Ангел в камуфляже

– И что же, – брови Наташи поползли вверх, – все?

Андрей выпустил дым уголком губ, развел руками.

– Ну-у! – разочарованно протянула Наташа. – Белиберда какая-то!

– Ты тоже так думаешь? – улыбчиво глянул на меня Андрей.

Я ответила лениво, расслабленно:

– Думаю, что продолжение существует.

Он глянул на меня пристальней, удивленный моей проницательностью.

– Ты нам его расскажешь?

– Не сейчас, нет! – И, видя протестующее движение Натальи, воскликнул: – Не к ночи такие продолжения рассказывать!

Наташа, с криком:

– А ты что об этом думаешь! – обеими руками шлепнула по коленям придремавшего Бориса, и он вскинулся в шутливом перепуге.

– Думаю! – ответил возмущенно. – Я всегда что-нибудь думаю! Или о чем-нибудь.

– Ты что, не слушал? – спросила она укоризненно. – Андрей такую сказку рассказал!

– Я все его сказки наизусть знаю! А эту, – Борис обвел нас глазами, – и понимать нечего! Живым жизни бояться надо, а не смерти, вот и вся мораль! Скажи, да, Андрюх!

– Не совсем, – качнул тот головой. – Но скорее да, чем нет.

– Без продолжения, – я потянулась дремотно, – слишком мрачно! А когда что-то слишком, то почти всегда неправильно.

Чуть было не сказала вслух, но сдержалась, только подумала: жизнь, мол, прекрасна и удивительна!

Андрей не возражал.

– А пойдем-ка мы с тобой, Танечка, – Наталья поднялась на ноги, – в то озерко, перед сном с телес песочек смыть. А мужики пусть здесь водными процедурами займутся. Если хотят, конечно.

Отойдя от костра, мы постояли в темноте, давая время глазам привыкнуть, и медленно двинулись в глубь острова, жалея вслух, что ничего не надели на ноги. Чудом каким-то или чуткостью мужчины откликнулись на нашу беду.

– Наташка! – ясно донесся голос Бориса. – Тапочки забыли, вернись, а то посшибаете пальцы!

– Пойдем? – нерешительно вопросила она. – Вернемся?

– Пути не будет.

– Ну, как хочешь! – Она уже все решила. – Присядь, подожди меня, я мигом.

Она повернула вспять и быстро скрылась в темноте за кустами. Очень скоро оттуда раздался вскрик и слабый стон. Споткнулась. Вернется теперь не скоро.

Я с прежней осторожностью двинулась дальше и вскоре вышла к озеру, из которого, как из волшебной дыры в земле, светили звезды.

Стоило отойти от костра, как ощутилось знобкое ночное дуновение с реки, чудное после дневной жары. Здесь же, среди деревьев, было на удивление тихо.

Не желая мочить, я скрутила волосы в тугой узел, заколола их на темени. Избавилась от купальника и, положив его на белое полотенце, чтобы потом не искать в темноте, шагнула в воду, к колыхнувшимся звездам. Вода оказалась теплее воздуха, и, господи, как это было приятно! Я, еле шевелясь, плыла в невесомости и доплыла уже до самой середины, как услышала сзади всплеск.

– Наташа?

Обернулась, уже осознав свою ошибку. Не она, слишком быстро для нее! И не наши! Наши ко мне, к голой, в воду не полезут!

– Кто?

Я выругала себя за испуг. В воде мне драться еще не приходилось, но на земле я за себя постоять могу, и это многим известно. Всего лишь мужик. Вот его голова воду раздвигает. Приготовились!

Вышло – приготовились, но плохо. Не доплывая до меня метров пяти, – я уже вдох его услышала, длинный такой, – он нырнул и пропал из вида.

«Если это шутка, то – идиотская!» – подумала, кожей живота ощущая свою уязвимость.

И тут меня со страшной силой рвануло под воду, будто он к своей заднице пудовый камень подвесил, прежде чем за меня ухватиться! Я чуть было не принялась биться, как рыба, насаженная жабрами на кукан. Мгновение паники могло бы дорогого мне стоить, потому что воздуха, от неожиданности, я запасти смогла немного, но одумалась – не смерть еще, хоть и около. Расслабилась, погружаясь, и, оценив положение его тела относительно моего, согнулась и двинула локтем туда, где должно быть его лицо. Попала в мягкое, освободилась и рванулась наверх. На поверхности – какие там звезды, чушь! – переводя на ходу дух, замолотила руками и ногами, спеша к берегу. Мне бы только на землю, а там я буду бить тебя ногой по гениталиям! Как есть, голая, и буду бить! И если не положу, буду преследовать по всем здешним кустам!

Снизу, из-под воды, меня коснулись его руки, теперь почти ласково, но очень настойчиво. На грабли я наступила дважды, как и в первый раз не приготовившись к нападению из глубины. Это что, Ихтиандр, что ли? Под нажимом его рук я против воли приняла вертикальное положение, ударила сверху вниз обоими кулаками его появившуюся возле голову, но без успеха, потому что он буквально насадил меня животом на свое выпяченное колено. Классно! Дыхание перехватило, тело скрючилось, но – вода все-таки, все не так сильно.

Я расслабляла сведенные судорогой мышцы, а он буксировал меня на середину, обхватив рукой поперек груди. Давал мне драгоценное время. Через десяток секунд я уже дышала, вентилируя легкие и обеспечивая себе преимущество – он-то трудился и вовсю жег кислород. И вот мы погрузились, и опять мгновенно, так что уши заложило. Он оказался у меня на спине, обхватил ногами, заломил руку, больно! И через пару секунд сгинул, как и не было его.

Нет его больше – это плюс. Но всплыть я не могу – это минус. Грудь уже чувствует приближение удушливого спазма. На руке петля – широкая, мягкая веревка – и наручник, прицепленный к какой-то проволоке на дне.

Шпилька!

Я вытащила ее свободной рукой из узла волос на темени, держа крепко, чтобы не обронить ненароком, вставила в прорезное ребро наручника, туда, где защелка, и, взмолившись всем святым, бывшим и будущим, с силой толкнула дальше и почувствовала, что свободна. Грудь ходила ходуном от недостатка воздуха, но я всплыла, не позволив себе и единого движения. Начни барахтаться – не вытерпишь, разлепишь губы и захлебнешься.

На поверхности я выпустила воздух из широко раскрытого рта, стараясь производить как можно меньше шума, потому что подвергнуться новому нападению мне уже не улыбалось. Ногой по гениталиям я побью кого-нибудь в другой раз.

В дело! Мой убийца как раз вылезал из воды, шумно и, похоже, устало. Я бы на его месте обязательно обернулась назад и поэтому, когда всплески затихли, заставила себя погрузиться ненадолго, хотя все мое естество решительно восставало против этого.

Полежав на спине, я немного отдохнула и потихоньку направилась к берегу, туда, где полотенце. А добравшись, без сил шлепнулась на него задом, ткнула нос в колени. Почувствовала, как мелкой дрожью затряслись плечи, и ничего не смогла с ними поделать. Что-то уж больно изощренно меня на этот раз убивали!

– Татьяна! – Мужской голос неподалеку.

Все! Пусть делают что хотят, хоть на елку насаживают, сил моих больше нет!

– Тань!

Нет, сколько все-таки вреда от мужиков на белом свете!

– Где ты?

– Здесь я, Боря! – ответила и поразилась собственному чириканью.

Через минуту он был рядом. Присел на корточки, убрал волосы с моего лица.

– Что с тобой?

– Судорога прихватила, еле выплыла! Нахлебалась до тошноты!

Его присутствие заставило меня взять себя в руки, и вранье получилось вполне естественным.

– А мы слышим, вроде по кустам кто ломится мимо нас. Дай, думаю, схожу, узнаю. Давай я понесу тебя?

– Отвернись, бесстыдник!

Он, возмущенно хрюкнув, поднялся, отошел к воде.

– А Наташка ногу расшибла об корень. Вот вам, предупреждал я!

Я оделась и, обмотав полотенцем схваченную петлей руку со свисающим с нее наручником, окликнула его, и мы пошли к палатке, переступая в темноте через корни, уже не казавшиеся мне настолько опасными.

Одна из всех, я провела ночь в спальном мешке, выкинув из него, правда, теплую подстежку. Объяснила эту свою странность тем, что плохо переношу разного рода антикомариные снадобья отечественного и импортного производства и предпочитаю защиту тонкой, но плотной плащевки. Я прела, завернутая в нее, и все еще тряслась внутренней дрожью, хотя уже несравненно меньше, чем у озера на полотенце. Пораженная случившимся, отпустила нервы, а анализ оставила на потом.

Мужчины долго не ложились, сидели у костерка и тихо беседовали о своем, потягивая коньячок из хрустальных стопочек.

Я сознавала необходимость отдыха, но дремала вполглаза. Интуиция подсказывала мне, что это всего лишь антракт. Да и наручник, от которого я, вытянув петлю, оказавшуюся удавкой, с трудом освободилась, мешался под боком.

Уже за полночь опять затрещали кусты поблизости. Мужчины вскочили. Андрей даже шагнул было в темноту, но быстро вернулся.

– Собака, может? – донеслось до меня обрывком.

– Пусть собака! – и странный, неуместный смешок.

А через некоторое время, когда я снова поплыла в забытье, взревел в отдалении лодочный мотор и, снизив обороты, удалился вместе со звуком.

– Неудачно как съездили! – шептались мужчины, укладываясь. – Одна ушиблась, другая чуть не утопла! Беда!

И скоро кто-то из них мирно, совсем по-домашнему похрапывал. Наталья сопела мне в ухо, и, заразившись этим единодушием, интуиция моя наконец дала отбой, тревога пошла на попятный, и я заснула глубоко и приятно, без сновидений.

Глава 2

Так и спала бы, наверное, вдосталь, если бы не наручник, воткнувшийся, вражина, мне в ребра под самое утро.

Серенький ранний свет проникал в палатку снаружи, и с самозабвенным вдохновением гудели комары.

Поспала я недолго, но чувствовала себя вполне отдохнувшей и бодрой, а раз так, то нечего было разлеживаться, тем более что дело у меня было, и было оно чересчур увлекательным, чтобы оставлять его на потом.

Стараясь производить как можно меньше шума, я выбралась из мешка. Обрызгавшись аэрозолью и став недоступной для кровососов, я натянула спортивные штаны и штормовку, заботливо приготовленную кем-то из мужчин для желающих, и подсела к костру, еще живому под слоем серого пепла. Разгребла, бросила в него сухих веточек. Свежим дымком потянуло. Кофейку бы сварил кто! Ставить пришлось самой.

Наручник. Обычный. Старое, надежное устройство. Когда браслеты на обеих руках и между ними – коротко, освободиться без посторонней помощи невозможно. Воронение потерлось. Поработал на своем веку, потаскали его в карманах и за ремнями. А вместо второго – петля из широкой, довольно толстой и мягкой ленты. Синтетика какая-то. Удавкой складывается просто. Складывается и надевается на руку. Теперь потянем. Все! Петля плотно облегла запястье, чуть сморщив кожу на месте пульса. Сухую, возле костерка на бревнышке сидя, я ее распустила быстро. Под водой, в темноте, борясь с удушьем и страхом, вообще не поняла, что это такое, и предпочла расковырять наручник.

Под водой жертва биться будет недолго. Хлебнет как следует и потеряет сознание. Петля не успеет растереть кожу, не оставит следов. Именно в этом ее предназначение. А зачем понадобились такие сложности? Для маскировки убийства под несчастный случай. Элементарно! Тело будут искать. Тело должны найти – наши все знали, куда и зачем я отправилась. Значит, тело должно быть подготовлено для поисков, откреплено от дна и освобождено от петли с наручником, иначе нет смысла в этой ленте.

Ночью еще раз трещали ветки – Ихтиандр ходил снимать меня с кукана. И вскоре после этого лодка соседей взревела и ушла. Поторопились скрыться, не обнаружив меня на дне. Хороши соседи!

Закипела вода в кружке. Я выдернула ее из углей, подцепив ногтями за ободок, всыпала кофе, двойную норму, – так мне сейчас было надо, – перелила в бокал, угнездилась на прежнем месте.

Диверсант, оттачивающий на отдыхе искусство убивать? Это шутка. Ихтиандр стал готовиться после того, как выяснил, что мы с Наташей купаемся только в озере. Проволока на дне. Ее там заякорить надо или место найти и заметить так, чтобы в темноте, с дрыгающейся жертвой в руках отыскать безошибочно.

Да, но при чем здесь я? Я совершенно случайно и неожиданно попала на этот праздник. По идее, меня здесь не должно быть. Одна Наталья. Ее и поджидали, на нее и охотились наши соседи. Бедняжечка! А увидев вторую женщину, ударили наугад? Чтобы замах не пропал? Сомневаюсь! Судя по плану и подготовке, работали люди умные и умелые. Такие не выстрелят только оттого, что курок взведен.

Поставив на траву бокал с недопитым кофе, я поднялась и пошла по мокрому песочку к соседскому лагерю.

Вода, тронутая легкой рябью, ломала отражение камышовых зарослей на той стороне протоки. Деревья тихо шелестели листьями. Ветерок сдувал комаров в глубь острова. Легко дышалось.

Я не отдавала себе отчета в том, что мне там надо, и вопроса такого себе не задавала. Хотелось посмотреть на место, где совсем недавно трамбовал задом песок человек, едва не лишивший меня жизни.

А Наташе, попадись она ему в руки, пришлось бы тонуть! У меня же сработал опыт поведения в подобных переделках, хоть ситуация была и нетипичной.

Их кострище было еще горячим.

В кармане штормовки я обнаружила мятую пачку хороших сигарет, прикурила от уголька и медленно двинулась вокруг костра, внимательно глядя под ноги. Обошла всю площадку, от воды до деревьев, но не обнаружила ничего. Даже окурочек, валяющийся здесь, был моим собственным. Аккуратность этих людей меня поразила, и тем более невероятным показалось предположение, что жертву им пришлось выбирать наугад.

У палатки, на фоне совсем уже заалевшего неба, стоял Борис, с недоумением разглядывая убийственное приспособление, забытое мной возле бревнышка. Повернул голову на звук моих шагов и двинулся навстречу, хлопая петлей по ноге.

– Что это, Таня?

– Смотри!

Я захлестнула петлю на его руке, защелкнула наручник за толстую ветку. Он проследил за всем, приоткрыв рот, а потом, распустив петлю, с трудом освободился.

– Откуда это? И зачем?

Я рассказала ему коротко, зачем и откуда. Он выслушал молча и недоверчиво. Сомнения его пропали, когда я продемонстрировала шпильку для волос в качестве ключа к наручнику.

– Что ты об этом думаешь? – спросил осторожно.

– Я думаю? Как я могу думать, если до сих пор опомниться не могу!

Он нахмурился, посмотрел строго и осуждающе.

– Мне непонятна твоя веселость! Не вовремя она!

Он мне мораль читать собирается, надо же!

– Я думаю, Борис, что все это очень серьезно.

Он помолчал, пожевал губу и, взяв меня за руку, повел к катеру, до половины вытащенному на берег и заботливо укрытому легким тентом. Покопавшись под ним, достал солидных размеров сотовый аппарат и, настраивая его, задумчиво сообщил:

– Шадов Владимир Степанович – отец Наташи – обязательно должен узнать обо всем в первую очередь. Очень может быть, что происшедшее его близко касается. И не только как отца.

Тут уже я не сразу осознала, что у меня приоткрыт рот. Борис меня заинтересовал, по крайней мере до того времени, пока я сама себе не скажу, что это чужие дела, меня не касающиеся.

С Шадовым он поговорил быстро, буквально в двух словах, из которых я поняла, что покушения на Наталью они ждали, но, одновременно, не верили в его возможность.

– Приезжай сюда, и побыстрее! – Владимир Степанович так это гаркнул, что даже мне удалось разобрать. – Разговаривать будем здесь!

Борис, складывая телефон, посмотрел на меня, как мальчишка, которого отчитали.

– Надо ехать!

– Конечно! – согласилась я. – Какой уж тут отдых!

Мы постояли с ним у воды еще немного, молча выкурили по сигарете. Он думал о своем, нелегком, а я любовалась восходом солнца над камышами и тем, какие небывалые цветовые оттенки накладывает это действо на все окружающее.

– Я прошу, – он покачал головой, – Наташе пока не говори ничего. Не будем крутить ей нервы, ладно? Вот с тестем – обсудим… И Андрею тоже. Он к этому вообще отношения не имеет.

Я забрала у Бориса петлю с наручником, отошла в сторонку и, размахнувшись, с силой швырнула связку вверх и вперед. Долетев почти до середины протоки, она плюхнулась, сгинув навсегда.

– Это ваши дела, Боря, – проговорила тихо, подойдя к нему почти вплотную, – меня они коснулись вот так, по-странному, но я их касаться не собираюсь. Поэтому – все сам: говори кому и что хочешь или никому ничего не говори.

Он пожал мое предплечье в знак благодарности и пошел будить остальных.

* * *

Андрей высадил нас на тех же гранитных ступенях, с которых принял на борт ночь и вечер тому назад. Борис отпихнул катер ногой, и тот, постепенно набирая обороты, пошел прочь. Мне было муторно смотреть ему вслед. Две взаимоисключающие мысли затеяли внутри меня настоящую борьбу, причем сочувствовала я обеим сразу.

«Зачем я вообще поехала с ними!» – и —«Наташка, бедная, если б не я, какая б ты была к этому времени!»

Почти с пустыми руками мы поднялись по ступеням наверх, на набережную. По городским меркам – раннее утро, бывшее для меня ранним еще несколько часов назад.

Борис, отправившись за машиной на недалекую стоянку, оставил нас в сквере возле Стрелецкого собора. Наталья была довольна его уходом.

– Иногда он такой зануда! – поделилась причиной. – Особенно когда не в настроении, как сейчас!

Я деликатно и немногословно посочувствовала ей:

– Что-то случилось.

– У них всегда что-то происходит! – махнула она рукой – ладно, мол! – Андрейка тоже ничего не понял, – и рассмеялась, вспомнив, наверное, как Борис поднимал на удивление крепко спящего брата. Потеряв надежду привести его в чувство уговорами и тычками, от которых тот отмахивался и зажимал уши ладонями, взял за ноги и выволок Андрея из палатки, лицом по траве.

– Он всегда так крепко спит?

– В последнее время, по крайней мере. Объясняет, что после зоны отоспаться никак не может.

– После зоны?

– Опять я лишнее сболтнула! – Наталья, сгорбившись, отвернулась от меня. – Борьке не говори, жевать будет. Ладно?

– Сама не проговорись! – Я почти смеюсь. – Выкладывай все, мне интересно, и не спрашивай почему!

– А почему все же? – Она смотрит на меня святыми глазами, и я действительно не могу сдержать смех.

– Понравился он мне! Этого достаточно?

– Да? – радостно удивляется она. – Тогда другое дело! Слушай! Он прекрасный человек, хоть и сидел. Да и сидел-то не по гадству какому, а за неуплату налогов. Три года оттянул-оттоптал – так у них говорят? Зимой освободился, к нам приехал, со мной познакомился. Он мне сразу понравился! Борька приревновал даже сначала, но потом одумался.

– Подожди! – перебила я ее. – Почему приехал? Он что, нездешний?

– Тоже мне, детектив! – воскликнула она радостно. – Я тебе это еще вчера в машине сказала! Забыла? Он российский прибалт. Из тех краев, но чисто русский, не сомневайся! Держал там фирму по строительству, неплохо зарабатывал. Но, ты знаешь, как бывает, не дал кому надо на лапу, впаяли ему сокрытие доходов – и на три года с конфискацией! Хорошо, фирму успел на Бориса перевести, а то не знаю, что с ней могло бы быть.

– А сейчас как же?

Я быстро теряла интерес к теме, но еще спрашивала, сомневаясь, стоит ли продолжать.

– А сейчас он в своей бывшей фирме директор. А владельцем так Борис и остался. Видишь ли, – продолжила она, увидев мои поднявшиеся брови, – за три года дело очень изменилось, расширилось. Борис столько в него вложил! Так что Андрей и не настаивал на передаче ему всех прав. Но не исключено, что это еще произойдет когда-нибудь. Это с их слов.

– А ты неплохо осведомлена о делах мужа, – похвалила я и, было видно, доставила ей удовольствие.

– Еще бы! – задрала она нос. – Я сейчас хоть и Синицына, но по отчеству так и осталась Владимировной! И мозги у меня – шадовские! Это и Борис подтвердит, только спроси!

За чугунной решеткой ограды остановилась непонятная иномарочка, коротко и мелодично прозвучал сигнал.

– Пошли? – спросила я ее.

– Да, это он! – согласилась она, поднимаясь.

Машина легко и солидно пролетела по полупустым в это время улицам до моего дома.

Родная мне бежевая «девятка» смущенно глядела из глубины двора на свою хозяйку, покидающую шикарный салон не без помощи владельца прибалтийской строительной фирмы.

Борис проводил меня до подъезда, придержал за руку.

– Я еще раз переговорил с отцом Наташи, – сообщил, глядя уставшими глазами. – И у меня к тебе большая просьба. Если не грозит это тебе большими потерями, пожалуйста, побудь сегодня дома до полудня. До двенадцати тридцати, не более. Я отвожу сейчас жену домой и еду к Шадову. Очень может быть, что мы захотим поспрашивать тебя насчет деталей, что помнишь, конечно. И моральный ущерб тебе компенсировать надо, хотя бы деньгами. Не обижайся только, ладно?

– Заинтересовали! – улыбнулась ему. – Ладно!

Чем он проще будет думать обо мне, тем лучше.

– Тогда позвоним тебе, хорошо?

Он кивнул дружески и пошел к машине.

* * *

Квартира встретила меня духотой вчерашнего дня, застоявшейся и скучной, как плесень в банке прошлогоднего варенья.

Я распахнула окна в комнатах и на кухне, и остатки ночной прохлады легкими сквознячками загуляли по квартире, приятно лаская кожу.

Душ, завтрак, легкая разминка – и ночных впечатлений как не бывало. Мстительность – не моя черта, и искать покусившегося на меня я не собиралась. Не болела душой и за Наталью. Муж и отец, а, возможно, еще и Андрей – она со всех сторон окружена сильными и серьезными мужчинами, способными решать свои собственные проблемы и проблемы по защите своих женщин.

А компенсация – дело стоящее. Люди солидные. Не парой же сотен собираются они компенсировать мой испуг! А отказаться от денег – это надо либо иметь причину, либо не иметь головы.

Приготовив легкий, но строгий наряд, я сочла себя готовой к любому официозу и взяла с книжной полки замшевый мешочек с гадальными костями. Сейчас момент для них подходящий.

Три двенадцатигранника легли вверх цифрами 17, 10 и 29. Значит так: 10+17+29, так правильно. Формулировку я, пожалуй, помню.

«Однозначно отвергая пришедшееся вам не по душе, но предложенное жизнью со всей определенностью, вы перекладываете это на плечи других людей, возможно, менее вас подготовленных для решения такой задачи. За их тяготы спросится с вас! Будьте готовы!»

Предостережение от неправильных действий. Каждый-де должен нести свой крест и не грузить попутчиков своей тяжестью. Вот теперь я поеду к Шадову не только за обещанными деньгами, но и с желанием помочь чем смогу. А предыдущее мое настроение будем считать приступом эгоизма, к счастью, быстро прошедшим.

Я собрала кости в ладонь. Спасибо! Ссыпала их в мешочек, затянула шнурок, бросила его в сумочку. Пусть при мне будут.

Что значит сделано все ко времени – только управилась, телефонный звонок. Незнакомый голос.

– Татьяна Александровна? – не спросил, а поздоровался со мной моим же именем и, не нуждаясь в ответе, продолжил некто, уверенный во всем: – Вас пригласили сегодня на встречу с Владимиром Степановичем Шадовым. Машина у подъезда.

И отключился. Однако!

Что бы там ни было, а заставлять этих людей ждать не следует. Пока, по крайней мере.

Быстро оделась, прихватила в сумку к замшевому мешочку коробочку сотового телефона и вскоре легкой бабочкой выпорхнула на улицу, к черной «Волге» с тонированными стеклами. Дверь на заднее сиденье распахнулась передо мной сама. Уже занеся ногу, глянула поверх дверцы на свою «девяточку». Она, скромница, потупила свои ясны фароньки…

* * *

Кабинет Владимира Степановича оказался под стать его машине, а он сам в кожаном вращающемся кресле с высокой гнутой спинкой был на своем месте, по-иному не скажешь. Владимир Степанович в своем кабинете должен производить впечатление на подчиненных достаточно сильное, для того чтобы у тех само собой происходило отключение управляющих систем и дальнейшее функционирование происходило бы на автопилоте.

Я стояла в дверях, разглядывая его, а он смотрел на меня тяжело, исподлобья, сжимая руками толстые и мягкие подлокотники.

– Проходите! – дождалась наконец-то.

Прошла и села без позволения, нагло взяв стул от стенки и утвердив его напротив хозяина, через стол. Вежливо откашлялась в кулачок.

– Борис сказал, что вы сотрудник частного сыскного агентства?

– Он ошибся. Я частный сыщик, работающий на свой страх и риск.

– Иванова, – он отвел наконец взгляд, – Иванова. По-моему, я что-то такое слышал!

У меня язык чесался сообщить ему, что о Шадове я не слышала ничего. Пришлось сдержаться.

– Вы давно знакомы с Наташей?

– Мы учились с ней в одном институте.

Он наклонил голову.

– И не виделись тоже давно?

– После института практически не встречались. Какое это имеет значение?

– Что?

Как быстро краснеют его уши!

– Зачем вы пригласили меня? Чтобы подвергнуть допросу, подозревая в покушении на вашу дочь? Кажется, прошлой ночью роли распределились по-иному!

Вот он уже и дар речи потерял. Не привык Владимир Степанович, чтобы в его присутствии говорили, а не отвечали на вопросы. По логике, за этим должен последовать взрыв административного возмущения. Лишь бы не лопнул. И плевала я на его деньги!