Украденная невеста

Бренда Джойс

Украденная невеста

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Пролог

Аскитон, Ирландия, июнь 1814

Зов неизведанного преследовал его, доносился извне, звучал в душе постоянно и непреодолимо, вызывая беспокойство, давнюю тягу к приключениям. В последнее время призыв стал таким настойчивым, что он принял решение покинуть родной дом, не откладывая больше свой отъезд ни на один день.

Шон О’Нил остановился и посмотрел на дом, которым владела его семья на протяжении четырех веков. Собственными руками он помогал заново отстроить его стены, вместе с местными мастерами стеклил пустые проемы окон, где когда-то сверкали роскошные витражи. Ползая на коленях, осторожно вынимал треснутые плитки пола, подгоняя уцелевшие куски или заменяя их новыми. Вместе со слугами собирал фамильные реликвии, каждый сломанный меч, кинжал или чашу. К сожалению, огромный гобелен, украшавший парадный холл, сгорел и не подлежал восстановлению.

Вместе с арендаторами день за днем Шон вспахивал выжженную землю, почерневшие поля, и наконец земля ожила, задышала. Отбирал, закупал и перевозил скот взамен уничтоженного британцами поголовья в то роковое лето 1798 года.

Стоя рядом с оседланной, нагруженной дорожной поклажей лошадью, он смотрел на старинный дом, на луг, где на фоне занимающегося рассвета резвились ягнята.

Он помогал отстроить заново поместье, умываясь кровью, потом и иногда слезами. Он отстраивал Аскитон и за своего брата, который в это время в чине капитана королевского флота воевал с французами. Девлин вернулся домой несколько дней назад, с женой-американкой и их дочерью. Он ушел в отставку и теперь останется в Аскитоне.

Теперь, когда появился брат, Шон решил не откладывать больше отъезд. Его звала и манила неизвестная жизнь, полная приключений и опасности. Он и сам хорошенько не знал, чего именно хочет, но мир за пределами имения звал его так настойчиво, что он просто не мог оставаться на месте. Пусть теперь брат занимается семейными делами, он должен получить свою долю приключений и увидеть этот мир своими глазами. Неизвестность притягивала, манила, как пение сирен, зазывающих сбившихся с пути моряков. Ему было всего двадцать четыре, и сейчас он улыбкой приветствовал восходящее солнце и любые приключения, которые Судьба приготовила для него.

– Шон! Подожди!

Он не поверил своим ушам, услышав голос Элеоноры де Уоррен. Впрочем, он должен был это предвидеть. Она всегда встает рано и, наверное, заметила, как он собирался в путь. Элеонора была его тенью с тех пор, с того самого дня, как его мать вышла за ее отца, графа де Уоррена, тогда Эль было два года, а ему – восемь. Как маленький щенок за своим новым хозяином, малышка ходила за ним по пятам, глядя с обожанием на старшего брата, и вначале его это забавляло, но потом стало раздражать. К тому времени, как он начал отстраивать дом и восстанавливать пахотную землю, она тоже подросла и всегда была рядом, с радостью выполняя все его поручения. Когда ей исполнилось шестнадцать, ее отослали в Англию, и она перестала быть для него только малышкой Эль. Он стоял, глядя, как она подбегает, недовольный, что не успел уехать.

Она всегда бегала как мальчишка, резкими длинными прыжками, и сейчас бежала так же, босиком и в одной ночной рубашке.

Но он больше не узнавал в ней угловатую долговязую девочку – от встречного ветра белый шелк плотно охватил ее тело, подчеркивая сформировавшуюся стройную фигуру взрослой девушки.

Зато ее глаза остались прежними – янтарного оттенка, миндалевидной формы; он всегда все мог прочесть в них, как в открытой книге, и теперь увидел в них испуг и обиду. И заулыбался, желая ее успокоить. С раннего детства он старался ее ободрить, прогнать прочь страхи, всегда присматривал за ней, чтобы никто не обидел. Она не отставала от него, буквально преследовала по пятам, куда бы он ни шел, кралась следом. Ей пытались запрещать, но она не слушалась, потому что была всегда упряма и любила добиваться своего.

– Мне надо уехать, Эль, – объяснил он спокойно. – Но я вернусь.

– Скажи, куда ты едешь?

Эль, девочка из его детства, тоже всегда могла прочесть его мысли. И хотя она выросла, видимо, ничего не изменилось, и он добавил, осторожно подбирая слова:

– Эль, я должен ехать, узнать другую жизнь, я уже взрослый; и сейчас, когда вернулся Девлин, здесь меня ничто не держит больше.

– Зачем? – В глазах ее заплескался ужас. – Нет! Там ничего нет. А здесь есть я!

Их взгляды встретились. Ни для кого давно не было секретом, что она испытывает к нему совершенно безумную, доходившую до исступления привязанность. И что еще ребенком она решила, что любит его и выйдет за него замуж. Раньше Шона забавляла ее решимость. Он считал, что, когда она вырастет, ее увлечение пройдет. Они не были родственниками по крови, но он считал ее своей сестрой. Она – дочь графа и выйдет за титул, или богатство, или за то и другое вместе.

– Эль. – Он сделал вид, что не слышал ее признания. Не может быть, что она до сих пор верит в детскую любовь. – Аскитон теперь принадлежит Девлину. А я хочу посмотреть мир. Я должен и хочу уехать.

Она побледнела:

– Нет! Ты не можешь уехать. Какой мир, о чем ты? Твоя жизнь здесь. Здесь твоя семья и я! И Аскитон в равной степени твой, как и Девлина.

Девлин восемь лет назад выкупил Аскитон у графа. Шон подбирал слова, чтобы она поняла.

– Пойми, я должен уехать. А ты выросла, и я тебе больше не нужен. Скоро тебя отошлют обратно в Англию, и ты меня забудешь. У тебя там будет много поклонников. – И сам остался недоволен своими словами. – Иди обратно в постель, ты босиком и раздета. Утро холодное.

На ее лице появилось выражение упрямой решимости, и он насторожился. Ее трудно переубедить, все это знали.

– Я еду с тобой, – заявила она непреклонно.

– Это исключено!

– Ты не смеешь меня оставить. Я иду переодеваться. Оседлай лошадь для меня. – И повернулась, чтобы бежать к дому.

Он схватил ее за руку и так резко повернул к себе, что на мгновение она прижалась к нему; и он, почувствовав сквозь тонкую ткань ночной рубашки ее тело, резко отпрянул.

– Я знаю, что ты всегда добиваешься своего и заставляешь всех поступать по-своему. Включая меня. Но не на этот раз.

Шон сложил руки на груди, с трудом оторвав взгляд от выреза ночной рубашки, в котором выступали округлости девичьей груди. И снова посмотрел ей в глаза:

– Я уезжаю, ты остаешься.

– Но я не понимаю, – слезы покатились по ее щекам, – почему ты не берешь меня с собой?

– Ты вернешься в Англию.

– Но я ненавижу Англию.

Разумеется. Она выросла как дикий цветок, а не как тепличная роза. Росла среди пяти мальчишек, скакала на лошади с ними по холмам, а не танцевала в бальных залах Лондона. Время вдруг отступило, перед ним снова стояла восьмилетняя Эль, ранимая и страдающая, верная его подружка.

Он неожиданно обнял ее, как делал тысячу раз, когда она была ребенком:

– Все будет хорошо.

Но вместо костлявой девочки теперь к нему прижалась пышной грудью созревшая молодая девушка, и он резко отодвинулся, щеки его запылали.

– Ты вернешься? – прошептала она, цепляясь за него.

– Конечно. – Он осторожно попытался освободиться.

– Когда?

– Не знаю. Через год, два.

– Год, два? – Она снова заплакала. – Да как ты можешь так говорить? Оставить меня так надолго? Я уже скучаю по тебе, ты мой самый лучший друг. А я – твой. Ты будешь скучать по мне?

Шон взял ее руку, сдаваясь.

– Конечно, я буду по тебе скучать, – спокойно ответил он, и это было правдой.

Их глаза снова встретились.

– Обещай мне. Обещай, что ты вернешься ко мне.

– Я обещаю. – Он бережно освободился из ее цепких рук. – Надо ехать. – Он сунул ногу в стремя; одно мгновение – и он окажется в седле.

– Подожди!

Он обернулся, и в ту же секунду она крепко обняла его и прижалась губами к его губам.

Что происходит? Эль, его долговязая бесстрашная подружка, поцеловала его только что. Но теперь она была женщиной, с округлыми, волнующими взгляд формами, а ее поцелуй был горяч и влажен.

Он отпрянул от нее:

– Это еще что такое?

– Это был поцелуй, глупый! – крикнула она.

Он вытер рот тыльной стороной ладони, все еще ошеломленный.

– Тебе не понравилось? – Она не верила.

– Нет, не понравилось! – Рассердившись и на себя и на нее, он вскочил на лошадь.

Она беззвучно рыдала, закрыв лицо ладонями.

Он никогда не мог видеть ее слез.

– Не плачь, прошу тебя.

Она кивнула и постаралась перестать плакать.

– Обещай мне.

– Я обещаю.

С полными непролитых слез глазами она улыбнулась.

И он улыбнулся в ответ, чувствуя, что и у него близки слезы. Потом пришпорил лошадь и пустил ее сразу в галоп. Шон не собирался убегать как безумный из своего дома, но он больше не мог выносить отчаяния и слез Эль, вызванных его отъездом. Отскакав на порядочное расстояние, он обернулся.

Белая фигурка стояла у чугунных ворот. Элеонора смотрела на него, потом подняла руку, и в этом жесте он увидел отчаяние и страх, терзающие ее.

Шон поднял руку в ответ. Потрясенный расставанием, он подумал, что его отъезд – к лучшему. Она выросла, и ее привязанность становилась опасной. Он повернул с утрамбованной земляной дороги на восток, через холмы.

И на гребне первого холма Шон снова остановился. Последний раз. Сердце билось учащенно и тревожно. Сейчас поместье выглядело как игрушечное. И маленькая фигурка у ворот все еще была на месте.

И ему пришла вдруг в голову удивительная мысль: что, если он отправился искать то, что всегда было рядом?

Глава 1

7 октября 1818. Адер, Ирландия

Через три дня она выходит замуж за человека, которого все считают идеальной парой для нее. Три коротких дня – и она станет женой Питера Синклера. Элеонора де Уоррен нервничала и временами испытывала столь сильную тревогу, что не находила себе места. Ранним утром, когда все еще спали, безотчетный страх гнал ее из дому; и она мчалась верхом на своем гнедом жеребце, сидя по-мужски в седле, что считалось в обществе предосудительным для леди.

Пустив жеребца в галоп, она так низко пригнулась к его шее, что не видела ничего, кроме темной гривы. И все пришпоривала коня, подгоняя до тех пор, пока скорость стала опасной для нее. Она хотела заглушить этой бешеной скачкой все свои сомнения, прогнать тревогу и страх.

На короткое время ей это удалось. От скорости захватывало дух, все мысли и чувства уступили место ощущению полета. Земля под ногами лошади сливалась в бегущую ей навстречу разноцветную ленту. Все чувства исчезли, осталось лишь радостное возбуждение. Рассвет уже близился, небо бледнело, все предвещало скорый восход. Наконец Элеонора почувствовала утомление, и даже мощный гнедой жеребец стал уставать. Она натянула поводья, и он замедлил ход. И сразу вернулись мысли о предстоящей свадьбе. Она перевела гнедого жеребца на шаг. С высоты холма взглянула на свой дом. Адер – усадьба ее отца, его владения захватывали часть земель трех графств, включая сотни деревень, тысячи ферм, прибыльную угольную шахту и несколько каменных карьеров. Темный лес спускался к окружавшим огромный каменный дом сочным лужайкам и пышным садам, их пересекала река. Дом возвели в елизаветинское время, но от первых построек мало что осталось. Заново его отстроили около ста лет назад. Фасад представлял собой длинное трехэтажное прямоугольное строение с дюжиной колонн, подпирающих крышу, и треугольным фронтоном сверху. За фасадом два коротких крыла – одно для семьи, другое для гостей.

Сейчас дом был полон людей, собралась почти вся семья, приехало множество гостей. Триста человек были приглашены на свадьбу, пятьдесят из них, со стороны жениха, были поселены в западном крыле. Остальные располагались в деревенских гостиницах и «Гранд-отеле» Лимерика.

Потная, запыхавшаяся, пряди белокурых волос выбились из косы, в мужских бриджах, которые она когда-то стащила у одного из братьев, Элеонора сидела в седле, глядя на поместье. Когда ей исполнилось шестнадцать, ее повезли в Лондон, где она провела два сезона, как все дебютантки. После ее выхода в свет она должна была бросить свои детские привычки, забыть о мужском седле и мужском костюме. Но Эль и не думала сдаваться, даже представить не могла, как можно садиться на лошадь боком, да еще напялив длинное платье! Выросшая среди пяти братьев, из которых трое были родными и двое – сводными, она ни в чем от них не отставала и, когда они устраивали соревнования, редко проигрывала им.

Чтобы не шокировать собравшееся общество, она отправлялась на верховую прогулку до рассвета, пока все спали и никто не мог ее увидеть. Как удивится ее жених, если узнает о необычных манерах своей невесты. Скорее всего, он будет недоволен, что она одевается и ездит на лошади как мужчина.

Ей не следует рисковать. Ведь она хочет выйти за Питера Синклера. Хочет ли?

Ей казалось, что время прошло и она все забыла, но сейчас сердце вновь заныло знакомой болью. Да, она сама решила выйти за Питера, но когда до свадьбы осталось всего три дня, она очутилась лицом к лицу с пугающей правдой. Она уже не была столь уверена. Сначала она должна узнать, что случилось с Шоном, жив ли он.

Спешившись, она взяла за повод гнедого и повела лошадь вниз с холма. Шон уехал четыре года назад. Она долго ждала, но наконец смирилась с его исчезновением. Три невыносимых года она не слушала доводов разума и вот однажды утром проснулась и поняла ужасную правду. Он ушел навсегда. Он никогда не вернется. Все родные были правы, ни одной весточки за все это время могло означать только одно – его больше нет в живых.

Она заперлась в своей комнате и не выходила несколько дней, оплакивая потерю лучшего друга. Мальчика, юношу, с которым провела детские и юношеские годы, которого обожала. Мужчину, которого любила. На четвертый день Эль покинула свою комнату и направилась прямо к отцу.

– Я готова выйти замуж, папа. Хочу, чтобы ты сам подобрал мне жениха.

Граф, сидевший за завтраком в одиночестве, поднял голову, удивленно глядя на дочь. Он явно не ожидал такого заявления.

– Чтобы он был знатен, богат, недурной наружности. Обязательное условие – он должен быть хорошим наездником, любителем охоты. – И добавила мрачно: – Главное, он должен прекрасно ездить верхом, или я за него не выйду.

– Элеонора, – граф поднялся с места, – ты решила правильно.

– Я знаю. – И вышла, чтобы не слушать его вопросов о внезапной перемене решения. Она не станет это обсуждать даже с ним.

Через месяц после этого разговора состоялась первая встреча с женихом. Питер Синклер был наследником графства в Чаттоне, богат, знатен, ее возраста, светловолос, красив и обаятелен. Он прекрасно ездил верхом и занимался разведением скаковых лошадей. Ей не нравились его английские корни, она помнила, как два сезона светского дебюта в Лондоне подвергалась преследованиям и насмешкам молодых повес, считающих ее ирландской деревенщиной, но при встрече с ним она забыла о своих сомнениях. Он произвел на леди Уоррен прекрасное впечатление, в тот же вечер она дала согласие, и вскоре состоялась помолвка.

Внезапно Элеонору охватило чувство, что она несется на лошади и нет возможности остановиться, а единственным выходом будет просто соскочить на ходу, пока не поздно.

В своей жизни она ни разу не попадала в такое положение, за годы она отточила искусство управлять лошадьми и держать их под контролем. Эль напомнила себе, что все невесты перед свадьбой волнуются, тут нечему удивляться – обычное дело. И это объясняется осознанием того, что ее жизнь должна в корне измениться. Она выйдет за Питера и должна будет переехать жить в Чаттон, в Англию, вести дом, а затем воспитывать детей. Боже, неужели все это ей предстоит?

Если бы она знала, что произошло с Шоном.

Но судьба его была неизвестна, и вряд ли она когда-нибудь что-то узнает о нем. Ее отец и Девлин, брат Шона, провели несколько лет в бесплодных поисках, нанимали агентов с Боу-стрит. Находилось много людей с таким именем, но каждый раз след оказывался ложным. Шон О’Нил канул в неизвестность.

Она еще раз выругала себя за то, что позволила ему уехать. Надо было остановить его любой ценой.

Питер будет идеальным мужем, и она гордится им. Шон ушел навсегда из ее жизни, да и, говоря по правде, он никогда не смотрел на нее так, как смотрит Питер. Выбор отца превосходен. Ее жених добр, очарователен, красив. Тоже обожает лошадей. Как сказали бы английские дебютантки, она подцепила первоклассного жениха.

Нет, она лгала самой себе. Питер, конечно, замечательный молодой человек, но разве она может выйти за него, если есть хоть малейшая надежда на то, что Шон жив? Теперь поздно – согласие дано, и она не может нарушить слово.

Вновь ее охватила паника. Она уже была в Лондоне и потерпела там поражение. На каждом балу, при каждом выходе в свет, ей давали понять, что она ирландка, что она слишком высокая и предпочитает лошадей балам. Англичане унижали ее своей снисходительностью, она никогда не привыкнет жить в Чаттоне. Питер не интересовался ее привычками, а узнав их, скорее всего, тоже будет снисходителен. Конечно, разве она достойна быть женой англичанина? Разве леди пристало носиться по утрам верхом в мужском костюме? Да еще одной, без сопровождения. Некоторые леди принимали участие в охоте на лису, но не стреляли из карабинов и не брали препятствия. Они предпочитали проводить время в походах по магазинам и за сплетнями, а она это просто ненавидела.

И леди не лгут.

Ей вспомнился взгляд серых глаз, они обвиняли. Почему он покинул ее? И почему вновь заныло сердце, теперь накануне свадьбы, ведь она решила год назад, что Питер как нельзя более подходит ей.

И до сегодняшнего утра была уверена, что хочет выйти за него. И даже с удовольствием принимала участие в приготовлениях к свадьбе. Теперь ее отказ вызовет грандиозный скандал. Надо успокоиться, у нее просто разыгрались нервы, что свойственно невестам накануне свадьбы, и ничего больше. Питер хорошая партия, и он ей нравится.

Она остановилась и, закрыв глаза, представила себя в расшитом жемчугом подвенечном шелковом платье, отделанном кружевами, с длинным шлейфом. Питер стоит рядом, светловолосый, красивый. Вот он поднимает вуаль и целует ее. И вдруг очнулась, как будто пелена упала с глаз. Питер исчез. Рядом стоял высокий темноволосый мужчина с серебристо-серыми глазами.

Леди не лгут, Эль.

Она не могла больше выносить этой муки, чувствуя, что сейчас разрыдается.

Убирайся, оставь меня в покое!

Она знала Шона с раннего детства. Его мать овдовела, когда отца зверски убили англичане, и ее отец, тоже вдовец к тому времени, женился на Мэри О’Нил и принял ее детей. Хотя граф никогда официально их не усыновлял, он воспитал мальчиков как своих собственных сыновей и Элеонору, не делая между ними различий.

Даже совсем малышкой она уже считала Шона сказочным принцем, хотя он происходил из обедневшей нетитулованной ирландской католической семьи. Она ковыляла за ним всюду, и сначала он был добр, катал ее на спине и отводил за руку к няньке. Но когда она подросла, ее прилипчивость стала его раздражать. Она пряталась в классной комнате, наблюдала, как он учится, и всегда хотела ему помочь. Дело в том, что уже в шесть лет Элеонора делала поразительные успехи в математике. Он прогонял ее, говорил, что не нуждается в ее советах. Иногда, прогуливая уроки, он шел на пруд ловить рыбу. Она тут же появлялась рядом. Он пытался пугать ее червяками, но она охотно нанизывала их ему на крючок.

– Ладно, Липучка, оставайся, – ворчал он, сдаваясь.

Каждый день братья устраивали скачки на лошадях по землям Адера. У Элеоноры был собственный толстый старый валлийский пони, и она трусила следом, не желая от них отставать. Иногда Шон снисходил, разрешал отослать пони домой и сажал ее себе за спину.

Ее любимым занятием было подглядывать за ним и таскать у него вещи. Иногда она пряталась в шкафу, подслушивала, как мальчики разговаривают о своем, хотя мало что понимала. Случалось, что она брала его любимую вещь – книгу или перочинный ножик, только затем, чтобы он бегал за ней по всему дому, требуя вернуть. Она смеялась, зная, что не даст себя поймать, потому что слишком быстро бегала.

Элеонора очнулась и поняла, что улыбается своим воспоминаниям, стоя недалеко от конюшен, а жеребец радостно щиплет траву на лужайке. Надо постараться выбросить из головы Шона, который не вернется. Надо наконец признать, что он никогда не проявлял к ней особой любви, даже братской.

Из дома вышел мужчина и двинулся ей навстречу. Она узнала своего старшего брата Тирелла. Он был целиком поглощен заботами о поместье, графстве, и, хотя они редко виделись, она всегда рассчитывала на его совет и доверяла ему полностью. Однажды он станет семейным патриархом и будет решать все проблемы семьи. Она любила его больше всех других братьев.

Он приблизился – высокий, сильный и темноволосый, с улыбкой глядя на сестру.

– Рад видеть, что у тебя все в порядке. Из окна заметил, что ты давно стоишь тут, и не мог понять, в чем дело.

Она с трудом выдавила ответную улыбку.

– Все хорошо. Я просто дала Аполло немного попастись.

Он испытующе заглянул ей в глаза:

– Ты всегда была ранней пташкой, но я не ожидал, что отправишься верхом сегодня, когда в доме полно гостей.

Она попыталась избежать его внимательного взгляда.

– Знаешь, сегодня мне хотелось, чтобы Аполло мчался как молния.

– Наверное, для этого есть причина. Так в чем дело? Что с тобой?

Она молчала. Вдруг появилось странное чувство, что Шон где-то рядом и сейчас наблюдает за ними. Она даже обернулась, но увидела проходившего мимо садовника с мальчиком-помощником.

Тирелл взял ее за руку.

– Большинство невест предпочитают утром хорошо высыпаться, дорогая, – сказал он мягко.

– Вряд ли длительный сон сделает меня меньше ростом. Настоящие красавицы не должны быть такими длинными, во всяком случае, не должны быть выше своих мужей и большинства мужчин.

– Так ты решила, что тебе нужен более высокий муж? Не кажется, что поздновато менять жениха?

Она сразу вспомнила, что ее голова едва достигала щеки Шона, и закусила губу.

– Не собираюсь. Я горжусь Питером. Меня не беспокоит то, что мы одного роста, только когда я босиком.

– Рад слышать. Потому что он без ума от тебя, – серьезно ответил Тирелл. – Прошлой ночью на балу он не мог глаз от тебя оторвать. Приглашал тебя три раза. Четвертый был бы неприличен. – Он рассмеялся.

Элеонора даже не улыбнулась.

– О, я ужасно танцую.

– Ты что, плачешь, Элеонора?

Она вдруг спохватилась. Нельзя проговориться брату, хотя она, как никогда, нуждалась в понимании и сочувствии.

– Тирелл, я не знаю, что делать, – вдруг прошептала она.

Он указал на каменную скамью, лицо его приняло озабоченное выражение. Они сели, и она продолжала:

– Мне нравится Питер. Проводить время с ним интересно и приятно. Ты знаешь, как я ненавижу балы, но с Питером стала к ним вполне терпима.

– Он очень хорошо к тебе относится, – серьезно сказал Тирелл, – вся семья с этим согласна. С ним ты постепенно становишься настоящей леди.

– Я стараюсь.

Леди не лгут, не воруют и не шпионят, Эль.

Она в панике вскочила:

– Тирелл! Мысли о Шоне преследуют меня! Пока я не узнаю, что с ним, не могу выйти замуж! Мы должны отменить свадьбу – мне безразлично, если я останусь вечной старой девой.

Пораженный, он широко раскрыл глаза:

– Элеонора, о чем ты?

– О, если бы я знала, где он и что с ним!

Тирелл молчал.

– Я знаю, вы уверены, что его нет в живых. Знаю, что так сказали в сыскной полиции. Но я не могу его забыть. – Наконец слова были произнесены. Сердце снова заныло, она никогда не сможет забыть Шона и безумно скучает по нему.

Тирелл обнял ее за плечи.

– Ты любила его всегда. Но он уехал, и его нет уже четыре года. И ты навсегда сохранишь о нем память в своем сердце. Но Питер – идеальный для тебя выбор, и он влюблен в тебя.

Она его не слушала.

– Но как я могу выйти за Питера, если все мои мысли заняты другим мужчиной?! Мне все время кажется, что Шон находится где-то рядом, он появится здесь, чтобы отговорить меня. Я должна буду жить в Чаттоне, если стану женой Питера, я буду матерью его детей, понимаешь? Но я ведь не люблю его! – И она умоляюще посмотрела на брата.

– Но если бы Шон был здесь, ничего не изменилось бы.

– Конечно! – И она вдруг покраснела. – Я понимаю, ты хочешь сказать, что он никогда не любил меня так, как любит Питер. Но почему я последнее время непрерывно о нем думаю, не нахожу покоя?