Волшебный дар

– Я знаю, – ответил комиссар, – ты вообще ко мне хорошо относишься. Но на этот раз у тебя есть все причины изменить обо мне мнение. Я приехал сюда по приглашению одного из этих типов.

– Даже если вас пригласит сюда сам Сатана, я и тогда не изменю своего мнения о вас мсье комиссар, – они говорили по-английски, и Дронго приходилось выговаривать более четко слова, чтобы Брюлей его понимал. Комиссар говорил по-английски с заметным французским акцентом.

– Спасибо, – пробормотал явно польщенный комиссар, – не нужно так изощряться. У меня за последние четверть века не появилось ни одного друга. В старые годы трудно заводить новых друзей. Ты же знаешь, что у нас с женой нет детей, и поэтому мы дружим с людьми, которые уже много лет появляются в нашем доме. Новых лиц у нас не бывает, – тяжело произнес комиссар и, не делая паузы, добавил, – кроме тебя. Ты единственный человек, кто появился в нашей семье за последние десятилетия. Иногда я думаю, что ты мог бы быть моим сыном, настолько хорошо я к тебе отношусь.

Дронго улыбнулся, чувствуя, как предательски заблестели его глаза. Похвала такого человека стоила многих высших наград.

– Поэтому давай перестанем обмениваться глупыми любезностями и поговорим по делу, – проворчал комиссар и позвал официанта. Его скупые жесты и слова чем-то напоминали известного французского актера Жана Габена, настолько органичными и характерными они были.

– Принеси мне бокал вина, – приказал комиссар, и, когда официант отошел, сказал обращаясь к Дронго: – Ты уже, наверно знаешь, что здесь должно произойти. Завтра они подписывают крупный контракт на организацию какого-то соревнования по гольфу. Говорят, что это будет параллельный чемпионат мира. Очень большие деньги, Дронго. Когда мне назвали сумму, я даже не поверил. Можешь себе представить, этот спорт богатых бездельников. Ходят по искусственным полям в мягких тапочкам, а слуги носят за ними их клюшки. И вся игра заключается в том, чтобы попасть шариком в дырочку. Игра для придурков, – убежденно произнес комиссар, ощупывая карманы. И, лишь затем вспомнив, добавил: – Черт возьми, здесь не разрешают курить. Им мало одного чемпионата, хотят организовать суперсоревнования для «своих». Для президентов банков, компаний, для коронованных особ и всяких там шейхов. Соревноваться с профессиональным спортсменами они, конечно, не смогут, а вот побегать друг за другом – пожалуйста.

– Я слышал, что в мире есть несколько таких соревнований.

– Эти будут самыми грандиозными. В гольф не играют бедные люди. Это спорт очень богатых людей. Как соревнование на своих яхтах.

– И вы приехали только из-за этого? – Дронго чуть смущенно улыбнулся, ему было неприятно задавать такие вопросы. Но он знал, что бывший комиссар не любит, когда ему пытаются подыграть.

– Не только, – на грубом лице комиссара появилась улыбка, – ты знаешь, если бы ты меня не спросил, я бы очень удивился. И, может быть, даже огорчился. Конечно, я приехал сюда не из-за этих бездельников и не из-за этой игры. Сначала ко мне обратился один из этих бездельников, и я, конечно, ему отказал. Я не спустил его с лестницы только потому, что мы встретились в неплохом ресторане в отеле «Крийон», находившемся на первом этаже.

– Справа от входа, – кивнул Дронго, – я там бывал.

– Не нужно напоминать комиссару полиции, живущему на зарплату, что ты бывал во всех лучших ресторанах Парижа.

– Убедили. Я теперь буду обедать только в американских закусочных.

– Не стоит. Такой жертвы я от тебе не требую. Я сразу отказался. В моем возрасте лететь в Португалию не совсем удобно. И совсем не солидно. Я правильно выразился по-английски?

– Я вас понял. Мне всегда неприятно, когда я вспоминаю, что не сумел выучить французский язык.

– Между прочим никогда не поздно, – проворчал Брюлей, – в общем я отказал. А потом мне позвонил мой старый знакомый и настоятельно попросил меня принять приглашение. Очень просил. Учитывая, что мне пообещали солидный гонорар, а в Португалии я никогда раньше не был, я перезвонил первому собеседнику и объявил, что согласен. Вот и все.

– И ваш друг был из какой-нибудь секретной службы вашей страны? – поинтересовался Дронго.

Брюлей нахмурился. Полез в карман за трубкой. Достал ее, посмотрел и негромко выругался. Затем убрал трубку обратно.

– Вот так мне и нужно, – негромко сказал он, – нельзя скрывать от друзей даже такие подробности. Как ты догадался? Только не ври, что ты знал заранее. Мы говорили вдвоем, гуляя в лесу.

– Среди гостей есть известный российский бизнесмен, – пояснил Дронго, – по моей информации, он достаточно тесно связан с российскими спецслужбами. И недавно сюда пришел некий пан Шокальский, о котором я узнал, что он тоже был связан с польскими спецслужбами. А потом появились вы. Таких совпадений не бывает. Или бывает?

– Не бывает, – согласился Брюлей, – именно поэтому меня сюда и позвали. Кроме чемпионата, они собираются договориться о покупках новых технологий для производства оборудования. Атомные станции. Вообще такой чемпионат придуман для неформального общения глав крупнейших корпораций с политиками и руководителями государств. Как, например, Давос в Швейцарии. Все катаются на лыжах, а потом вдруг резко падает курс франка или поднимается курс иены. Хотя у нас уже нет франка, – махнул рукой комиссар. – Скоро у нас все будет общее, и не только деньги. Одно общее правительство, общие продажные журналисты, общие деньги, одни и те же американские актеры появляющиеся на экранах всех стран мира. И одинаковые гамбургеры, которые подают в каждой столице мира. Я превращаюсь в старого ворчуна. Теперь ты все знаешь. Вот почему я здесь. Теперь не говори, что ты приехал случайно? Тебя нанял этот русский бизнесмен?

– Я вас удивлю. Я оказался здесь проездом. На самом деле я жду Джил, которая приедет через несколько дней.

– И я должен поверить? – прохрипел комиссар.

– Я бы не стал вас обманывать, – Дронго смотрел ему в глаза.

Брюлей фыркнул. Снова полез за трубкой. И снова убрал руку.

– Мне остается только поверить тебе, – негромко сказал он, – и знаешь, что я тебе скажу. Настоящий профессионал всегда оказывается там, где он нужен. Если ты оказался здесь даже случайно, значит, так должно было случиться. Теперь расскажи мне, что ты знаешь об этих господах, которые с таким любопытством смотрят на нас. Давай подробнее, начнем с этих поляков. Кажется, они так интересуются нами, что все время смотрят в нашу сторону.

Дронго оглянулся.

– Смотрят, – согласился он, – но боюсь, что я ничего не смогу сказать о пане Шокальском и его очаровательной спутнице... Сегодня я увидел их впервые в жизни...

Он не успел договорить, когда они услышали звук разбитого бокала. Все обернулись в сторону большого стола. Кэтрин швырнула на пол салфетку и поднялась со стула. Очевидно, она снова спорила с супругой своего дяди. Адвокат Карнейро вскочил, пытаясь уладить скандал, но Кэтрин, повернувшись, уже уходила из зала ресторана. Вилари, пробормотав извинение, поспешил за ней. Сильвия пыталась успокоиться, но было заметно, как у нее дрожат губы. Мануэль Сильва снисходительно улыбался. И только Фармер сохранял абсолютное спокойствие.

– По-моему, они не могут поделить этого старика, – пробормотал Дронго. Он увидел, как Сарычев подошел к Шокальскому и что-то быстро пробормотал. Поляк сразу согласно кивнул головой.

– После ужина, – достаточно громко добавил Сарычев, и Шокальский снова кивнул головой.

– Здесь будет интересно, – подумал Дронго, – Кажется, они все ненавидят друг друга.

Глава третья

Борьба с курением, превратившаяся в цивилизованных странах в настоящую войну против курильщиков, привела к тому, что запрет на курение был объявлен почти во всех авиакомпаниях, в публичных местах, в ресторанах, барах, гостиницах. Для курящих отводились специальные резервации, которые с каждым годом становились все меньше и меньше. В отеле «Меридиан» для курильщиков был отведен специальный зал, находившийся перед входом в гриль-ресторан. Здесь собирались гости отеля, предпочитавшие отдыхать в клубах сигарного дыма и среди любителей крепкого табака. Комиссар, усевшийся в глубокое кожаное кресло, с удовольствием достал свою трубку. Кроме них, в зале сидел одинокий англичанин предпочитавший дымить гаванской сигарой. Англичанин смотрел в окно и не интересовался гостями, расположившимися рядом с ним.

– Вы можете сказать мне, что именно предложил вам приехать сюда? – поинтересовался Дронго, – я имею в виду не вашего друга, а одного из гостей отеля?

– Кто может вызвать комиссара полиции, хотя бы и бывшего? – усмехнулся Брюлей. – Мне интересно твое мнение Дронго?

– Конечно, не русские и не поляки, – улыбнулся Дронго, – они обычно предпочитают не связываться с полицией. К тому же обе пары имели связи со спецслужбами своих стран. Джеймс Фармер привез бы с собой целую кучу телохранителей и обратился бы к частному эксперту. Его племянница, узнав о том, что я эксперт по вопросам преступности очень огорчилась. Значит, она, во-первых, не хотела присутствия такого эксперта, а во-вторых, не знала о его появлении. Его молодой муж вряд ли стал бы приглашать вас без согласия супруги. Остаются трое – жена мистера Фармера, владелец отеля Мануэль Сильва и адвокат Карнейро. Владелец отеля сделает все, чтобы избежать любого осложнения ситуации, но он не станет приглашать такого неуправляемого человека, как вы, зная ваш характер и вашу репутацию. К тому же вы известный человек и не пойдете на компромисс в случае необходимости. Сильвия боится только одного – лишиться наследства своего мужа. Она вполне могла обратиться к вам за помощью. Но я думаю, что в случае необходимости она бы обратилась к частному эксперту, а не к бывшему комиссару полиции. И, наконец, адвокат Карнейро. У него наверняка есть связи с полицией и французскими адвокатами. Его приезд мог заинтересовать ваши спецслужбы. И приглашение в Португалию могло поступить от местного жителя. Иначе бы вас пригласили в Москву или Варшаву. Именно он мог обратиться к вам за помощью. Я прав?

– Конечно, – буркнул комиссар, – все просчитал верно. Этот адвокат приехал ко мне в Париж и попросил меня приехать в Алвор.

– Он сказал почему?

– Объяснил, что опасается конкуренции со стороны русских и поляков.

– И только?

– Нет, не только... Он считает, что они могут помешать заключению соглашения между Фармером и его клиентом, владельцем отеля Мануэлем Сильвой. Ему было важно мое присуствие.

– Почему он не нанял частных экспертов? Или личную охрану?

– В отеле есть своя охрана, – пояснил комиссар Брюлей, – думаю, он опасается какого-то подвоха. Непредсказуемого поведения одного из конкурентов. Формально переговоры ведутся между португальцами, русскими и поляками с одной стороны, и компанией мистера Фармера – с другой. Причем Фармер ведет все переговоры лично, не доверяя своим юристам. И лишь когда соглашение достигнуто, он вызывает своих юристов.

– Когда начнутся переговоры?

– Завтра утром, – комиссар тяжело вздохнул, – придется мне выступать в роли адвоката и охранника в одном лице.

Дронго хотел задать следующий вопрос, когда в зал одновременно вошли Шокальский, Сарычев и Мурашенков. Напарницы поляка с ними не было. Увидев Дронго, Мурашенков чуть нахмурился, а Сарычев вежливо поздоровался. Все трое прошли в дальний угол, усаживаясь за столик. Подскочившего официанта попросили принести коньяк. Мурашенков и Сарычев достали сигареты.

– Кажется вас вызвали не напрасно, – тихо сказал « Дронго», по-моему, они собираются договориться.

Было заметно, как нервничает Шокальский. Мурашенков говорил, настаивая на своем, и Шокальский все время очень тихо, но твердо возражал. Сарычев почти не вмешивался в беседу, лишь переводя тревожные взгляды с одного соперника на другого.

– Ты слышишь, о чем они говорят? – спросил комиссар.

– Вы видете затылком? – усмехнулся Дронго.

– Ты все время смотришь в их сторону, – пояснил Брюлей, – я могу видеть по твоим глазам, как ты пытаешься услышать их разговор. Ты ведь знаешь русский язык. Или они говорят по-польски? Он должен быть похож на русский.

– Они говорят по-русски, – сообщил Дронго, – говорят достаточно тихо, так как понимают, что я могу их услышать. Мурашенков все время предлагает варианты, а Шокальский отказывается. Полагаю, что они не могут договориться.

– И не договорятся, – кивнул комиссар, выпуская клубы Дыма – они конкуренты, и поэтому не смогут договориться.

– У вас поразительная выдержка, – признался Дронго, – вы ни разу не повернулись в их сторону, даже не пошевелились. Такой выдержке еще нужно поучиться.

– Научишься, когда будешь в моем возрасте. Если я начну на них оборачиваться, они поймут, что мы интересуемся их беседой. И боюсь, что они решат продолжить свой разговор в другом месте.

– Согласен, – Дронго заметил, как в зал вошла спутница Шокальского. Она была высокого роста, спортивного телосложения. Коротко стриженные темные волосы, заметно выделяющиеся скулы. Ей было лет сорок, но она выглядела достаточно хорошо для своего возраста. Дронго даже подумал, что очень хорошо. У нее были серые холодные глаза. Войдя в зал, она внимательно осмотрела всех присутствующих. Дронго подумал, что так входят в комнату сотрудники полиции или спецслужб. Незнакомка взглянула на флегматичного англичанина, уже успевшего докурить свою сигару, посмотрела в сторону Дронго и неподвижно сидевшего комиссара. И лишь затем подошла к столику Шокальского, усаживаясь немного в стороне, как обычно садятся телохранители. Шокальский чуть повернулся в ее сторону и посмотрев на своих русских собеседников, быстро представил свою спутницу.

– Пани Томашевская, – сказал он достаточно громко, чтобы его услышал и Дронго. Больше он ничего не добавил, очевидно решив, что и этого вполне достаточно. Наверняка Томашевский исполнял при нем роль своеобразного телохранителя.

– Вошедшая дама села чуть в стороне, не принимая участия в беседе, – пояснил Дронго, обращаясь к комиссару.

Тот кивнул головой, продолжая дымить. Мурашенков, уже заметно нервничая, доказывал своему собеседнику неоспоримость собственной позиции, но Шокальский парировал все его доводы. Они даже не заметили, как постепенно повышали голос, и Дронго начал улавливать отдельные слова.

– У вас... не получится... – горячился Мурашенков, – мы... стоимость контракта... Вы только посредники...

– Европейское единство... – возражал Шокальский, – ваше присутствие на рынке...

Комиссар сохранял хладнокровие, даже не спрашивая Дронго, о чем именно говорят собеседники. Дронго, вспомнив о Брюлее, смутился.

– Извините меня, комиссар, – пробормотал он, – я увлекся их спором.

– Я ждал, пока ты решишь сообщить мне, о чем именно они спорят, – сообщил комиссар.

– Русские говорят о том, что у поляков ничего не получится. Очевидно, делегация из Москвы предлагает гораздо больше денег, чем могут предложить поляки. К тому же поляки не являются основными покупателями и выступают в качестве посредников. Шокальский говорит о европейском единстве, намекая, что подобный контракт не отдадут русским. Они продолжают спорить, не могут договориться.

Мурашенков заметно нервничал. Он оглядывался на Сарычева и нервничал еще больше. Очевидно, его беспокоила позиция Шокальского. Наконец он не выдержал.

– У вас ничего не выйдет, Шокальский, – зло сказал Мурашенков, – в Европе нет такой компании, которая могла бы дать больше нас. Мы предложим в два, в три, в четыре раза больше, и все равно станем победителям. При любом исходе, Шокальский. Вы меня понимаете? При любом раскладе мы будем победителями.

Он поднялся. Сарычев поспешил встать вслед за ним. Шокальский с любопытством посмотрел на обоих.

– Только одно маленькое уточнение, пан Мурашенков, – мягко произнес он, хитро улыбаясь, – я говорил о европейском единстве, но я не говорил, что мы представляем европейскую компанию. Мы всего лишь посредники. Может быть, мы представляем американскую корпорацию или японскую? А может, нас послали арабы? Вам не кажется, что у вас не хватит денег конкурировать против всего мира?

– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – зло пообещал Мурашенков и, повернувшись пошел к выходу. Сарычев поспешил за ним. Шокальский негромко пробормотал польское ругательство и взглянул на Томашевского. Тот пожал плечами.

Комиссар не повернулся и в этот раз.

– Что там произошло? – спросил он.

Дронго подробно рассказал о случившемся скандале.

– Кажется, настало время пообщаться с моим клиентом, – сказал Комиссар, тяжело поднимаясь, – пойду пообщаюсь с этим прохвостом Карнейро, который втянул меня в авантюру европейского масштаба.

Он поднялся и вышел из зала. Шокальский даже не посмотрел в его сторону. Он что-то быстро говорил пани Томашевской. Она молча слушала. Англичанин поднялся и посмотрел на часы. Затем неспешно вышел из зала. Дронго услышал его негромкий голос.

– Мои вещи уже в автомобиле?

– Да, мистер Райт, – сообщил ему портье, – мы уложили ваш багаж в салон автомобиля. Вот ваши ключи, мистер Райт. И копия счета.

– Спасибо, – англичанин очевидно уезжал. Дронго в который раз подумал о своеобразии национальных традиций. Англичанин пришел сюда, чтобы выкурить любимую сигару. Он мог выкурить ее в салоне своего автомобиля, но предпочел спокойно завершить ужин, пока его багаж будут грузить, и пройти в зал, чтобы не торопясь выкурить сигару. Такой невероятный характер. Или для англичанина подобное было в порядке вещей? Дронго улыбнулся и поднялся со своего места. И в этот момент услышал, как Шокальский говорит пани Томашевской.

– Тогда мы его уберем, Илона, – Дронго сделал вид, что не понял этой фразы, произнесенной по-польски. Не оборачиваясь он вышел из зала.

– Напарница Шокальского похожа на профессионального «ликвидатора», – подумал Дронго, – такая очаровательная дама способная отравить или пристрелить любого нужного «клиента». Тогда выходит, что пан Шокальский привез с собой такого человека. Но почему тогда Фармер так испугался? Ведь по логике вещей он не должен знать напарницу Шокальского. А если он ее знает, то где и когда они успели познакомиться. Неужели именно такую опасность имел ввиду Карнейро, когда поехал в Париж за комиссаром Брюлеем. Или есть еще другая опасность?

В холле отеля он увидел как невозмутимый англичанин усаживается в салоне своего автомобиля и медленно отъезжает от гостиницы. Каждый отель такого класса проектируется и строиться с участием известных дизайнеров, архитекторов. При подъезде к отелю были устроены своеобразные террасы, и автомобиль поднимался по кругу, чтобы припарковаться рядом со входом или на ближних террасах, где росли небольшие карликовые деревья и большие кусты цветов, посаженные с таким расчетом, чтобы оттенять верхние террасы от нижних.

Дронго подумал, что англичанам приходится в Европе труднее всего. Переход с правостороннего на левостороннее движение, принятое в Европе, мог привести к многочисленным авариям, если бы не известная пунктуальность и добросовестность граждан Туманного Альбиона, не любивших нарушать правила дорожного движения, даже с учетом европейских особенностей.

Когда англичанин уехал, Дронго подошел к портье.

– Вчера приехали мои друзья из Варшавы, – сказал он обращаясь к портье, – в каком номере они остановились?

– Вы ошибаетесь, сеньор, – улыбнулся немолодой портье лет пятидесяти, – они остановились в двух соседних номерах на третьем этаже. Там же, где и вы. Рядом с вашим номером. Нужно им что-то передать? Кажется, я видел, как они прошли в зал перед гриль-рестораном. Разве вы их так не заметили?

– Какой глазастый портье, – разочарованно подумал « Дронго», – наверно, я не обратил внимание, – пробормотал он.

– Да, – улыбнулся портье, – меня все спрашивают об этой паре. Многие считают, что они муж и жена. Но я думаю, что всех интересует скорее женщина, чем мужчина.

– И многие о них спрашивали? – насторожился Дронго.

– Многие, – уклонился от ответа портье.

– Какой молодец, – восхитился Дронго, – настоящий сукин сын.

Он достал пятидесятидолларовую бумажку.

– В нашей стране любят другие зеленые деньги, – очень тихо сообщил портье, – мы перешли на евро.

– Зеленные деньги? – не понял Дронго, – обычно «зелеными» называли доллары. – И вдруг он догадался. И расхохотался. Конечно, «зеленные». Цвет купюр, достоинством в сто евро. Он поменял бумажку.

– Она мне больше нравиться, – доверительно сообщил портье, принимая деньги, – кроме вас, этой парой интересовались адвокат Карнейро, наш французский гость мсье Брюлей, сеньор Сарычев, мистер Фармер.

– Интересный список, – пробормотал Дронго, – надеюсь, что когда вам заплатят еще одну бумажку такого цвета, вы забудете назвать им мое имя.

– Лучше получить ее немедленно, чтобы я сразу забыл ваше имя, – сообщил довольный портье.

– Как он мне нравится, – в который раз восхитился « Дронго», доставая вторую купюру, – как вас зовут? Вы португалец?

– Мои предки – выходцы с Азорских островов, – улыбнулся смуглый портье, уже предвкушая вторую бумажку, – меня зовут Жозе Монтейру.

– Вы очень сообразительный человек, – кивнул Дронго, – но я думаю, что вторую купюру мне лучше сохранить у себя. Ведь вы все равно расскажете обо мне, когда получите следующую бумажку.

Он сделал эффектный жест и спрятал купюру в карман. Портье шумно выдохнул воздух и неожиданно улыбнулся, показывая свои зубы.

– Вы настоящий психолог, сеньор, – восхищенно сказал он, – я бы все равно никому про вас не рассказал. Даже без денег. Остальные платили гораздо меньше. Карнейро и комиссар Брюлей не дали ничего, Фармер дал только пять долларов, а Сарычев десять. Вы не знаете, почему богатые люди обычно бывают такими жадными? Я не имею в виду вас, вы настоящий сеньор.

– Спасибо, Жозе. Боюсь, что никогда не буду богатым человеком. Они умеют ценить деньги, а я умею их только зарабатывать и тратить. Ценить и хранить их я так и не научился.

Дронго повернулся и вошел в зал, когда оттуда выходили Шокальский и его спутница. Они прошли совсем рядом с ним, и женщина чуть усмехнулась. Аромат парфюма Дронго приятно щекотал ее ноздри. Уже много лет он пользовался только « фаренгейтом», употребляя лосьоны, дезодоранты, мыло и кремы фирмы Кристиана Диора. Иногда казалось, что запах «Фаренгейта» въелся в его кожу, настолько привычным был этот агрессивно-волнующий аромат парфюма. Женщина обернулась, чтобы посмотреть на « Дронго». Ее спутник был ей по плечо. Дронго, обернувшись, улыбнулся пани Томашевской, но она уже успела отвернуться.

Он вошел в зал и прошел к комиссару, снова набивавшему свою трубку. Дронго уселся напротив.

– Вы спрашивали про поляков у портье? – поинтересовался он.

– Конечно, – ответил комиссар, – мне нужно было знать, кто именно сюда приехал. За ужином мистер Фармер несколько раз очень странно смотрел в сторону этой польской парочки. Мне было интересно узнать, в каких номерах они живут. Оказалось, что в разных. А я поначалу принял их за семейную пару.

– Я тоже, – признался Дронго, – но в даме есть что-то странное. Она больше похожа на переодетого спецагента, такого «Джеймса Бонда» в юбке. А он на ее сутенера.

– И я так подумал, – усмехнулся комиссар, – именно поэтому поинтересовался, как они разместились. Мне они тоже интересны, и я думаю, что нужно будет перезвонить в Париж и узнать что есть в «Интерполе» на эту странную парочку. Заодно постараюсь узнать и про русскую парочку, которая так некстати оказались здесь, – он посмотрел на часы, – извини, но я устал. Мне лучше подняться в номер. Я остановился на третьем этаже. А ты на каком?

– Тоже на третьем, – Дронго улыбнулся, – кажется, всех гостей отеля разместили на третьем этаже.

– В такое время не бывает много гостей, – согласился комиссар и, тяжело поднявшись из своего кресла пошел к выходу. Дронго пошел за ним, – не нужно меня провожать, – отмахнулся Дезире Брюлей.

Дронго вернулся на свое место и попросил официанта принести ему чашечку чая. Он не успел допить чай, когда в зал вошла Илона Томашевская. Она успела переодеться. Теперь на ней бежевая блузка и темная юбка чуть ниже колен с запахом. «МаксМара», – подумал Дронго. Характерная для них гамма цветов. У этой пани определенно неплохой вкус. Она вошла в зал и сразу посмотрела в сторону Дронго. Собственно никого больше в зале и не было.

– Кажется, она собирается разговаривать именно со мной, – подумал Дронго, поднимаясь, когда женщина подошла к нему.

– Господин Дронго, если не ошибаюсь? – спросила она. По-русски она говорила с характерным польским акцентом, но достаточно чисто. Он вдруг вспомнил Монику Эклер, польского дипломата, с которой познакомился несколько лет назад в Мадриде. Как давно это было.

– Разве мы знакомы? – спросил он несколько удивленно.

Она села в кресло, положив ногу на ногу. И достав сигареты. Дронго опустился в свое кресло, ожидая ответа на свой вопрос.