Тропой дружбы

Макс Брэнд

Тропой дружбы

Глава 1

Если бы я задал вам вопрос, какое зрелище вас больше всего поразило в жизни, то что бы вы ответили? Ну, кто-то вспомнил бы высоченную гору с уцепившимися за самую ее макушку лохматыми облаками, а другой – как лунной ночью в море ему встретился громадный айсберг, который тихо, будто привидение, проплывал мимо и весь светился призрачным зеленоватым огнем. Или реку, когда она прямо на глазах со страшным треском вскрылась ото льда и очертя голову понеслась вскачь, даром что целую зиму проспала мертвым сном. Для кого-то это был бы бультерьер, с его мощными челюстями и лапами, или чистокровная лошадь, лучше чего и впрямь ничего нет на свете, или, может быть, большущий корабль. Но из всего диковинного, что приходилось видеть мне, от чего, бывало, замирало сердце, а глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит, я не припомню ничего равного такому чуду природы, как Слоуп Дюган.

А надо сказать, я на моем веку повидал немало сильных парней. В те времена среди бродяг, скитающихся на Западе, встречались настоящие мужчины, уж это мне довелось познать на самом себе. Бывало, все мое тело украшали отпечатки их кулачищ, а чернила для такой работы они подбирали особые – фиолетовые да багровые, несмываемые. Между тем тогда, глядя на меня, никто не мог подумать – вот, мол, какой он крепыш. Нет, я был нескладным тощим парнишкой, у которого кости из-под кожи выпирали в самых ненужных местах. И все же эти бродяги безжалостно лупили меня вдоль и поперек, потому что я занимался тем, что разъезжал по чугунке на скорых поездах и старался приделать ноги к их поклаже, когда она казалась мне уж очень небрежно засунутой под полку. Случалось, только увернешься от какого-нибудь обозленного оборванца, но тут, откуда ни возьмись, появляются копы, поездные или станционные, и с ходу принимаются тебя мутузить. А силища у них была такая, что один коп спокойно шел на троих самых отпетых хулиганов и отделывал их так, что родная мать не узнает. Кондукторы, те тоже от них не отставали. Так что, полагаю, у вас сложилось какое-то представление о тех мерках, которыми я пользовался в оценке мужской силы. Однако Слоуп Дюган обставил всех, кто мне когда-либо встречался.

Во-первых, мне повезло увидеть его во время схватки, да к тому же раздетым, а это очень важно. Рубашку на нем разорвали, и свет от электрической лампочки, что раскачивалась над входом в станционную развалюху, отражался на теле, пот с которого так и стекал ручьями. Казалось, он весь был облит маслом.

Во-вторых, его противника никто не посмел бы назвать слабаком. Помнится, в нем было не меньше шести футов роста, а весил он, пожалуй, побольше трехсот фунтов. Только глянешь на его рожу с лохматой черной бородой – сразу станет ясно, что такому парню сам черт не брат. Словом, этот словак был настоящим мужчиной, не спорю. Но по сравнению с Дюганом – просто ничто!

Впрочем, я не могу вот так взять и описать Слоупа. Попробуйте как-нибудь сами представить его себе, пока я буду о нем рассказывать. Он был шести футов роста, но не казался таким уж громадным, так что должен сразу предупредить: когда о нем говоришь, количество дюймов не имеет никакого значения. Если вы брались разглядывать его не торопясь и постепенно, то он смахивал на неуклюжего тяжеловоза, у которого из-под шкуры выпирали, перекатываясь медленно, словно нехотя, огромные мускулы. Но если одним взглядом окидывали всего, с головы до ног, то вам сразу же бросалось в глаза, что на самом деле он – добрая скаковая лошадь, мчащаяся галопом. Когда Слоупа выводили из себя и вынуждали действовать, он превращался в машину, наводящую ужас. Чтобы было понятно, постараюсь пояснить. Если вам приходилось видеть запущенный на полную мощность гидравлический молот и как эта громада ходит, ухает без остановки то вниз, то вверх, надеюсь, вы поймете, что я имею в виду, говоря о машине.

В тот вечер, о котором речь, Слоупу как раз представился случай поработать как следует. Когда словак в первый раз неожиданно набросился на него, застав врасплох, ему удалось увернуться от ответного удара Дюгана. Он навис над ним всей своей тушей и захохотал, как великан, решивший полакомиться и проглотить этого парня целиком.

Казалось, Слоуп вовсе не взбесился. Напротив, его физиономия приобрела как бы отсутствующее выражение, какое, кстати, появлялось чаще всего, словно он озабоченно размышлял о чем-то своем: нахмурил брови, глаза затуманились – ни дать ни взять застывшая статуя.

Короче, разозлившимся он не выглядел, но, когда Чернобородый захохотал, просто поднял эту тушу, битком набитую подлостью, да и швырнул ее прямо в дверь станции. Правда, в этот момент Чернобородый успел изо всех сил вцепиться в рубашку Слоупа, чтобы тот не мог оторвать его от земли, да только она так и осталась у него в руках – понятное дело, вся разорванная в клочья, а сам он так и рухнул на спину.

По-моему, словак решил, что Дюгану все это удалось совершенно случайно, поэтому, встав на ноги, разразился таким жутким смехом, что у меня мурашки по спине забегали. Но когда снова уставился на противника, до него как будто дошло. Толпа, наблюдавшая, захлебываясь от восторга, эту драку, тоже все поняла. Потому что Слоуп стоял без рубашки, а увидев его мускулы в работе, уже нечего гадать о том, что там происходит у него в голове.

Чернобородый, вероятно, догадался, что ему придется иметь дело с помесью техасского мула с горным львом, где еще поучаствовали гризли. А по мне, так это самое подходящее, что может быть против всякой низости и подлости. Причем, ясное дело, главную роль в ней играет мул.

Но этот словак, или кто он там был, оказался храбрым парнем. Точно! Ощерился так, что зубы сверкнули сквозь спутанную бороду, и пошел на Слоупа. Но там, где ожидал его найти, того не оказалось – замолотил кулачищами в воздухе с приличной дистанции. Этот парень, должно быть, кое-что слышал о боксе. Да только что было пользы от этого? Бросок Дюгана оказался таким стремительным, что его не смог бы засечь и электрический таймер! Да что там! По сравнению с ним даже кошка, бросающаяся на мышь, показалась бы черепахой. Он подскочил к Чернобородому сзади, запросто, как ребенка, оторвал от земли и снова швырнул в дверь.

Меня разобрал такой смех, что я застонал. То же самое произошло и со всей кучей зевак, потому что всем нам стало ясно: этот Слоуп о боксе и понятия не имел. Все его представление о борьбе сводилось к тому, чтобы просто поднять противника да и отбросить подальше за канаты. Понятно, конечно, что там не было никаких канатов, а Слоуп был слишком честным парнем, чтобы наброситься на лежащего. Он просто стоял себе и ждал, когда Чернобородый поднимется и снова ринется в бой.

Да, все это меня здорово насмешило, но, признаться, и разозлило. Нельзя же целый вечер просто спокойно наблюдать за подлыми трюками взбесившегося словака. Рано или поздно взорвешься, потому что иначе можно под землю провалиться от стыда!

Но вернемся к этой русской революции, у которой глаза налились кровью, а из носа кровища текла ручьем.

Тем временем, как я уже говорил, Слоуп стоял в ожидании и вид у него был какой-то задумчивый, видимо, потому, что ему надо было решить не одну, а сразу две проблемы. Во-первых, что делать с этой самой Россией, а во-вторых, как не дать упасть своим брюкам. Его штаны поддерживало что-то вроде приводного ремня от машины, а когда он во второй раз поднял поляка, этот ремень с треском лопнул. И вот Дюган топтался на месте, одной рукой придерживая брюки, а другой защищая себя от града ударов Чернобородого.

Мы взвыли. Мы все так и замерли, потому что не видели выхода.

И все-таки Слоуп остановил следующую атаку. Просто встал между молотящими его кулаками, положил свою громадную ладонь на Литву и столкнул Россию задом прямо в Тихий океан, что будет вам понятно, если вы знаете, как выглядит карта мира.

Но ведь с разъяренным гризли, как известно, лаской не справишься. Чернобородый снова стал наступать. При этом страшно рычал и брызгал во все стороны кровью из бороды.

На этот раз ему удалось нанести удар. Это был настоящий, хороший удар, который пришелся Слоупу сбоку в челюсть. Я сразу зажмурился. Но не утерпел и поскорее открыл глаза, чтобы не пропустить момента, когда этот здоровенный малый пролетит по воздуху.

Но он не взлетел. Так и остался стоять на месте, вроде как малость озадаченный, одной рукой поддерживая брюки, а другой отмахиваясь от русского, который так и молотил его кулачищами. Только Слоуп отклонял их от себя вверх, как кошка подкидывает мячик, когда играет.

И все-таки невозможно одной рукой заслониться от целого града камней. Потому кулак снова проскользнул и двинул Дюгана опять же в челюсть, чуть поближе к носу.

На этот раз Слоуп осел, а Чернобородый ринулся вперед, чтобы прикончить его, рыча, как опьяневший от крови убийца.

Не следовало ему этого делать, он, видать, забыл, что находится в западных штатах. Тут вперед выступил невысокий паренек, в руке у которого блеснул синеватый ствол револьвера, и произнес:

– Ну, ты, красавчик, давай назад! Нечего налетать на лежащего.

Русский отступил и остановился, размахивая руками и что-то рыча. Я его языка не понимал, но и так все было ясно. Думаю, он требовал, чтобы Дюган принял вертикальное положение и дал себя убить.

Ну хорошо, Слоуп встал. Может, вам случалось видеть, как люди это делают, не отталкиваясь от земли руками? Некоторые такое демонстрируют специально, чтобы показать свою ловкость, но у этого парня все вышло так, как будто он всю жизнь только таким образом и поднимался.

Он стоял, все еще одной рукой поддерживая брюки, а другую руку поднял вот так, вверх ладонью, защищаясь.

– Черт бы побрал твои брюки! Давай дерись в одних подштанниках! – как сумасшедший заорал здоровенный мясник, до того он обозлился.

– Дело в том, что у меня их нет, – спокойно ответил Слоуп и повернулся к противнику.

А пока наш увалень еще разворачивался, проклятый русский, конечно, подбежал, прыгнул и с размаху трахнул его снова прямо по физиономии.

По-моему, от такого удара даже каучуковое дерево раскололось бы надвое, но, даю слово, кулак России отскочил дальше, чем голова Дюгана. Парень не упал, а просто медленно опустился на пятки.

Для меня это было уже слишком. Я нырнул между чьими-то ногами и упал на колени около него, в то время как тот, с револьвером, начал считать до десяти, размахивая пушкой.

Я приставил ладони рупором ко рту и заорал:

– Ты, недотепище несчастный, врежь ему кулаком!

– Что? – тихо спросил Слоуп, озадаченно посмотрев на меня.

– Врежь как следует! – завопил я.

– Не хочу причинять ему вреда, – проговорил Дюган.

Все слышали, как он это сказал, поэтому так и застыли, ошарашенные.

Но я прокричал ему прямо в ухо:

– Делай, что тебе говорят, идиот безмозглый!

– А, ну тогда ладно, – со вздохом согласился Слоуп и встал.

Это был не ахти какой удар. Его кулак пролетел, может, всего-то полфута, двинув Россию в живот, на уровне поясницы. Но Чернобородый моментально перекувырнулся, попробовал устоять на голове, не получилось, и с грохотом опрокинулся навзничь.

Одним словом, пришлось пригнать две вагонетки и около десятка рабочих, чтобы убрать с рельсов эти полтонны раскисшего студня.

Глава 2

После того как эта драка закончилась, я думал, Слоуп останется, чтобы выслушать наш восторженный рев, но он этого не сделал. Просто поднял с земли изодранные тряпки, в которые превратились его сюртук и рубашка, перекинул их через плечо и исчез в темноте.

Меня это потрясло. Сам я только пытался быть скромным, но из этого ничего не выходило. Каждый раз, когда случалось сделать что-нибудь выдающееся, всегда ждал похвал, а если их не было, здорово переживал. Но Слоуп просто растворился в ночи, пока ребята собирались, чтобы поздравить его и предложить ему выпивку. И конечно, им хотелось узнать его имя.

Я двинулся за ним. Когда Дюган завернул в салун, я остановился в дверях, чтобы разнюхать обстановку.

Тогда как раз мне здорово пофартило и я был при деньгах, то есть, хочу сказать, где-то за неделю до того удалось увести со стоянки два новехоньких велосипеда. На одном я поехал сам, а другой тащил на себе, и так мы отлично добрались до ближайшего городка. Там я их продал и огреб двадцать девять долларов звонкой монетой. Деньжата у меня еще оставались, но дело в том, что в этом салуне был только один выход, а я до смерти не любил такие ловушки. Я порыскал глазами, чтобы засечь железнодорожного копа, который мог зайти в харчевню, или какое-нибудь кресло, за спинкой которого можно было незаметно пробраться внутрь, но ничего такого не заметил.

За клубами дыма и пара, поднимающихся от большой закопченной плиты, где жарились гамбургеры и всякое такое, я разглядел лишь пару бродяг с кружками кофе. Больше в этой вшивой забегаловке никого и не было, если, конечно, не считать Слоупа, сидящего у стойки.

Он вынул какую-то мелочь из кармана и обратился к буфетчику:

– Не могли бы вы мне сказать, что я могу купить на пять центов?

Буфетчик на всякий случай сразу схватился за тесак, но, увидев спокойный, почтительный взгляд Слоупа и никель в его руке, ответил:

– Конечно, дружище! По-честному, за эту мелочь ты можешь получить целую буханку черствого хлеба и стакан воды.

– Большое вам спасибо, – отозвался Дюган.

Буфетчик был стреляный воробей, поэтому снова впился глазами в столь странного посетителя, но, когда понял, что этот болван не шутит, выудил из-под стойки буханку хлеба и поставил рядом с нею стакан воды.

Слоуп снова поблагодарил его и отпил немного воды, да так, словно это было вино, даже глаза прикрыл, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом кое-как отломил краюху черствого, как камень, хлеба и засунул ее в рот. Мои челюсти прямо заболели, пока я смотрел, как он его перемалывал. Но парень, судя по всему, был терпеливым. Ничего не требовал. Просто принимал вещи такими, какими они оказывались.

– Здесь еще полно воды, дружище, если захочешь. У нас ее целая бочка, – с усмешкой заметил буфетчик.

– Вы очень добры, – проговорил Слоуп, одним глотком опустошая стакан. Потом улыбнулся, как ребенок, и добавил: – Очень вкусно, правда.

Этот вонючий скареда буфетчик опять внимательно на него посмотрел, поставил на стойку второй стакан и поинтересовался:

– И когда ты пил последний раз?

– Вчера вечером, – сообщил парень. – Нашел ручей, но вода в нем оказалась очень жесткой и соленой. Выпил совсем немного.

– Святые угодники! – воскликнул буфетчик и тут же взорвался: – А где ты был вчера вечером?

– Добирался сюда из Коулмена. Знаете такое местечко?

– Чертова дыра! – отреагировал буфетчик. – И сколько же времени ты был в пути?

– Три дня.

– Видно, шустрая у тебя кобылка, – усмехнулся буфетчик с сомнением в глазах.

– Нет, – улыбнулся Слоуп, снова принимаясь так уминать хлеб, будто это было какое-нибудь филе. – У меня нет лошади.

– Так ты ехал по железке?

– Я шел пешком, – уточнил парень.

– Дружище, так это же, хочешь не хочешь, двести сорок миль!

– Да, путь оказался довольно длинным, – кивнул Дюган. – Мои башмаки чуть совсем не развалились.

Буфетчик промолчал, усердно вытирая что-то на стойке, и только чуть погодя проворчал:

– Ну, будь я проклят!

У меня самого в голове вертелось что-то в этом же роде. Двести сорок миль, и всего на одном глотке воды?

– Послушай, – заговорил наконец буфетчик. – Там по дороге за сто миль отсюда есть два дома. Ты их видел?

– О да, – откликнулся парень.

– Тогда какого же черта не попросил у них воды? Можешь сказать?

Слоуп покраснел до самых бровей и пояснил:

– Нехорошо было это делать – просить воды. Мне ведь наверняка предложили бы что-нибудь еще, понимаете?

– Что?! Промеж глаз врезали бы? – фыркнул буфетчик. – Ну ладно, я понимаю, что ты имеешь в виду. – И опять вытаращился на Дюгана, как рыба, извлеченная из воды.

В этот момент я все-таки вошел и тоже во все глаза уставился на чудака.

Завидев меня, буфетчик покачал головой:

– На сегодня все закончено. Закрываю.

– Понятно, – буркнул я.

Обернувшись ко мне, Слоуп улыбнулся.

– Рад тебя снова встретить, – проговорил он.

– Вот зашел убить двух зайцев, – откликнулся я.

– Двух зайцев? – не понял он. При этом в его тупых глазах даже не мелькнуло никакого интереса.

– Ну да, – растолковал я. – Тебя повидать и стаканчик опрокинуть.

– А, ясно, – протянул Дюган, еще больше озадачиваясь.

Я кинул взгляд на буфетчика, он – на меня. Потом я обернулся к повару у плиты и попросил:

– Дай-ка взглянуть, что за мясо ты держишь в своем холодильнике?

Повар разогнал лапищей дым и уставился на меня:

– Ты, нахальный щенок! Ну-ка, убирайся отсюда, пока я тебя не прибил!

– Все оплачу, – пообещал я, тряхнув для пущей убедительности монетами в кармане. – Или стыдно показать, что у тебя ничего там нет, кроме собачьего мяса?

Не успел и опомниться, как этот здоровенный бугай, весь, как моряк, в татуировке, протянул руку через стойку, схватил меня за шиворот и потащил в угол, там втолкнул меня, пригнув к полу, в крошечную каморку, где отовсюду капала вода.

– По-твоему, это похоже на собачье мясо? – прорычал он.

На полке лежала чуть ли не половина бычьей туши. Выглядела она нормально и ничем не пахла.

– Дружище, – пропел я, – отрежь-ка два ломтя вон от той филейной части, каждый около фута толщиной, и швырни их на плиту. Потом подай фунтов десять жареной картошки, и чего там у тебя есть еще на гарнир? Да не забудь вскипятить пару галлонов кофе. Я хочу есть.

Повар сжал мою шею так, словно хотел ее свернуть. Поэтому я добавил, ткнув большим пальцем за собственное плечо:

– У меня дружок там, за стойкой.

– Тот балбес, что отмахивает по тысяче миль в день? – с ухмылкой полюбопытствовал бугай.

– Только что видел на станции, как этот самый балбес раскидал во все стороны целую кучу русского железа, – сообщил я.

– Отмолотил поляка, что ли? – уточнил повар и тут же меня отпустил.

– Сначала швырнул его разок-другой, а потом всего один раз врезал ему кулаком. Чернобородый размазался, как кусок масла на сковородке.

Повар захохотал:

– Этот жирный боров так и искал неприятности на свою задницу. Только мне всегда казалось, что не обойтись без нескольких вагонов динамита. Лишь он сможет разорвать его на части, которые влезут в духовку. Ладно, приготовлю пару бифштексов, чтобы накормить гризли. А ты давай убирайся отсюда, иди пока поболтай там с этим «водой и хлебом»!

Я вернулся за стойку и сел слева от Слоупа, чтобы посмотреть на фингал, который он заработал от этого проклятого русского, когда тот трижды заехал ему по одному и тому же месту. Но смог разглядеть только небольшое красноватое пятно, почти без шишки, хотя очень старательно присматривался. Каучук – вот из чего был сделан этот парень, а внутри набит железом, точно вам говорю.

– Твой дружок, Рэд? – обратился ко мне буфетчик.

– Ага, – не задумываясь ответил я.

Слоуп, который уже сжевал полбуханки черствого хлеба, повернулся ко мне, улыбнулся так, что приятно было смотреть, и подтвердил:

– Конечно!

– А как тебя кличут? – поинтересовался я.

– Кличут? – в недоумении повторил он.

Я посмотрел на его поднятые брови и растерянные глаза:

– Ну да, какое у тебя прозвище, или кличка, или имя, если ты только это понимаешь?

– Ах, мое имя! – сообразил, наконец, этот тупица. – По-настоящему меня зовут Эдвард Дюган, но кажется, ты хочешь сказать, что здесь, на Западе, в большом ходу прозвища, поэтому, думаю, я должен сообщить, что недавно меня назвали Слоупом.

– В самом деле?

– Да, это так.

– И как же это случилось?

– Так сказал человек, который в первый день, когда я вышел из города, проехал мимо меня на поезде. А когда на следующий день я проходил уже мимо него, он вот так ко мне и обратился: «Слоуп». Не знаю почему.

Мы с буфетчиком переглянулись.

– Может, ему показалось, что ты очень уж богатый ходок? – предположил буфетчик.

– Думаете, поэтому? Ну что ж, может быть, – согласился парень.

– Да, я думаю, именно поэтому, – вставил слово и я.

Буфетчик усмехнулся, но Дюган даже не понял моей насмешки.

Тут из облаков дыма и пара появился повар с парой тарелок, нагруженных больше некуда. Никогда раньше мне не приходилось видеть таких бифштексов – на каждой тарелке, можно сказать, лежало по быку.

Слоуп взглянул на повара и растерянно нахмурился.

– Все в порядке, приятель, – поторопился я вмешаться. – Это за мой счет.

– Ну да, я плачу.

Ах, будь оно все проклято! В этот момент я совсем забыл про его идиотскую гордость.

Дюган стал красным как свекла.

– Очень тебе благодарен, – процедил он сквозь зубы. – Но я в самом деле не могу этого принять. Мне вполне достаточно хлеба.

Я весь покрылся потом и с надеждой взглянул на болвана буфетчика, но тот и не думал прийти на помощь.

И тут меня осенило!

– Послушай, Слоуп. Сделай небольшое одолжение, – попросил я. – Этот ненормальный повар ошибся. Почему-то решил, что я заказал два бифштекса, а теперь, если я не заплачу за оба куска, хозяин уволит этого олуха. Ты же не хочешь, чтобы он из-за тебя потерял работу, верно? А одному мне, ну хоть тресни, не съесть больше половины этого окорока!

Парень посмотрел на меня, потом на мясо. Затем закусил губу и снова уставился на меня, в глазах его читалась мольба, чтобы я был с ним честным.

– Это действительно так? – спросил он.

– Конечно! – заверил я. – Только и забочусь, что об этом болване поваре. Не очень-то он толковый, да не хочется, чтобы потерял работу.

Повар слышал каждое мое слово, и я ждал, что он запустит в меня кастрюлей. Но тот сдержал себя, поэтому Слоуп мне поверил и бросился в атаку на здоровенный ломоть мяса.

Глава 3

Разумеется, мне встречались голодные мужчины, наконец-то дорвавшиеся до еды, а еще такие, которые прямо-таки гордились тем, сколько могут съесть за один присест. Но никто из них и в подметки не годился Слоупу.

Он в два счета расправился со своим кусищем. Когда его лицо скрылось за чашкой с кофе, я потихоньку отхватил половину моего ломтя и подсунул ему на тарелку. И парень ничего не заметил! Продолжил как ни в чем не бывало пить кофе, есть мясо, хрустеть картофелем. Скоро в его здоровенной глотке исчезло все, кроме кусочка яблочного пирога.

Когда с едой было покончено, я спросил счет и с удивлением увидел, что он всего лишь на двадцать пять центов.

Не решившись поднимать шум при Слоупе, я подошел к повару и осведомился:

– В чем дело, шеф? Мне не трудно заплатить за всю ту бычью тушу…

– Заткнись! – огрызнулся повар. – Тебе не за что платить. А вот я хотел бы купить билет на то представление на станции.

– Твой босс вышвырнет тебя отсюда вместе с твоей красной рожей, – пообещал я.

– Ах ты, тупой недоносок! – рявкнул повар. – Я сам себе хозяин. Это заведение принадлежит мне.

Отдав ему двадцать пять центов, я толкнул другую такую же монету по стойке буфетчику, но он схватил ее и бросил мне обратно.

Так уж оно повелось на Западе между настоящими мужчинами. Если ты им покажешься, они раскрывают свои кошельки, и тогда уж к черту все церемонии!

Я вышел на улицу вместе с мистером Эдвардом Дюганом.

– Доброй ночи, – произнес он, – и благодарю тебя за ошибку повара. Не часто мне приходилось так плотно и вкусно поесть.

– Да уж, похоже, последнее время ты не много работал ножом и вилкой.

– Не ел, хочешь ты сказать? – опять уточнил он.

Я чуть не рассмеялся ему в лицо.

– Верно, именно это и хотел сказать.

– Да, – признался Слоуп. – Последние три дня я не ел.

– Ничего – за целых три дня?!

– Ничего, – подтвердил он. – Ну, еще раз до свидания, Рэд. Мне очень повезло, что я тебя встретил. А еще должен поблагодарить тебя за совет, который ты мне дал там, на станции. Правда, надеюсь, что тот человек не очень пострадал.

– Нет, не очень, всего лишь полностью вышел из строя. Думаю, его пришлось с головы до ног заковать в гипс.

Я смотрел на Слоупа, пытался понять, что он за человек, и никак не мог. Надо же, тащился пешком целых три дня, всего раз за это время глотнул воды, а потом с ходу размазал по земле здоровенного быка. Ну, что вы на это скажете?

Я видел перед собой чемпиона мира по борьбе в тяжелом весе, видел его вроде как бы в электрическом сиянии славы и не мог промолвить ни слова.

Он протянул руку. Я взял ее и, не выпуская, спросил:

– Куда ты теперь, Слоуп?

– Вон туда, – показал он, протянув свободную руку вверх.

– Это что же? На одну из звезд?