bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 7

Для налаживания систематической работы в Панаму был направлен опытный оперативник абвера Вольфганг Блаум. Это был опытный специалист с техническими знаниями и воображением, а также умелый организатор. Поработав с германской колонией в зоне канала, он создал две отдельные агентурные ячейки. Одна состояла из множества информаторов, находящихся в каждом заслуживавшем внимания пункте, а вторая состояла из одиннадцати человек и специализировалась на важных персонах.

Лидерами малой ячейки были два профессиональных шпиона: Ганс Хайнрих Шаков, с отличием окончивший школу абвера в Гамбурге и работавший под прикрытием пароходной компании «Хапаг-Ллойд» в Бальбоа, и двадцатидевятилетний Эрнст Роберт Кухриг, тоже выпускник гамбургской разведшколы, маскировавший свою шпионскую деятельность работой по ремонту пишущих машинок.

Ячейка Шакова была типичной командой под руководством резидента и с парой профи в качестве лидеров. В ней был и неизбежный партийный функционер по имени Гисберт Гросс, и своя Мата Хари – девятнадцатилетняя секретарша германского консула в Колоне Ингеборг Вальтраут Гутманн. Она отвечала за канцелярскую работу и совмещала ее со сбором информации от проезжающих морских офицеров, которые охотно беседовали с жизнерадостной хорошенькой девушкой.

Семеро других членов группы были простыми рабочими: слесари, механики, каменщик, крановщик, портовый грузчик. Они были весьма полезны и важны, поскольку имели отношение к работе порта. Все они уже долго жили в зоне канала, считались хорошими работниками и пользовались уважением сослуживцев, начальников и соседей. Они хорошо знали все ходы и выходы, имели обширный круг знакомых, а пользуясь должностным положением, и свободный доступ к любым тщательно охраняемым сооружениям и устройствам порта.

Пример Эрнста Кухрига наглядно показывает, как свободно немцы распоряжались в зоне канала и насколько плохо была поставлена охрана в ее районах ограниченного доступа. Когда-то он был юнгой и впервые попал в Панаму в 1931 году в возрасте девятнадцати лет. Он сбежал с судна и нелегально остался в Панаме, укрываясь у одного китайца до 1936 года, когда был арестован, осужден на двадцать шесть дней тюрьмы и выслан из страны.

Через год после депортации Кухриг вернулся в Панаму и в качестве мастера по ремонту пишущих машинок получил доступ в форт Рэндольф (США), где часовые без проверки пропускали его туда и обратно. Он провел в форт Шакова и Гросса вместе с мисс Гутманн в качестве прикрытия, говоря часовым, что они собираются посидеть в ресторане в беспошлинной зоне, и принеся присягу, как это требовалось по закону, что у них нет с собой фотоаппаратов. Вместо ресторана они пошли бродить по форту, как обычные туристы, подходя к таким закрытым объектам, как артиллерийская батарея на Калета-Пойнт, и фотографируя их «лейкой», спрятанной в чемоданчике с инструментами, хорошо знакомом всем часовым.

От Шакова и его группы шел поток информации к Блауму, который, используя официальные каналы консульства, передавал их в абвер. Несколько примеров показывают, насколько хорошей была крыша:

«В связи с нехваткой стройматериалов сооружение третьего шлюза около Педро-Мигеля было приостановлено для обеспечения строительства других оборонных сооружений. Подобная нехватка стала причиной, помешавшей реконструкции шлюзов в Мирафлоресе и Гатуне».

«Новое транспанамское шоссе будет построено между Колоном и Панама-Сити. Две полосы от Панама-Сити до плотины Медден уже готовы. Однорядное шоссе от плотины до Франс-Филд строится».

«Электростанция на плотине Гатун расположена слева от шлюза и укрыта соломой в целях маскировки. Форт Рэндольф, форт Коббе и форт Амадор оснащены длинноствольными береговыми орудиями калибром до 356 мм».

«Гарнизоны форт Дэвис и форт Клейтон укомплектованы главным образом пехотинцами с легким вооружением. Большое число мулов в этих фортах указывает, что подразделения часто патрулируют джунгли».

«База подводных лодок ВМС США в Коко-Соло недавно была усилена флотилией торпедных катеров».

Эта примечательная коллекция сообщений, впрочем прекратившихся в 1941 году, была обнаружена в одном из захваченных архивов абвера. Там я нашел и данные о самом «Проекте 14» в виде досье с подробными картами Панамского канала, включая детальные снимки крупным планом плотин у озера Гатун и Педро-Мигеля, откуда шло снабжение водой всех шлюзов, электростанций и военных сооружений.

Вдохновленный этими примечательными данными, добытыми шпионами Канариса, рейхсмаршал Геринг однажды даже размечтался о возможном использовании его дальней авиации. В апреле 1939 года он публично заявил, что Панамский канал не так неуязвим, как считают американцы.

– Две мои бомбы, – заявил он, – сброшенные на канал Кулбра, в десять минут сделают весь этот водный путь непроходимым.

Геринг, судя по всему, имел в виду протоку Кулебра в Сьерра-Панаме, горном массиве, прилегающем к Панамскому каналу, – участок, на который Вольфганг Блаум, руководитель шпионской сети в зоне канала, указывал как на один из наиболее уязвимых стратегических пунктов. Когда в 1939 году Геринг делал свое заявление, он надеялся, что люфтваффе сможет разработать бомбардировщики дальнего радиуса действия типа «Кондор», с помощью которых он сможет совершать налеты на ключевые цели в Западном полушарии. Этими бомбардировщиками были «FW-200» фирмы «Фокке-Вульф», четырехмоторные монопланы с экипажем из трех человек, крейсерской скоростью около 380 км и потолком в 6000 м. Первоначально он был разработан в транспортной модификации и рассчитан на перевозку 26 пассажиров, но в люфтваффе надеялись переоборудовать его в разведывательный вариант для полетов в целях поддержки подводного флота в Атлантике[26], а также использовать как бомбардировщик для налетов на США.

Хотя шпионы отлично проделали свою работу, Герингу, однако, так и не представилось случая сбросить свои две бомбы.

Глава 6

Операция «Краун»: первый провал

К 1938 году у немцев было в США несколько десятков разведчиков, больше, чем в какой-либо другой стране, за исключением Польши и Франции, хотя ни Гитлер, ни высшее командование вермахта не интересовались всерьез этой страной. Немецкие шпионы посещали недорогие кафе на Таймс-сквер, неподалеку от причалов порта на реке Гудзон, через который проходили их секретные каналы связи. Явки назначались также в кафе и пивнушках на Восточной Восемьдесят шестой улице, немецком квартале Нью-Йорка, где многие из них действовали совершенно не таясь.

Однажды в кафе «Максль», самой популярной пивной Йорквилля, клиент по имени Карл Виганд (на самом деле стюард Теодор Шульц) слегка перебрал. Когда он полез в карман за деньгами, чтобы рассчитаться, он вытащил из бумажника два хрустящих тысячедолларовых банкнота и пустил по рукам собутыльников за своим столиком, чтобы похвастать.

В другой раз в кафе «Гинденбург» человек, известный как герр Шмидт (в действительности Карл Шлютер), надевая пальто, выронил из кармана пистолет. Его приятели притворились, что не заметили этого, тогда агент, подняв оружие, с ухмылкой показал его им. Если бы случайный свидетель и увидел эту сцену, он бы мог и не обратить на нее внимания. Пистолет на столике в переполненном кафе могли счесть игрушкой в руках шутника.

В ночь святого Сильвестра, канун Нового, 1938 года, в Йорквилле было шумное празднование с серпантином, конфетти и шутихами, смесью немецкой кухни и американского поп-корна. Каждое кафе, бирхалле и простая пивнушка на Восемьдесят шестой улице были переполнены, и в аудитории каждой была своя доля немецких шпионов, как всегда вызывающих подозрение, самых пьяных, самых шумных и самых расточительных.

Доктор Грибль был в кафе «Гинденбург» в компании изящной брюнетки, которая сопровождала его в том триумфальном путешествии по Германии в 1936 году. Карл Шлютер сидел в кафе «Максль» за столом, полным гостей, среди которых были две девушки, с которыми у него одновременно были романы, – его постоянная подружка рыжеволосая кудрявая парикмахерша с лайнера «Европа» Иоганна Хофманн и высокая блондинка чуть старше двадцати, единственная за столом, кто говорил по-английски без акцента. Это была американка из Куинса, с которой Шлютер сошелся несколько месяцев назад, когда она совершала плавание в Германию для стажировки в Берлинском университете после окончания Хантер-колледжа.

За столом был еще один гость, мрачный человек за тридцать, с глубоко посаженными печальными глазами и черными волосами, зачесанными назад. Он был несколько безразличен к пирушке и беседовал со своей соседкой глухим низким голосом. Его отстраненность почти что портила общее веселье.

Шлютер то и дело провозглашал тосты за Новый год, открывая одну бутылку мозельского Блюмхена за другой. Этот год обещал быть хорошим, особенно благодаря человеку, сидящему за его столом, которого он называл Тео и время от времени похлопывал по плечу.

Тео был «фаворитом конюшни», он два года назад добровольно предложил немецкой разведке свои услуги способом, описанным в бульварных шпионских романах. Листая в Нью-Йоркской публичной библиотеке книги о шпионаже, он наткнулся на воспоминания полковника Вальтера Николаи, руководителя германской военной разведки в годы Первой мировой войны, и ему пришло в голову, что он сможет сколотить состояние на шпионаже в пользу Германии.

В начале 1936 года он через берлинскую нацистскую газету «Фёлькишер беобахтер» отправил Николаи письмо, в котором назвался «высокопоставленным американским военным», и попросил переслать письмо «соответствующим органам». Если там заинтересуются его услугами, написал он, то пусть поместят в колонке «Личные сообщения» газеты «Нью-Йорк таймс» объявление «Теодору Кёрнеру: письмо получено, пожалуйста, пришлите ответ и адрес Сандерсу, Гамбург-1, п/я 629».

Этот устаревший способ переписки давно скомпрометирован и в шпионаже не применяется, поскольку наверняка привлечет внимание контрразведки. Но американские органы казались настолько самодовольными, что немцы без колебаний согласились на эту процедуру, представляющую смесь скачек и бюрократической конторы.

Николаи передал письмо полковнику Пикенброку в Берлин, а тот переслал его в гамбургское отделение для исполнения. Там дело было поручено капитану Эрнсту Мюллеру, бывшему шкиперу «Хапага», который, в свою очередь, дал курьеру, работающему на лайнере «Гамбург», задание поместить в «Нью-Йорк таймс» объявление. Мюллер дал ему 10 долларов для оплаты объявления и разрешение на вывоз валюты через немецкую таможню.

В Нью-Йорке курьер передал поручение капитану Эмилю Мауреру, помощнику управляющего агентством «Хапаг-Ллойд», а тот отправил текст объявления с вложенной купюрой в 10 долларов в газету.

Необычная процедура привлекла внимание следователя «Таймс» Чарльза Хойта. Ему показалось странным, что Маурер прислал наличные, а не чек с расчетного счета «Хапаг-Ллойд». И почему солидная фирма связывается через «Таймс» вместо того, чтобы отправить письмо Кёрнеру по почте? Его подозрения были вполне оправданны, поскольку «Сандерсом» был Мюллер, офицер отдела военно-морской разведки в Аст-Х, а письмо было первым шагом к установлению связи с возможным шпионом. Хойт пропустил объявление, когда Маурер уверил его, что это было добропорядочное деловое сообщение.

Все это заняло определенное время, и лишь 6 апреля 1936 года послание было опубликовано в газете. Человек, назвавшийся Теодором Кёрнером (имя известного немецкого поэта XIX века), откликнулся сразу и отправил Сандерсу длинное письмо с описанием своих возможностей. По его словам, хотя он и занимает «важный пост в армии» США, он стремится служить Германии «всем, чем сможет». У него масса «отличных контактов», и он хорошо знаком с «офицером войск связи в Митчел-Филд», имеющим дело с секретными кодами.

Деньги не главное, писал он Сандерсу, но ему потребуются средства «на подкуп и оплату информации».

Он подписался своим настоящим именем – Гюнтер Густав Румрих и сообщил адрес для связи: «Денвер кемикал мэньюфэкчуринг компани» на Уорик-стрит в Нью-Йорке[27].

Вскоре Сандерс исчез из вида. Гамбург тогда не был готов к сотрудничеству, и в дело вмешался Бремен. Капитан Бургхардт переслал письмо Румриха в подразделение капитана 1-го ранга Файффера, и Карлу Шлютеру было поручено связаться в Нью-Йорке с кандидатом в агенты и оценить его.

Явка была назначена на 3 мая в 20.00 в кафе «Гинденбург», и связник вернулся в Бремен с отчетом, в котором настоятельно рекомендовал абверу привлечь новичка к работе. Однако Румрих вовсе не был таким идеальным кандидатом в шпионы, каким его описал Шлютер. Это был тридцатисемилетний прощелыга, пьяница, наркоман, бабник, воришка и лжец, который не мог удержаться ни на одной работе, даже мойщиком посуды в закусочной. Лишь в американской армии ему удалось продержаться семь лет и даже стать в конце концов сержантом, несмотря на две самоволки, растрату казенных денег и шестимесячное заключение.

Незадолго до того, как предложить свои услуги германской разведке, он вновь покинул свою часть. Не имело бы смысла описывать этапы жизненного пути этого неудачника. Если бы социопсихолог захотел выяснить, как ни на что не годный человек мог бы стать удачливым шпионом, случай Румриха стал бы для этого отличной иллюстрацией. Этот шарлатан и пройдоха стал блестящим разведчиком и в течение двадцати месяцев, с мая 1936-го по февраль 1938 года был одним из лучших агентов Файффера, руководителем шпионской группы «Краун». Он и сам находил информацию, но чаще отвечал, и обычно успешно, на все более сложные запросы Файффера о «численности и дислокации вооруженных сил США на восточном побережье».

То ли благодаря прямолинейности и примитивности своих методов, то ли из-за разгильдяйства американской службы безопасности он своевременно выполнял все порученные ему задания. Когда Файффер запросил статистические данные о венерических заболеваниях в вооруженных силах США, Румрих получил их непосредственно из секретных картотек форта Гамильтон, одного из оборонительных сооружений у входа в гавань Нью-Йорка. 11 января 1937 года он позвонил в форт и заявил капралу, ответившему на звонок:

– Это майор Милтон из медицинской службы. Я звоню с угла Четвертой авеню и Восемьдесят шестой улицы в Бруклине. Меня направили в Нью-Йорк, чтобы сделать закрытый доклад о венерических болезнях в вооруженных силах, но, к сожалению, я оставил свои заметки в Вашингтоне. Не могли бы вы сообщить мне данные, вы понимаете, что я имею в виду, о числе офицеров и солдат в форте Гамильтон, сколько из них подхватили венерические заболевания, какие и так далее.

Капрал передал поручение канцеляристу, который быстро нашел все данные, и поручил рядовому солдату доставить их на такси «майору Милтону», ожидающему в Бруклине на углу. Румрих дал солдату доллар, чтобы рассчитаться за такси (30 центов по счетчику) и величественно добавил:

– Сдачу оставь себе.

Легкость, с которой Румрих добывал материалы, разжигала аппетиты Файффера. Его поручения становились все сложнее и опаснее, но ничто не могло озадачить Крауна. В ноябре 1937 года Бремен запросил криптографическую информацию – секретнейший «шифр, используемый в настоящее время для связи между кораблями флота и береговыми батареями».

Румрих раздобыл его за 30 долларов у солдата, с которым подружился во время службы в зоне Панамского канала. Этот его приятель, двадцативосьмилетний рядовой, уроженец Лейпцига Эрих Глязер, служил в то время в 18-й разведэскадрилье ВВС в Митчел-Филд. Он принес на явку секретную шифровальную книгу «Зеткод», которой пользовался для связи с береговыми батареями и кораблями, и Румрих тут же в кафе «Гинденбург» скопировал ее под звуки оркестра, исполнявшего веселые немецкие песни.

За время своей шпионской деятельности Румрих передавал в абвер информацию о дислокации частей береговой артиллерии в зоне канала, данные об Атлантическом флоте США, несколько секретных армейских наставлений и справочников, схему расположения зенитных установок ПВО Нью-Йорка и множество других «секретных и совершенно секретных материалов».

Последнее задание Файффера было доставлено в Нью-Йорк Шлютером в канун Нового, 1938 года и передано «Тео» Румриху на вечеринке в кафе «Гинденбург». В нем в обычной вежливой манере говорилось: «Пожалуйста, достаньте монтажные чертежи авианосцев «Йорктаун» и «Энтерпрайз» и информацию о проводимых в лаборатории войск связи в форте Монмаут, штат Нью-Джерси, экспериментах по обнаружению приближающихся самолетов».

– Кроме того, – передал Шлютер, – нам нужны американские паспорта для агентов, засылаемых в Россию. Как вы думаете, вы сумеете раздобыть бланков пятьдесят? Герр Шпильман (кодовое имя Файффера для этой операции) установил за них специальную цену. За всю партию он готов уплатить тысячу долларов.

Тысяча долларов! Это была самая крупная сумма, предложенная ему немецкой разведкой. Такая перспектива сразу отвлекла его от этой дурацкой вечеринки. А Шлютер добавил:

– Герр Шпильман интересуется также мобилизационными планами американской армии на восточном побережье. За них вы можете получить еще тысячу долларов.

Тогда-то Румрих принял твердое решение. Он раздобудет паспортные бланки и мобилизационные планы во что бы то ни стало.

Но его шпионская карьера уже подходила к концу.


Тихим субботним утром 27 февраля 1938 года во время традиционного утреннего доклада о сообщениях, поступивших за ночь, Иоахиму фон Риббентропу доложили об аресте Румриха по обвинению в шпионаже. Он к тому времени после четырех или пяти лет пребывания на задворках дипломатии всего лишь третью неделю занимал должность министра иностранных дел и поначалу не знал, что делать с этой новостью. Когда его пресс-атташе показал депешу об аресте Румриха, он, как это сделал бы министр иностранных дел любой страны, возмутился, узнав о грязных методах, применяемых его страной во внешних отношениях.

Но причина его гнева была не только в этом. Его и ранее раздражал низкий статус его ведомства в гитлеровской иерархии.

«У фюрера, – говорил он позже, – были различные источники информации о Соединенных Штатах и Англии, о которых мне было неизвестно… Он встречался с ними [информаторами], не ставя меня в известность».

Риббентроп вскоре узнал, что Канарис был самым важным из них. Теперь наступила его очередь нанести удар. По его расчетам, провал шпионской группы Румриха послужил бы явным свидетельством того, что абвер не что иное, как шайка болванов, чья деятельность за рубежом лишь мутит воду международной политики и наносит непоправимый ущерб Германии. Это было началом вражды, которая через шесть лет разрешилась падением Канариса и упадком абвера. Тогда же, в 1938 году, Риббентроп попытался нанести первый удар, нажаловавшись Гитлеру на неуклюжие действия Канариса, но безуспешно. Канарис отвел удар от себя, сумев убедить Гитлера, что арестованные в Америке люди (провал Румриха потянул за собой еще с десяток агентов) не имели отношения к абверу.

– Все они, мой фюрер, – заявил он, – немцы-патриоты и преданные национал-социалисты, единственная цель которых состояла в том, чтобы служить вам и вашей новой Германии.

Сам же Канарис не был удовлетворен своим объяснением. Вернувшись в управление, он вызвал полковника Пикенброка и приказал провести «безжалостное расследование этого случая».

Это событие показало, что у абвера достаточно много уязвимых мест. Оно также стало первым свидетельством того, что немцы теперь не одни в этой игре. Наряду с ФБР в нее вступила британская контрразведка, и этот англо-американский антишпионский альянс фатально отразился на последующих операциях в США.

Виновницей провала Румриха оказалась шотландка Дженни Уоллес Джордан, пятидесятиоднолетняя сотрудница салона красоты на Кинлок-стрит в городке Данди. Ее шпионская деятельность, возможно, осталась бы незамеченной, если бы не изрядная почта, которую она получала. В конце 1937 года это обстоятельство показалось подозрительным ее почтальону, и он сообщил об этом своему начальству в Лондоне. Информация оказалась на столе у майора У.Э. Хинчли Кука в кабинете 505 военного министерства на Уайтхолле, где располагалась английская контрразведка МИ-5.

Майор Кук установил наблюдение за миссис Джордан и вскоре выяснил, что, несмотря на британское подданство, она была вдовой немца, погибшего в Первую мировую войну, воюя в кайзеровской армии. Затем ему удалось узнать, что в 1937 году она несколько раз ездила в Германию без каких-либо резонных причин. Хотя она утверждала, что все ее родственники живут на Британских островах, она получала письма из США, Франции, Голландии и Южной Америки и сама отправляла увесистые пакеты по самым дальним адресам.

Письма миссис Джордан подверглись перлюстрации, и, прочитав их, Кук убедился, что добропорядочная вдова была почтовым ящиком для обширной шпионской сети немцев. Ряд адресованных ей писем, отправленных из Нью-Йорка, были подписаны «Краун» и содержали неопровержимые доказательства того, что корреспондент был не просто шпионом, а весьма энергичным организатором разведывательной сети, раскинувшейся от Буффало до Ньюпорт-Ньюс, штат Вирджиния.

На Уайтхолл решили ознакомить американцев с этим открытием. Заместитель начальника МИ-5 капитан Гай Лиддел (наименее известный из британских контрразведчиков, но зато самый грозный из них) был направлен в Вашингтон, где передал разоблачительные материалы директору ФБР Эдгару Гуверу.

И 28 января 1938 года ФБР приступило к охоте, потребовавшей активной работы всех его звеньев, чтобы выследить Крауна и выяснить, что его настоящее имя – Гюнтер Густав Румрих.

С того самого момента, как Карл Шлютер насадил на крючок приманку в виде награды в 2 тысячи долларов за доставленные мобилизационные планы и бланки паспортов, Румрих лихорадочно изыскивал возможность раздобыть требуемое. Уже после войны Файффер, рассказывая мне об идеях Румриха, заметил:

«К сожалению, Шлютер, в общем-то здравомыслящий человек и надежный агент, пошел на поводу у этого фантазера. Он так был ослеплен сумасбродными замыслами Румриха и бредовыми его планами, что без согласования с нами согласился участвовать в некоторых операциях, о которых мы в Центре не знали».

На самом деле Файффер знал по меньшей мере об одном из этих планов, но счел его совершенно неприемлемым и отверг. Дело касалось мобилизационных планов. Румрих узнал, что одним из американских офицеров, имеющих к ним доступ, был командир 62-го зенитного полка береговой обороны в форте Тоттен, Лонг-Айленд, полковник Генри Элджин, и придумал фантастический план похищения офицера. Был сфабрикован приказ за подписью начальника штаба сухопутных войск генерал-майора Мэйлина Крейга, которым предписывалось полковнику прибыть в отель «Макалпин» в центре Нью-Йорка на заседание штаба, «имея при себе мобилизационные планы и планы береговой обороны, а также карты и схемы».

По замыслу Румриха, как только полковник войдет в номер, должна взорваться газовая граната с хлороформом, и, когда офицер потеряет сознание, Глязер, которому было поручено снять номер и обезвредить полковника, должен схватить портфель, вынести его в фойе и передать ожидающему там Румриху.

Когда Румрих изложил свой план Шлютеру, тот аж подскочил:

– Это слишком сложно и рискованно.

Румрих ехидной улыбкой попытался ободрить его:

– Наша хитрость, возможно, и наделает много шума, но все совершенно безопасно.

– Я все же думаю, – возразил Шлютер, – надо получить разрешение герра Шпильмана.

Он посоветовал Румриху изложить план в письме к Файфферу и отправить его в Бремен через почтовый ящик в Данди. Это письмо, подписанное «Краун», было в числе перехваченной корреспонденции, переданной англичанами ФБР. Полковнику Элджину сообщили о заговоре и предложили сыграть роль живца. Агенты ФБР и военной контрразведки готовились захлопнуть ловушку, как только Элджин в соответствии с фальшивым приказом войдет в «Макалпин», но операция не состоялась. Файффер, получив письмо с описанием плана Румриха (после того как англичане сняли копию), воскликнул в ужасе: «Он что, сошел с ума?»

Он немедленно связался со Шлютером в Нью-Йорке, категорически запретил безумную затею и даже немедленно отозвал стюарда в Бремен «для срочной консультации». Чудовищная нелепость плана Румриха так встревожила Файффера, что он решил законсервировать агента, пока не станет слишком поздно.

Именно в отсутствие Шлютера Румрих, всегда нуждавшийся в деньгах и одержимый идеей заполучить хотя бы тысячу долларов, начал разрабатывать комбинацию для получения паспортных бланков. Он и не подозревал о возникшем недоразумении. Дело в том, что Шлютер, по-видимому, неверно передал ему задание Файффера – тому требовались бланки паспортов, то есть чистые, незаполненные паспорта, которые было трудно добыть, а не паспортные бланки или анкеты, которые должен был заполнить каждый, кто обращался с заявлением о выдаче паспорта.

Румрих не знал об этой разнице и решил любым путем добыть бланки. В конце концов он придумал обратиться за ними в нью-йоркский отдел паспортного управления Государственного департамента. Было 14 февраля, шесть недель после той новогодней ночи, когда Шлютер передал ему задание. Утром он позвонил из кондитерской неподалеку от его дома в Бронксе к себе на работу и сообщил, что болен. Затем направился на угол Уолл-стрит и Пайн-стрит, намереваясь, наконец, добыть бланки, но у входа в нужное ему здание вдруг оробел и отправился на метро на Центральный вокзал. Отсюда он позвонил начальнику нью-йоркского отдела паспортного управления Айре Ф. Хойту и, назвавшись заместителем государственного секретаря Эдвардом Уэстоном, властным тоном приказал доставить ему 35 «паспортных бланков» в отель «Тафт», где он будет ждать в фойе.

На страницу:
6 из 7