Черные хирурги

Алексей Макеев, Николай Леонов

Черные хирурги

Глава 1

Летнее воскресное утро било в глаза ярким радостным солнцем. Оно отражалось от ленты асфальта, от стекол встречных машин. Тихо жужжавший кондиционер гнал прохладу в салон, а из динамиков задорно препирались утренние ведущие «Авторадио». От всего этого беззаботного набора ощущений, да еще сознания того, что дома накрыт праздничный стол – творение рук его, Льва Ивановича Гурова, – настроение было почти ребяческое.

Гуров не любил, когда Маши не было дома. Его работа – работа старшего оперуполномоченного по особо важным делам МУРа – заставляла пропадать вне дома почти сутками, с редкими полноценными выходными и разорванными на части отпусками. Но даже на работе Гуров с удовольствием сознавал, что в получасе езды на машине у него есть дом, уютный и надежный тыл, в котором можно отгородиться от всего мира. Что там есть Маша, с ее улыбкой, теплыми руками. Есть любимое кресло, есть кухня и стол под большим розовым абажуром. И в какое бы время кто из них ни вернулся домой, под этим абажуром они обязательно выпьют перед сном чашечку чая с лимоном, перебросятся ничего не значащими фразами, просто поглядят друг другу в глаза, чтобы убедиться, что на душе каждого спокойно.

Иногда Гуров делал сюрпризы. Точнее, они с женой играли в сюрпризы, потому что каждый из них ждал, когда представится такая возможность. Совершенно «неожиданно» после спектакля в театре в гримерку к Марии Строевой вваливался Гуров с букетом цветов. Коллеги по театру с завистью улыбались, расшаркивались с «настоящим полковником», который умеет так галантно ухаживать за собственной женой. Гуров обнимал Машу за плечи, нежно брал ее руку в свою, подносил к губам. Потом он пристраивался у стены и слушал, как Маша, удаляя с лица грим, щебетала о спектакле, о маленьких казусах и актерских находках. Они выходили, садились в машину и ехали домой.

Но это было редко, один-два раза в месяц. Чаще Гуров заявлялся домой далеко за полночь. Но иногда, особенно в летний период, труппа театра выезжала на гастроли. И тогда дом пустел на месяц, на два… А сегодня Маша просто удрала. Нет, конечно же, с разрешения администрации. Сегодня заканчивались гастроли труппы в Саратове, сегодня вечером давался последний спектакль в помещении Театра драмы. И только завтра вся труппа вечером отбывала в Москву на поезде. Но у Маши сегодня день рождения, поэтому ее роль сыграет в спектакле подруга, а сама она самолетом рванула домой.

Сейчас Гуров встретит ее в Быкове. Всю дорогу Маша будет взахлеб рассказывать о городе, о гастролях. Потом они приедут домой, и она увидит красивый стол с огромным букетом. Она с восторгом чмокнет Гурова в выбритую душистую щеку и кинется в ванную. Через полчаса выйдет посвежевшая, с мокрыми волосами. Они усядутся за стол и поднимут по рюмке ледяной водочки. Обязательно водочки, потому что после неполноценной ночи сборов и перелета на «Як-42» «с устатку» ничего нет лучше. Потом Гуров с загадочным видом достанет сафьяновую коробочку с заветным кулоном…

Потом, после всех этих приятных церемоний, Маша завалится на диван под плед. Гуров посмотрит телевизор, вздремнет в кресле. Потом они будут долго потягиваться, со вкусом пообедают и начнут собираться в ресторан на уже полноценное торжество. С друзьями, коллегами, тостами и шампанским.

Гуров заметил, что непроизвольно начал улыбаться. Он коротко глянул в зеркало заднего вида и подмигнул себе.

* * *

Мария Строева вышла из самолета с одной лишь сумочкой. Ее чемодан завтра приедет поездом, поэтому тащиться сейчас со всеми вещами не стоило. Да и время терять на получение багажа не хотелось. Завтра вечером Лева спокойно сгоняет на Павелецкий и заберет ее вещи. «Наконец я дома, – с облегчением подумала Мария. – Осталось всего лишь доехать от самолета на поданном автобусе до здания аэровокзала, а там знакомое лицо мужа, машина… Короче, дома!»

Три часа сна, сумбурные сборы, короткий, но утомительный перелет – все это не способствовало тому, чтобы женщина оставалась довольной своим внешним видом. А тут еще в самолете какая-то пара не сводила с Марии глаз, делая различные знаки и подмигивая. Уже в здании аэровокзала эта пара настигла-таки актрису Строеву. Холеный высокий мужчина лет сорока с небольшим, его худощавая спутница, будто сошедшая с обложки глянцевого журнала, преградили Марии дорогу.

– Вы же Строева, да? – с довольным видом не столько в форме вопроса, сколько в форме утверждения произнес мужчина. – Милочка, вы не представляете, как мы вас почитаем!

– Давайте с вами сфотографируемся, – почти приказала ухоженная дамочка. – Такая удача, что мы вас встретили живьем, а то все на сцене и на сцене…

Марию передернуло от абсолютно идиотской обывательской формулировки «живьем». И это из уст дамы, которая внешним видом вполне могла «тянуть» на первую леди страны.

– Простите, – начала устало Мария, пытаясь боком обойти назойливых поклонников, – я очень устала и спешу…

– Да перестаньте вы, – брезгливо одернул театральную диву мужчина, – какие все занятые. Только сфотографируемся на память.

Мария собралась уже ответить резкостью, поставить нахальную пару на место и двинуться к выходу, как дорогу ей закрыли две широченные гру́ди в темных костюмах. Она подняла голову. Профессиональная принадлежность двоих здоровяков с квадратными челюстями и строгими глазами не вызывала сомнений. Охранники. Вот ведь угораздило столкнуться с высокопоставленными развязными личностями! Хозяева жизни, они же слуги народа.

– Пройдите в сторонку, вон туда, к стене, – сухо потребовал один из мордатых. – Сфотографируетесь и пойдете по своим делам.

Слова «по своим делам» были произнесены таким уничижительным тоном, что сразу стало ясно, что это злая ирония. Какие еще «дела» могут быть у плебеев, пусть даже и известных? Актеришки, лицедеи… Вот у их хозяина – да, там действительно дела.

Мария моментально разозлилась. Стиснув зубы, она двинула локтем в бок одного типа в черном, толкнула кулачком в грудь второго. Но с таким же успехом можно было дубасить и кирпичную стену. Привередливую актрису аккуратно, но жестко взяли под руки и, почти подняв над землей, переставили к стене. Холеный по-хозяйски взял Марию под руку и, позируя, склонил к ней голову. Его спутница нацелила камеру мобильного телефона.

– Да не хочу я с вами фотографироваться! – взорвалась Мария и вырвала руку.

Здоровяки в черном шагнули к ней с брезгливым нетерпением на лицах, в этот момент один из них от сильного толчка отшатнулся в сторону, налетев на даму с телефоном. Дама вскрикнула и выронила аппарат: здоровяк всей своей сотней килограммов тренированных мышц наступил ей на ногу. И тут Мария увидела разъяренное лицо мужа. Букет цветов в своей руке он держал, стиснув побелевшими пальцами, как булаву.

Гуров понял, что опаздывает, когда уткнулся в бампер последней машины еле ползущего потока. Минут через тридцать выяснилась и причина этой пробки. Две аварии, в результате которых оказались перекрыты все полосы попутного направления. Третья, перед самым поворотом к аэропорту, доконала его окончательно. Гуров выругался, вывернул руль и по сплошной разделительной полосе бросил машину вперед, прямо к потному капитану с полосатым жезлом. Сунув в приоткрытое окно служебное удостоверение, он открыл было рот, но капитан, привычно вычленив взглядом из текста удостоверения «полковник милиции» и «Московский уголовный розыск», тут же махнул жезлом. Приостановив встречное движение, он подал знак, и Гуров вдавил педаль газа до пола.

Лев не любил «козырять» своим удостоверением, это было не в его характере. Но иногда, когда он остро осознавал, что есть люди, стоящие выше закона, пренебрегающие им, причем только по причине своего служебного положения и большого количества денег, он смело перешагивал через свои убеждения. Вот и сейчас Гуров хорошо видел, что не на парковке перед аэровокзалом, а прямо у бордюра стоит множество машин, номера которых не имеют абсолютно никакого отношения к оперативным городским службам и не относятся к автопарку правительства страны или хотя бы Москвы. Коммерсанты, «бомбилы», прикормившие местную милицию… А он, полковник, опаздывает. Да пошли вы все!

Гуров свернул под знак и снова сунул в окно удостоверение. Лейтенантик козырнул и махнул жезлом – проезжайте. Гуров приткнул машину около входа, схватил цветы с переднего сиденья и рысью бросился в здание. Неприятный осадок быстро улетучивался от предвкушения встречи с женой.

Однако неприятности для полковника Гурова в это утро не закончились. У выхода на летное поле быстро пробежал глазами по головам пассажиров, провожающих и встречающих. Неопрятная сцена слева, где двое коренастых парней с характерной внешностью бультерьеров кого-то усмиряли или пытались усмирить, сразу привлекла его внимание. Оперативников, своих ли, фээсбэшных ли, по их действиям он мог отличить от типичных охранников почти мгновенно. Навыки у них другие.

И тут Гуров увидел покрасневшее от раздражения лицо Маши. Лев, растолкав плечами встречных, рванул туда, где какие-то типы зачем-то остановили его жену и еще держат ее руками. Уже подбегая к группе, он стал догадываться, что недоразумением ситуацию назвать нельзя. Холеный мужчина в дорогом костюме самодовольно лыбился и держал вырывающуюся Машу под руку, какая-то дамочка целилась камерой мобильника, а две широких спины обеспечивали безопасность всего этого безобразного мероприятия.

Гуров отпихнул плечом одного охранника и мгновенно оказался в центре круга. Он не успел раскрыть рта, как краем глаза уловил ленивое движение руки второго охранника в свою сторону. Не раздумывая, Гуров с разворота швырнул ему в лицо букет, обнял за плечи перепуганную жену и повернулся ко всей компании.

– Какого черта тут происходит? – рявкнул он, меряя ненавидящим взглядом всю оторопевшую четверку.

– Слышь, мужик, – надвинулся было на него здоровяк, смахивая остатки букета со своей груди и плеча.

– Стоять! – рыкнул Гуров. Он повернулся к холеному: – В чем дело? Это моя жена!

– Да ни в чем, – поморщился холеный, небрежным движением останавливая своих «цепных псов». – Что вы тут скачете? Просто хотели сфотографироваться с известной актрисой.

– Против ее воли, – зло добавил Гуров.

Холеный не удостоил взглядом невесть откуда взявшегося «простого гражданина», который испортил ему и его жене удовольствие. Не общаться же с ним. Он повернулся к своей спутнице, которая в коротких нецензурных выражениях высказала свое отношение к неуклюжему охраннику, взял ее под руку и повел в сторону выхода.

Гуров, провожая процессию взглядом, почувствовал, что Маша под его рукой наконец расслабилась. Она устало положила ему голову на плечо и вздохнула:

– Ну, вот я и дома.

– Да уж, – хмыкнул Гуров, остывая. – Ладно, пошли отсюда, а то вон, кажется, уборщица милицию ведет. А я тут намусорил.

– А чего это ты его цветами-то по морде? – рассмеялась Маша, беря мужа под руку. – Я думала, удостоверение выхватишь. Как там у вас принято – всем стоять, милиция!

– А я сейчас был не милиция; я был рыцарь, бросившийся спасать свою даму сердца, – начал веселиться Гуров, подумав, как это могло выглядеть со стороны. – Я был дикий разъяренный самец, который… э-э, увидел, что покушаются… ну, на его…

– Спасибо, господин полковник, – укоризненно заявила Маша, – вы только что пытались назвать даму сердца самкой!

– Виноват-с, мадам, – боднул головой Гуров, пытаясь щелкнуть каблуками на ходу. – Вы меня не так поняли, мадам. А цветы я швырнул за неимением перчатки, однако вызов не был принят, мадам.

– Вы прощены, полковник, – сделала Мария изящный театральный жест рукой. – Где наш экипаж?

– Экипаж у входа, мадам, – величественно ответил Гуров.

Настроение у Льва Ивановича снова стало подниматься. «Интересно, – подумал он, – а почему я, в самом деле, швырнул в морду охраннику букет? Кажется, чтобы выплеснуть презрение к этим… короче, к этим».

* * *

И в еще одном сложном деле можно было поставить точку. И побег из Иркутской зоны Грибника, и шантаж крупного ресторатора из Подмосковья, и угоны дорогих машин – все связалось в одной хитроумной схеме. Правда, не обошлось без стрельбы, но омоновцы оказались на высоте.

Гуров поискал взглядом носилки на колесиках, на которых Крячко повезли к машине «Скорой помощи». Как его все время тянет самого влезть в эти дела! Есть на это специальные подразделения – так нет же, Стасу обязательно надо убедиться, что сделано все, чтобы взять главного фигуранта живьем. Ковбой! Хорошо, что пулю получил в ногу, не в другое место.

– Как дела, герой? – спросил Гуров, подойдя к машине и глядя, как Крячко загружают в недра «Скорой».

– Есть один неприятный момент, – поморщился Стас.

– Что такое? – насторожился Гуров.

– Видишь ли, – заговорщицки зашептал Крячко, приподнявшись на одном локте, – лежать при даме со спущенными штанами не есть «комильфо».

– Тьфу! – сплюнул Гуров, покосившись на молоденькую врачиху «Скорой». – Позер ты, Стас. И здесь лежишь по этой же причине.

– Не романтик ты, Лева, – махнул рукой Крячко с выражением безнадежности на лице.

– Ты, романтик, подтяни штаны! Дамы вокруг.

– Мне нельзя, я раненый.

– Ладно, раненый, лечись давай, завтра навещу, – пообещал Гуров, увидев, что врач намерена прекратить пикировку пациента с товарищем и закрыть дверь машины.

Те, кто считает, что работа уголовного розыска заключается только в погонях, перестрелках, распутывании хитросплетений уголовных дел, умно и коварно построенных допросах, в результате которых преступник, понурившись, начинает «колоться», сильно ошибаются. Оперативная работа – это прежде всего очень много бумаг. Ходят поговорки, что сыщика ноги кормят; начальство же считает, что сыщик обязан работать прежде всего головой. Но бо́льшую часть времени сыщик работает руками. Точнее, рукой. Писанина, писанина, писанина… По поводу каждого шага, по поводу отсутствия шагов, планы мероприятий, планы работы по конкретному делу, по конкретному этапу – рапорта, рапорта и снова рапорта. А еще опросы свидетелей, подозреваемых, поквартирные обходы, участие со следователем в следственных мероприятиях…

«Не романтик ты, Лева», – вспомнил Лев слова Крячко. Между прочим, ему, Гурову, сейчас придется отписываться еще и по поводу ранения своего напарника во время задержания. Как и почему, в силу какой такой необходимости полковник Крячко оказался в зоне перестрелки, каким макаром его туда занесло, когда задержание осуществляло подразделение ОМОНа? То, что Крячко дотошный человек, привыкший не оставлять без своего внимания ни одного мало-мальски важного шага по делу, в рапорте не напишешь. Как не напишешь и того, что бойцы ОМОНа, дай бог им здоровья, не особенно церемонятся, когда в них стреляют. А оперу нужен целый и здоровый клиент, а не прошитый пулями и умирающий в палате или машине «Скорой». И не со сломанной в трех местах рукой. Его ведь, как правило, срочно «колоть» надо, работать с ним, а не лечить.

Гуров плотно прикрыл окно и развернул жалюзи, чтобы солнце не лупило прямо в рабочий стол. Включив кондиционер, он занялся сочинением рапорта по поводу сегодняшней операции. Когда работа была в самом разгаре и сложились наиболее удачные формулировки, раздался телефонный звонок.

– Гуров, слушаю, – немного недовольно буркнул сыщик в трубку.

– Чем занят, Лев Иванович? – вместо приветствия спросил непосредственный начальник генерал Орлов.

Гуров шевельнул бровью, но отвечать не стал. По тону генерала он понял, что вопрос чисто риторический.

– Слушай… – Орлов чуть помедлил. – Тут такое дело. Тебе нужно до семнадцати прибыть в главк.

– По-сегодняшнему? – нахмурился Гуров, не ожидая ничего хорошего от вызова в Главное управление уголовного розыска МВД России после проведенной операции. – Интересы пересеклись или информацией попросят поделиться?

– Нет, – не вдаваясь в подробности, возразил Орлов. – Прибудешь к Грибенникову, он тебя и просветит.

– Кто это? Зам?

– Зам. Ты давай не затягивай до самого вечера. Вернешься – доложишь. Как там Стас?

– Нормально.

– Как это не вовремя, – проворчал Орлов.

– А бывают ранения вовремя? – ехидно переспросил Гуров, хотя и начал понимать недовольство начальника.

– Не лови на слове, ты ведь…

– Ладно, я все понял, – перебил сыщик генерала.

Не понять было трудно. Если тебя вызывают в главк, а начальник делает вид, что не знает зачем, но выражает сожаление, что ты временно остался без напарника, то это может означать только какое-то поручение сверху. Точнее, новое дело. Да еще такое, что другого напарника тебе не дадут, не прикомандируют. Потому что тут нужен опытный «важняк» и никакой утечки информации быть не должно. Это означает, что вопрос щепетильный, конфиденциальный и так далее. «Человечество придумало столько формулировок, – усмехнулся про себя Гуров, – что возникает ощущение, будто оно стесняется называть подобные ситуации своими именами».

Закончив рапорта, Гуров спокойно и со вкусом пообедал, полагая, что на сытый желудок самые неприятные явления кажутся более или менее приемлемыми. Заперев дверь, он снял свою гражданскую одежду, достал из шкафа форменные ботинки, брюки и рубашку. Напялил на голову фуражку и с неудовольствием посмотрелся в зеркало на внутренней стороне дверцы. Современные офицерские фуражки с непомерно высокой и громоздкой тульей ему не нравились. Тем не менее в министерство полагалось являться в форме.

* * *

В приемной, из которой двери вели в кабинеты двух заместителей, Гуров появился ровно в четыре часа. Две девицы самого юного возраста, который никак не подходил, на взгляд сыщика, для такой приемной, о чем-то оживленно шептались. Судя по тому, как одна из них деловито вскинулась навстречу полковнику, а вторая лишь напряженно выпучила глаза, одна из девиц была секретаршей, а вторая стажером.

– Вас просили подождать, – изобразила вежливость на лице секретарша, положив трубку внутреннего телефона.

Гуров кивнул, повесил фуражку на вешалку и уселся у стены. «Начинается, – подумал он с неудовольствием. – Великие начальники постоянно заняты важнейшими делами, а мы все бездельники. А мне, между прочим, половину ночи задержанных потрошить. Неплохо бы и подготовиться».

Через полчаса Гуров начал нервничать, через час – откровенно злиться. Его подмывало дождаться ровно пяти, плюнуть на все и объявить секретарше, что его просили прибыть до семнадцати, а коль скоро уже семнадцать ноль пять, то он отбывает. Но как раз ровно в ноль пять на столе секретарши пискнул телефон. Девушка подняла трубку, выслушала и подняла глаза на Гурова:

– Проходите, товарищ полковник.

Сыщик вздохнул глубоко, чуть задержал дыхание и выдохнул. Следовало унять раздражение, чтобы не выглядеть слишком развязно в кабинете генерала. Черт его знает, зачем его сюда вызвали.

Оказывается, генерала Грибенникова Гуров знал в лицо. В последний раз он видел его на коллегии министерства, а до этого… до этого, кажется, на месте происшествия, когда Гуров дежурил по городу. Да, точно, тогда расстреляли машину одного известного авторитета. Гурову врезались в память постоянно сведенные к переносице брови и чуть прищуренный левый глаз.

– Проходите, Лев Иванович, – предложил генерал негромким голосом, бросив на полковника короткий взгляд с неизменным прищуром.

Грибенников сидел вполоборота в распахнутом кителе и держал около уха телефонную трубку. Видимо, ждал, когда ему на том конце ответят.

– За то, что заставил ждать в приемной, не извиняюсь, потому что как раз ждал информации по данному делу. Не хочу грузить вас лишней оперативной информацией.

– По делу? – сухо спросил Гуров, полагая, что генерал все же должен был из приличия извиниться.

– Конечно, по делу, – удивленно шевельнул бровью генерал. – Не о здоровье же жены Орлова я вас пригласил побеседовать.

Первая информация поступила. Слово «пригласил» в данном контексте звучало неприятно. Для того чтобы поручить какое-нибудь дело, не приглашают, а вызывают. Если пригласили, то речь пойдет не о поручении или приказе, а о просьбе. Правда, отказывать в таких просьбах не принято. Либо нужно делиться информацией, либо что-то выполнять. В обоих случаях ничего приятного. В подтверждение этого умозаключения прозвучала саркастическая шутка по поводу здоровья жены Орлова. Значит, нужен не просто опытный оперативник, но и еще из близких Орлову – как гарантия соблюдения конфиденциальности, да и вообще выполнения просьбы. Ох, как не любил Гуров эти придворные делишки, которые касались высокопоставленных особ, где нельзя было переходить определенные грани, отличавшие этих особ от обычных граждан…

Грибенников снова прищурил свой глаз – очевидно, в телефонной трубке наконец заговорили. Он что-то выслушал, чуть покусывая губу.

– Хорошо, выполняйте, – наконец приказал генерал в трубку. – В случае эксцессов сообщать немедленно. Доклад через каждые два часа.

Положив трубку на аппарат, генерал развернулся к Гурову всем корпусом, сложил кисти рук перед собой и сжал их в замок. От внимания сыщика этот нюанс не ускользнул – что-то генерал не совсем в своей тарелке.

– Ну, что же, – сказал Грибенников, глядя перед собой в крышку стола. – Теперь ваш выход. Дело, ради которого я вас пригласил, не совсем обычное. Именно поэтому я и попросил Орлова направить ко мне самого грамотного и опытного оперативника.

Генерал замолчал, подбирая слова. Гуров начал терять терпение. С такими прелюдиями в давние времена земские врачи объявляли чопорным графиням, что их дочь беременна.

– Давайте сразу к делу, товарищ генерал! – твердо предложил Гуров. – В целях экономии времени.

К его большому изумлению, Грибенников не поставил на место развязного полковника из МУРа словами, что он сам решит, как и когда ему переходить к делу. Генерал задумчиво глянул на сыщика и кивнул.

– Пожалуй. Только спешить-то нам уже особенно некуда, потому что беда уже случилась. И не одна. Итак, вам, Лев Иванович, предстоит чистейшей воды оперативная разработка. В интересах дела заявления пострадавшей стороны пока не существует ни в каком виде. Нигде. Считайте, что есть только оперативная информация о совершенном преступлении.

– Очень высокое лицо?

– Да неважно это, Лев Иванович! – поморщился генерал. – Любой гражданин имеет право на защиту своих интересов, своей жизни и собственности. Хотя я понял намек. Да, лицо слишком заметное, чтобы можно было проколоться и засветить интерес, проявленный милицией. К тому же пострадавшему угрожают.

– Ох, уж мне эта политика, – покачал головой Гуров. – То говорим, что перед законом все равны, то начинаем нянчиться с каждым индивидуумом, мало-мальски облеченным властью…

– Не любите их, Лев Иванович? – усмехнулся генерал. – Тогда включите здравый смысл. В нашем государстве близость к тому или иному власть имущему всегда связана с определенной материальной отдачей. Все, кто сидит ниже моего кабинета, и половина тех, кто сидит на одном со мной уровне, – это люди, которые непосредственно заняты исполнением милицейского долга. А мизерная часть руководителей занята совсем другим. Это административная работа, в которой превалирующее место занимают связи, взаимоотношения, внутриполитические процессы. Наше ведомство, как и многие другие, нуждается в определенном бюджете, в финансировании неких проектов, соблюдении планов модернизации, в конечном итоге – в развитии. Но это не означает, что предписанное и подписанное в начале финансового года будет соблюдено в точности.

– Как правило, наоборот?

– Как правило, – согласился генерал. – И со знаком минус. Вот тут и включаются личные связи высшего руководства, включается политика. Все эти вопросы нужно решать, протаскивать через различные комитеты и комиссии.

– Да понял я, понял, – кивнул головой Гуров. – Не в лесу рос. Баш на баш! И еще, с волками жить – по волчьи выть. Или, назвался…

Уловив, как изменился взгляд генерала, Гуров мгновенно заткнулся. Глаза Грибенникова не стали строгими или начальственно гневными. Они стали усталыми и где-то умоляющими. Мол, хватит ерничать-то, полковник. Вам там, внизу, хорошо, там можно гордиться честью мундира и кичиться долгом перед простыми гражданами. А тут?

– Выбор пал на вашу кандидатуру, Лев Иванович, не только потому, что обладаете необходимыми профессиональными качествами, но еще и потому, что вас знают как человека честного, принципиального.

Гуров чуть было не брякнул, что не считает последние перечисленные генералом качества отъемлемыми от профессиональных, но что-то ему подсказало, что лучше промолчать. Не зря же заместитель начальника главка так мнется и утруждает себя уговорами. Видать, не все тут так просто.

– Я понял вас, товарищ генерал, – наконец сказал Гуров со всей приличествующей серьезностью и готовностью. – И насколько я понял – это просьба. И поступила она к вам не по официальным каналам.