдоты, тонко подхихикивал своим шуткам. Но все это было лишь отвлекающим маневром, призванным сбить собеседника с толку.

Когда Боря Сибиряк вошел в кафе, Старшина даже не поднял головы, а продолжал как ни в чем не бывало глодать куриные крылышки.

Боря Сибиряк подошел к столику и вежливо кашлянул.

Старшина замер с открытым ртом, затем медленно поднял на гостя взгляд.

– Ба! – воскликнул он. – Какие люди!

Боря Сибиряк протянул бандиту руку, и Старшина с жаром ее пожал (со стула он не встал, лишь чуть-чуть приподнял тощий зад).

– Ну здравствуй, друг ты мой любезный! Садись, располагайся.

Боря Сибиряк сел на указанный стул, и, когда гость уселся, хозяин вежливо спросил:

– Кофе? Чай?

Немец покачал головой:

– Нет, спасибо.

– Водку? Коньяк?

– Нет.

– Девочку? Мальчика? – Старшина хихикнул. Боря вежливо улыбнулся пошлой шутке, хотя ничего смешного в этом не видел. – Ну давай рассказывай. Как поживаешь?

– Нормально, – ответил немец, глядя на бандита из-под полуопущенных век.

Старшина взял из тарелки куриную косточку, понюхал ее, сморщился и бросил обратно в тарелку. Затем приветливо посмотрел на немца и ласково спросил:

– Чего в Москве пасешься, Сибирячок?

– Да так, соскучился.

– Да ну? Значит, соскучился?

– Ага. Слыхал такое слово – «ностальгия»?

– Во как! Тэк-тэк-тэк… И что, сильно, говоришь, накатила?

– Ностальгия-то? Сильно, – с усмешкой ответил немец.

– То-то, я смотрю, лицо у тебя заплаканное! К березкам-то уже съездил? Кваску русского возле Савеловского вокзала попил?

Старшина засмеялся. Затем вытер руки о шелковую салфетку и взялся за графин с водкой.

– Не возражаешь, если я дерну рюмашку?

– Да ради бога, – пождал плечами немец.

– Ну и ладненько.

Старшина налил себе водки, перекрестился и выпил.

– Ох хороша, зараза! – Он занюхал водку салфеткой и вновь обратил свой взор на немца. – Значит, говоришь, ностальгия заела. А вот я слышал, что ты в Москве работенку себе нашел.

– Откуда слышал? – насторожился немец.

Старшина растянул губы в резиновую усмешку.

– Земля-мать весточку донесла. Еще я слышал, что клиент твой – крутая фигура. Вице-мэр Камакин. Я правильно угадал?

У Сибиряка отпала челюсть.

– Я… это… – пробормотал он.

– Решил, что я тебе не нужен? – Старшина улыбнулся еще шире. – Ох, молодость, молодость… И когда вы научитесь уважать старших?

Старшина был практически ровесником немца, но он любил чувствовать себя старшим товарищем или, как говорят в Японии, сенсеем.

– Да нет, – заговорил Сибиряк. – Просто я…

– Решил срубить деньгу по-легкому? Вот так приличные парни и ссучиваются. Все через нее, через легкую деньгу. – Старшина осуждающе покачал головой. – В общем, так, Сибирячок. Никаких дел тут у тебя нет. Кроме тех, что ты через меня получаешь. Понял?

– Понял, – кивнул немец. – Но ты неправ, Старшина. Ты очень неправ.

Живой глаз Старшины превратился в кусочек льда.

– О правах своих дяде милиционеру будешь рассказывать, когда он тебя за зад прихватит и в КПЗ потащит, – просипел он. – А мне про это не впаривай. Я не сам себя авторитетом назначил, меня большие люди короновали, понял?

– Да.

– Не слышу!

– Да! – рявкнул Боря Сибиряк.

– Вот так. – Старшина вновь откинулся на спинку стула. – Значит, с ушами у тебя порядок. Задаток получил?

– Получил.

– Сколько?

– Двадцать кусков.

– Вернешь. Все до последнего копья.

– Но…

Старшина ударил ладонью по столу – так, что подпрыгнула тарелка.

– Харэ базарить! Я сказал, ты услышал. Все, свободен. И будь на связи, ты мне можешь еще понадобиться.

Старшина пододвинул к себе тарелку и вновь занялся куриными крылышками с таким видом, словно немца и след простыл.

Боря Сибиряк поднялся со стула, посмотрел, как Старшина ест, повел могучими плечами и облизнул губы. Лицо его было бледным, в глазах полыхал свирепый огонек. Немец подождал, не будет ли еще каких-нибудь указаний, затем повернулся и зашагал к выходу. Он чувствовал спиной, что Старшина смотрит ему вслед, но не обернулся.

5

Теплое саке нисколько не изменилось на вкус с момента последней их встречи. Может быть, стало еще противнее.

Едва сев за столик, Татьяна пронзила немца колким, холодноватым взглядом и резко спросила:

– Зачем позвал?

Шлегель улыбнулся ей самой обаятельной из своих улыбок:

– Детка, ты меня извини, но твой заказ… – Немец откинул со лба прядь темных волос. – Как бы это лучше сказать… В общем, он переносится. На неопределенное время.

– Так. – На тонких скулах девушки обозначились желваки. – И в чем же причина такого решения? Ты что, испугался?

– Дело не в этом… – медленно заговорил Шлегель, но Татьяна не дала ему договорить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.