
Полная версия
Убийство с аншлагом
– Я бы, конечно же, поехал… – Стас не успел продолжить.
– Я так и думал, что ты хочешь поехать в РОВД за документами. Так уж и быть, мне ничего не остается, как поехать в театр.
Стас сделал удивленно-недовольное лицо и хотел было сказать, что совсем не это имел в виду, но Гуров уже встал из-за стола и, подойдя к двери, сказал:
– Ну, ты едешь или как?
– Ладно, Лев. Один – ноль в твою пользу, – поднимаясь, сказал Стас и, подхватив со стула ветровку, двинулся за Гуровым.
Выйдя на улицу, он остановил друга:
– Спешу сообщить тебе, что я сегодня безлошадный.
– Как? Почему? – Голос Гурова выдавал недовольство, так как он успел прикинуть, что каждый раз придется отвозить и забирать Стаса.
– Да вчера поехал поменять колесо, а когда его сняли, оказалось, что тормозные колодки уже стерлись до «не могу». Пришлось оставить, чтобы поменяли, – объяснил Стас, не обращая внимания на недовольный тон Гурова.
– Ну а что стоим? Вперед на остановку, а то трамваи здесь не так часто ходят. Вперед! – Гуров указал на трамвайную остановку и пошел к стоянке.
– Может, вы все-таки подбросите меня к РОВД, товарищ полковник? Здесь недалеко. Я вам заплачу. У меня даже деньги настоящие есть, – крикнул вдогонку Стас.
– Деньги – это хорошо. – Гуров остановился и повернулся к другу: – Ладно, уговорил, поехали…
На улице была ранняя весна – апрель месяц. На деревьях только-только стали появляться листочки, и солнце как бы боязно выходило из-за туч. По утрам и вечерам было еще холодно, а вот в полдень тепло так, что можно ходить в рубашках. Для сыщиков подобные перемены в погоде не играли никакой роли, они все равно ходили в верхней одежде, в костюмах или куртках. Не носить же пистолеты в открытую. Вот и сейчас Гуров, открывая машину, почувствовал, как прохладный ветерок забрался к нему под куртку, и поежился. Он не любил подобную погоду.
Дорога до Пятницкого РОВД заняла не так много времени. В основном из-за отсутствия пробок на дорогах. В это время многие москвичи уже добрались до своей работы, а оставшиеся бездельники еще спали.
– Желаю удачи, полковник, – остановив машину, сказал Гуров.
– Хорошо тебе… Ты вот сейчас поедешь общаться с культурными людьми, а мне придется сносить на себе недовольные взгляды работников этого замечательного заведения. – Стас покосился на здание РОВД. – Ты же знаешь, как они нас не любят, а тем более когда у них забирают дела, за которые можно было бы получить благодарность, а то и звездочку на погоны. А сейчас как раз тот случай. – Тяжело вздохнув, Стас взялся за ручку дверцы.
– Крепитесь, полковник. – Гуров хлопнул друга по плечу. – Ты, главное, ничего не забудь, – уже серьезно сказал он. – После капитана зайди к экспертам, забери у них результаты экспертизы и вещдоки. Как будешь готов – звони, я тебя заберу.
– Да уж, пожалуйста, а то меня неправильно поймут в общественном транспорте, с винтовкой-то наперевес, – хохмил Стас, выходя из машины.
Проводив своего напарника, Гуров отправился в театр. Ему было даже любопытно окунуться в закулисную жизнь. Прежде всего интересно, как складываются отношения между артистами. Слыша много раз о том, что богемный мир развратен, ведет беспорядочную половую жизнь, Гуров не особо в это верил, так как сам был мужем актрисы. Он был склонен верить рассказам Марии, а в них она никогда не упоминала о подобных вещах. К тому же те, кто об этом рассказывал, сами слышали эти байки от кого-то другого. «Если это окажется так, то нам это будет только на руку. Ведь тогда получается, что каждый знает друг о друге очень многое, а значит, и сможет рассказать что-то интересное. В постели люди любят делиться самым сокровенным», – думал Гуров, подъезжая к месту.
Здание театра было совсем не похоже на то, каким его себе представлял Лев. Он думал, что увидит какое-нибудь современное здание из стекла и бетона, какие сейчас можно встретить на каждом шагу. Все-таки это был современный театр, а не Большой, который был построен еще в позапрошлом веке. Но его ожидания оказались напрасными. Театр находился в старинном двухэтажном здании прошлого века. Фасад здания украшала красивая лепнина, а по краям широкой лестницы величественно восседали два огромных льва. Кроме того, фасад был тщательно отреставрирован, отчего казался еще более красивым. Гуров постоял некоторое время, разглядывая здание театра и размышляя над тем, что памятники архитектуры надо все-таки сохранять, а не сносить, как это делал прошлый мэр.
Снова подул прохладный ветерок, и сыщик поспешил внутрь. Известное выражение, что театр начинается с вешалки, находило здесь свое подтверждение. В фойе на первом этаже находился большой и вместительный гардероб, за стойкой которого сидела пожилая женщина, читавшая какой-то журнал. Увидев Гурова, она встала и вышла ему навстречу.
– Здравствуйте. Кого-то хотели видеть? – был первый вопрос женщины.
Ее голос был хорошо поставлен, и Лев Иванович сразу понял, что, скорее всего, она раньше сама выходила на сцену.
– Да. Мне бы хотелось встретиться с вашим главным… – Гуров запнулся, подбирая подходящее слово.
В действительности он не знал, кто тут занимает главное место и как называется эта должность: директор, или режиссер, или, может быть, продюсер. Хрен его знает.
Женщина с интересом смотрела на сыщика, пытаясь понять, что он имеет в виду. Наступила неловкая пауза, и Гуров решил обойтись без долгих объяснений, достав свою «корочку».
– Я по поводу вчерашнего убийства.
– Ах вот оно что, – спохватилась гардеробщица. – Так вам к нашему режиссеру Григоровичу. Его кабинет находится на втором этаже. Там на дверях будет висеть табличка с его фамилией, так что мимо не пройдете, – быстро объяснила она и тут же добавила, приложив руки к груди: – Какое горе, какое горе! Ведь он был так молод…
«Надо бы потом поговорить с ней. Возможно, она видела, кто первым выходил из театра. Не исключено, что это мог быть убийца», – подумал Гуров и, поблагодарив женщину, стал подниматься по лестнице.
Нужно сказать, что и внутри здания тоже был порядок. Недавно здесь был сделан ремонт. Стены покрыты современной фактурной краской, которая под определенным светом играла разными оттенками. На окнах Гуров успел заметить новенькие тяжелые бархатные шторы с ламбрекенами. Понятно, что кто-то вложил сюда хорошие деньги, размышлял сыщик, поднимаясь по лестнице. Эта привычка подмечать всякие мелочи выработалась у него давно, когда он еще только начинал работу в органах. Он сразу смекнул, что разного рода мелочи, на которые многие его коллеги не обращали внимания, на поверку оказывались очень важными уликами или доказательствами.
Поднявшись на второй этаж, Лев оказался на перепутье. Дело в том, что лестница делила коридор на две равные половины, и поэтому понять, где находился кабинет режиссера, не представлялось возможным. Секунду подумав, сыщик решил идти наобум. Гардеробщица ведь говорила о табличке на дверях режиссера, а значит, в любом случае долго искать не придется. По пути Гурову встретились несколько человек, одетые в старинные одежды. Дойдя почти до конца крыла, Лев понял, что ошибся в своем выборе. Как раз в это время буквально в двух шагах от него открылась дверь, и из нее вышел мальчик в костюме пажа. Гуров шагнул к нему навстречу.
– Ты не подскажешь, где находится кабинет режиссера Григоровича?
Когда «паж» приблизился, Гуров смог разглядеть его получше. И это был никакой не мальчик, как показалось сначала Гурову, а довольно взрослый молодой человек.
– Вам в обратную сторону. – Актер показал рукой в сторону другого крыла. – После лестницы третья дверь, – объяснил «паж» и поспешил удалиться.
«Кого тут можно будет найти? Да здесь так загримируют, что родная мать не узнает», – подумал Гуров, смотря вслед уходящему артисту.
Через три минуты сыщик уже стоял перед дверью с табличкой, на которой было написано: «Вениамин Сигизмундович Григорович». «Ну и имя, хрен выговоришь», – подумал Гуров. Постучав в дверь, он, не дожидаясь разрешения, вошел в кабинет. За массивным дубовым столом сидел мужчина средних лет, примерно одного возраста с Гуровым, в безупречном костюме и с ярким шелковым платком на шее. При появлении сыщика режиссер поднял вверх правую бровь.
– Чем могу служить? – Он отложил в сторону какие-то бумаги.
Гуров, ничего не отвечая, прошел к столу и, развернув свое удостоверение, показал его хозяину кабинета.
– А-а, понятно. Вы по поводу вчерашнего убийства нашего артиста? Но вчера у нас уже были ваши коллеги… – Режиссер развел руками.
– Дело серьезное, поэтому я думаю, вам еще не раз придется встречаться с нами и отвечать на вопросы.
– Ну что же, готов ответить на все ваши вопросы. Прошу. – Режиссер показал на широкое кресло, стоящее напротив. – Чай, кофе?
– Нет, благодарю, – отказался Гуров.
Режиссер откинулся на спинку кресла, всем своим видом показывая, что готов к допросу. При близком рассмотрении Гуров смог сделать некоторые выводы в отношении собеседника. Ну, во-первых, темные круги под глазами и нездоровый цвет лица говорили о том, что Григорович не прочь был пропустить рюмку-другую. Во-вторых, он не мог долгое время смотреть в глаза сыщику, постоянно отворачиваясь то к окну, то к шкафу, который стоял слева. А это уже говорило о том, что за ним были какие-нибудь грешки: может, он был не в ладах с налоговыми декларациями. Честные люди, как правило, смотрят в глаза собеседнику.
– Давайте начнем с самого начала, – Гуров отбросил ненужные мысли.
Ему сейчас надо было составить картину произошедшего вчера, чтобы знать, от чего отталкиваться, ведь он даже фамилию убитого не знал. По-хорошему надо было сначала забрать документы из Пятницкого РОВД, изучить их, а уж потом отправляться в театр; но по своему долгому опыту Гуров знал, что в таких делах лучше не терять времени. Если преступление не раскрывается по горячим следам, то оно, как это часто бывает, переходит в разряд «глухарей». К тому же люди склонны быстро забывать то, что с ними произошло, – имеется в виду что-то плохое. И, как правило, в первую очередь теряются всякие мелочи, так необходимые сыщику. Поэтому Гуров и отправился сразу сюда. И так уже прошла целая ночь с момента убийства.
– На вчерашний день у нас была назначена премьера спектакля по пьесе известного американского драматурга Гарольда Шелдона. Пьеса называется «Тройка».
Далее режиссер поведал сыщику, что все происходило как обычно. А в конце первого акта, когда на сцене были Полянский и Билиербах и играли главную сцену в первом акте, раздался выстрел. После этого Полянский упал замертво с кровавым пятном в левой части груди. А после этого началось что-то невообразимое. Зрители, сбивая друг друга, понеслись к выходу. Дальше приехала полиция, и после обыска в гримерке убитого была найдена винтовка, после чего полицейские удалились. Таков был рассказ режиссера, из которого Гуров смог сделать только один вывод: Григорович сам не понимает, как такое могло произойти в его театре и кому это было нужно. Его прежде всего интересовало, кто мог стрелять в Полянского. О найденном у него оружии он рассказал как бы вскользь, не придавая этому должного значения, как будто бы это было какое-то недоразумение.
– Скажите, как давно у вас работает… вернее, работал этот Полянский? – задал первый вопрос Гуров, когда режиссер закончил свой рассказ.
– Три года, – сразу ответил Григорович. – Если вам нужна точная дата, я могу поднять документы.
– Этого пока не требуется. Скажите, сколько человек у вас в труппе?
– Актеров или вы имеете в виду весь коллектив? – вопросом на вопрос ответил режиссер.
– Всех.
– Вы знаете, коллектив у нас небольшой. Все-таки мы, как говорится, работаем сами на себя, и поэтому держать лишних людей нет ни желания, ни возможности. На сегодняшний день у нас в театре работают двадцать три человека.
Гуров не зря задал этот вопрос. Сейчас его больше всего интересовало, насколько может затянуться опрос свидетелей. Прикинул, что на каждого человека он потратит как минимум десять минут, и получается приличная цифра в часах. Можно было с уверенностью предположить, что он может здесь задержаться до самого вечера. А ведь еще надо будет забрать Стаса из РОВД…
– Скажите, а вчера все двадцать три человека были в театре? Или, может, кто-то отсутствовал? – Лев надеялся услышать положительный ответ на свой второй вопрос – и не ошибся.
– Нет, что вы! У нас не все работают на полную ставку, поэтому вчера были только те, кто непосредственно участвовал в премьере. Это актеры – десять человек, – режиссер стал загибать пальцы, – осветитель, механик, Эльза Эммануиловна – гардеробщица, ну и я, естественно. Хотя нет, постойте. Перед самым началом я видел здесь Дениса Котова – это наш художник-постановщик. Я еще подумал тогда, почему он здесь – ведь он отпрашивался, сказав, что приболел.
– А я могу сейчас поговорить с этим художником? – делая пометки в записной книжке, спросил Лев.
– Нет. Он позвонил сегодня с утра и сказал, что свалился с высокой температурой, пришлось даже вызывать «Скорую». Кстати, должен вам сказать, что у нас многие работники попросили отгулы на пару дней, и я их отпустил. Знаете, после того, что случилось, надо как-то прийти в себя. Я их прекрасно понимаю. Скажу вам честно, я и сам побыл бы несколько дней дома, но, знаете ли, не могу. Сейчас надо думать, как выкручиваться из этой ситуации.
Гуров нахмурил брови, не совсем понимая, о чем говорит Григорович.
– Ведущего актера нет, и надо думать, кем мы сможем его заменить, – объяснил режиссер.
– Скажите, а у Полянского могли быть враги? Я имею в виду его коллег-актеров. Ну там, предположим, из-за главной роли, например? – Лев убрал в карман свой блокнот.
– Прекратите, полковник. Вероятно, вы наслушались дешевых историй о том, что актеры непременно должны ревновать друг к другу. Скандалить, капризничать, если им долго не дают хороших ролей. Это далеко не так. Все это вчерашний день. Сейчас с актерами никто не носится. Если будут капризничать и топать ногами, их просто выкинут из театра, и они пополнят толпу безработных артистов. Сейчас всем нужны послушные исполнители режиссерской воли – ну и, конечно, индивидуальности, куда же без этого?
– А как же может сочетаться в одном человеке одно с другим: послушные исполнители и личности? – не удержался Гуров.
– Это уже их проблемы. Хочешь жить – умей вертеться. Сейчас многое изменилось в жизни театра. Раньше – к примеру, лет тридцать назад – актер был царь и бог. С ним считались, его ублажали, носились с ним и с его капризами. Особенно ежели талант… Сейчас талантливых маловато, но хороших ремесленников много, поэтому можно сказать, что все актеры сейчас на одном уровне, – закончил Григорович.
– Спасибо за лекцию. И все-таки я бы хотел поговорить с теми, кто сейчас находится в театре и кто вчера был здесь во время премьеры.
– Знаете, сейчас у нас репетиция, а вот когда она закончится – пожалуйста, – любезно согласился режиссер.
– Хорошо. Тогда попросите, пожалуйста, никого не расходиться после репетиции. – Гуров встал из-за стола. – А во сколько она заканчивается? – Лев Иванович подумал, что, возможно, за это время успеет забрать Стаса.
– Через двадцать минут. – Григорович посмотрел на часы.
– Тогда, чтобы не терять зря времени, я хотел бы осмотреть гримерку Полянского.
– Конечно, конечно. Я вас сейчас провожу. – Григорович поспешно переложил на столе какие-то бумаги и направился к двери.
Гримерки артистов находились на этом же этаже. Пройдя прямо по коридору, они оказались у оклеенной афишами двери. Достав ключ, Григорович открыл дверь.
– Прошу.
Гримеркой оказалась маленькая комната, в которой стоял стол с огромным зеркалом, платяной шкаф, несколько стульев и большой ящик, сплошь набитый театральными костюмами. Лев покрутил головой. На первый взгляд не было ничего такого, что могло бы заинтересовать сыщика, но Гуров был из тех, кто отлично понимал, что личные вещи человека могут рассказать о своем хозяине многое. Тот бардак, который царил здесь, говорил о том, что Полянский был полностью погружен в свою профессию, не придавая значения таким мелочам, как порядок в гардеробе или на гримировочном столе. А это было как раз полной противоположностью тому поведению, которое присуще наемным убийцам. Те, наоборот, всегда любили во всем порядок – эдакие педанты…
Теперь Лев хотел посмотреть, где произошло убийство, и составить картину произошедшего. Спустившись на первый этаж, он подошел к гардеробщице, повторяя про себя ее имя.
– Эльза Эммануиловна, – обратился к женщине Гуров, – вы вчера были в театре, когда произошло убийство?
Женщина сняла очки – она читала журнал – и вышла из-за стойки.
– Да. Я каждый день работаю.
– Можете рассказать, как все происходило? – Гуров сложил руки за спиной.
– Что именно вас интересует?
– Что происходило, когда прозвучал выстрел?
– Началось настоящее столпотворение. Зрители выскочили из зала и, толкая друг друга, стали выбегать из театра. Многие даже забыли свои вещи. – Она показала на висевшую на вешалках верхнюю одежду.
– А скажите, Эльза Эммануиловна, до этого ничего не происходило? Может быть, вы заметили что-то необычное, чего не происходит каждый день?
– Нет, вы знаете, все было как всегда… – Женщина приложила палец к губам, пытаясь вспомнить подробности.
– Ладно. Если что-то вспомните, позвоните мне, пожалуйста. – Гуров вытащил из кармана визитку и протянул женщине.
Эльза Эммануиловна внимательно изучила написанное на визитке и пообещала:
– Память у меня пока еще хорошая. Если вдруг что-то вспомню, обязательно позвоню. – Она убрала визитку в карман.
– Теперь вы можете мне показать, где произошло убийство?
– В главном зале. Это вот там. – Гардеробщица показала на широкие двери.
Главным залом оказалось довольно просторное помещение с рядами кресел. Открыв дверь, Гуров сначала остановился на пороге. В зале было темно. Через мгновение, когда его глаза привыкли к полумраку, он заметил, что в конце зала на сцене горит свет и там что-то происходит. Прикрыв за собой дверь, сыщик двинулся на свет. На сцене актеры, которых он встретил в коридоре, играли какую-то сцену. Тут же был и тот самый «паж», что показал ему дорогу к кабинету режиссера. Лев не стал подходить близко, а, остановившись посредине зала, посмотрел назад, пытаясь представить, откуда могли стрелять. «Из зала – навряд ли. Только дурак мог встать со своего места и выстрелить, когда вокруг столько народу. Значит, получается, что стреляли откуда-то сверху». Гуров поднял голову и увидел, что здесь имеются балконы для VIP-персон. Как раз в это время раздался громкий голос из зала, сопровождающийся хлопками в ладоши:
– Перерыв полчаса!
Гуров решил, что балкон пока подождет, и направился к артистам.
* * *После того как Гуров высадил Стаса возле здания Пятницкого РОВД, тот, не теряя времени, направился в дежурку. Ему хотелось побыстрее разобраться с этим делом. Стас отлично понимал, что его ждет в отделении, и поэтому не тешил себя мыслями, что все пройдет, как говорят, «без сучка и задоринки». Он, как никто другой, знал, что будут и «сучки», и те самые «задоринки», с которыми ему не раз приходилось сталкиваться в подобных ситуациях. В их работе не раз и не два приходилось забирать уже начатые дела, и, конечно же, такому факту никто не был рад. Ну, во-первых, какая-никакая работа уже проделана; а во-вторых, не каждое отдаваемое дело грозило остаться нераскрытым, а это опять же поощрение или даже премия. Все это полковник знал не понаслышке и поэтому сразу настроил себя на предстоящую недоброжелательную встречу с коллегами.
Показав дежурному свою «корочку», Стас сказал:
– Мне к начальнику. Он на месте?
– Да. Третий этаж, вторая дверь направо.
Пройдя турникет, Крячко стал подниматься по лестнице. Найдя нужный кабинет, полковник постучал.
– Войдите, – услышал он за дверью.
Кабинет, в который вошел Крячко, был похож на кабинеты чекистов, которые так часто показывали в фильмах. Массивный стол, тяжелые шторы, на высоком сейфе бюст Дзержинского. Ничего лишнего, никаких изысков, так часто сейчас встречающихся в подобных кабинетах. За столом сидел пожилой мужчина с шапкой седых волос на голове. На нем был мундир с погонами полковника.
«Старый вояка, сразу видно», – подумал Стас, подходя к хозяину кабинета.
– Вы из Главка? Мне уже звонили. Присаживайтесь, я сейчас вызову капитана, который занимается этим делом. Вас, кстати, как зовут?
– Станислав Андреевич. – Крячко все же вытащил удостоверение и показал начальнику РОВД.
– А меня – Василий Иванович, – представился полковник.
«Прямо Чапай», – мелькнуло у Стаса в голове.
– Чай, кофе? – предложил «Чапай».
– Нет. Спасибо, – отказался Стас.
Нажав кнопку на селекторе, полковник приказал:
– Татьяна, срочно вызовите ко мне капитана Нестеренко. Он должен быть на месте. – Повернувшись к Стасу, он объяснил: – Я предупредил его, чтобы он никуда не отлучался, так что сейчас будет.
И вправду, буквально через пять минут в кабинет постучали, и на пороге выросла фигура капитана.
– Проходи, присаживайся. – Полковник показал на место напротив Стаса. – Что там у тебя по вчерашнему убийству в театре?
– Работаем, товарищ полковник. Вчера я опросил свидетелей, отправил винтовку экспертам. Сегодня собирался снова поехать в театр провести повторный опрос. Есть кое-какие нестыковки.
– Значит, так, капитан. Ехать никуда не надо. Этим делом теперь будет заниматься другое ведомство. Вот Станислав Андреевич, передашь ему все, что у тебя есть по этому делу. – Полковник показал рукой на Стаса.
От Крячко не укрылось то, с какой неприкрытой злобой посмотрел на него Нестеренко.
– Все понятно, – недовольно произнес капитан. – Разрешите выполнять? – Он поднялся из-за стола.
– Разрешаю. – «Чапай» показал на дверь, посмотрев на Стаса, как бы говоря: «Ты тоже можешь идти, я тебя не задерживаю».
Капитан, выйдя из кабинета, сразу «рванул» вперед, и Крячко пришлось поспешать за ним, чтобы не потеряться в отделении. Остановившись возле видавшей виды двери, капитан все же оглянулся. «Значит, не все еще так плохо», – подумал Стас и вошел следом за капитаном.
– Извините, товарищ полковник, чаю не предлагаю за неимением кипяточка, – язвительно сказал Нестеренко, проходя к своему столу.
– Спасибо, я не голоден, – в таком же тоне ответил Стас, покосившись на тумбочку в углу, на которой стоял электрический чайник, из носика которого тонкой струйкой поднимался пар.
Покопавшись в сейфе, капитан достал тонкую папку и, положив на стол, подвинул ее рукой к Крячко.
– Вот это все, что удалось неумехам из райотдела накопать за один день расследования.
– Послушай, капитан, я вижу, ты мужик бывалый, поэтому давай без этого тона. А то можно подумать, что это моя прихоть. Я, как и ты, выполняю приказы начальства, – сказал Стас, беря в руки папку.
Капитан щелкнул языком, потом посмотрел в окно, а когда снова повернулся к Стасу, выдал свое заключение:
– Глухое дело. Ни свидетелей, ни улик. Ничего. Оружие на месте преступления не найдено. Пальчиков на винтовке тоже нет, поэтому я даже рад, что вы его забираете. Мне хватает и своих «висяков».
Стас почувствовал, что «разговор пошел», и, пододвинув к себе стул, сел напротив капитана.
– Что, вообще ничего нет? – Он открыл папку, полистал листки допроса.
– Да, глухо, как в танке, – махнул рукой капитан. – Стопроцентный «глухарь».
– Ладно, будем разбираться. А что говорят эксперты?
– Я еще к ним не заходил, – честно признался Нестеренко.
«Не особо ты занимался этим делом, раз еще не знаешь результатов экспертизы. Надо будет все начинать сначала», – подумал Стас, а вслух сказал:
– Ну что, тогда пойдем вместе узнаем? Заодно и покажешь, где они тут у вас обитают.
– Да они тут, рядом, в соседнем здании, – ответил капитан и стал перекладывать бумаги на своем столе.
В это время в кабинет вошел старший лейтенант, видимо, напарник капитана.
– Ну что, Иванович, едем в театр? – спросил он.
– Не едем. – Нестеренко посмотрел на Крячко.
Стас понял, что сейчас может начаться все сначала, поэтому поспешил удалиться, попрощавшись с коллегами.
По дороге в экспертную он набрал номер Гурова. После долгих гудков раздался голос напарника:
– Гуров на проводе. Как дела, Стас? Уже закончил?
– Почти. А ты?
– А мне, товарищ полковник, придется пробыть здесь как минимум еще часа три.
– Если я правильно понял, ты меня не заберешь?
– Ваша догадливость, товарищ полковник, просто поражает, – ответил Гуров и тут же добавил: – Я бы, конечно, с удовольствием, но обстоятельства, сам понимаешь.
– А как же быть?
– Если ты по поводу винтовки, то не переживай. Пусть они ее сами отправят. В конце концов, это их обязанность. Ты только забери все бумаги по этому делу – ну, и результаты экспертизы, – а вещдоки они потом пришлют. Или, на крайний случай, завтра заедем и заберем, – объяснил Гуров.