Трудно быть вором

– Наверное, – согласился Гуров и тут же вопросительно посмотрел на Петрова: – Осмотр тела ведь проводили? Ключики у вас?

Петров замялся.

– Ключей при покойном никаких не было, Лев Иванович! – заявил он. – Тут я ошибиться не мог. Кроме носового платка, часов – дорогие, кстати, часы, – никаких вещей.

– Как никаких? – тут же заволновалась Лидия Алексеевна. – Быть этого не может! Все ключи Федор Тимофеевич всегда с собой носил. А еще записную книжку. А еще мобильный телефон.

Гуров снова посмотрел на Петрова. Бледное лицо того слегка покраснело.

– Клянусь, ничего не было! – сказал он.

– Та-ак! А вот это уже серьезно! – задумчиво проговорил Гуров.

В глазах Лидии Алексеевны мелькнула тревога.

– Серьезно? Что вы хотите сказать? Вы хотите сказать, что Федора Тимофеевича могли… – у нее перехватило дыхание, – убить?!

– Пока я только хочу сказать, что сами ключи исчезнуть не могут. Равно как и собака, и записная книжка, и мобильный телефон особенно. Мобильные телефоны сейчас в большой моде.

– Но ведь… милиция считает, что у Федора Тимофеевича случился сердечный приступ, – запинаясь, проговорила Лидия Алексеевна, беспомощно глядя на Петрова.

– Гм, а что, академик часто жаловался на сердце? – спросил Гуров. – В доме я как-то не заметил присутствия лекарств. Обычно у сердечников это сразу бросается в глаза. И потом, здесь, в доме, у академика оборудован прекрасный спортзал. У меня создалось впечатление…

– Да, Федор Тимофеевич, несмотря на возраст, занимался физкультурой! – согласно закивала головой женщина. – Не пил, не курил, зато обливался холодной водой и один час в день обязательно посвящал физическим упражнениям.

– Вот видите, – заметил Гуров. – Конечно, этот факт не исключает возможности сердечного приступа – все-таки возраст. Однако, принимая во внимание некоторые странности…

– Да, странности, – подхватил Петров. – До окончательного заключения экспертизы мы опечатаем дом, Лидия Алексеевна. Если факт насильственной смерти подтвердится, этим делом будет заниматься прокуратура.

– А дочь? Дочь известили? – вспомнил Гуров.

– В принципе, с ней попытались сразу же связаться, – объяснил Петров. – Но не получилось. Накануне она отъехала из Москвы, поскольку она какая-то важная шишка в так называемом пиар-агентстве, работает над имиджем всяких там политиков. Теперь вот отправилась в Волгоград – готовить к выборам тамошнего то ли мэра, то ли губернатора, – я в подробности не вдавался. В офисе мне ответили, что пока связаться с группой невозможно – они, мол, еще не прибыли на место…

– Связаться все равно придется, – сказал Гуров. – Куда же денешься? А до поселка тут недалеко, говорите?

– Да минут пять быстрым шагом, – махнула рукой Лидия Алексеевна. – Если напрямую, конечно. Я всегда через рощу хожу.

– Ну так если у следователя больше нет к вам вопросов, тогда вы свободны, – сказал Гуров. – Только захватите с собой моего товарища. И вам веселее будет, и он на ваше житье-бытье посмотрит, – добавил он с улыбкой. – А ты, Стас, расспроси там, не видел ли кто-нибудь в округе чужих людей – сегодня или вчера… А я, с вашего разрешения, прогуляюсь по роще, посмотрю. Может, свежим глазом увижу что-то такое, чего никто до сих пор не увидел.

Выспросив у Лидии Алексеевны примерный маршрут, которым обычно гулял по роще академик, Гуров отправился по его следам. Ему хотелось побыть в одиночестве и хорошенько подумать.

Следователь Петров не показался ему особенно прозорливым человеком, но одно он ухватил точно – что-то во всей этой истории было не так. При желании, конечно, любые факты можно было бы интерпретировать в пользу естественной смерти. Собака? Собака за свои поступки не отвечает, убежала, и все, а почему убежала – спроси ее! Не было у старика при себе ключей, записной книжки, мобильника? Еще проще – возраст, рассеянность. Тысячи людей теряют ключи от квартиры. Не в пользу версии ограбления и тот факт, что дорогие швейцарские часы остались на руке академика. И все же ситуация не казалась Гурову однозначной.

Он медленно шагал по тропинке, уже усыпанной желтыми листьями. По мягкой, чуть влажной земле он ступал практически беззвучно. До его слуха также не долетало ни звука, и только когда он дошел до места, где тропинка заворачивала влево, стал слышен слабый шум автомобилей на Кольцевой автодороге. До нее отсюда было не более трехсот метров.

Гурову стало интересно, возможно ли подъехать к роще со стороны Кольцевой, и он решил подойти к ней поближе. Место, где было обнаружено тело Звонарева, было совсем рядом, на следующем повороте тропинки, и распознать его не составляло никакого труда – следы присутствия нескольких человек были видны невооруженным глазом.

Гуров покачал головой и пошел дальше. Его окружали тихие березы, сквозь прозрачные кроны которых прорывалось нежаркое солнце. Но с некоторого момента Гурова стало преследовать неотступное чувство, что кроме него в роще еще кто-то есть – он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Это насторожило его. Гуров остановился и принялся внимательно осматриваться. Через минуту он наконец увидел то, что могло быть источником беспокойства, – метрах в сорока от него за густыми кустами боярышника обозначилась тень человека.

Гуров был уверен, что не ошибся, – за кустом кто-то прятался. Учитывая, что день сегодня выдался не самый благополучный, оставлять без внимания такое обстоятельство никак не следовало. Гуров, не раздумывая, свернул с тропинки и решительно зашагал туда, где прятался незнакомец.

Гуров не прошел еще и половины дистанции, как нервы у любителя пряток не выдержали. Он поднялся во весь рост, повернулся и независимой, но достаточно быстрой походкой пошел прочь.

Гуров не успел рассмотреть его лицо, но, судя по одежде, этот человек принадлежал к вольному племени бомжей. На нем было какое-то старенькое жеваное пальто, давно не глаженные брюки и вязаная шапочка, натянутая на уши. Вот только его телосложение и умение двигаться легко, по-спортивному никак не увязывалось с образом пропившегося, скитающегося по чужим углам горемыки. Поэтому Гурова чрезвычайно заинтересовал маскарад, который устроил здесь незнакомец. Он тоже прибавил шагу, а для верности еще и крикнул:

– Молодой человек, постойте! Нужно поговорить!

«Бомж» слегка повернул голову – Гуров увидел только настороженно блеснувший из-под натянутой на бровь шапки глаз – и как ни в чем не бывало продолжил движение.

– Да остановитесь же, черт возьми! – рассердился Гуров. – Что за игры?

Незнакомец перешел на легкий бег, и это было уже совсем подозрительно. К тому же Гурову не улыбалось проделывать сейчас кроссы по пересеченной местности. С утра он принял душ и облачился в новую, сверкающую белизной рубашку, чувствовал себя совершенно комфортно и не хотел обливаться по́том в погоне за каким-то замурзанным типом.

– Остановитесь, милиция! – еще раз крикнул Гуров.

Это предупреждение подействовало на «бомжа», как допинг. Он окончательно перешел на бег и припустил так, что только полы его старенького пальто засвистели. Гуров понял, что о комфорте можно забыть, и целиком сосредоточился на преследовании. Ему было непросто бежать за молодым и на удивление прытким парнем, но в какой-то момент он почти догнал его.

К этому времени они удалились от тропинки на порядочное расстояние. Деревья вокруг как будто помельчали, появился густой подлесок, нога то и дело проваливалась в какие-то замаскированные травой ямы.

И вдруг беглец исчез. Гуров по инерции пробежал еще несколько метров и остановился в растерянности. Только что перед ним маячила плотная фигура в дурацком пальтеце, трещала на бегу ветками – и вдруг она как сквозь землю провалилась. Ничего, кроме шелеста листьев и собственного тяжелого дыхания, Гуров не слышал. Он подозрительно вглядывался в заросли – «бомж» исчез так внезапно, что не было никаких сомнений – он где-то совсем рядом, затаился и ждет, что предпримет Гуров.

А Гуров вдруг сообразил, что в его правом кармане лежит мобильник и будет нелишним запросить у коллег подмоги. Правда, не зная номеров их телефонов, связаться он мог только с Крячко, который сейчас находился в поселке, но это все-таки было лучше, чем играть в прятки один на один с каким-то ряженым.

Гуров принялся нажимать кнопки, и в этот момент сбоку, из-за кустов, почти бесшумно выметнулась высокая жилистая фигура. Гуров резко обернулся. Мобильник полетел в траву. Звонить было уже некогда.

Гуров успел закрыться от первого удара и намеревался перейти в контратаку, но «бомж», от которого исходил смешанный аромат псины и дорогого дезодоранта, оказался гораздо проворнее. Он с легкостью ушел от выпада и провел сокрушительную серию из трех ударов, которые лавиной обрушились на голову Гурова. Полковник столкнулся с настоящим мастером своего дела. Навыков самообороны в пределах служебной программы здесь было явно недостаточно. У Гурова потемнело в глазах, и он в глубоком нокауте упал на мягкую, чуть влажную землю.

Когда он очнулся, рядом с ним никого не было. Легкий ветер пробегал по верхушкам деревьев. На расстоянии вытянутой руки от Гурова валялся раздавленный каблуком мобильник.

Гуров с трудом сел, осторожно потер ладонями гудящую голову.

– Шестой десяток разменял, а ума не нажил, – пробормотал он. – Забыл про коллектив, все хотел решить сам. Вот и решил. Хорошо хоть зубы целы. Но зато уж и разозлил меня этот молодец – дальше некуда. Даст бог, еще посчитаемся…

Гуров поднялся и тяжело зашагал обратно к тропинке.

Глава 3

Фургон с надписью «Доставка телевизоров» остановился в промежутке между двумя девятиэтажными домами, под громадным рекламным плакатом, занимавшим целую стену и прославлявшим какой-то льготный телефонный тариф. Гусев такой чепухой не интересовался, у него даже мобильника не было – все никак не мог выкроить денег. Его больше интриговало, совсем ли глухая стена, на которую взгромоздили плакат, или кому-то в доме все-таки перекрыли свет и кислород?

Конечно, думать сейчас ему следовало бы совсем о другом, потому что вдвоем с Темирханом они приехали в этот район брать английского сеттера. Как объяснил Темирхан, дело это совершенно плевое, потому что сеттеры настолько доверчивы, что пойдут за любым идиотом, который почешет у них за ухом. Тем не менее он просил Гусева не расслабляться. Кроме самой собаки, на их пути существовало множество проблем, о которых следовало помнить каждую минуту, чтобы не засыпаться: любопытные соседи, запертые двери, бдительная милиция.

– Не на прогулку идем, – подытожил Темирхан. – Хотя, если все сделаем правильно, сложностей быть не должно. Это собака какого-то писателя. На него нас один человек вывел. Сегодня до обеда писателя дома не будет – поехал куда-то рукопись новую пристраивать. Мне сказали, что это точно полдня займет, а при удачном исходе дела писатель еще может и в кабак завернуть. Но на это особенно рассчитывать нечего. Делаем все по-быстрому и отваливаем.

Он еще добавил, что навару с предприятия будет не слишком много, но на более серьезные варианты пока идти бессмысленно – Шульгин в отъезде, а он-то собак знает как никто. И еще Темирхан принес им с Уткиным гонорар за «афганскую операцию» – неожиданно по триста долларов на брата.

Гусеву было наплевать на всех собак мира и на Шульгина тоже. В речах Темирхана его заинтересовали только два момента. Один был приятный – деньги. Зато другой ему совсем не понравился – он больше не собирался красть собак, и предложение Темирхана насчет английского сеттера вызвало у него внутренний протест.

Правда, назвать это предложением язык бы не повернулся – по звучанию оно больше смахивало на приказ. Гусев попытался сразу расставить все точки над «i», заявив, что разговор шел только об одном разе, и то он тогда согласился только из уважения к другу Славке, и вообще у него другие планы. Темирхан терпеливо его выслушал, а потом категорично заявил:

– Ты от меня бабки получил? Получил. Даже больше, чем договаривались, верно? А ты понимаешь, что это означает? То, что ты состоишь со мной в преступном сговоре. Это тебе любой юрист объяснит, если мне не веришь. Обратного хода это деяние не имеет, а срока давности ждать тебе еще долго, поэтому завязывай ломаться – все равно ты теперь замаранный дальше некуда. У тебя один выход – слушать, что я тебе говорю. Все равно ведь как дерьмо в проруби болтаешься. Как пишут в газетах, рано или поздно ступишь на скользкую дорожку. Так уж лучше под моим руководством. Со мной не пропадешь.

Звучало это, по мнению Гусева, не слишком убедительно, но спорить с Темирханом ему не хотелось. Во-первых, действительно он был соучастником, а во-вторых, с Темирханом нельзя было просто спорить, ему нужно было давать суровый отпор, а вот на это у Гусева не хватало духу. В результате он согласился идти на новое дело, хотя мысленно ругал и себя и Темирхана последними словами. И еще ему все время хотелось выкинуть что-нибудь такое, от чего бы Темирхан понял – Гусев не его шестерка, он сам себе хозяин.

Особенно сильным это желание стало, когда по прибытии на место Темирхан неожиданно распорядился, чтобы Гусев шел с ним.

– Не понял, – сказал Гусев. – Я вроде водила? С какой радости я с тобой по чужим квартирам таскаться буду?

– Не с радости, а с нужды, – назидательно заявил Темирхан. – Нужда нас на это толкает. Мне тоже от этого радости мало. Так что ты со мной не спорь, а делай, что велят. Поздно уже спорить.

Гусев запер машину и поплелся за Темирханом. Код подъезда тот уже знал, и в дом они проникли безо всяких усилий. Писатель проживал на восьмом этаже, но Темирхан предпочел подняться наверх по лестнице. Шагал он пружинистым легким шагом и, хотя был гораздо старше, запыхался в отличие от своего спутника совсем мало. Гусев отметил это с невольной завистью. «Вот черт двужильный! – подумал он. – Спортом занимается, что ли? Надо бы и мне…»

Наверху Темирхан негромко попросил Гусева постоять этажом ниже и понаблюдать за лестницей.

– Негоже будет, если нас здесь вдвоем заметят, – сказал он. – Тут и одного-то меня много.

«На хрена же нужно было еще и меня брать?» – подумал Гусев, но тут же и сообразил – Темирхан просто опутывает его, как паук жертву. Втягивает в свою паутину – все глубже и глубже. И, наверное, не это вызывало у Гусева протест, просто он считал, что в таком случае Темирхан обязан держаться с ним уважительно. Темирхану же, по большому счету, было на него совершенно наплевать, и вот это-то больше всего и бесило Гусева.

Однако придержав эти мысли про себя, Гусев послушно отделился от напарника и спустился на один лестничный пролет. Следить он ни за чем не собирался. Во-первых, в доме было тихо – наверное, основная масса жильцов отправилась на работу, а во-вторых, Гусев считал, что стоять на стреме вообще глупо. По его мнению, таким образом можно было только привлечь к себе лишнее внимание. «Если уж ты грабитель, – подумал он со злорадством про Темирхана, – то забирайся в квартиру так, чтобы тебя не заметили». Это было не очень логично, но уж очень Гусев был зол на Темирхана.

Не прошло и двух минут, как вдруг на верхней ступеньке лестницы бесшумно возник сам Темирхан и коротко махнул Гусеву рукой. Тот быстро поднялся, и тут же Темирхан почти втолкнул его в чужую квартиру.

– Ничего не лапай! – шепнул он ему на ухо. – Пальцы где-нибудь оставишь – убью! Постой лучше где-нибудь в сторонке.

Для Гусева это было еще одним поводом убедиться, с какой целью Темирхан приволок его в эту квартиру. Тем более что в следующую секунду он заметил на руках своего спутника тонкие резиновые перчатки. Это сразу бросилось ему в глаза, когда Темирхан поднес палец к губам, призывая соблюдать тишину.

Затем он первым направился в комнаты. Гусев, нахмуренный и сердитый, неохотно последовал за ним.

Вообще-то ему было любопытно посмотреть, как живут писатели. Он никогда не встречал ни одного писателя. Он представлял их людьми необычными, почти сказочными персонажами и очень теперь удивился, когда оказалось, что ничем особенным место обитания такого необыкновенного человека не отличается – квартира как квартира. Большая, правда, но Гусеву приходилось видеть квартиры и побольше. К тому же в этой было не слишком чисто. Пожалуй, ее можно было назвать даже захламленной. Судя по всему, писатель был человеком одиноким, потому что даже намека на женскую руку Гусев здесь не видел. Повсюду громоздились пирамиды книг, журналов, пачки исписанных листков, перехваченные бечевкой, и еще множество подобных вещей, бестолковых и пыльных.

Вдруг за дверью комнаты послышался грохот, царапанье лап о деревянную поверхность и короткий взволнованный лай, переходящий в жалобное скуление.

– Вот он, милый! – пробормотал Темирхан, и его суровое лицо расплылось в неожиданной улыбке. – Сейчас мы тебя освободим.

Он мигом достал из кармана кожаный ошейник с поводком и распахнул дверь. Прямо на них вылетел вислоухий пес. Шерсть у него была белая, с черными пятнами на груди и на морде. Присутствие незнакомых людей нисколько, казалось, его не обескуражило. Он с разгона прыгнул в объятия Темирхана и горячо лизнул его в нос.

– Красавец! – восхитился тот, ловко застегивая ошейник на лохматой шее пса. – Заперли тебя? Сейчас! Сейчас мы с тобой гулять пойдем!

Сеттер, услышав знакомое и, несомненно, любимое слово, пришел в неописуемый восторг. Он подпрыгнул и прямо с поводком на шее помчался по комнатам, совершая то ли круг почета, то ли ритуальный танец. Квартира наполнилась топотом и звоном.

– Ах, зараза! – озабоченно пробормотал Темирхан. – Как же я его не удержал? Лови теперь…

Он неодобрительно покачал головой и ушел на кухню ловить разыгравшуюся собаку. Гусев из любопытства сунул нос в комнату, откуда собака только что появилась. Это оказался рабочий кабинет. Здесь все выглядело иначе – строгие полки с книгами вдоль стен, золотистые шторы на окне и большой письменный стол, на котором не было ни пылинки, но зато стоял включенный компьютер.

Гусев не разбирался в современной технике, но некоторое представление о том, как печатать на компьютере, все-таки имел. На синем экране пестрели буквы уже набранного текста. Гусев не стал вчитываться – быт писателя его еще мог заинтересовать, а вот уж писанина – никак. Зато ему страшно захотелось оставить рядом с написанным текстом свой автограф – наверное, подобный инстинкт подталкивает человека под руку, заставляя писать на заборах что-нибудь вроде: «Здесь был Гриша». А еще этим самым он хотел доказать, что не так уж сильно зависит от Темирхана и может делать, что нравится. Правда, ему совсем не хотелось, чтобы Темирхан узнал о его самостоятельности, но все равно отказать себе в удовольствии Гусев не мог. Сдержанно ухмыляясь, он приблизился к столу и наспех нащелкал на клавиатуре послание, которое показалось ему весьма забавным: «Извини, хозяин, но я от тебя ухожу туда, где настоящую собачью еду дают. С приветом, Бобик». Имени собаки он не знал, поэтому и вставил классического Бобика, но у него не было сомнений – хозяин поймет, о чем идет речь.

Гусев едва успел отойти от стола, как вернулся Темирхан. Пес уже был на поводке, вилял хвостом и преданно заглядывал Темирхану в глаза, от души радуясь незапланированной прогулке.

– Что ты тут толчешься? – раздраженным шепотом спросил Темирхан. – Быстро уходим!

Он подозрительно посмотрел на Гусева и добавил с сомнением:

– Ты ничего здесь не спер? Смотри у меня – руки пообрываю!

– Ты что?! – с негодованием воскликнул Гусев. – Да я ни к чему даже не прикасался.

Он сохранял серьезную мину, но внутри его душил смех. Он представил себе, какую истерику устроил бы Темирхан, если бы ему пришло в голову прочитать, что написано на мониторе компьютера. Он на редкость серьезно относился к своему занятию, а Гусеву представлялось, что воровать собак и относиться к этому делу без юмора совершенно невозможно. Если бы, например, сейчас старые приятели Гусева вдруг узнали, в какую аферу он влез, то они животики бы надорвали от смеха. Санька Гусев крадет собак – такое даже во сне не приснится!

– Ну тогда пошли! – приказал Темирхан. – Ступай за мной и ничего не трогай!

Гусев торопливо кивнул и послушно двинулся вслед за Темирханом, но у порога еще раз с некоторым испугом оглянулся на компьютер. Последнее замечание Темирхана слегка озадачило его и смутило. О том, что ему не следует касаться в квартире никаких предметов, Гусев, по правде говоря, забыл. Но исправить содеянное он уже не мог. Не было ни времени, не желания. Да и шутка уже не казалась ему смешной.

Он тихо вышел за Темирханом на лестничную клетку.

– В лифт и заводи тачку! – едва слышно сказал ему Темирхан.

Сам он стал спускаться по лестнице. Симпатяга-пес весело трусил рядом, будто знал Темирхана всю свою собачью жизнь.

«А еще говорят, предан как собака! – подумал Гусев, нажимая на кнопку лифта. – А этот с первым жуликом отвалил и даже глазом не повел. На месте хозяина я бы не расстраивался за такую сволочь».

Такая мысль показалась Гусеву абсолютно правильной, но, спускаясь в лифте, он все-таки радовался, что с чужой собакой идет сейчас не он, а Темирхан. В глубине души Гусев догадывался, что хозяин собаки имеет на этот счет другое мнение.

На улице он оказался, разумеется, раньше Темирхана и, не задерживаясь, направился к машине. Когда он уселся за руль и завел мотор, из подъезда вышел Темирхан. Он шел неторопливо и с достоинством. Со стороны, ни дать ни взять, добропорядочный гражданин, вышедший на прогулку с горячо любимой собакой. Псу он тоже, похоже, нравился, несмотря на то что Темирхан решительно пресек его попытку немедленно заняться обнюхиванием близлежащих цветочных клумб. Несмотря на кажущуюся неторопливость, Темирхан решительно двигался в сторону фургона и вел пса прямиком в неволю.

Через минуту он откинул заднюю дверцу и предложил псу занять место пассажира. Видимо, пес был несколько разочарован таким оборотом дела и слегка заартачился. Произошла заминка.

И в этот самый момент к дому подкатила миниатюрная, красного цвета «Ока», из которой вышел моложавый подтянутый человек в замшевой куртке и голубых джинсах. Он хлопнул дверцей, оглянулся по сторонам и вдруг замер, как будто громом пораженный.

Гусев занервничал, потому что ему показалось, что человек смотрит ему прямо в глаза. Это было, конечно, не так – слишком далеко он стоял, чтобы рассмотреть за ветровым стеклом такую мелочь, как глаза. На самом деле человек смотрел на машину, а вернее, на Темирхана, который уговаривал пса занять свое место. Усилия Темирхана едва не увенчались успехом, но как раз в это время человек в замшевой куртке крикнул – сначала неуверенно, а потом во весь голос:

– Дикки! Дик! Ко мне!..

Гусев услышал, как ликующе тявкнул пес и злобно выматерился Темирхан. А уже в следующую секунду освобожденный сеттер мчался прочь от фургона, распластав по ветру белые уши. Расстояние от одной машины до другой он перемахнул, казалось, единственным прыжком, после чего бросился в объятия хозяина с таким преданным и восторженным видом, будто это не он собирался только что уехать в неизвестном направлении с двумя подозрительными типами.

– Чего варежку открыл?! – рявкнул над ухом Гусева Темирхан. – Валим отсюда! Ах, сукин сын!.. Принесла его нелегкая! Ну что бы минутой позже? Да газуй же ты, падла! Он же сейчас такой хай поднимет – я писателей знаю, все как один сволочи!..

Гусев и сам уже хотел поскорее убраться отсюда куда-нибудь подальше. Лихорадочно крутя баранку, он развернул фургон на сто восемьдесят градусов и рванул со двора. Думал он в эту минуту не о последствиях – просто было неудобно находиться на глазах человека, которого они только что чуть не обокрали.

Однако вскоре выяснилось, что проблема не только в этом. Едва выскочили на широкую магистраль и покатили к центру, как вдруг позади в потоке машин возникло назойливое красное пятнышко, в котором Гусев без особых усилий узнал только что виденную «Оку». Яростно петляя среди солидных иномарок, этот почти игрушечный автомобильчик неуклонно приближался. Он будто направлялся неким автопилотом, ориентированным исключительно на фургон с надписью «Доставка телевизоров». Видимо, писатель оказался настолько поражен случившимся, что не желал удовлетвориться возвращением четвероногого друга. Он жаждал крови.

Гусев и Темирхан, занятые в первые минуты выяснением отношений, прозевали погоню. Раздосадованный Темирхан обвинил в провале операции исключительно одного Гусева – якобы он долго чесался, заводя машину. Гусев, пораженный несправедливостью обвинения, вышел из себя и, забыв об осторожности, выложил Темирхану все, что он о нем думает. По его мнению, человеку с такими тормозными реакциями, как у Темирхана, следовало бы воровать не собак, а черепах. Темирхан был так взбешен, что у него даже губы побелели. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут они оба заметили у себя на хвосте красную «Оку».