Не наше дело

– Да кто же ее знает, где она живет, – пожала плечами Варвара Григорьевна. – Крутилась тут, к нему ходила, да и не только к нему. А где живет, мы не знаем. Да она с нами и не разговаривала никогда.

– А у кого бы это можно узнать? – полюбопытствовала я. – Понимаете, мы не знаем даже ее фамилии.

– Да фамилию я знаю, – сказала вдруг собеседница Варвары Григорьевны и принялась пояснять:

– Я как-то на лавочке сидела, а она по двору идет. Идет – и словно не видит ничего вокруг. А тут Мишка Коробов ее окликает: «Ирка!» А она – ноль внимания. Он еще раз окликнул: «Ирка! Торбочкина!» Вот тут-то я фамилию ее и услышала.

– А потом он чего? – заинтересованно спросила Варвара Григорьевна.

– Да он догнал ее, за руку взял и повернул к себе. Тут только она и поняла, что ее окликают. Как пьяная шла.

Эти слова донеслись уже мне в спину. Услышав фамилию Иры, я тут же повернулась и чуть ли не бегом побежала к своей машине, сквозь зубы поблагодарив старушек за уделенное мне внимание.

Так, значит, Ира Торбочкина. Плохо, конечно, что я не знаю ее отчества – проще было бы найти адрес, – но и это уже хорошо. К тому же я примерно знаю ее возраст, да и Торбочкина – фамилия достаточно редкая. Попробую, во всяком случае. Не найду в адресном столе, тогда буду звонить Жоре. А так незачем его трепать по разным пустякам.

В адресном столе мне дали два адреса. Я сравнила их и выбрала тот, что был ближе к дому Суровцевых. Раз Ира часто крутилась там, значит, и жила где-то поблизости.

Вырулив на центральную улицу, я поехала к Ире.

Дом, в котором она жила, располагался на тенистой небольшой улочке. Въехав во двор, я остановилась напротив старого двухэтажного дома. Дом был очень ветхий, его, конечно, давно пора было бы снести, но пока он стоял, и люди даже умудрялись жить в нем. Хотя как, я себе очень смутно представляла.

Поднимаясь на второй этаж по скрипучей лестнице, которая грозила просто рассыпаться под моими ногами, я остановилась перед обитой дерматином дверью с номером пять. Дерматин пооблупился во многих местах, из-под него торчали клочки ваты, кнопки звонка не было.

Я достала из сумочки ключи и постучала по замочной скважине. Мне никто не открыл. С досадой я пнула дверь ногой, и тут только поняла, что она не заперта. Я потянула на себя ручку и просунула голову в коридор. Там было очень темно.

Тут раздался страшный грохот, я почувствовала, как что-то скользкое и тяжелое свалилось мне на голову, чуть не свернув при этом шею. От неожиданности я присела, потом, поняв, что больше ничего не гремит и не падает, потянулась к сумочке за спичками. Когда я зажгла одну из них, то чуть не заорала от ужаса: передо мной в луже крови лежало чье-то тело. Мои руки, блузка, брюки все были запачканы липкой красной жидкостью. Большего кошмара трудно было себе представить.

С трудом заставив себя подняться с пола, я, пошатываясь, прошла к стене и стала нащупывать выключатель. Свет вспыхнул неожиданно для меня. При нем увиденная мной картина была еще более ужасна. Казалось, что я попала на съемку фильма ужасов.

Лицо девушки, лежащей на полу, было располосовано так, что было трудно определить его черты. Никаких сомнений в том, что он мертва, ее внешний вид не вызывал. Одежда на ней была порвана и вся пропиталась кровью, так же, как и длинные светлые волосы. Создавалось впечатление, что здесь поорудовал какой-то маньяк.

Стараясь не потерять рассудок, я огляделась в поисках телефона. Его, конечно, не было и быть не могло в подобной квартире.

Я пошла в коридор, думая, что найду телефон на улице, но вовремя опомнилась, посмотрев на себя. Да уж, вид у меня был, как у человека, только что разделавшего тушу. Руки в буквальном смысле были по локоть в крови. Возможно, что и лицо было перепачкано: мне совершенно не хотелось лезть в сумочку за зеркалом и смотреть на себя.

Остановившись в коридоре, я в растерянности размышляла, как же мне быть. В этот момент распахнулась дверь квартиры рядом с пятой. Оттуда вышла пожилая полная женщина с химической завивкой на рыжих волосах.

Увидев меня, она раскрыла рот и издала какой-то протяжный вой.

– Успокойтесь, – кинулась я к ней, но она тут же отпрянула, закрываясь большой хозяйственной сумкой, и буквально заголосила.

Сразу же из своих дверей повысовывались соседи, всполошенные ее криком.

– Успокойтесь, – пытаясь перекричать женщину, что с трудом мне удавалось, объясняла я. – И вызовите, пожалуйста, милицию. Дело в том, что в пятой квартире труп. Я его обнаружила, поэтому и перепачкалась в крови.

Все смотрели на меня с испугом, к которому теперь примешалось еще и любопытство.

Наконец одна из женщин вышла из своей квартиры и сказала:

– Ну что, милицию все равно звать нужно, схожу я позвоню.

Она зашлепала ногами в тапочках на босу ногу по лестнице вниз. Я вздохнула и полезла в сумочку за сигаретами. К этому времени кровь на моих руках уже высохла и стянула их. С жадностью затягиваясь, я выпускала дым и тут же делала следующую затяжку. При этом я заметила, что пальцы мои дрожали.

А у вас бы не дрожали, доведись вам пережить подобное?

Вскоре вернулась женщина и сообщила, что милиция скоро приедет. Все как-то сразу облегченно вздохнули и засуетились.

– А кого убили-то? – подала голос женщина, которая первой наткнулась на меня.

– Не знаю, – тихо ответила я. – Девушку какую-то. Волосы светлые…

– Так это Ирку, наверное, – вступила другая. – Говорила я ей, не доведут тебя делишки твои до добра!

Я была настолько оглушена происшедшим, что у меня даже не было сил поинтересоваться, что понимает женщина под Ириными «делишками».

– Да хахаль ее и пристукнул, наверное. Обкурились оба или обкололись, вот он и прибил ее! Оба разбойники!

Под хахалем-разбойником понимался, видимо, Сережа. Но я знала, что он еще позавчера был мертв, поэтому совершенно точно не мог убить Иру. Да и Ира ли это вообще? Еще неизвестно.

В голове была такая каша, что хотелось сжать ее покрепче, чтобы хоть как-то прояснить мозги. И очень хотелось на свежий воздух, но выходить в окровавленном виде на улицу я не решалась. Вот милиция приедет, тогда и разберемся.

Милиция приехала на удивление скоро. Жоры Овсянникова не было, что меня немного расстроило. С Жорой все-таки легче было бы объясняться. С другой стороны, присутствие незнакомых людей заставит меня держать себя в руках и не позволит расслабляться. Сейчас нужно максимально четко описать, как все произошло.

Ко мне подошел высокий, довольно молодой человек в форме капитана и представился Стрижниковым Константином Алексеевичем. Он попросил меня назвать свое имя, адрес и другие анкетные данные.

– Снегирева Полина Андреевна, – машинально отвечала я. – Жена старшего следователя УВД Тарасова Георгия Овсянникова, – при этом я достала из сумочки водительское удостоверение – единственный документ, который у меня был при себе в данный момент.

Капитан с интересом посмотрел на меня. Я не стала говорить, что майор Овсянников на самом деле мне больше мужем не является. Думаю, что Жора в данном случае не стал бы возмущаться моей ложью.

– А как вы сюда попали? – удивленно спросил он.

– Константин Алексеевич, – устало проговорила я, – если вы не возражаете, то нельзя ли мне привести себя в более-менее приличный вид? А потом я готова ответить на любой ваш вопрос.

– Да-да, конечно, – с готовностью ответил Константин Алексеевич. – Только не в этой квартире, – он кивнул на пятую. – Там сейчас идет осмотр места происшествия.

Он повернулся к соседям, застывшим в дверях квартир с высунутыми лицами.

– Кто-нибудь из вас не мог бы предоставить Полине Андреевне возможность умыться? – спросил он.

Сразу же нашлось несколько желающих, убедившихся, что Константин Алексеевич настроен ко мне весьма дружелюбно. Одна из женщин, настроенная решительнее всех, сильнее распахнула дверь своей квартиры и пригласила меня к себе.

Она провела меня в ванную, где я наконец смогла посмотреть на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делала.

На меня смотрело какое-то чудовище, не имеющее ничего общего с моим реальным обликом. На правой щеке багровели четыре красные полосы, видимо, я провела по ней пальцами. Волосы на лбу слиплись в красноватые сосульки. Очевидно, они запачкались, когда девушка упала на меня.

Вспомнив этот момент, я содрогнулась. Противные мурашки пронеслись по всему телу. Ужасно! Хоть я человек не особо впечатлительный и вообще достаточно сильный морально, боюсь, что представленная сегодня моему взору картина будет долго преследовать меня по ночам. Нужно будет Ольгу, что ли, попросить провести со мной какой-нибудь сеанс…

Тьфу ты! Вот уж никогда не думала, что обращусь к Ольге с подобной просьбой. К тому же мы с ней вроде как не разговариваем…

Размышляя об этом, я отмыла лицо, кое-как постаралась отскрести волосы и даже застирала воротник и рукава блузки. Конечно, блузка не отстиралась, и на ней остались бурые пятна, ну да и черт с ними, дома замочу с отбеливателем. Главное, что я хоть не вызываю ужас своим видом.

Выйдя в коридор, я поблагодарила хозяйку квартиры за любезно предоставленную мне ванную и пошла к Константину Алексеевичу, который ждал меня в машине на улице.

– Ну вот, Полина Андреевна, теперь вы более-менее успокоились, поехали к нам. Я хотя бы кофе вас напою, – проговорил он, слегка улыбаясь.

– У меня своя машина, – ответила я.

Константин Алексеевич с удивлением посмотрел на меня.

– Вы хотите вести машину в таком состоянии? Полина Андреевна, это неразумно.

– НЕ беспокойтесь за меня, я всегда сосредоточена, что бы у меня ни случилось, – заверила я его.

– Что ж, вы мужественная женщина, вам даже позавидовать можно, – произнес он с нотками уважения в голосе.

– Я поеду впереди, – сказала я и добавила, усмехнувшись, – чтобы вы не подумали, что я собираюсь от вас сбежать.

– Что вы, что вы! – замахал руками капитан Стрижников. – Я даже и не думал так! Вас никто ни в чем не подозревает!

Я только вздохнула и пошла к машине. Дойдя до нее, я повернулась к капитану и попросила:

– Константин Алексеевич, не могли бы вы вызвать майора Овсянникова? Мне бы хотелось с ним посоветоваться.

– Я попробую с ним связаться, – ответил капитан. – Но не знаю, сможет ли он найти время. Хотя раз дело касается его жены…

– Он приедет, можете не сомневаться, – ответила я.

Но Жора не приехал. Не потому, что ему было наплевать на судьбу своей пусть бывшей жены, а просто его не было на месте. Пришлось мне общаться со Стрижниковым наедине.

В отделении, куда мы приехали, обстановка была примерно такая же: как и на работе у Жоры Овсянникова.

«Все эти конторы одинаковы», – подумала я, садясь на жесткий стул в кабинете Стрижникова.

Я честно рассказала капитану о том, как все было. Глаза его все больше прищуривались.

– Так значит, Сергей Суровцев умер у вас дома? – переспросил он.

– Да, – со вздохом ответила я.

– А скажите, Полина Андреевна, зачем вам вообще понадобилось ехать к этой Ире? Кстати, это именно ее труп вы нашли. Соседи ее опознали, несмотря на то, что лицо было сильно изуродовано.

– Я сама не знаю, – помолчав, призналась я. – Я и Жоре так сказала, можете спросить у него. Просто я чувствовала свою вину, пусть и косвенную, понимаете?

Не знаю уж, понимал меня Стрижников или нет, но он кивнул.

– Люди, которые не раз убивали человека, возможно, не поймут меня. Они наверняка не так остро это воспринимают, но я столкнулась с подобным случаем в первый раз… И надеюсь, что в последний, – передернулась я. – Когда Жора сказал, что я не виновата в смерти парня, я немного успокоилась, но все равно чувствовала, что должна что-то сделать для этой семьи. И я пошла к его матери просто поговорить. Она рассказала мне пор Иру. И я решила уж для очистки совести поговорить еще и с Ирой. Это я делала все скорее для себя, понимаете? Ну чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Я думала, что поговорю с Ирой, дам ей и Валентине Александровне денег, и на этом все закончится. Но приехав к Ире, нашла там ее труп… Да еще как нашла… – вспомнив о том, как на меня упало скользкое тело, я почувствовала подкатывающую к горлу тошноту. Это было настолько отвратительно, что я потянулась к стоящему на столе графину с водой. Стрижников услужливо пододвинул мне стакан.

Вода была теплая и довольно противная на вкус, но все-таки она помогла мне справиться с тошнотой.

– Вот, собственно, и все… – подвела я итог. – Подъехала я около часа дня. Девушка была уже мертва. Осталось узнать результаты экспертизы, которые установят время смерти, сопоставить все факты. Расспросить соседей, не видели ли они, кто приходил к Ире до меня.

– Вы, я смотрю, разговариваете как сотрудник милиции, – с некоторым удивлением произнес Константин Алексеевич. – Так часто разговариваете с мужем о его профессиональных делах?

– Скорее, это и мои профессиональные дела, – улыбнулась я. – Если бы вы знали, сколько мне приходилось таких дел расследовать…

– Вы частный детектив? – изумлению Стрижникова не было предела.

– Нет-нет, – поспешила я разуверить его. – Это громко сказано. Но иногда мы с моей сестрой беремся за разного рода расследования. Иногда к этому вынуждают обстоятельства, порой люди обещают заплатить нам, зная о нашем опыте… Так что эта история для меня не первая. Но все равно очень неприятно. Когда на тебя падает труп, это…

– Я понимаю, понимаю, – поспешно проговорил Стрижников. – Ну что ж, Полина Андреевна, я думаю, что могу вас пока отпустить. Я понимаю, что вы ни в чем не виноваты… – он как-то прищурившись посмотрел на меня, – но прошу вас никуда не уезжать из города.

– Вы не верите мне? – прямо спросила я.

– Нет, просто вы можете нам понадобиться, – глядя куда-то в сторону, ответил он.

Все ясно. Может, он и не подозревает меня, конечно, но сомнение в моей честности у него, безусловно, есть. Так, Полина Андреевна. Теперь вам предстоит еще доказывать, что вы не верблюд. И главное, вам за это никто ничего не заплатит.

Я, честно признаться, больше люблю работать за деньги. Нет, я никогда не откажу в помощи, если речь идет о близком мне человеке и для друзей провожу расследования бесплатно. А в данном случае дело касалось самого близкого мне человека – меня самой. И, похоже, придется защищать свое честное имя. Конечно, никто меня пока не обвиняет, но я очень не люблю, когда на меня смотрят с недоверием. Жора, конечно, будет очень возражать. Ну и черт с ним! Столько раз я шла против Жориной воли, что разом больше – разом меньше, значения уже давно не имеет.

Выйдя на улицу, я села в свой «Ниссан» и закурила. Нет, расследование начинать сегодня я не буду. У меня просто нет сил. Сейчас домой, холодный душ и спать. А вот завтра…

Кстати, не мешало бы позвонить на работу и взять на пару дней отгул. Во-первых, в себя прийти, во-вторых, попытаться выяснить, кто убил Иру Торбочкину. Наверняка это будет несложно сделать.

Я почти не сомневалась, что Иру убил какой-нибудь такой же наркоман, один из ее так называемых друзей. Об этом говорил и характер совершения преступления: разве нормальный человек проявил бы себя таким садистом? Скорее всего, просто пырнул бы ножом и все. А тут уж больно зверски он ее исполосовал. Или настолько сильно ненавидел? Ладно, разберемся.

Я пульнула окурок в окно и завела машину. По дороге не стала даже останавливаться у магазина, чтобы купить продукты, понимая, что есть сегодня вряд ли захочу.

Дома я приняла душ и собиралась было уже лечь спать, как зазвонил телефон. Звонил Жора Овсянников, которому уже доложили об очередной неприятности, свалившейся на его жену.

Овсянников был страшно зол, потому что орал на меня в трубку. Он даже не представился и не поздоровался.

– Что ты делаешь, Полина? – кричал он. – Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты не лезла не в свое дело? Что ничего хорошего тебе это не принесет? Что пора бросить все эти детские игры в пинкертона и спокойно заниматься своей работой! Господи, Полина, ведь ты же умная женщина! У тебя прекрасная, высокооплачиваемая работа – чего тебе еще надо? Ну ладно Ольга, та вечный ребенок, но ты-то чего ввязываешься в эту грязь?

Я спокойно слушала все это, даже не пытаясь возражать Овсянникову. Да, на этот раз он оказался прав. Я влезла не в свое дело и теперь расплачиваюсь. Все верно.

– Да, Жора, – спокойно ответила я. – Я с тобой полностью согласна. Я сама нашла проблемы на свою голову.

Овсянников так поразился моим спокойным тоном, что даже резко замолчал. Он ожидал, что я, как всегда, начну кричать в ответ, защищая себя, говорить, что я живу так, как хочу и что он мне не указ, и пусть оставит меня в покое и все такое, но вот моего спокойного равнодушия он явно не ожидал.

Помолчав несколько секунд, Жора осторожно спросил:

– Полина, с тобой все в порядке?

– Да, Жора, – ответила я.

Но Овсянников не поверил, потому что тут же сказал:

– Я скоро приеду к тебе, жди, – и повесил трубку.

Я в свою очередь тоже положила трубку на рычаг и со вздохом откинулась в кресле. Спать мне расхотелось. Необходимо было наметить планы на завтрашний день. Позвонив в спорткомплекс, я отпросилась на всякий случай на три дня, потом включила негромкую музыку, которая всегда действовала на меня самым лучшим образом и стала размышлять.

Размышления мои прервал звонок в дверь. Я открыла и увидела майора Овсянникова собственной персоной.

– Жора, если ты пришел трепать мне нервы объяснениями, какая я дура, то я хочу сразу же тебе заявить, что не намерена ничего выслушивать. Я все знаю сама, – решительно пресекла я все возможные нападки со стороны бывшего мужа прямо на пороге.

– Нет-нет, Поля, что ты! – тут же уверил меня Жора. – Я немного погорячился, ты прости меня. Я понимаю, каково тебе, и приехал для того, чтобы тебе помочь.

– В таком случае проходи, – улыбнулась я, пропуская Жору в комнату.

Овсянников разулся и пройдя сел в кресло.

– В общем, так, – начал он. – Я наехал на экспертов, чтобы они как модно скорее доложили о результатах. Короче, смерть Иры наступила около двенадцати дня.

– Я в это время была у Валентины Александровна Суровцевой, – сообщила я, закрывая глаза и массируя веки пальцами.

– Отлично, отлично, – обрадовался Овсянников. – Тебя, конечно, никто не обвиняет, но все же иметь алиби – это очень хорошо.

– Жора, не объясняй мне прописные истины, – поморщилась я.

– Конечно, конечно. Просто я хочу, чтобы ты осознала свое положение. Я постоянно буду в курсе всех дел, всех новых обстоятельств, и думаю, что тебе ничего не грозит. Но я бы очень хотел тебя попросить, Поля… – Овсянников пододвинулся поближе, взял меня за руку и сказал, серьезно глядя мне прямо в глаза, – я хотел бы тебя попросить не ввязываться больше ни во что. Я сам разберусь.

– Жора, ты же знаешь, что я не смогу усидеть на месте… – тихо проговорила я в ответ.

– Полина! Я знаю, что ты баба работящая, – перешел Жора на другой тон. – И не можешь сидеть сложа руки. Но иногда у меня создается впечатление, что тебе все равно, что делать, лишь бы что-то делать. Это неразумно. Я обещаю, что все проконтролирую. Расследование, я имею в виду.

– Я не сомневаюсь, Жора, но позволь мне тоже участвовать.

– Даже если я не позволю, ты же все равно не послушаешься, – вздохнул Овсянников. – Я же тебя знаю! Поэтому я и не приказываю, а просто прошу! Прошу, пойми ты меня, как человека прошу!

Я внезапно прониклась Жориными словами. Он смотрел на меня умоляюще, и я поняла, что он действительно сильно тревожится за меня.

– Ладно, Жора, – согласилась вдруг я. – Пока я уступаю тебе. Но посмотрим, что будет дальше.

– И на этом спасибо, – облегченно вздохнул овсянников, не ожидавший от меня такого великодушия. Потом посмотрел на меня и вкрадчиво спросил:

– Я останусь у тебя сегодня?

– Да оставайся! – махнула я рукой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

(ОЛЬГА)

Вся жизнь летит к чертям! Это совершенно очевидно. Просто на глазах рушится все, все, абсолютно все!

Так думала я, в отчаяньи ходя по своей квартире взад-вперед. Ну а что еще оставалось думать после всех чудовищных катастроф, свалившихся на мою голову за один день?

Началось с того, что с утра у меня порвался ремешок у сумочки. Ремешочек давно уже держался на честном слове, и его следовало починить, пока не поздно, но у меня все как-то руки не доходили. И надо же было ему оборваться в самый неподходящий момент, когда я выбегала из дома, спеша по важному делу. И не возвращаться же мне было из-за этого домой?

Я быстренько намотала ремешочек на руку. Можно было, конечно, оставить сумочку дома, но она же мне очень нужна – в ней у меня хранятся ключи от квартиры. И потом, какая же дама без сумочки? Я решительно побежала по лестнице вниз. И тут ощутила какой-то дискомфорт.

Подозревая недоброе, я нагнулась… Так и есть! Разошлась молния на ботинке! Сверху ее удерживал замочек, но середина-то была распахнута, обнажая, кстати сказать, дырку на носке. Ну и что, что дырка, я видела ее прекрасно, когда обувалась, но решила, что в ботинке ее никто не заметит, значит, нет никакого смысла терять время на такое бесполезное занятие, как штопка носков. Кто же мог знать, что ботинок так коварно предаст меня?

А собиралась я, надо сказать, устраиваться на работу. Вообще-то я работаю на дому – я психолог, принимаю клиентов. Кроме того, могу что-нибудь перепечатать на заказ – у меня дома стоит старенький компьютер.

Раньше я работала на государственному предприятии, и в целом работа меня устраивала, за исключением некоторых моментов. Ну во-первых, приходилось очень рано вставать – аж в восемь утра, потому что на работе нужно было быть ровно в девять. Но я научилась перехитрять всех – поняв, что можно не завтракать и не умываться, я вставала в половине девятого, быстро одевалась и мчалась на остановку. В итоге на работу приходила ну… почти без опозданий.

Во-вторых, что ни говори, а нужно было приводить себя хоть в какой-то божеский вид. Ладно, без макияжа можно было и обойтись, но от одевания никуда не денешься. Не пойдешь же на работу в любимом старом халатике, протершемся до дыр? К тому же и над волосами приходилось потрудиться.

В-третьих, нужно было отсиживать там «от звонка до звонка».

В общем, эти моменты меня сильно напрягали. А вот мою сестру Полину не устраивало совсем другое. Ну, был в моей работе такой недостаток – за нее очень мало платили, а главное, редко.

Полине надоело смотреть, как я хожу на работу из чистого энтузиазма, и она очень плотно на меня насела. Я сперва испугалась, потому что сложно же вот так решиться на столь кардинальный шаг! Все-таки это была постоянная работа…

Но, посидев полгода без денег, я поддалась на уговоры Полины и до недавнего времени не жалела об этом. С клиентами был относительный порядок, Кирилл, бывший муж, исправно платил алименты на двух наших детей, да и Полина периодически подкидывала сотню-другую, так что жилось мне неплохо.

Но с недавних пор меня что-то начала преследовать полоса неудач. Не знаю даже, почему так получилось? Во всяком случае, моей вины тут нет никакой.

Началось с того, что мои сумасшедшие дети, Артур с Лизонькой, без моего разрешения, когда я всего лишь на минуточку выскочила в магазин за бутылкой лекарства… То есть… Ну в общем, неважно, зачем, стащили с моего стола перепечатанные работы, которые мне заказали клиенты.

Конечно, играли они в них, не заботясь о сохранении внешнего вида – никак не пойму, в кого мои дети такие неаккуратные! Короче, когда я вернулась, то с ужасом увидела, что листы безбожно измяты. Ахнув, я стала собирать их одной рукой, при этом схватившись за сердце другой и крича на детей, что они скоро доведут меня до инфаркта.

Собрать-то я их собрала, но в каком виде… Почти все листы оказались измятыми. Клиенты должны были прийти через час.

Моля бога о том, чтобы их что-нибудь задержало в пути и желательно на неделю, я схватила утюг и лихорадочно принялась листы разглаживать. Это плохо мне удавалось, и я решила смочить их водой.

Но от перенесенного потрясения я была во взвинченном состоянии и плеснула воды слишком много. Листы сморщились еще сильнее, пропитавшись влагой насквозь.

Тогда, все еще лелея надежду спасти их, я кинулась на балкон и разложила испорченные дважды листы на полу, чтобы их обдуло ветерком.

Сама я еле дошла до кухни, чтобы принять лекарства. Вермут оказался очень даже ничего, и я постепенно уже начала успокаиваться, решив, что ничего страшного, в сущности, не произошло. Вот сейчас листки подсохнут, я их аккуратненько разглажу, отдам клиентам, получу деньги… И все будет хорошо, все хорошо, все хо-ро-шо…

Так я думала, покачиваясь на стуле, пока в открытую форточку не ворвался порыв ветра. От неожиданности я слишком сильно качнулась на стуле, он перевернулся, и я, ломая ногти о крышку стола, за которую инстинктивно ухватилась, полетела на пол, теряя очки.