Игрок

Погоня таким образом окончилась, и Коркоран, чувствуя себя так, словно ему пришлось наблюдать сцену из новой Одиссеи, снова вскочил на своего вороного коня.

Мальчики стояли на холме небольшими группками, тяжело дыша после долгого бега; тут и там раздавались пронзительные ребячьи голоса лидеров, объясняющие, что именно было сделано не так, и обвиняющие в ошибках тех, кто их совершил.

– Поймаете его когда-нибудь, ребята? – спросил он, проезжая мимо них.

– А то нет! Спорим, что поймаем.

– Десять долларов, – сказал Коркоран, – тому, кто первым поставит ему синяк.

И он, смеясь, направился назад в Сан-Пабло.

Глава 8

К городу он подъезжал в тот момент, когда его заливало золотом предвечернее солнце. Солнце вскоре спряталось за южное плечо Команчских гор, и вся западная часть неба была в ярких клубах желтого света, словно извергающегося из плавильной печи; клубы эти громоздились один на другой, делаясь все выше и выше, а потом вдруг растеклись, опоясав горизонт сверкающим кольцом, на фоне которого вздымались огромные черные вершины гор. По дороге он обогнал группу крепких, кряжистых золотоискателей – их было человек десять, – которые шагали по направлению к Сан-Пабло. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы дать им точную оценку. Беспощадное солнце высушило их лица. Щеки были красны, носы блестели, а песня, под которую они шагали, обычно распевалась во время попоек на студенческих вечеринках. Они сюда явились во время каникул, чтобы посмотреть, что такое настоящая жизнь, а может быть – кто знает? – и найти свое счастье. Но что бы они там ни нашли, они будут вознаграждены за свое долгое путешествие пешком.

Проезжая мимо них по направлению к городу, Коркоран вдруг почувствовал себя совсем не молодым. Он не собирался долго оставаться в этом месте. Сан-Пабло был всего-навсего одним из этапов его путешествия на Юг и Восток, однако теперь у него появились другие идеи. Вполне возможно, что репутация, которую он себе создал в Юджине – слишком быстро, для того чтобы чувствовать себя спокойно, – последует за ним и настигнет его, словно наступающая волна, едва он появится в Сан-Пабло. Но пока это не случится, там можно будет провести несколько приятных дней. Ведь Сан-Пабло такое место, где вполне достаточно темных личностей. На их фоне он не будет особенно выделяться.

Эти мысли заставили его задуматься, и он пришел к выводу, что даже широкие просторы Запада могут оказаться тесными для него. Он направился в отель и спросил себе комнату.

– У нас все переполнено, мест нет, – самодовольно сказал хозяин.

– Посмотрите в ваши книги повнимательнее, – сказал Коркоран, протягивая через конторку бумажку желтого цвета.

Хозяин, прищурившись, посмотрел на него поверх очков. Затем стал перелистывать регистрационную книгу.

– Скажите пожалуйста, – с удивлением проговорил он, – чтоб мне пропасть, оказывается, есть у меня одна койка, в номере…

– Посмотрите еще раз, – продолжал настаивать Коркоран, протягивая еще одну бумажку. – Посмотрите, не собирается ли кто-нибудь оттуда выехать. Я уверен, вы можете предоставить мне отдельный номер.

Хозяин снова посмотрел на Коркорана. В те времена палатка в Сан-Пабло стоила дороже, чем двойной номер с ванной в самом роскошном отеле Манхэттена. Отдельный номер! Коркоран видел, как слово «миллионер» мгновенно нарисовалось в глазах хозяина.

– Отдельный номер? – повторил хозяин. – Ну что же, очевидно, это можно устроить. Только это будет недешево, мистер.

– Ничего, я выдержу, – сказал Коркоран. – Пошлите мальчика, чтобы он отвел мою лошадь в конюшню.

– А как мальчик определит, какая лошадь ваша?

– Скажите ему, пусть отведет туда самую лучшую лошадь, которую увидит, – сказал Коркоран и не спеша направился вверх по лестнице вслед за тучным задыхающимся хозяином.

Иногда он позволял себе продемонстрировать свое высокомерие. Когда ему показали комнату, выяснилось, что ему все не нравится, все было не по нему. Там недостаточно чисто; вторую кровать нужно немедленно вынести; вода в кувшине несвежая, ее необходимо сменить. Хозяин не знал, что и подумать.

– Я видел, что в городе у вас есть сад. Распорядитесь, чтобы в комнате были цветы.

– Прошу прощения, мистер Коркоран, – сказал хозяин. – Если будет еще и супруга, то цена двойная.

Коркоран пошел прогуляться по городу и обнаружил, что там есть все, что нужно, и даже более того. В городе еще сохранился старинный богатый испанский дух. На главной улице было шумно и оживленно, толпами бродили ковбои, золотоискатели и авантюристы самых разнообразных мастей. Все дни они проводили в погоне за золотом, а ночи – в погоне за развлечениями. Но когда он свернул в одну из боковых улиц, чтобы уйти от шума и суеты, то обнаружил там тишину и спокойствие. Посередине улицы в пыли играли дети; в домах через открытые двери можно было увидеть приветливый огонек в очаге, освещающий чисто выметенный земляной пол. Пять минут назад он находился в бурлящей сердцевине города золотоискателей, теперь же перед ним оказалась старая сонная Мексика!

Узкие слепые переулки вились в густой тьме, лишь кое-где над дверью или воротами тускло светился фонарь. Навстречу попадались люди, вышедшие прогуляться по вечерней прохладе, – сеньориты в своих белых или же черных мантильях, солидные пожилые господа со своими женами; все они гуляли, поглядывая время от времени на небо, чтобы полюбоваться яркими звездами. Иногда до его слуха долетало журчание воды, которая струилась из вертушек на зеленые лужайки. Порой его ноздри улавливали чуть пикантный аромат из розария. Даже сам рокот главной улицы, доносившийся издалека, как бы сливался с тишиной, делая ее более ощутимой. Все это действовало на Коркорана успокаивающе. Он говорил себе то, что нередко повторял и раньше: он только сорвет свой куш и сразу же удалится на покой, подальше от жизненной суеты. Довольно ему плавать в бурных стремительных потоках, пора бы найти тихую заводь.

Он вернулся в отель. Комната его преобразилась. На столике возле окна стоял букет – целая копна желтых и красных цветов, наполняющих коричневую глиняную вазу. Он сел возле, вдыхая их аромат и глядя сквозь открытое окно на улицу. Большая керосиновая лампа перед отелем отбрасывала широкий круг света, захватывая фасад стоящего напротив дома, так что его белые стены как бы смотрели прямо на отель. В этом кругу вилась пыль, поднимаемая колесами экипажей, которые сновали взад-вперед по улице, или вздымавшаяся из-под копыт проносящихся мимо скакунов. А тротуар заполнила настоящая европейская толпа людей, спешивших сквозь густую пыль по своим делам.

Все они были здесь. Лица, которые он так часто встречал: болтливые субъекты со скошенными подбородками; свиноподобные толстяки, что буквально роют рылом землю в погоне за деньгами; нервные худосочные юноши, которым просто на роду написано гоняться за радугой в расчете на то, что на ней можно найти мешки золота; там слонялись негодяи с наглым взглядом, которые явились в город в поисках, во-первых, развлечений, а во-вторых – золота; важные мужи с квадратными подбородками, которые мало говорят и делают большие дела; благодушные добряки, которые постоянно улыбаются, как при удаче, так и тогда, когда им не везет. Коркоран рассматривал их, словно листая увлекательнейшую книгу. Он забыл благоразумное решение, которое принял в тихих переулках; он снова находился на главной улице. Теперь это снова был ястреб, парящий над своей жертвой. Кто-то станет этой жертвой, кого он изберет и когда это случится?

Он раскрыл свой складной дорожный чемодан, который так удобно возить за седлом. В нем лежало гораздо больше необходимых предметов, чем обычный мужчина и даже женщина могут уложить в большой вместительный сундук. Актеру, который постоянно перелетает с места на место по всей земле, неплохо было бы сесть рядом и поучиться укладывать вещи у этого мастера. Даже бывалый путешественник, который мог бы чуть ли не обставить дом с помощью содержимого своего саквояжа, и то подивился бы разнообразию и завершенности всего, что лежало в его чемодане. Там было не только все необходимое, но и драгоценные безделушки. На его примере можно было бы поучиться, как уложить в уголок чемодана целый костюм, а прочие необходимые вещи разместить так компактно, чтобы осталось место и для стопки писчей бумаги, головной щетки с золотым верхом, бритвенного прибора и даже миниатюрного маникюрного набора!

Был ли в Сан-Пабло еще хоть один человек, который думал о красе ногтей? Но Коркоран любил повторять: «Тысяча мелочей делают из человека Человека; оставьте без внимания хоть одну, и Человека нет». Коркоран сам придумал этот девиз; мало того, он жил, воплощая его на деле.

Ему понадобилось на сей раз не менее пятидесяти минут напряженной работы, хотя двигался он с молниеносной быстротой. Но в конце концов был удовлетворен ее результатами. Стоя перед зеркалом и причесываясь – волосы он зачесывал назад, – он знал, что сегодня вечером все будет хорошо. Затем, надев наконец сюртук, добавил последний штрих: вынул из вазы бутон желтой розы и вдел в петлицу. Взглянув последний раз в зеркало – кто может перед ним устоять? – осмотрел себя с ног до головы, начиная с кончиков ярко начищенных блестящих сапог. Затем расправил плечи, как это делают все мужчины, и двинулся вперед, навстречу любопытным и восхищенным взглядам.

Это было главное в его жизни. Его должны были заметить. Если, когда он войдет в комнату, все взоры не обратятся на его странное лицо со светлыми, почти бесцветными волосами и бровями, то найдется кое-что другое, достойное внимания. Скажем, эта роза, ее будет достаточно. А если и этого окажется мало, то взгляд скользнет вниз, по хорошо отглаженному костюму и еще ниже и остановится на легких серых гетрах, которые надеты на нем!

Гетры в Сан-Пабло!.. Он улыбнулся сам себе. И когда сошел вниз, в вестибюль, где толпились небритые громогласные мужчины, он был вознагражден. Наступило молчание, а потом по толпе пробежал шепоток: он добился того, чего хотел. Все взоры были прикованы к нему. Все – и молодые и старые, не скрываясь, пялились на него. Некоторые презрительно усмехались, другие смотрели, раскрыв от удивления рот. Это было все, что нужно.

В вестибюле он на минуту задержался, а потом медленно направился к выходу. Как трудно сохранить непринужденную походку, когда на тебя устремлено столько глаз! Какими большими и неловкими делаются ноги, как беспомощно висят руки! Если пройти весь Бродвей от самого его начала и до конца и зайти в каждый из множества расположенных там театров, сколько можно насчитать из многих сотен играющих там хорошо обученных артистов и артисток таких, что способны выйти на сцену свободной непринужденной походкой? А покинуть сцену изящно и грациозно? Мало, очень мало кто из них обладает таким даром. Кто-то вышагивает, кто-то семенит, другие лениво волочат ноги, третьи суетятся, четвертые громко топают, пятые скользят, словно раскатываясь на коньках, – но кто из них уходит спокойно, не теряя уверенности в себе?… Мало, мало на свете настоящих великих актеров! А вот Коркоран вполне мог бы играть на Бродвее. Он был бы вполне этого достоин.

Ибо знал себя и свою силу и, как настоящий актер, задержался в центре сцены, позволяя зрителям полюбоваться собой. Он огляделся – кое-кто уже раскрыл рот и готов был отпустить язвительное замечание, но снова где-то в углу кто-то что-то сказал, и по толпе вновь пробежал беспокойный шепоток; улыбки исчезли, язвительные замечания были проглочены, так и не родившись. Что же произошло?

И вот, уже приближаясь к выходу на улицу, он услышал ответ – кто-то сказал достаточно громко: «Это ведь тот самый, который разделался с Джефом Туми!»

Вот и отлично! Быстро же разнеслась слава его скромного подвига! Он еще помедлил на краю веранды, задержавшись там достаточно долго, чтобы, спускаясь на темную улицу, услышать еще один возглас: «Да это же Коркоран, карточный шулер!»

Глава 9

Такой шепоток ему приходилось слышать и раньше. Он следовал за ним по пятам всюду, куда бы он ни заехал. Иногда удавалось избавиться от него на неделю, даже на месяц. А потом он слышал его снова – не больше чем шепот, но сколько в нем было подозрительности, презрения, а подчас и смертельной ненависти. Ведь кого с такой силой ненавидит законопослушный человек? Только преступника, слишком ловкого для того, чтобы его можно было засадить за решетку.

Именно так обстояло дело с Коркораном. Они его ненавидели из-за слухов, которые следовали за ним по свету, и они верили этим слухам из-за его тонкого жестокого лица, его твердого голоса, из-за того, как смотрели на собеседника его серые глаза.

Обычно ему даже доставляла удовольствие эта бешеная ненависть. Она придавала жизни известную пикантность. Для Коркорана купаться в злобе было все равно что погружаться в удовольствия. Он постоянно расхаживал посреди обнаженных мечей и наслаждался. Однако сегодня все было иначе. Неизвестно по какой причине, но только этот неожиданный взрыв отвращения и злобы лег на сердце тяжелым камнем. Он обнаружил, что медленно и слепо бредет по деревянному тротуару, глубоко вдыхая ночной воздух, но тем не менее не в силах выдохнуть яд, наполняющий грудь.

Шерифа Майка Нолана он встретил на углу. Почтенный шериф стоял, лениво привалившись к столбу у ворот, и жевал черенок своей коротенькой трубки, большая часть которого была уже изжевана, так что пышные густые усы стража закона каждую минуту готовы были очутиться в пламени трубки и сгореть там навеки. Шериф, казалось, внимательно смотрел на звезды – мерцающие светила темной холодной ночи, что простерлась над Сан-Пабло.

Возле шерифа остановился молодой мексиканец, очень пьяный и страшно шумливый. Очевидно, он сорвал крупный куш в игорном доме по соседству и бурно веселился, не жалея ни себя, ни выигранных денег. Этакий безобидный человечек, легкая добыча.

Коркоран не мог разобрать, что говорил этот юнец, хотя ему был прекрасно слышен его высокий пронзительный голос. Результаты этой речи, однако, он видел достаточно ясно. Шериф протянул руку в сторону молодого человека. Тот отскочил, и у него в руке блеснуло лезвие ножа. В тот же момент рука шерифа, сжавшись в кулак, качнулась вперед. Молодой мексиканец сразу же сел на землю.

Коркоран ожидал увидеть, что тут же на руках мексиканца защелкнутся наручники, но вместо этого странный шериф поднял парня с земли, подобрал его шляпу и надел ему на голову.

Коркоран, подойдя ближе, услышал его слова:

– Знаю тебя, парень. Имя твое мне неизвестно, но все равно я тебя знаю. Знаю, что в тебе говорит хмель, громко говорит, заглушает твой собственный голос. Ну что ж, сынок, я не собираюсь проявлять строгость и наказывать тебя. Может, и следовало бы тебя посадить, чтобы ты немного очухался, да только я думаю, ступай-ка ты и постарайся протрезветь, как тебе самому захочется. Иди гуляй, парень. Трать поскорее свои деньги. Покупай себе еще, сколько хочешь, этой отравы. Прошу тебя только об одном: дай-ка мне посмотреть на твой ножичек.

С этими словами шериф вытащил его из ножен, висящих на поясе у мексиканца.

– Вот так-то лучше. Этим украшением тебе лучше особо не хвалиться. Ведь ты, когда с кем поспоришь, любишь использовать его в качестве аргумента. Иди гуляй, парень. Но если я еще раз поймаю тебя здесь у нас с ножом, то задам тебе такую трепку, что ты вспомнишь своего папочку и подумаешь, будто это он сам вспомнил, что тебя требуется вздуть.

– Шериф Нолан, – заикаясь, пробормотал мексиканец, который, очевидно, достаточно протрезвел, разглядев, что перед ним находится страж закона. – Я не знал, что это вы. Я больше не буду.

– Ладно, иди, – сказал шериф. – Мальчишки они и есть мальчишки, что с ними поделаешь. Только эти ножички, дьявол их побери! Много от них неприятностей.

– Вот человек, – констатировал Коркоран, – который будет спокойно себя вести по крайней мере неделю. Вы, я вижу, принадлежите к новой школе, считаете, что лучше предотвратить преступление, чем за него наказывать.

Майк Нолан обернулся к подошедшему, невесело посмеиваясь. Первый раз в жизни к нему обратились с комплиментом – его метод работы получил одобрение. Но когда он увидел, с кем разговаривает, усмешка исчезла с его лица и он только с удивлением посмотрел на своего собеседника. Дело в том, что главная улица Сан-Пабло была достаточно хорошо освещена – из открытых окон и из дверей лились потоки света. При ярком освещении шериф отлично рассмотрел элегантную внешность заговорившего с ним человека. Последним, коронным штрихом, вызвавшим полное изумление шерифа, была тросточка, завершающая костюм незнакомца, – тонкая изящная тросточка черного дерева, так гладко отполированная, что казалось, она висела в его руке словно блестящая яркая полоска.

– А-а, – пробормотал наконец шериф, вглядываясь в лицо этого человека и отмечая про себя знакомые светлые брови над темными глазами. – Вы Коркоран?

– Совершенно верно.

Шериф шагнул вперед. Он поднял руку, словно собираясь положить ее на плечо незнакомца, но раздумал. Возможно, он просто побоялся, что его запачканная пылью рука оставит след на отлично вычищенном сюртуке.

– Коркоран, – сказал шериф, – я кое-что о вас слышал.

– Полагаю, – отозвался Коркоран, – что кое-кто из моих друзей последовали за мной в Сан-Пабло. Наверное, они и распускают разные слухи?

– Можно сказать и так. Они о вас рассказывают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.