Полная версия
Битва на дне
– Да-а, – согласился Павлов, – сюрреализм некий просматривается: рандеву в собственных территориальных водах! У меня, друзья, есть только одно объяснение: затевается что-то настолько секретное, что даже в Печенеге никто не должен знать об «Арктуре». Поэтому нам нельзя заходить на базу. Перестраховывается начальство. И текст радиограммы такой невнятный по той же причине. Своего рода военная хитрость.
– Очень похоже на то, – поморщился Василий Капитонович. – Так и придется болтаться рядышком с Печенегой, как... известно, что в проруби болтается! Кого или чего мы должны там дожидаться, как мыслишь, Полундра?
– Наверняка рандеву. Каким-нибудь хитрым способом забросят к нам на борт представителя штаба флота, он и внесет ясность, объяснит нам, серым, что к чему.
Старпом иронически хмыкнул:
– Быть слишком уж хитрым неразумно: всегда существует опасность перехитрить самого себя.
...На траверз Печенеги вышли за два часа форсированного хода, но выяснилось, что торопиться не стоило: море было пустынно, никто их не ждал. Значит, придется ждать самим. «Арктур» лег в дрейф, лениво подрабатывая «самым малым», чтобы удерживаться в точке с указанными координатами. Потянулись часы томительного ожидания неизвестно чего.
Жемчужно-серое сияние полярного полдня постепенно стало перетекать в матовые светло-лиловые сумерки, которые здесь, в высоких широтах, не могут в это время года сгуститься до настоящей темноты.
Через четыре часа после прихода «Арктура» в точку рандеву со стороны близкого, но на таком расстоянии невидимого берега, со стороны Печенеги послышалось тонкое, похожее на комариное, жужжание. На небольшой высоте курсом прямо на «Арктур» подлетал «Ми-14-т», на летном жаргоне – «мошка». Маленький изящный вертолетик с опознавательными знаками ВВС Северного флота. Такие машины никогда не несли вооружения, поднимали не более тонны полезного груза, но зато отличались изумительной верткостью, маневренностью и приличной скоростью. По своему назначению это была типично штабная модель. Забавно, что аналогичная машина у американцев и называется похоже – «москит».
Лопасти несущего винта малютки сливались в туманный диск, весело отсверкивающий в лучах низкого заполярного солнца. Вертолетик заложил вираж и завис точно над палубой гидрографического судна, метрах в пяти.
Пилотирует «мошку» один человек, и еще четырех вертолетик может взять пассажирами. Но на этот раз пассажир был только один. Из распахнутой дверцы кабины выпала короткая веревочная лестница, по которой на палубу «Арктура» начал довольно ловко спускаться мужчина в камуфляжке без знаков различия. Воздушный поток, отбрасываемый вертолетным винтом, трепал его светлые волосы. Секунду повисев на последней перекладине, он ловко спрыгнул вниз, на палубу, как раз между встречающими «дорогого гостя» капитаном и Полундрой. Убедившись, что пассажир прибыл к месту назначения целым и невредимым, пилот «мошки» втянул лесенку и, уйдя резко вверх, положил машину на обратный курс. Все произошло очень быстро: с момента появления вертолета до того, как крохотная точка растаяла где-то у горизонта, не прошло и десяти минут. Да, какими бы тайными соображениями ни руководствовалось командование, устраивая столь нетривиальное рандеву, исполнение было образцовым. Представлялось крайне маловероятным, чтобы кто-то мог засечь столь краткий контакт гидрографического судна и вертолета. А значит, и то, что экипаж «Арктура» увеличился на одного человека, останется известно лишь тому, кто этого человека послал, да пилоту штабной «мошки».
– Подполковник Тиняков, – кратко представился прибывший. – Вы капитан этого судна? Превосходно. Вот мои документы, вот – командировочное предписание. А в этом пакете – приказ штаба Северного флота. Оперативное руководство возложено на меня. Можете убедиться, что в приказе это отмечено особо. Времени у нас немного, поэтому вы, капитан, вы, старпом, и старший лейтенант Павлов – это вы, не так ли? – пройдите в ходовую рубку. Сейчас мы вчетвером проведем небольшое оперативное совещание, на котором я разъясню вам сущность поставленной задачи.
...Слушали Тинякова внимательно, не перебивая. Говорил он недолго, не более четверти часа, короткими, точными фразами.
– Таким образом, – закончил подполковник, – наша цель: обнаружить затонувший спутник, изъять бортовой компьютер и несколько печатных схем блока управления. Если это окажется невозможным, то уничтожить его со всей начинкой. Но ни в коем случае не допустить, чтобы спутник попал в чужие руки. Объясняю, чтобы не было недоговоренностей: по заложенной в бортовой компьютер программе – а защиту они взломают рано или поздно! – американцы без труда догадаются о предназначении этой аппаратуры. Мало того, они смогут это предметно доказать кому угодно. И тогда мы поимеем грандиозный скандал, ибо в рамках официальной военной политики и новой оборонной доктрины Россия за Штатами не следит. Что до плат, которые хорошо бы вытащить, то при их производстве использовались новейшие технологии, которых у натовцев пока нет. А теперь я хотел бы выслушать ваши конкретные предложения, как, по вашему мнению, нам возможно быстрее и эффективнее решить поставленную задачу.
– Прежде чем конкретные предложения высказывать, – осторожно заметил Полундра, – неплохо бы более четко представить себе условия задачи. С какой точностью вы можете указать нам на карте место, где затонул спутник? Как вы говорите, круг радиусом в пятнадцать морских миль? Однако...
Павлов с минуту сосредоточенно молчал, затем переглянулся с капитаном «Арктура» Василием Капитоновичем Мезенцевым. Тот едва заметно кивнул, пожал плечами.
– Тогда против нас такая точная наука, как геометрия, – с сожалением в голосе сказал Полундра. – Площадь круга, знаете ли... Пи Эр квадрат. Это значит, что мне на «Нерпе» придется обшарить площадь порядка двух тысяч квадратных километров. Заметьте – под водой, на вполне приличных глубинах! Это даже не иголку в стоге сена искать. Это много хуже.
Старпом, сидящий рядом с капитаном, понимающе кивнул и добавил:
– То есть шансов у нас – хрен да маленько. И то только в том случае, если интересующий нас объект застрял в складках шельфа. А если он ушел на материковый склон или, спаси господь, еще глубже, то их нет вообще.
– Что за пораженческие настроения?! – возмутился Тиняков. – Вы офицеры или кто?! Шансов у них, видите ли, нет! Зато есть приказ Родины, который...
– Мы обязаны исполнить, – закончил фразу Полундра, причем тон его был весьма ироничным. – Только давайте обойдемся без политинформаций.
Бывает, что между людьми сразу вспыхивает безотчетная и необъяснимая никакими рациональными резонами симпатия. А бывает наоборот. Ничего тебе человек плохого сделать не успел, а уже глаза б на него не глядели. Прямо как у кошки с собакой! Тут был именно такой случай: подполковник Тиняков сразу и резко пришелся не по душе Сергею Павлову. Хотя, может быть, здесь сказалась застарелая неприязнь боевого моряка-спецназовца Полундры к деятелям из определенных контор. Сергей носил армейскую форму далеко не первый год, его опыта хватало, чтобы мгновенно понять, по какому ведомству служит подполковник. Да и для Мезенцева со старпомом это вряд ли оставалось загадкой...
– Вы лучше вот что скажите, – после недолгого молчания обратился к Тинякову Полундра, – янкесам уже известно об инциденте со спутником?
– Ну-у... Скорее всего – да. Хотя с полной уверенностью...
– Значит, известно. И я почти на сто процентов уверен, – грустно усмехнулся Павлов, – что они знают координаты точки падения с точностью до мили.
– С чего вы это взяли?! – с наигранным возмущением вскинулся Тиняков. – Опять пораженчество какое-то! Что, хотите сказать, западная техника лучше нашей?!
– Ага, – невозмутимо откликнулся Полундра. – Именно это и хочу сказать. Далеко не всегда она у натовцев лучше, вот хоть «Нерпу» взять, но в данном конкретном случае, увы... Я ведь про систему «Глобус-2» не хуже вас знаю! Да не делайте вы круглые глаза, что у меня, что у Василия Капитоновича со старпомом все нужные допуски имеются. Что, не ожидали? Это вас плохо информировали: мы про такое просто по долгу службы знать обязаны.
– Ну и что же вы все-таки предлагаете? – раздраженно спросил подполковник, обращаясь ко всем троим. – Заранее руки опустить? Или наоборот, поднять их вверх перед американцами?
– Зачем же вы так, подполковник, – мягко возразил капитан «Арктура». – Приказы не обсуждаются. Держим курс на Шпицберген. В район предполагаемого местонахождения нашей пропажи.
Потом, получасом позже, проводив Тинякова в отведенную ему каюту и дав вахтенному распоряжения о смене курса, капитан подошел к стоящему на баке Полундре:
– Да-а, Сергей... Преподнесло нам командование подарочек! А все же, как приказ выполнять будем?
– Честно? Только на везение надеюсь, на случай счастливый, – невесело отозвался Павлов. – Сколько раз он меня выручал! Да еще на интуицию свою. У меня, Капитоныч, под водой как будто шестое чувство какое включается. Словно верхнее чутье у охотничьей собаки, ей-богу! Лишь бы этот деятель не мешал ценными указаниями. Надеюсь, что и ты сверху нам с «Нерпой» поможешь. Оборудование на «Арктуре» очень неплохое: эхолотом пошарим, магнитометр опять же использовать можно... Походишь длинными галсами в районе поиска, может, и наткнешься, чем морской черт не шутит! Поднять-то не проблема, найти бы вот только.
– Походить-то я похожу, – кивнул Мезенцев, – но уж больно объект маленький! Нет, Полундра, не строй иллюзий – тут одна надежда на прямой подводный поиск. На тебя с «Нерпой», одним словом.
Полундра чуть покривил душой, не раскрыв перед капитаном «Арктура» всех своих соображений. У него мелькнула мысль, что задачу можно попытаться решить с другого конца, нестандартно. Не стоит искать утонувший спутник, пусть его американцы ищут, раз уж у них наверняка координаты точнее! Они же вцепятся в такую возможность, как репей в собачий хвост. Вот и прекрасно! Просто надо выйти на их поисковый отряд, что вполне посильно, и потом втихаря следить за ними. Учитывая возможности «Нерпы», тоже не ахти как сложно. Если не отыщут, значит, ушел спутник в абиссаль, и шут бы тогда с ним. Пусть лежит там до скончания времен или пока не проржавеет вконец. Можно потом для очистки совести пройтись по их следам, чтобы убедиться. А вот если найдут... Тут возможны всякие варианты, в том числе и силовые. Скорее всего, как раз силовые. Найти-то они найдут, а вот поднять и в потрохах вволю покопаться мы им фигушки дадим! При необходимости и обидеть не постесняемся.
Но эту идею он пока решил придержать про себя. Не лезть, что называется, поперед батьки в пекло.
6
Принято считать, что политика определяет экономику. Обычно дело именно так и обстоит. Но изредка случается и наоборот. Тогда на свет появляются весьма причудливые хозяйственные структуры, способные довести до острого психоза любого правоверного экономиста. Ярким примером такого экономического недоразумения мог служить российский государственный трест «Арктикоуголь», расположенный на побережье Западного Шпицбергена.
Сложенный третичными рифейскими известняками, Западный Шпицберген буквально прослоен насквозь мощными пластами высококачественного коксующегося угля. Обнаружили это почти сразу после повторного открытия архипелага капитаном Баренцем. А с середины восемнадцатого века стали этот уголь потихонечку добывать. Многие страны руку приложили, почти вся Северная Европа, да и британцы не отставали. Понятно, что добычу первое время вели хищнически, снимая сливки: разрабатывали лишь неглубокие пласты хорошей мощности и с малым углом падения, почти горизонтальные. К началу прошлого века все сливки благополучно слизнули, и хоть уголька в недрах этой холодной земли оставалось еще немало, добывать его стало не в пример тяжелее.
А теперь начинается политика. Парижский договор безоговорочно устанавливает суверенитет Норвегии над Шпицбергеном, но при этом позволяет остальным странам заниматься рыболовством в территориальных водах архипелага и дает возможность вести хозяйственную деятельность на его суше. Причем вести такую деятельность – единственная возможность сохранять стратегическое присутствие на архипелаге. А без такого присутствия никак нельзя, потому что Шпицберген буквально нависает над Северной Европой, и России позарез необходимо, по крайней мере, знать, что там, на островах архипелага, делается!
Вот и пришлось Советскому Союзу в тридцатых годах прошлого столетия купить у Норвегии несколько участков земли на побережье Западного Шпицбергена с тем, чтобы заложить там угольные шахты. Сейчас из трех этих шахт в рабочем состоянии оставалась лишь одна – «Баренцбург», «Пирамиду» к началу нашего века выработали до нуля, а «Грумант» законсервировали.
Со шпицбергенским угольком – впрямь отменного качества! – получилось в точном соответствии с поговоркой «За морем телушка – полушка, да рубль перевоз...» Сейчас, когда и в Центральной России шахты закрываются одна за другой, говорить о рентабельности добычи угля на архипелаге просто смешно. Удовольствие это весьма дорогое, и никакой экономической целесообразности в такой, с позволения сказать, хозяйственной деятельности днем с фонарем не сыщешь. Но стоит ее прекратить, как нас тут же со Шпицбергена попрут, а это крайне нежелательно. Приходится уголь все же добывать, хотя влетает это занятие нашей стране в немалую копеечку.
И это бы еще ладно! Беда в том, что запасы «Баренцбурга» истощены и через несколько лет добывать будет попросту нечего. Можно было бы расконсервировать «Грумант», но на это не хватает денег. Так что будущее российского поселка Баренцбург, где расположено управление треста «Арктуголь», вряд ли будет радужным. Дальнейшее российское присутствие на архипелаге вызывает серьезные сомнения...
Но то когда еще будет, а пока поселок на берегу Ис-фьорда если не процветает, то и не бедствует. Живут в нем около тысячи наших соотечественников, половина – шахтеры, другая – всякого рода обслуживающий их персонал, от управляющего трестом до дворника.
Все в поселке как у людей: административный корпус треста, автобаза с заправочной станцией, симпатичные щитовые коттеджики финского производства, гаражи, хозяйственные пристройки... Даже кафе с ласковым названием «Белочка» имеется. Классическая одноэтажная «стекляшка», как где-нибудь в Урюпинске. Местный культурно-развлекательный центр и форпост цивилизации.
Правда, некоторые несознательные жители Баренцбурга утверждают, что название свое сие заведение получило не в честь милого пушного зверька, а скорее по ассоциации с белой горячкой... Есть основания так считать, чего уж греха таить!
Можно с уверенностью предположить, что как только на Луне, Марсе, Венере или вообще в другой галактике появится поселок российских работяг, то одним из первых строений этого внеземного поселка станет бессмертная и неизменная «Белочка». И чтобы распивочно и навынос с открытия до закрытия!
От своих близняшек где-нибудь в Центральной России баренцбургская забегаловка выгодно отличалась тем, что всю провизию и напитки поставляли по контракту норвежцы. Так что хоть и воровал персонал «Белочки» от шеф-повара до посудомойщицы с истинно российским размахом, а все же ассортимент и качество были получше, чем на далекой родине. Как раз сегодня гордые потомки викингов из расположенного неподалеку городка Лонгйира завезли на двух пикапчиках очередную партию продуктов. И сейчас пятеро молодых норвежцев сидели тесной компанией за угловым столиком «Белочки», скромно отмечая удачную сделку.
Остальными посетителями закусочной были наши соотечественники, волею судеб оказавшиеся на далеком северном архипелаге. Чтобы не выбрать остатки баренцбургского угля слишком быстро, шахта работала в одну смену, которая давно закончилась: дело шло к позднему вечеру, хоть за стеклянными стенами кафе было совсем светло. Жаждущий расслабиться и пообщаться трудовой народ потихоньку заполнял единственный зал «Белочки».
За уставленным нехитрой закуской столиком, в том же уютном уголке, где расположились норвежцы, сидели двое мужчин – постарше и помоложе. Оба были уже на хорошем взводе и явно были настроены продолжить возлияние: в центре столика радовала глаз поллитровка очень приличной шведской водки. Не «Абсолют», конечно, но отечественной тошниловке сто очков вперед даст!
Тот, который постарше, худощавый жилистый мужичок лет пятидесяти, был маркшейдером шахты «Баренцбург» Андреем Павловичем Стеценко, а его собутыльник Витек, молодой крепыш совершенно есенинской внешности, работал на той же шахте проходчиком. Разговор за столиком уже некоторое время велся на слегка повышенных тонах. То есть это они со стороны Стеценко были повышенные, – Витек же отвечал своему старшему товарищу скорее с беззлобной иронией.
– Да я тебе точно говорю, своими глазами видел, вот как тебя, дурака, сейчас, – громким хрипловатым голосом втолковывал Стеценко, для убедительности азартно пристукивая по столику крупным костистым кулаком. – Как раз сутки тому назад! Я на берег вышел, к пирсу, прогуляться. Откуда вышел? Да вот отсюда, из «Белки». Закурил, значит, вдруг слышу – свист. Поднял глаза, а она летит! Или оно, дьявол его разберет. Хрень эта самая. Светится, зараза, аж глазам больно, прямо Тунгусский метеорит! Или это... НЛО! Точно как по ящику в какой-то передаче на прошлой неделе показывали. Я аж присел с перепугу.
– Э-э, Палыч, – махнул рукой Витек, – раз уж ты из «Белки» топал, так странно, что тебе заодно зелененькие человечки не примерещились. Из этой твоей летающей тарелки... Пить аккуратнее надо, а закусывать побольше, и никаких тогда Тунгусских метеоритов.
– Вот ведь чумурудина болотная! – Недоверие приятеля не на шутку зацепило маркшейдера. – Да я столько за свою жизнь выпил, что тебе, щенку, не переплыть! И никогда до горячки не допивался.
– Так ведь, Палыч, все когда-нибудь в первый раз случается, – философски заметил Витек, разливая водку по стопочкам. – Вон Генка Иконников с третьего забоя... Тоже все в порядке было, а месяц назад у него из холодильника апостолы Петр с Павлом вылезли. С целью набить Генкину морду. Так в Россию Генку и отправили, теперь, не иначе, в психушке отдыхает... Ты же всю неделю последнюю квасишь, вот тебе всякая хрень и мерещится. Да не злись ты, давай лучше прими на грудь еще маленько. Из запоя тоже умеючи выходить надо, не резко. Потихоньку, снижая нагрузку. Вчера ты, скажем, полтора флакона засосал, а сегодня одним ограничься. Завтра – грамм триста, а потом, – проходчик жизнерадостно засмеялся, – надо вовсе на кефир переходить! Тогда тебе никакие НЛО не страшны будут.
Перспектива перехода на кефир окончательно взбесила Стеценко. Он резко отодвинул стопку с водкой и сказал дрожащим от обиды голосом:
– Ну тебя в задницу, придурок малохольный! Не буду я с тобой пить. А мозги у меня пока что на месте, и своим глазам я верю! Была хрень, НЛО чертово. Я даже засек, куда она свалилась.
– Доставать полезешь? – добродушно хмыкнул Витек и, вдруг увидев кого-то только что вошедшего в забегаловку, заорал на весь зал: – Петро! Дуй сюда, к нам! Тут Палыч такие пули льет – закачаешься! Про инопланетян на тарелке, ха-ха-ха...
Такого Андрей Павлович выдержать уже не мог. Он вскочил со стула, чуть не опрокинув столик, и, не разбирая дороги, ринулся к выходу из кафе.
Свежий вечерний воздух ничуть не охладил обиду Стеценко, напротив, настроение вконец испортилось. Он достал из кармана мятую полупустую пачку «Кэмел», щелкнул зажигалкой... Погода была под стать душевному состоянию. Низкое серое небо давило свинцовой тяжестью, в лицо дул холодный ветер, отдававший запахом йода. И чужое все вокруг, нерусское.
...Андрей Павлович Стеценко заслуженно считался блестящим профессионалом. Маркшейдер – это подземный геодезист и картограф, специальность редкая и требующая врожденного таланта, такая не всякому дается. У Стеценко же было абсолютное чувство направления, буквально до долей румба, как бывает абсолютный музыкальный слух. Плюс к тому перед его мысленным взором по первому желанию возникала как бы размеченная до угловых секунд координатная сетка. С этим надо родиться, тут никакое обучение не поможет, если природа такими способностями не наделила.
А еще у него было очень приличное образование, полученное в Донецком горнорудном техникуме, и колоссальный опыт работы. В каких только уголках России не побывал Андрей Павлович! Донецк, Кузбасс, Кемерово, Норильск, Воркута, Канск, Экибастуз... Он первый картографировал карстовые пещеры Восточного Алтая, эта его работа до сих пор считалась образцовой, вошла в учебники горного дела.
И при всем том жизнь как-то не сложилась. Что тому виной? То ли злой рок, то ли непрактичность и отсутствие бульдожьей хватки, без которой в обновленной России приходится туго, то ли еще чего... Хоть пуще всего, конечно, национальная наша радость и беда: слишком горячая, на грани страсти неутолимой, любовь к выпивке.
Как бы то ни было, но к пятидесяти годам занесло Андрея Павловича на архипелаг Шпицберген, в трест «Арктуголь». Все бы ничего: денег хватало с избытком при его скромных потребностях, на работе уважали и ценили как уникального специалиста, молчаливо закрывая глаза на регулярные запои, но... Но неудержимо, до волчьего воя, тянуло домой, в Россию. Хотя, казалось бы, чему тянуть? Родители его давно померли, с женой Стеценко развелся больше десяти лет назад, обе взрослые дочери удачно повыскакивали замуж и об отце вряд ли вспоминали. Был он, по большому счету, один как перст, однако хотелось вот просто посидеть под яблонькой русской, в Ярославле, на родине побывать, пройтись берегом Волги...
Стеценко выбросил докуренный почти до фильтра бычок, грустно покачал начинающей седеть головой. Становилось зябко. Надо было решать, что делать дальше, как скоротать остаток вечера. Не стоять же на крыльце закусочной, как памятник собственному величию! Идти домой, сидеть там в одиночестве, смотреть идиотские мыльные оперы и еще более идиотские ток-шоу по опротивевшему ящику не хотелось до дрожи. Хотелось еще немного выпить, поговорить с кем-нибудь. Но в «Белочку» возвращаться к зубоскалу этому Витьке... Нет уж! Андрей Павлович снова чуть не засопел от обиды.
Но тут, отвлекая Стеценко от печальных мыслей о людской тупости и недоверчивости, кто-то легонько потрогал его за плечо. Андрей Павлович обернулся. Перед ним стоял один из норвежцев, привезших сегодня в «Белочку» продукты. Внешность у этого молодого парня была классическая: высокий, с прямыми соломенно-желтыми волосами и такого же цвета шкиперской бородкой, бледно-голубые глаза... Прямо словно из саги какой выскочил!
– Э-э, мистер... господин... то-ва-риссч... – обратился потомок викингов к Стеценко, – я ненамеренно имел услышать ваш говор с приятелем. Я очень заинтересованный услышать больше еще! Мне имя Олаф. Олаф Хендриксон из Лонгйира. Я хотел предлагать вам немного – как это – о! – де-ряб-нуть. Вы вдвоем быть со мной только. Я выслушивать вас внимательно хочу. Вы будете соглашаться?
По-русски молодой норвежец говорил с чудовищным акцентом, перевирая почти все ударения и головоломно строя фразу, но смысл его предложения до Андрея Павловича дошел.
– Вот, – горестно сплюнул он, обращаясь к самому себе, – свои русаки не верят ни хрена, а забугорники...
Затем поднял взгляд на улыбающегося Олафа Хендриксона, улыбнулся в ответ:
– Дерябнуть, говоришь? Это можно. Отчего ж не выпить да не поговорить с хорошим человеком? Ты, случаем, не шпион? Нет? Вот и славненько, тогда пошли в зал. Только угощаю я, так уж у нас, русских людей, принято.
После совместно усиженной поллитровки все языковые и прочие барьеры были окончательно сломлены.
– Это у меня вид такой дурацкий, – похлопывая по плечу вновь обретенную родственную душу, говорил Стеценко. – Ну и выпил сегодня чуток больше, чем нужно. С кем не бывает? А вообще-то голова у меня работает неплохо. Трудно поверить, правда? А ты вот поверь. В рассказ мой еще труднее поверить, но мамой покойной клянусь – ни слова не соврал! Видел я хрень летучую, вот прям как тебя сейчас вижу! И куда упала, тоже видел!
– Что есть «хрень»? – поинтересовался Олаф.
– Н-ну... Фиговина эта самая, которая вчера с неба на моих глазах звезданулась, – Стеценко, чуть не свалив уже почти опустевшую бутылку, сделал размашистый жест, долженствующий изображать низвержение «хрени» с небес в пучину волн морских. – Я ж без понятия, что это такое было. Может, и впрямь тарелка марсианская. А может, еще чего.
Хендриксона подобное объяснение вполне устроило. Его куда больше интересовал вопрос: сможет ли его русский друг указать на карте, куда именно свалилась загадочная «фи-го-ви-на»?
– Я же тебе сразу и толком объяснил, – с гордостью в голосе ответил норвежцу Стеценко, – я маркшейдер! И без хвастовства скажу: не из последних. Ты у кого хочешь в поселке спроси, про меня здесь каждая собака знает! – Он помолчал и с гордостью добавил: – И не только собака. И не только здесь... Да я любое расстояние и направление нутром чую, даже там, под землей! А уж когда своими глазами вижу, так и речи нет! И карта любая мне как родная. Ты мне только карту дай, вот хоть двухверстку обычную, нашего Баренцбурга и участка побережья Ис-фьорда, я тебе место в точности укажу, можешь не сомневаться!