Инферно

Линда Ховард

Инферно

Посвящается Беверли Бартон и Линде Уинстед Джонс за годы дружбы и всю ту радость, с которой мы планировали эти книги, а также Лесли Уэйнгер – за все качества идеального редактора и друга

Пролог

Среди нас всегда находились существа, внешне похожие на людей. Поначалу их было совсем немного, но каждая особь стремится к себе подобной, и так повелось с начала времен, когда человечество еще обитало в пещерах, греясь у костров. Иногда люди в страхе гнали их от себя, угрожая расправой. Иногда они сами уходили, надеясь отыскать таких же, как они. И хоть немного их было разбросано по огромной земле, они находили друг друга благодаря тем самым инстинктам, и власти, и знаниям, что разделили их с начала времен, а также стремлению выжить, что представлялось возможным лишь в группе.

Со временем группа росла, и началась борьба между теми, кто жаждал использовать свою силу и привилегии, управляя слабыми людьми, и теми, кто хотел жить в гармонии с простыми смертными. Более семи тысячелетий минуло с тех пор, как случился раскол, и стало уже два племени, а затем – два королевства: Рэйнтри и Анзара.

И началась между двумя королевствами вечная война, и стала земля во всех ее измерениях полем брани.

Так было и так будет.

Глава 1

Воскресенье.

Дантэ Рэйнтри стоял и, скрестив руки на груди, глядел на женщину на мониторе. Фотография была черно-белой, дабы лучше передать детали – цвет лишь отвлекает мозг от главного. Он следил за ее руками, за каждым совершаемым ею движением. Но больше остального поразило его то, как невероятно тихо она себя вела. Она не волновалась, не поигрывала своими фишками и не обводила взглядом остальных игроков. Лишь раз глянув на свою карту, женщина больше ее не трогала, постучав пальцем по столу, что являлось сигналом для передачи хода. Она могла не обращать внимания на других игроков, но, хоть так и казалось, на деле это вовсе не означало, что она не владеет ситуацией.

– Как ее имя? – спросил он.

– Лорна Клэй, – ответил Эл Рэйбурн, начальник охраны.

– Оно настоящее?

– Похоже на то.

Если бы Рэйбурн уже не проверил ее личность, Дантэ был бы разочарован. Он платил Элу большие деньги за расторопность и скрупулезность.

– Сначала я думал, что она считает карты, – сказал Эл. – Но она не слишком-то следит за игрой.

– Она следит за ней, и еще как, – пробормотал Дантэ. – Ты просто не видишь, как она это делает.

Игрок, считающий карты, должен запоминать каждую карту в колоде. Предполагалось, что считать карты невозможно с тем количеством колод, что использует казино, и все же ни одно казино не желало иметь за игровым столом считателя карт. Попадались среди игроков индивидуумы, способные вычислить в уме свои шансы на выигрыш, независимо от числа колод.

– Я тоже так решил, – ответил Эл. – Но взгляни-ка на то, что дальше на пленке. К ней подходит кто-то, кого она знает, и заговаривает с ней. Она поворачивается к нему и начинает с ним болтать, при этом вообще не глядя на игру своих партнеров слева. Она даже не оглядывается, когда очередь доходит до нее, а просто дает очередной сигнал дилеру. И черт ее дери, если она снова не выигрывает!

Дантэ просмотрел пленку, промотал ее и снова просмотрел. Затем просмотрел в третий раз. Наверняка он что-то упустил, ибо сомнений в подвохе быть не могло.

– Если она шулер, – произнес Эл с оттенком уважения, – то лучший из всех, кого я видел.

– Что тебе подсказывает интуиция?

Дантэ доверял начальнику службы безопасности. Эл проработал в игорном бизнесе тридцать лет, и кое-кто уверял, что человек этот распознавал шулеров сразу, стоило им лишь показаться на пороге казино. Если бы Эл решил, что человек блефует, Дантэ отдал бы приказ и не смотрел бы сейчас эту пленку. Но Эл испытывал сомнения.

Эл почесал подбородок, принимая решение. Он был большим, грузным мужчиной, но никто, приглядевшись к нему, не посчитал бы этого человека ни медлительным, ни тугодумом. В конце концов он произнес:

– Если эта женщина не блефует, то она самый удачливый человек в мире. Она всегда выигрывает. Раз в неделю приходит и выигрывает. Суммы небольшие, но я все подсчитал, и каждую неделю она обходится нам в пять штук. Господи, босс, на выходе из казино она останавливается у слотов. Вставляет в автомат доллар и уходит как минимум с пятьюдесятью. И автоматы всегда разные. Я установил за ней слежку, даже выискивал людей, которые, может быть, бывают здесь одновременно с ней. Но никаких сообщников найти не могу.

– Сейчас она здесь?

– Вошла примерно полчаса назад. Играет в блек-джек, как обычно.

– Кто ее дилер?

– Синди.

Синди Джозефсон была лучшим дилером Дантэ. Почти так же талантлива в выявлении шулеров, как и сам Эл. Она работала с ним с тех пор, как он открыл «Инферно», и он доверял ей ведение самых серьезных игр.

– Приведи эту женщину ко мне в офис, – сказал Дантэ, приняв решение спонтанно. – Без скандалов.

– Понял.

Эл повернулся на каблуках и покинул центр безопасности, где бесчисленные мониторы отображали каждый уголок казино.

Дантэ тоже вышел и поднялся в свой кабинет. Лицо его оставалось спокойным. Обычно с жульем разбирался Эл, но сейчас Дантэ испытывал любопытство. Как она это делает? Плохих шулеров было много, хороших – всего несколько, и еще реже встречались мастера, о которых слагали легенды: шулер, которого невозможно подловить, даже если следишь за ним, снимая его на камеру. В данном случае – ее.

Случалось, что людям везло в том смысле, который большинство из них вкладывает в слово везение. Волею судьбы хронический неудачник вполне мог сорвать большой куш. Собственно, благодаря надежде на фактор везения и процветала игорная индустрия. Но везение – штука непостоянная. И он знал, что за везение регулярно выдавалось нечто иное – жульничество. Но случалось и везение иного рода. Везение, которым обладал он. Зависело оно не от стечения обстоятельств, а было связано с тем, кем он являлся и что собой представлял. Его врожденная сила не была подарком госпожи Удачи. Поскольку люди с его способностями встречались крайне редко, вероятнее всего, женщина на экране была очень умной мошенницей.

Ее способности могли обеспечить ей вполне приличную жизнь, подумал он, быстро проведя в уме нехитрый расчет. Пять тысяч в неделю – это двести шестьдесят тысяч долларов в год, причем только с его казино. Возможно, она могла выпотрошить и больше, но, чтобы не привлекать внимания, оставляла суммы выигрышей в пределах разумного.

Он думал о том, как долго она уже забирает у них деньги. Выигрывала понемногу, там и здесь, прежде чем Эл заметил ее.

Окно во всю стену еще не было зашторено, и посетителям в первые секунды казалось, что они попали на крытый балкон. Стеклянное окно выходило на запад, чтобы владелец мог любоваться закатами. Солнце уже опустилось низко, окрасив небо в пурпурно-золотистые тона. У него дома, в горах, все окна выходили на восток, и там он наблюдал за восходами. В душе он чувствовал потребность и в том и в другом – ему хотелось и встречать, и провожать солнце. Его всегда тянуло к солнцу, возможно, потому, что оно являлось элементом его естества.

Он проверил свои внутренние часы: четыре минуты до заката. Он точно знал, не проверяя таблицы каждый день, когда солнце исчезнет за линией гор. В его доме не было будильника. Он ему не требовался. Собственно, он до такой степени был настроен на позицию солнца, что ему достаточно было лишь заглянуть в себя и он тут же знал время. Что касается пробуждения ото сна, он был одним из тех людей, кто сами могли назначить себе время подъема и пробудиться с точностью до минуты. И эта его способность уж никак не была связана с тем, что он был из рода Рэйнтри, а значит, и скрывать ее не приходилось; многие совершенно обычные люди обладали ею.

Тем не менее многие другие таланты и способности ему приходилось скрывать. Долгие летние ночи становились для него дурманом, сродни сексуальному возбуждению, когда сила, которой он обладал, едва не гудела под его кожей. Ему приходилось соблюдать двойную осторожность, чтобы свечи не зажигались от одного лишь его присутствия или пожар в иссушенном зноем лесу не случился от одного лишь неосторожно брошенного взгляда. Он любил Рино. И не стремился его сжечь. Просто здешний солнечный свет до такой степени оживлял его, что ему хотелось пропустить его сквозь себя, а не держать энергию внутри.

Должно быть, так чувствовал себя его брат, Гидеон, извергая молнии, когда раскаленная сила пульсировала во всех его мускулах и венах. В этом они были похожи – оба имели связь со страшной стихией. Все члены древнего клана Рэйнтри обладали теми или иными способностями, отличавшими их от простых смертных, однако лишь члены королевской семьи могли управлять этой силой и контролировать природную энергию земли.

Дантэ же не просто являлся членом королевской семьи – он был драниром, лидером всего клана. «Дранир» – синоним слову «король», но позиция, занимаемая им, была не церемониальной, а основывалась на силе, дающей власть. Будучи старшим сыном предыдущего дранира, он никогда не унаследовал бы положения отца, не достанься ему в наследство и его сила.

Гидеон был вторым после него; случись что-нибудь с Дантэ, умри он, не породив наследника с теми же способностями, что и у него, Гидеон стал бы драниром – такая возможность пугала его брата, а потому талисман плодородия и лежал сейчас на столе Дантэ. Гидеон постоянно присылал их. Отчасти в шутку, но прежде всего потому, что стремился сделать все ради того, чтобы у Дантэ появилось потомство. Это повышало вероятность того, что сам он никогда не унаследует его положения. Где бы и когда ни доводилось встречаться братьям, Дантэ всякий раз приходилось обыскивать каждый угол и трещину в помещении, не говоря уже о своей одежде, дабы убедиться, что Гидеон не оставил где-нибудь одного из своих талисманов.

Гидеон же становился в этом деле все более изобретательным, размышлял Дантэ. В конце концов, практика делает человека мастером. И одному богу известно, как много талисманов он подбросил ему за последние несколько лет. Талисманы становились не только сильнее, но и хитроумнее прежних. Одни явные – например, кусочек серебра, который следовало носить на цепочке, как амулет, но Дантэ не был поклонником амулетов. Другие – совсем крохотные, незаметные, вроде того, который Гидеон вплавил в свою новую визитку перед тем, как послал ее брату, зная, что Дантэ, скорее всего, сунет ее в карман. Он ошибся лишь в одном – талисман выдала его же собственная сила. Дантэ почувствовал ее, хотя и потратил уйму времени на поиски.

Позади раздался стук Эла, отличавшийся от других. Приемная пустовала – секретарша Дантэ ушла домой несколько часов назад.

– Войдите, – сказал он, не отрывая глаз от заката.

Дверь открылась, и Эл произнес:

– Мистер Рэйнтри, это Лорна Клэй.

Дантэ повернулся и взглянул на женщину, чувствуя неладное. Первое, что он заметил, – это яркий цвет ее волос. Насыщенный, темно-красный, включавший в себя несколько оттенков, от медного до темного, как бургундское вино. Теплый янтарный цвет переливался в ее локонах, и он ощутил внизу живота неожиданное чувство вожделения. Смотреть на ее волосы было все равно что смотреть на огонь, и реакция оказалась соответствующей.

А потом он заметил, что она вне себя от злости.

Глава 2

Несколько событий произошли фактически одновременно. Мгновенно, подобно удару плети, вожделение, которое почувствовал Дантэ, смешалось с вечно таящимся в нем желанием дать волю огню, пославшим неистовый каскад ощущений во все его нервные окончания слишком быстро, чтобы он успел взять себя в руки. Мгновенно все свечи в комнате вспыхнули, и фитили некоторых из них горели быстрее и ярче, чем следовало. А на его столе загудел дурацкий талисман Гидеона, как будто на нем имелась кнопка с надписью «включить/выключить», на которую кто-то нажал.

У него не было времени взвесить и проанализировать все упомянутые события; он должен был взять себя в руки, причем быстро, иначе вся комната могла зайтись пламенем.

Такой унизительной потери самоконтроля он не испытывал с тех пор, как вступил в период половой зрелости и гормоны его стали сходить с ума.

Он безжалостно подавил прилив бьющей из него ключом энергии. Было нелегко; сохраняя внешнее спокойствие, мысленно он словно пытался обуздать бешеного быка. Его энергия, в своей истинной мощи, рвалась наружу, сопротивляясь любым попыткам приручить ее. Обычно он справлялся с ней мастерски. В конце концов, дранир определялся не наличием силы, а способностью ее контролировать. Отсутствие контроля могло привести к катастрофе. И в итоге к появлению ненужных свидетелей. Рэйнтри веками выживали благодаря способности сливаться с обычными людьми, а это было делом не из легких.

Дантэ всю жизнь учился владеть собой и энергией, струившейся по его жилам. И хотя он знал, что в период летнего солнцестояния усилий доводилось прилагать больше обычного, к трудностям вроде сегодняшних он не привык. С мрачным видом он взял себя в руки, собрав всю свою волю, чтобы совладать с силами природы. Он мог бы затушить свечи, но еще большим усилием воли оставил их гореть, поскольку, задув свечи, он мог бы привлечь к ним еще больше внимания, чем когда они загорелись.

Единственное, что не поддавалось его контролю, – чертов талисман, лежащий на его столе. Он жужжал и пульсировал и разве что не посылал радиосигналы. Хоть он и знал, что Эл и мисс Клэй не чувствовали энергии, исходившей из этой штуки, ему с трудом удавалось не обращать на нее внимания. Гидеон поработал на славу. «Когда увидимся, пеняй на себя», – мрачно пообещал Дантэ. Если Гидеон воображал, что это смешно, то он посмеется следующим. Гидеон не единственный, кто умеет делать талисманы.

Мало-мальски совладав с пламенем, он обратил свое внимание на гостью.

Лорна в очередной раз попыталась выдернуть запястье у дуболома, державшего ее руку, но тот сжимал ее достаточно крепко, хоть и без лишней жесткости. И хотя она была благодарна человеку, старавшемуся не делать ей больно, но испытывала такую ярость – и конечно же страх, – что ей хотелось врезать ему изо всех сил, начать царапаться, пинаться, кусаться… Словом, делать все, чтобы освободиться.

Затем сработал инстинкт самосохранения, и волосы на ее голове зашевелились, стоило ей понять, что человек, так тихо стоявший у огромного окна, представлял собой куда большую опасность, нежели дуболом.

Горло ее сдавило. Петля страха затянулась на ее шее. Она не могла объяснить себе, что именно напугало ее в этом человеке, но схожие ощущения ей довелось испытать лишь однажды – в одном из переулков Чикаго. Она знала, как постоять за себя на улице, и через эту улочку всегда срезала путь к своему дому – жалкой комнатенке в обветшалом здании. Но однажды ночью, свернув в переулок, она вот так же почувствовала тревогу и застыла, не в силах сделать и шага. Она не видела ничего подозрительного, ничего не слышала, но не могла идти вперед. Сердце в груди заколотилось так, что она едва дышала. Неожиданный страх пронзил ее насквозь. Она медленно попятилась назад, к повороту, и, выйдя из переулка, пошла длинной дорогой.

На следующее утро в переулке нашли изуродованное тело проститутки – изнасилованной и зверски убитой. Лорна знала, что той женщиной могла оказаться она, если бы не внезапный приступ паники и не ее вставшие дыбом волосы.

В таких случаях чувство опасности будто наносило ей сильный удар. Находившийся перед ней человек, кем бы он ни был, представлял опасность. Она сомневалась – ей это подсказывала логика, – что он станет убивать и потрошить ее, но были и другие опасности, которым он вполне мог ее подвергнуть.

Ей показалось, что она задыхается, что горло ее сдавило и воздух не проходит в легкие. Странные огоньки замелькали в ее глазах, и она в ужасе осознала, что может потерять сознание. А если это произойдет, она окажется совершенно беспомощной.

– Мисс Клэй, – произнес он спокойным, ровным голосом, будто не замечал ее паники и не знал, что она готова закричать в любую секунду. – Прошу вас, садитесь.

Столь прозаическое приглашение (или команда), как ни странно, вывело ее из ступора. Каким-то образом ей удалось сделать глубокий вдох, не издав лишнего звука, затем еще один. Ничего плохого не произойдет. Паниковать незачем. Конечно, все это неприятно, и, скорее всего, она не придет больше играть в «Инферно», но никаких законов или правил казино она не нарушила. А значит, ей ничего не угрожало.

И вновь эти огоньки. Она растерянно повернула голову и увидела две больших, длинных свечи, каждая высотой примерно два с половиной фута. Одна из них стояла на полу, вторая – на белой мраморной плите. Языки пламени плясали вокруг многочисленных фитилей.

Свечи. Значит, сознание она не теряет. Огоньки, которые она видела, исходили от свечей. Когда ее силой заталкивали в комнату, она их не заметила, но это вполне понятно.

Пламя свечей пребывало в постоянном движении, словно на сквозняке. Понятно и это; хоть она и не замечала движения воздуха, но в Рино жаркое лето, и кондиционеры наверняка работали на полную катушку. Она всегда приходила в казино в одежде с длинными рукавами, в противном случае ей становилось холодно.

Тут она поняла, что смотрит на свечи не двигаясь и пропуская мимо ушей приглашение сесть. Она вздрогнула и снова повернулась к стоящему у окна мужчине, пытаясь вспомнить, как назвал его дуболом.

– Кто вы такой? – возмущенно произнесла она, снова попыталась вырвать руку, но дуболом просто вздохнул, ничуть не ослабив хватку. – Отпустите немедленно!

– Можешь ее отпустить, – сказал мужчина, и голос его прозвучал слегка насмешливо. – Спасибо, что доставил.

Дуболом моментально отпустил ее.

– Я буду в центре безопасности, – сказал он и тихо покинул офис.

Лорна сразу же стала оценивать свои шансы выбраться отсюда, однако сейчас она предпочитала не делать резких движений. Ей не хотелось бежать. У них были ее имя и ее описание. Если побежит, ее внесут в черный список – не только в «Инферно», но и во всех казино штата Невада.

– Я Дантэ Рэйнтри, – представился мужчина, затем сделал паузу, чтобы посмотреть, не будет ли реакции на его имя. Поскольку имя ничего для нее не значило, она лишь вопросительно приподняла брови. – Я владелец «Инферно».

Черт! Владелец не мог не иметь прочных связей с игровой комиссией. С ним ей нужно вести себя осторожней. И все же у нее преимущество. Он не мог доказать, что она шулер. По той простой причине, что это не так.

– Дантэ… «Инферно»… Ясно, – ответила она с легкой колкостью в голосе, словно говоря «ну и что?». Возможно, богатство заставляло его думать, что все окружающие должны трепетать в его присутствии. Если он хотел изумить ее, пусть придумает аргумент повесомее своего богатства. Она любила деньги, как и любой нормальный человек. Разумеется, они делали жизнь проще. Теперь, когда финансово ей жилось легче, она сама поражалась тому, насколько крепче стал ее сон. Каким облегчением было не задумываться о том, на что купить еду и когда удастся заработать! В то же время она презирала людей, воображавших, что богатство дает им право на особое отношение.

Более того, его имя казалось ей смехотворным. Возможно, его фамилия и была Рэйнтри, но имя он наверняка выбрал для пущего драматизма и чтобы лучше сочеталось с названием казино. В реальности его наверняка звали как-нибудь иначе – например, Мэлвин или Фрэд.

– Прошу вас, садитесь, – снова предложил он, указывая на диван кремового цвета справа от нее.

Нефритовый кофейный столик стоял между диваном и двумя с виду очень уютными, мягкими креслами. Она старалась не смотреть на столик, садясь в одно из кресел, действительно оказавшееся очень уютным. Конечно, столик был лишь нефритового цвета, а не сделан из настоящего камня, но выглядел как нефритовый, будто слегка прозрачный. Конечно, это просто стекло. Но если и так, работал мастер своего дела.

Лорна плохо разбиралась в предметах роскоши, но обладала своего рода шестым чувством в отношении всего, что ее окружало. Теперь же она чувствовала, как окружавшие вещи давят на нее. Нет, давят – не совсем верное определение. Она пыталась понять, что чувствует, но было нечто чуждое, непонятное в самой атмосфере комнаты, что описать она не могла. Нечто необычное и, несомненно, таившее опасность, которую она ощутила в самом начале.

Стоило Дантэ Рэйнтри начать приближаться к ней, и она поняла, что все ее ощущения концентрировались на нем. Она не ошиблась: опасность представлял он сам.

Двигался он изящно и будто нехотя, но в движениях отсутствовали медлительность или лень. Он был довольно высок, примерно на восемь или девять дюймов выше ее, и хотя идеально сидевший, сшитый на заказ костюм выдавал легкую сутулость, ни один портной не сумел бы скрыть под дорогой тканью мускулы. Перед ней был истинный тигр.

Лорна поняла вдруг, что избегает прямых взглядов в его лицо, словно могла обезопасить себя, не разглядывая его черты. Она сознавала, что это неправильно. Незнание – плохая защита, и Лорна давно научилась не прятать голову в песок, надеясь на лучшее.

Он сел напротив нее, и, мысленно собрав волю в кулак, она встретила его взгляд.

В животе словно что-то перевернулось.

Лорна ощутила слабость, головокружение, и у нее возникло чувство, будто она падает; с трудом она удержалась от того, чтобы схватиться за подлокотники.

У него были черные волосы и зеленые глаза. Обычные цвета, и все же ничто в нем не подходило под описание «обычное». Прямые блестящие волосы падали на плечи. Ей не нравились длинные волосы у мужчин, но его были чистыми и мягкими, и ей вдруг захотелось погрузить в них руки. Она прогнала ненужные мысли, но ее тут же приковал его взгляд. Его глаза были не просто зелеными, а зеленющими до такой степени, что первым делом она подумала о цветных контактных линзах. До такой степени темный, чистый, насыщенный оттенок не мог быть природным. Это просто контактные линзы с черным рисунком, как настоящие глаза. Она видела рекламу таких в журналах. Смущало ее вот что: когда свечи вспыхивали и зрачки его сокращались, радужная оболочка, похоже, расширялась. Могло ли так казаться из-за контактных линз?

Линз он не носил. Инстинкт подсказывал ей, что все, что она видит, – блеск черных волос, необычный оттенок глаз, – все это правда.

Он притягивал ее к себе. Непостижимая сила овладела ею почти на физическом уровне. Пламя свечей подрагивало, а свет от них казался ярче, ибо солнце уже скрылось за горизонтом и улица за окном погружалась в сумерки. Теперь лишь огонь свечей разгонял полумрак офиса, отбрасывая тени на жесткие черты его лица, в то время как глаза казались ярче, чем всего несколько секунд назад.

Никто из них не сказал ни слова с того момента, как он сел в кресло, и тем не менее ей казалось, что она уже сражается за свою силу воли, за власть над собой, за свою независимость. В душе она вдруг ощутила панику, трепет, подобный пламени этих свечей. «Он знает», – подумала она и напрягла всю волю, решив бежать. Забыть о казино, забыть хорошие деньги, которые они приносили ей, – забыть обо всем, кроме выживания. «Беги!»

Но тело ей не подчинялось. Она по-прежнему сидела на месте. Застывшая… Загипнотизированная.

– Как вы это делаете? – наконец спросил он спокойным и ровным голосом, будто вихри и волны энергии, атаковавшие ее, не имели к нему отношения.

И снова голос его будто прорвался сквозь ураган несобранных, овладевших ею эмоций, вернув ее к реальности. В изумлении она уставилась на него. Он думает, что она все это устроила?

– Это не я, – выпалила она. – Я думала, это вы.

Возможно, она ошиблась, потому что в призрачном, пляшущем свете горящих свечей прочесть выражение лица нелегко, но ей показалось, что ответ ее вызвал у него легкое изумление.

– Ваше жульничество, – пояснил он. – Как вам удается воровать мои деньги?

Глава 3

Быть может, он не знал.

Его невежество, как ни странно, вызвало у Лорны облегчение. Она сделала глубокий вдох. По крайней мере, теперь она имеет дело с тем, природа чего ей ясна. Игнорируя странную ауру, образовавшуюся в комнате, и почти физически ощущаемое ею… нечто… она вздернула подбородок, прищурилась и ответила ему прямым, невозмутимым взглядом:

– Я не жульничаю!

Она не лгала. Имея в виду общепринятый смысл понятия «жульничество».

– Конечно жульничаете. Никому не везет так, как вам, если он, простите, она не жульничает.

Глаза его блестели, но в ее книге блестящие глаза считались не таким ужасным понятием, как, например, глаза горящие. Как бы там ни было, гореть глаза не могли. Что с ней вообще творится? Неужели ей в напиток подсыпали наркотик, когда она отвернулась? Она никогда не пила алкоголь на территории казино, предпочитая кофе и прохладительные напитки. Но у последней порции кофе ей почудился горьковатый привкус. Тогда у нее мелькнула мысль, что ей повезло получить кофе со дна чайника, но теперь она подумала, не усилил ли горечь какой-нибудь лекарственный препарат.