Затянувшееся послесловие

Чингиз Абдуллаев

Затянувшееся послесловие

Причудливым образом распределяются земные блага среди разных людей. Нищему – ничего, бедному – мало, богатому – много, некоторым очень много, но довольных почти не бывает. Так устроен этот мир.

Али Эфенди

Мы – жалкие марионетки во власти беспощадной судьбы… подчиняясь неумолимым законам природы, мы обречены участвовать в непрекращающейся борьбе за существование а впереди – неизбежное поражение, и больше ничего.

Сомерсет Моэм

Я помалкиваю об этом, но мне хотелось бы заставить себя сказать вслух: да, я вам завидую, завидую Джонни, тому потустороннему Джонни, без которого никто не узнал бы, что такое та, другая сторона. Я завидую всему, кроме его терзаний, которые все равно никто никогда не поймет, но даже среди терзаний у него бывают озарения, которые мне не даны. Я завидую Джонни, и в то же время меня разбирает зло, что он губит себя, нерасчетливо расходует свой талант, глубо впитывает в себя грязь, неизбежно окружающую его.

Хулио Кортасар «Преследователь»

Глава 1

Ему казалось, что в последние годы ураганы в Москве становятся обычным явлением. Сталкивающиеся атлантические и средиземноморские циклоны вызывали обильные дожди, грады, ветры небывалой силы, которые ломали деревья и переворачивали машины. Возможно, раньше он просто не обращал внимания на эти катаклизмы природы, а с годами стал более чувствителен к подобным метаморфозам. Или раньше в Центральной России вообще не было таких катаклизмов. Во всяком случае, столь часто повторяющихся ураганов не помнили даже старожилы.

Он сидел перед компьютером, просматривая последние новости в Интернете. Это уже превратилось в привычку, как чтение ежедневных утренних газет, которое было правилом еще двадцать или тридцать лет назад. Он прилетел в Москву два дня назад. В Италию ему позвонил его давний друг и напарник – Эдгар Вейдеманис, который сообщил о том, что его разыскивает некто Горчилин. Вейдеманису этого человека рекомендовал один из бывших сотрудников Первого главного управления КГБ СССР, который работал вместе с Эдгаром еще в советские годы. Горчилин уже несколько дней настойчиво искал Дронго, чтобы срочно переговорить с ним по очень важному делу.

«Странно, что эта кличка так прочно приклеилась к моему имени», – подумал он. Много лет назад он получил ее по имени небольшой птицы, обитавшей в Юго-Восточной Азии. Птица мастерски умела имитировать голоса других птиц и смело нападала даже на хищников, не позволяя им приближаться к своему гнезду. Ему понравились и эта птичка, и ее смелый характер. И вот уже много лет его по привычке называли по имени этой птицы, зачастую даже не зная его настоящих имени и фамилии.

Он поднялся, прошел на кухню, чтобы включить чайник. Скоро должны были приехать Вейдеманис и этот неизвестный Горчилин, который так настойчиво искал встречи с экспертом. Дронго было уже далеко за сорок. Несмотря на возраст, он продолжал держать неплохую форму, стараясь, не теряя привычной осанки, не набирать лишнего веса. При росте в сто восемьдесят семь сантиметров он весил девяносто семь килограммов и был подтянутым и стройным мужчиной, даже с учетом его мощных габаритов. Такие «шкафы» обычно выступали в роли телохранителей или охранников – огромная сила вкупе с полным отсутствием самостоятельного мышления. Но в его облике сразу бросались в глаза выпуклый большой лоб, внимательные, умные, наблюдательные глаза, тонкие, упрямо сжатые губы.

Вернувшись к компьютеру, Дронго начал поиск компании Горчилина, президентом которой тот был. Компания называлась «Пятое измерение» и занималась поставками технического оборудования, необходимого для эксплуатации насосных станций и гидроэлектрических агрегатов. Оборот компании за прошлый год составил несколько десятков миллионов долларов. Горчилин был еще довольно молод. Ему шел только сорок первый год, и он был одним из тех, кто сумел создать свою компанию практически с нуля и выйти на солидные обороты уже в первом десятилетии нового века.

За это время он успел дважды жениться и дважды развестись. От первого брака у него была дочь, от второго – сын. Дочери Зинаиде шел уже шестнадцатый год, сыну Максиму исполнилось только пять, и с его матерью, своей второй супругой, Горчилин развелся примерно два года назад. На сайте компании был помещен портрет самого Горчилина: уверенный взгляд, волевой подбородок, строгое выражение лица, красивая модная прическа. Такой мужчина наверняка нравился женщинам. А учитывая, что его собственное состояние оценивалось в четырнадцать миллионов долларов, он должен был нравиться женщинам еще больше.

Интересно, что, судя по экономическим показателям компании «Пятое измерение», кризис две тысячи восьмого года почти не повлиял на уверенный рост ее доходов, лишь несколько снизились темпы роста. Интересно, какие проблемы волнуют Горчилина при столь уверенном росте его доходов, подумал Дронго. С одной стороны, личных проблем у него не должно быть. Обе бывшие супруги устроены, детей он обеспечивает. Старшая дочь учится в Швейцарии, сыну он выплачивает неплохие алименты. Или у него появилась любовница, которой он не совсем доверяет? Нет. Это просто глупо. Зачем нанимать в подобном случае такого известного эксперта, как Дронго. Можно подключить любого частного детектива, который проследит за молодой женщиной и ее встречами. Тогда в чем же дело? Зачем он понадобился этому Горчилину?

Зазвонил телефон. Это был охранник, который знал Эдгара Вейдеманиса в лицо. Охранник сообщил, что приехал Эдгар вместе с незнакомым мужчиной, они хотят подняться наверх. Дронго подтвердил, что ожидает обоих мужчин, положил трубку и пошел открывать дверь. Вейдеманис деликатно пропустил вперед незнакомца. Тот был выше среднего роста, подтянутый, широкоплечий. Рукопожатие его было сильным, энергичным. Горчилин был в сером дорогом элегантном костюме, синий галстук повязан американским узлом. Они прошли в гостиную, гость расположился в глубоком кресле. Во втором, напротив, уселся сам Дронго. На диване устроился Эдгар, готовый вместе со своим напарником внимательно выслушать гостя.

– Я вас слушаю, – кивнул Дронго, – вы ведь хотели со мной срочно поговорить?

– Да, – кивнул гость, – позвольте представиться. Горчилин Юлий Дмитриевич, президент компании «Пятое измерение». Я много слышал о вас и поэтому решил, что именно вы являетесь тем человеком, который может мне помочь.

– Надеюсь, что смогу, – пробормотал Дронго, – хотя заранее ничего обещать не могу. Сначала я должен вас выслушать и понять, в чем именно может выражаться моя помощь.

– Мне нужны именно вы, – вздохнул Горчилин. – Впрочем, вы правы: нужно рассказать все по порядку. Хочу предупредить, что у меня не совсем обычное дело. Для того чтобы вы все поняли, я должен начать с самого начала. Это случилось давно. Двадцать два года назад. Простите, что я вас спрашиваю… Вы были в Афганистане?

– Если вы имеете в виду, участвовал ли я в боевых действиях, то не участвовал. Но в самом Афганистане я был.

– Тогда вы поймете, о чем я говорю. Кабул находится совсем недалеко от пакистанской границы, сто пятьдесят километров по прямой на восток. Наша часть тогда располагалась в Джелалабаде. И мое отделение было выслано в горы на обычное патрулирование. Нас было восемь человек. Я был командиром отделения, уже имел сержантские нашивки. Ефрейтор Ахмет Эльгаров считался моим заместителем. И еше шестеро рядовых. Тогда, уже в восемьдесят восьмом, в Афганистан старались посылать побольше мусульман, представителей из мусульманских республик, которые знали местные обычаи, умели находить общий язык даже с душманами. В моем отделении служили трое мусульман: ефрейтор Ахмет Эльгаров, о котором я вам сказал, кабардинец, узбек Самар Якубов и чеченец Саламбек Музаев. Между прочим, Якубов был из Бухары и хорошо говорил не только на узбекском, но и на таджикском. И даже понимал немного по-пуштунски.

– Вместе с вами четверо, – кивнул Дронго. – А кто остальные четверо?

– Леня Субботин из Курска. Его забрали прямо из института, тогда уже забирали и студентов, не хватало людей. Он был старше нас на два года. Миша Шевченко из Тернополя; ему тогда было только девятнадцать. Еще Шалва Чиладзе из Кутаиси и Феликс Гордицкий из Витебска. Его тоже забрали из института. Он был старше нас на год. Остальным было по двадцать лет. Все были так молоды… Зато в нашем отделении собрался настоящий интернационал.

Мы выдвинулись к границе, патрулируя нашу зону. Этот участок считался более или менее спокойным. Я приказал Эльгарову взять двоих ребят и обойти склон горы, чтобы встретить нас с другой стороны. Тот забрал Леню Субботина и Саламбека Музаева. Мы остались впятером. В цепочке мы двигались все вместе, но я, как командир, шел первым. В этот момент мы услышали крики. Кричали внизу, у реки. Мы начали спускаться вниз. Увидели перевернутый внедорожник. В нем было двое погибших мужчин. Женщина кричала, просила о помощи. Рядом находились несколько мужчин. Было сразу понятно, что это моджахеды, и они собирались ее убить. Их было трое. Нет, четверо. Точно. Их было четверо. Нас было пятеро, и мы уже прошли хорошую выучку в горах, знали, как себя вести. Все-таки нас неплохо учили в Советской Армии. Я приказал открыть огонь. Троих мы убили, четвертый сбежал. Раненую женщину мы вытащили из салона автомобиля, как смогли, перевязали. Два пулевых ранения; было понятно, что она долго не протянет. Она сообщила, что в машине находились ее муж и водитель, которые погибли. Начала что-то бормотать про алмазы, мы ничего не поняли. Я позвал Якубова, попросил переговорить с ней, послал двоих осмотреть место засады. Боялся, что сбежавший моджахед вызовет подкрепление. Связался по рации с ефрейтором и приказал ему быстрее выходить на нас.

Можете себе представить мое положение? На руках тяжелораненая, умирающая женщина, рядом – несколько трупов моджахедов. И вокруг никого нет. Я хотел доложить о ситуации по рации, когда меня позвал Феликс Гордицкий. Он показал вниз, и я подумал, что нам нужно быстрее уходить. Там были видны фигуры вооруженных людей, явно моджахедов. Я решил, что двое наших понесут женщину, а остальные будут прикрывать их отход, до подхода группы Эльгарова.

А потом мы увидели, как по обмелевшему руслу реки к нам поднимаются «духи». Их было много, очень много – человек пятьдесят или шестьдесят. У некоторых в руках были гранотометы и пулеметы. А у нас только один пулемет и четыре автомата. С учетом подхода группы Эльгарова стволов могло быть семь, но никак не больше. Я приказал ребятам рассредоточиться и готовиться к бою. Вызвал подкрепление, попросил прислать за нами вертолет или нанести огневой удар по наступающим. Но в это время в ущелье спустился туман и видимость стала очень плохой. Мне сообщили, что вертолет не сможет к нам пробиться. Я приказал Эльгарову торопиться. В это время ко мне подполз Якубов, сообщил, что женщина и ее муж – родственники королевской семьи. Они уходили на восток, в Пакистан, когда попали в засаду. Муж успел застрелить водителя, который и выдал моджахедам их маршрут. Выдал семью, приведя ее в засаду, чтобы захватить бриллианты, которые они везли. Якубов сообщил, что в сумочке женщины есть бриллианты. Честно говоря, в этот момент мне было не до этого. Совсем не до этого. Моджахеды обрушили на нас огонь из гранатометов и пулеметов. И я знал, что никто не придет к нам на помощь, если Эльгаров не поторопится. Хотя что они могли сделать втроем против пятидесяти?

Горчилин тяжело вздохнул. Достал носовой платок, вытер лицо. И затем продолжил:

– Неравный бой длился минут двадцать или двадцать пять. У нас на глазах убили Самара Якубова, буквально прошив его пулеметной очередью. Тяжело ранили Шалву Чиладзе. Он у нас был пулеметчиком, и они сразу обрушили на него огонь из четырех гранатометов. Можете себе представить, что там было! Мы его еле оттащили, но он был уже без сознания. Нас осталось трое: я, Миша Шевченко и Феликс Гордицкий. Феликс нам очень помог. Он забрал пулемет Чиладзе и держался на возвышенности, отбивая все атаки нападавших. Я пополз к женщине. Она уже не дышала; видимо, ее ранения оказались очень тяжелыми. Я взял сумочку, заглянул в нее. Она была набита блестящими камешками. Я отложил сумочку в сторону, мне эти камешки в тот момент совсем были неинтересны. Я не знал, чем закончится наш бой, но трое против пятидесяти… продержаться было невозможно. Меня ранили в руку, Феликса в ногу, но мы все еще держались.

В самый напряженный момент наконец появилась группа Эльгарова. И там наш чеченец. Саламбек показал себя настоящим героем. Забрал у всех гранаты и пополз к нападавшим. Эти чеченцы иногда бывают храбрыми до безумия. Наверное, это у них в крови. В общем, он забросал их гранатами, но сам получил тяжелое ранение в живот. Однако человек восемь он уничтожил, это мы видели своими глазами. Эльгаров и Субботин заняли удобные позиции на склоне горы и держались изо всех сил. Я приказал Мише Шевченко обойти нападавших. Он пополз в обход, чтобы отсечь группу нападавших, которые рвались в горы. Вы бы видели, как он героически держался! Я все видел своими глазами. А когда его окружили, подорвал себя и нападавших гранатой. Прямо у меня на глазах. Такой парень был, самый молодой среди нас… Леонид Субботин даже заплакал, увидев, как погиб Шевченко. А потом ранили и его. Но к этому времени нападавшие просто выдохлись. К тому же начало темнеть. Их осталось человек тридцать. У нас были двое убитых, четверо раненых, из которых двое – тяжело. И ни единого шанса выстоять ночью, когда в горах ничего не видно и моджахеды могут просто подняться к нам и перерезать как баранов. Саламбек еще держался; несмотря на ранение в живот, он готов был сражаться. Я перевязал себе руку, Феликс сам перевязал себе ногу. Мы готовились умереть. Непонятно было, почему моджахеды с таким упорством нас атакуют. Ведь их потери были очень серьезными. Но они продолжали безрассудно идти на нас. Хочу обратить ваше внимание, что эти события происходили осенью восемьдесят восьмого, когда уже всем было ясно, что наши войска скоро уйдут из Афганистана. И моджахеды в других местах старались нас не атаковать, давая возможность спокойно эвакуироваться. А здесь – словно с ума сошли.

Горчилин тяжело вздохнул и продолжал:

– Эльгаров спустился ко мне и сообщил, что нам долго не продержаться. Я спросил, что нам делать. С двумя убитыми и двумя тяжелоранеными мы никуда бы не ушли, тем более наша позиция была выгодная. Уже почти стемнело. Я безуспешно пытался вызвать вертолет. Туман начал рассеиваться, мы увидели звезды и полную луну. Почти сразу по рации мне сообщили, что за нами вылетают два вертолета. Настроение у меня сразу поднялось, но тут моджахеды снова пошли в атаку. У меня закончились гранаты и патроны, только камни оставались. И я вспомнил про эти паршивые бриллианты. Нашел сумочку, схватил горсть этих камней и бросил в нападавших. В тот момент я бы отдал их все за коробку патронов или за пару гранат.

Вы бы видели, как блеснули эти камни в лунном свете. Моджахеды сразу прекратили стрелять и выслали парламентария, который довольно сносно говорил по-русски. Он поднялся наверх с белым флагом и крикнул нам, чтобы мы прекратили огонь. Я приказал ребятам не стрелять и подпустить его поближе, чтобы выслушать. В нашем положении нужно было продлить эти переговоры как можно дольше, ведь каждая лишняя минута могла спасти нам жизнь. Вертолеты уже летели за нами, и мне нужно было выиграть время. Парламентарий поднялся к нам и начал говорить. Они предложили нам уйти, забрав своих раненых, и оставить им сумку с бриллиантами. Вот тогда я наконец понял, почему они так упрямо нас атаковали. Этих сволочей волновали не вопросы защиты веры и родины, а драгоценные камни в сумочке скончавшейся женщины. Наверное, напавшие на машину не сразу нашли камни, они не могли поверить, что те были в ее сумочке. Наверное, искали в машине.

Можете себе представить мое положение? Все смотрели на меня. Не соглашаться было невозможно, они бы нас раздавили. Патронов у нас почти не осталось. Соглашаться – просто глупо: у нас было два трупа и два тяжелораненых бойца. Из четверых оставшихся двое тоже были ранены. Мы бы никуда не ушли. Нас бы легко догнали и просто положили одной хорошей автоматной очередью. Это была типично азиатская хитрость. Стоило только нам уйти со склона горы, как они бы нас догнали и перебили. На равнине у нас не было ни единого шанса.

Я попросил время подумать. Они согласились, даже не предполагая, что подмога уже в пути. Я попросил тридцать минут, они дали только пятнадцать. Но это была их ошибка. Я крикнул ребятам, чтобы держались, вертолеты уже должны были появиться. Через двенадцать минут, когда наши противники уже начали нервничать, наконец появились вертолеты. Две ракеты посеяли панику в рядах моджахедов. Мы тоже открыли огонь. Есть такая поговорка – против лома нет приема. Против огневой мощи наших вертолетов эти мародеры и грабители были почти бессильны. Но мы хорошо понимали, что это тоже временно. Если вертолеты сейчас не улетят, моджахеды обязательно вызовут к себе подкрепление, и здесь появятся их боевики со «стингерами», для которых наши вертолеты станут удобной мишенью. Я получил категорический приказ командира батальона как можно быстрее эвакуироваться. Мы забрали наших раненых, даже сумели погрузить тело Самара Якубова. Труп Миши Шевченко мы не забрали – его разорвало на куски. Я сам подполз туда и увидел его ногу в армейском сапоге. Там даже внутренности были размазаны по камням. На следующий день останки Миши забрали летчики соседнего полка и привезли к нам. Его похоронили в родном Тернополе, выслав туда в цинковом гробу, как это обычно делали, а тело Самара Якубова отправили в Ташкент.

Но перед тем как улететь, я забрал сумку с камнями, а рядом с погибшей женщиной поставил «растяжку» с двумя гранатами. Пусть тот, кто захочет проверить ее тело, получит мой личный презент. И только потом мы улетели. В пути я принял самостоятельное решение. Обоим нашим раненым – Саламбеку и Шалве – я вложил в карманы по три небольших камешка, еще по нескольку камней раздал Лене Субботину, Ахмету Эльгарову и Феликсу Гордицкому. Последнему вообще протянул целую горсть – он нас всех фактически спас. Тот даже удивился, спросил, что это такое.

– Просто камешки сувенирные на память, – пошутил я, так ничего ему и не сказав.

Себе я оставил половину сумки, прекрасно понимая, что меня могут просто отправить в тюрьму, если узнают, как я раздавал эти камешки. Но все обошлось. Раненых отправили в госпиталь, меня с Феликсом – на перевязку.

Не буду рассказывать, каким чудом мне удалось сохранить эти камни – целый роман может получиться, просто приключения Монте-Кристо. Но я все же сумел их сберечь. А потом нас отправили из Кабула прямым рейсом в Ташкент. К тому времени поступил приказ о выводе нашей дивизии, и наш батальон выходил первым. В Ташкент я прилетел со своими камнями, вызвал туда младшего брата и передал ему сумку. Потом выяснилось, что бриллиантов в ней было на сто шестьдесят тысяч долларов. Для меня тогда это были просто неслыханные деньги. Невероятные, невозможные. Через несколько месяцев меня демобилизовали и я приехал в Подольск, к родителям.

Горчилин взглянул на Дронго.

– Я считал, что это плата за нашу кровь, – пояснил он, – и не раскаиваюсь в том, что сделал.

– Ваше командование ничего не узнало? – уточнил Дронго.

– Узнало, конечно, – ответил Горчилин. – На месте боя нашли рассыпанные алмазы, которые я бросил в моджахедов, и решили, что они были потеряны во время боя. Часть камней позже собрали, даже одного моджахеда взяли, который уверял всех, что русские солдаты разбрасывали алмазы, не собирась сдаваться. Это тоже сыграло в пользу моей версии. В Ташкенте меня два раза допрашивали в военной прокуратуре, но к тому времени уже ничего нельзя было доказать. И не забывайте, что мы считались почти героями. Меня представили к ордену Красного Знамени, посмертно ордена получили семьи Якубова и Шевченко. У Якубова остались родители, четверо братьев, сестры; у Миши Шевченко осталась только мать, которая умерла через несколько лет.

Это случилось двадцать два года назад. Я думал, что никто и никогда больше не вспомнит об этой трагедии, которая произошла с нашим отделением. Но я ошибался. Совсем недавно начались другие события, которые я просто вынужден связать с теми, что произошли тогда в Афганистане. Если хотите, такое непонятное и затянувшееся послесловие.

– Говорите, – кивнул Дронго, – что произошло с вами после этих событий?

Глава 2

Горчилин откашлялся, словно собираясь с мыслями.

– Подождите, – предложил Дронго, – может, вам надо выпить? Что вы хотите? Что-нибудь спиртное? Или воду?

– Лучше минеральную воду. Если можно, газированную, – попросил Горчилин.

– «Ессентуки» вас устроит?

– Да, спасибо.

Дронго поднялся и вышел из комнаты. Горчилин взглянул на Вейдеманиса.

– Как вы думаете, он согласится мне помочь? – спросил он у Эдгара?

– Это зависит только от него, – рассудительно ответил Вейдеманис, – но я думаю, что в его практике не так часто встречаются подобные случаи, когда о себе напоминает история, происшедшая много лет назад.

Дронго вернулся с бутылкой минеральной воды, достал два выскоих стакана и разлил бутылку почти пополам, протянув стаканы Эдгару и своему гостю. Горчилин выпил воду залпом, поставил стакан на столик рядом с собой и продолжал:

– Мы с армейскими друзьями иногда переписывались, один раз даже встречались. Наши судьбы сложились по-разному. Мне тогда эти камешки очень помогли. Время наступило голодное, отца уволили с работы, он слег с инфарктом; мать – учительница – получала копейки. Мы с братом сидели без работы, а я к тому же решил еще учиться. Вот тогда я и начал продавать эти камни, чтобы выжить. Они меня тогда очень выручили. Но часть камней я держал до последнего. Потом окончил институт, открыл свое дело; сначала продавал зарубежную технику – магнитофоны, видеоприставки, – а потом перешел на другие товары. Постепенно мы расширялись, но время было сложное: постоянно бандиты наезжали или наши чиновники, а иногда те и другие вместе. По-настоящему развиваться мы начали только в последние десять лет, превратившись в крупную компанию. Но это только частности моей биографии, – поморщился Горчилин, – мне надо рассказать вам о том, что случилось с ребятами.

Вы, наверное, не поверите, но Саламбек просто потерял эти камни, которые я ему оставил. А может, их украли, пока он лежал в госпитале. Я ему звонил через два года, уже в девяносто первом, и он даже не сразу понял, о чем я его спрашиваю. А вот Шалва оказался молодцом. Он сшил мешочек и спрятал эти камни у себя на груди. Так он их и сохранил. И честно признался мне, что хранит их до сих пор, как память о тех событиях, когда мы чудом остались живы.

Ахмет Эльгаров их просто выбросил – решил, что это такие сувенирные камни. Он ведь не был с нами, когда мы нашли машину и женщину, и не мог знать, что вся эта заваруха была из-за бриллиантов, которые были настоящими.

Леонид Субботин сдал камни командиру батальона. Его тоже с нами не было, когда мы нашли женщину с камнями, и поэтому он решил сдать эти алмазы нашему майору. Но при этом сообщил, что нашел их на земле, что косвенно подтвердило мое алиби. А прокуратура закрыла уголовное дело по факту пропажи этих алмазов.

А вот Феликс оказался самым умным. Он сумел сохранить камни и отправил их из Ташкента обычной посылкой к себе домой. Потом он мне рассказал, что эти камни очень помогли его родителям в самый трудный период их жизни.

– У каждого своя судьба, – вставил Эдгар.

– Вот именно, – кивнул Горчилин. – Феликс Гордицкий стал заместителем главы исполнительной власти Витебска. Леонид Субботин – дипломатом, он сейчас работает в нашем посольстве во Франции; он и тогда был самым целеустремленным и умным среди нас. Саламбек пропал во время Второй чеченской войны, его следов мы никак не можем найти. Шалва стал крупным бизнесменом в Грузии, мы с ним часто встречаемся. Ну и, наконец, Ахмет Эльгаров окончил Высшую школу МВД и в прошлом году получил погоны полковника. Вот такие карьеры у нас получились. Я принес фотографию. На ней мы все, восемь человек. Еще живые…

– Интересная история. – Дронго вернул фотографию гостю. – Значит, все состоялись, смогли найти себя в этой жизни? Все шестеро?

– К сожалению, про половину из наших нужно говорить уже в прошедшем времени, – мрачно сообщил Горчилин.

– Я вас не совсем понял.

– Именно поэтому я к вам и пришел. Боюсь, что исчезнувший Саламбек, который получил самое серьезное ранение и почти полтора года провалялся в госпиталях и больницах, решил мстить своим бывшим товарищам.

– Почему вы так считаете?

– Он исчез, и на все наши запросы нам отвечают, что он пропал без вести, – сообщил Горчилин. – Но самое неприятное даже не это. Первым погиб Феликс Гордицкий. Его автомобиль взорвали прямо у здания исполкома, когда он уселся в машину, чтобы в перерыве поехать домой. Самое страшное, что машину взорвали вместе с водителем. Для спокойного белорусского Витебска такое преступление было просто неслыханным делом. У них такого никогда не было. Милиция, прокуратура, местный КГБ – у них там еще остался свой КГБ – подняли все на ноги, перетряхнули всех местных криминальных авторитетов, но ничего не нашли. У Феликса и врагов-то никаких не было и не могло быть. Но тем не менее его убили. Я был на похоронах и слышал, как недоумевали сотрудники милиции и прокуратуры, не понимавшие, кому и зачем понадобилось устраивать в тихом Витебске такой зверский кровожадный акт. Они возбудили уголовное дело по статье «Терроризм», так мне говорил их следователь.