Повесть о настоящем пацане

Игла исчезла, а вместо нее по полу и стенам запрыгал кроваво-красное световое пятнышко.

– Что это? – растерянно пробормотал ошеломленный Дуболомов, еще наблюдая одним глазом гаснущую алую вспышку.

– Это же лазерный брелок! Я о таком мечтал всю свою жизнь! Помню, как только они появились в продаже, я сказал жене: «Жена…»

– У тебя есть жена?

– Была…

– А где ты эту штуку взял?

– Я на нее прямо упал, когда с окна прыгал.

– Значит, она ничья, если нашел. Это хорошо. Это даже отлично. Мы-то с тобой фонарями не запаслись.

– А почему?

– Нам их не выдали. Машину выдали, патроны выдали, план выдали, а фонарей не давали. Я думал, что мы с тобой войдем и нам здесь свет включат.

– Какой же свет, если тут уже все закрыто?

– Ну, я не знаю. Я так подумал.

– А где тот, кто нам должен был отпереть?

– Я не знаю. Где-то здесь, видимо.

– И что – мы его должны дождаться?

– Ничего об этом не слышал. Возможно, его и не должно было быть.

– Тогда, что дальше?

– Дальше – действуем по плану. Свети сюда. Ага, нужно двигаться в северо-восточном направлении – там вход в коридор. Давай компас.

– У меня подсветка не работает.

– И как мы теперь определим направление? Ты что, не мог, на дело идучи, поменять батарейку?

– Я на складе спрашивал, мне там ничего не дали.

– Ладно. Будем ориентироваться по звездам.

Дуболомов влез на табурет и высунул голову в окно, стараясь не пораниться о выступающие разбитые стекла. Он покрутил головой туда-сюда, косясь на небо, и снова влез обратно.

– Северо-запад там, – объявил он, вытянув руку в сторону прямо противоположную окну.

– Не знаю, где серевро-запад, но тут снова какая-то дверь, – раздался с той стороны голос Костика. – И, кажется, она открыта.

Дуболомов, зажмурив в темноте глаза и вытянув вперед руки, пошел в заданном направлении, осторожно нащупывая ногами пол.

Они вышли в коридор, который заканчивался с одной стороны еще одной дверью, из-под которой была видна полоска тусклого голубого света.

– Нам туда, – переходя на благоговейный шепот проговорил Дуболомов, сверившись по схеме.

– А что там? – так же испуганно зашептал Костик, стараясь успевать за напарником и как всегда не успевая.

– А там – выставочный зал, а в выставочном зале – то, за чем на послали.

– И мы возьмем – и пойдем?

– Так сказал босс, – отозвался Дуболомов, хватаясь за ручку двери.

– Стой! А вдруг она под током?

Рука Дуболомова замерла на полдороги, а сам он в ужасе уставился на Костика.

– А ты почем знаешь?

– Так всегда бывает, – пожал плечами Костик, с укоризной глядя на напарника. – ты разве не знаешь.

– И что же теперь делать?

– Ну, я не знаю. Сначала проверить, что ли…

– А как?

– Ну, кинь на нее какую-нибудь железку. Если заискрит – значит, под напряжением.

– А монеткой можно?

– Ну, монетка тоже из металла – попробуй.

Покидали монеткой – вроде, не искрит.

– По-моему, ты просто гонишь. Нету тут никакого электричества. В конце концов, нас об этом никто не предупреждал.

И это не банк и не особняк какой-нибудь, а обыкновенный краеведческий музей…

Дуболомов решительно взялся за ручку двери и распахнул ее настежь, собираясь шагнуть внутрь.

– Стой! А вдруг там лазеры?

– Какие еще лазеры? – недовольно пробурчал Дуболомов.

– Я никаких лазеров не вижу.

– Так они наверняка невидимые! Их можно только по дыму разузнать. Я завидел, так обычно всяческие ценные экспонаты от грабителей защищают. Ставят экспонат под стеклянный колпак, а комнату лазерами просвечивают. Если ты в луч попадешь, то тревога сработает, и тебе крышка.

– По-моему, ты опять что-то выдумываешь. Босс ничего не говорил о лазерах. В плане этого нет.

– Так в плане уже многого не было. И человека, который нас должен был проводить – тоже не было. Он нам должен был дверь открыть, а потом лазеры выключить. А теперь его нет и нам пришлось лезть в окно и лазеры – включенные.

– И что теперь? – озадаченно спросил Дуболомов.

– Надо здесь надымить, чтобы лучи высветились. А потом пробраться, чтобы не задеть. Для этого нужно кого-то из нас с потолка спустить на подтяжках.

Потрясенный Дуболомов с уважением посмотрел на своего невзрачного спутника и спросил:

– Ты кем раньше работал?

– Билетером в видеосалоне, – невозмутимо ответил тот.

– Какая теперь разница? Давай лучше придумывать, что дальше делать.

– Не знаю. Я уже начинаю сомневаться. А твои лучи могут пол просвечивать?

– Наверное, могут. А может и нет. Может эта какая-нибудь несовершенная конструкция, и до пола они не достают. Да, я почти уверен в этом.

– Тогда ползем по-пластунски – авось пронесет.

– Ползем.

Наемники опустились на пол и, терпеливо сопя поползли по направлению к середине зала, освещенной только светом фонаря с улицы.

Доползая до центрального постамента, они перевели дух и Дуболомов сказал:

– Знаешь, мне кажется тут нет лазера.

– Я не уверен, но вполне возможно, что нет.

– Тогда почему мы лежим?

– Тогда давай вставать, – согласился Костик и первый подал пример, медленно и трусливо поднявшись на карачки, потом так же не спеша присев на корточки.

– Кажется, все спокойно, – не вполне уверенно проговорил он.

Дуболомов молча встал и выпрямился во весь рост, чувствуя себя снова одураченным этим странным товарищем.

– Идем, – мрачно сказал он. – Нужно взять экспонат и уходить – мы и так слишком долго провозились.

– Идем, – согласился Костик, отряхивая вытянувшиеся на коленях штаны.

Они прошли к интересовавшему их стеллажу и, подсвечивая себе лазером, стали читать надписи на экспонатах.

– Здесь, – увидев нужную, остановился Дуболомов.

– Что – здесь? – поинтересовался Костик.

– То, что у нас просили, лежит здесь. Вот написано: «Фамильная печать Богородьевых. Ручная работа, восемнадцатый век…»

– Что написано – вижу. А что нам надо – нет.

Дуболомов проследил взглядом за лучом лазера и спросил:

– Я что-то не понял. Эта надпись к чему-то относится или она здесь просто так?

– Вот и я у тебя спрашиваю. Я тут кроме пустой витрины ничего не вижу.

– Черт, как же так? Оно же должно было быть здесь…

– Может быть ты что-то перепутал?

– На, сам посмотри.

– Я ничего не вижу – темно же. А, спасибо, что догадался включить свет.

– Но я не включал свет…

– Но он загорелся.

– Значит, это сделал кто-то другой.

Друзья не успели закончить свои коллективные логические построения: дверь в противоположном конце зала открылась и в нее влетело несколько милиционеров. Они держались обоими руками за пистолетами, вращали глазами и истошно кричали:

– Стой! Руки вверх!

Напарники переглянулись и медленно выполнили приказ.

* * *

Попал он крепко – это явствовало из того, что ему совершенно не было понятно происхождение ключей, болтавшихся у него на пальце. Если принять во внимание, что при этом ему было совершенно не ясно, как его зовут и кто он такой, а вокруг не было никого, кто бы это ему напомнил, то было очевидно – придется справляться с этим самому. В голове очень сильно гудело, и это так же мешало соображать.

– Нужно рассуждать логически, – произнес он наконец вслух и даже не заподозрил, насколько это для него нехарактерно. – Если есть ключи – значит, есть что-то, что ими открывается. Скорее всего, это – мои ключи и открывается ими моя комната, мой портфель или что там еще. Таким образом, у меня есть портфель и есть комната. Нужно их срочно найти.

Он подскочил на ноги и, превознемогая тошноту, слез с кучи кирпичей вниз. Здесь вся его решимость и понимание ситуации моментально улетучилась. Насколько можно было судить, никаких признаков его комнаты и его портфеля (или чего там?) поблизости не наблюдалось. По близости наблюдалась только одна из городских свалок и дымящаяся труба.

– Дым – значит огонь, – снова рассуждал он гудящим от непривычного напряжения мозгом. – Огонь – значит люди. Я – человек, мое место среди людей.

Он уверенно зашагал в сторону свалки, перевесив на всякий случай ключи на длинную цепочку на шее. Приблизившись к свалке, он действительно увидел людей, которые, по его смутным подозрениям, прямо здесь и жили, а потому вполне гармонировали с местным пейзажем. Во всяком случае, не контрастировали с его ароматом. Люди были заняты глубокомысленными и непонятными ему манипуляциями с мусором.

– Скажите, – заговорил он с ближайшим из них. – А вы меня, случайно, не знаете?

– Чего?

– Вы со мной случаем не знакомы? Мы не встречались раньше?

Человек остановился и некоторое время с нескрываемым интересом разглядывал пришельца с головы до ног. Сам парень проследил за взглядом человека и убедился, что его собственный облик ничем особенным не отличается от облика туземца: та же рваная одежда и строительная пыль толстым слоем. Потерявший память Валентин сразу же понял, что он явно принадлежал каким-тот образом к этому обществу.

– Ты с соседней барахолки, что ли? Той, где стройматериалы? – подтвердил эти подозрения человек, кладя что-то в рот и смачно жуя. – Тама же всех перебили надысь серпуховские.

– Ну, всех перебили, а я вот, видимо, остался, – сокрушенно признался Валентин, в душе которого шевелились какие-то смутные воспоминания, которые почему-то никак не состыковывались с зародившейся версией. Но воспоминания становились все более мутными и вообще исчезли, а стоящий перед ним и смердящий мужик – остался.

– Только я ничего не помню, – признался Валентин. – И как зовут, и откуда я взялся. Головой ударился. Вот, – он наклонился и продемонстрировал мужику длинную рану с запекшейся уже по краям кровью.

– Арматура, как пить дать, – авторитетно констатировал мужик, рассмотрев рану и потрогав ее грязным пальцем. – Поди, серпуховские и настучали по тыкве. Ну ты ниче, не дрейфь. Ты теперь не пропадешь, К себе на свалку не ходи – там все одно никого нет. Понимаю – бизнес бросать не хочется – все ж прибыль с твоих битых кирпичей какая-никакая. Но уж извини – теперя брат будешь жить по-простому, как мы все.

Бормоча подобным образом вещи, Валентину совершенно непонятные, мужик вел его по направлению к горевшему невдалеке костерку, у которого, при ближайшем рассмотрении, скопилась тесная компания шумных и грязных сородичей этого аборигена.

– Здорово, братки, – сказал он, вступая в круг света.

– Я тут строительного привел. Всех перебили, а он уцелел.

Только башка проломленная и не помнит ничего.

– А может, ты гонишь, Палыч? Че-то он на местного не похож – обноски у него больно новые.

– Молчи, Соска! Будто ты дело знаешь. Строительные всегда одевались хорошо, у них калым – сечешь? Я теперь парня к себе в урюки возьму. Попробуй кто обидь – глаз на жопу натяну.

Со всех сторон раздался гул – сперва одобрительный, а потом и встревоженный.

– Садись, братан, – растолкал Валику место его «протеже». – Щас мы поедим и баиньки.

– Как я буду есть, если я даже не знаю, как меня и звать?

– И не скажи! Без имени как и нет тебя. Только ты его сам вспоминай – у тебя погоняла, поди, была, А погонялу как придумают – хрен угадаешь.

– Да не – у меня нормальное имя было. Человеческое.

– Тогда давай я тебя буду разными именами называть, а ты прислушивайся к своим чувствам – зацепит или нет. Погнали?

– Ну, давай попробуем, – согласился Валентин, который не знал даже, что он – Валентин.

– Санек?

– Вроде нет.

– Диман?

– Тоже не подходит.

– Игорян?

– Не то.

– Ну, тогда Витек.

– Не, не Витек.

Сидящий рядом бомж поднялся и, покрутив у виска пальцем, отправился восвояси.

* * *

Ждать пришлось долго – Марина почему-то не шла и не шла. Женя начинала нервничать и ругаться, а за окном между тем стемнело.

– У, кошелка, – пробормотала Евгения, заводя мотор.

– Ну, и шатайся теперь пешком. А я, пожалуй, пока перекушу.

Она решительно газанула и помчалась к ближайшей закусочной, вспоминая, что у нее во рту кроме утреннего гамбургера и не было ничего. Притормозив на светофоре – уж очень сильное было поперечное движение, Жени прибавила громкость у радио и стала в зеркало заднего вида разглядывать водителя следующей за ней автомашины. Она совсем было собиралась удивиться, узнав сидевшего за рулем человека, но тут услышала, как в ее собственном автомобиле хлопнула дверца. Жени резко повернулась и уперлась лбом прямо в холодное дуло пистолета. Вслед за этим раздался мелодичный мужской голос, который мягко, но настойчиво заявил:

– А теперь – по газам и не дергайся, а то башку снесу. Если есть оружие, советую отдать сразу, а то потом придется отстрелить его прямо с твоей рукой, ясно?

Жени медленно перевела взгляд на дорогу, не успев разглядеть владельца пистолета и пленительного голоса, но медлить было нельзя – сзади во всю сигналили.

– Куда ехать? – хриплым от волнения голосом спросила Женя, судорожно вцепляясь в руль.

– Прямо, – лаконично ответил голос и немедленно запахло сигарой.

Женино сердце забилось, как сумасшедшее: вот оно, началось!

«Я – заложница! Я – заложница!» – радостно прыгало в ее голове.

Жени врубила радио погромче и яростно нажала на газ, рванувшись с места, словно за ней гнались волки.

ГЛАВА 7. В ЧЬЕМ-ТО ЧУЖОМ УМЕ

– Значит так. Ключей мы не нашли. В комнате был кто-то до нас – я его в окно видел, пока он падал. Но куда он упал я не видел, а когда мы вниз прибежали, там никого не было.

– То есть, вы снова провалили дело?

– Но шеф, я же вам объясняю – мы не причем. Этот тип, он, наверное, был контрразведчик.

– С чего вы взяли?

– Ну, у них всегда такая техника, шеф.

– В общем так. Мне не важно, кто был этот малый, который унес ключи. Мне так же не важно, где вы его найдете и найдете ли вообще. Мне важен результат, а результат должен быть следующий: ключи и тот идиот, который их украл, должны быть здесь в течение недели, а каким образом вы это сделаете – меня это не волнует.

– Что ж тут неясного, ясно.

– Можете идти.

– Да, Папа.

– Идиоты.

* * *

Добежав до Тверской, Давыдович прошмыгнул в подъезд, расшаркавшись с неприятного вида дежурным, и зашагал по крутым лестницам на пятый этаж – лифтов он боялся. Возле массивной дубовой двери он чуть помедлил, а потом вдавил кнопку звонка и подождал, пока полонез Агинского доиграл до конца.

Открылась дверь не сразу, но сразу – широко. Мелькнула униформа горничной и Давыдович, немея от зависти, прошел через анфиладу заставленных коллекционной мебелью комнат в кабинет хозяина. Оттуда раздавались возбужденные голоса и, уже вплотную приблизившись, Давыдович расслышал:

– Нет, нет и нет, я вам говорю! Я не могу, я слишком занят!

Антиквар замер на месте в нерешительности, подозревая, что хозяин квартиры – его бывший однокашник Зайцев – не только занят, но и зол. Потом Давыдович припомнил, сколькими метрами этой благоустроенной квартиры и сколькими тоннами доброкачественных шедевров ему обязан Зайцев, и в нем проснулась национальная гордость. Он шмыгнул своим выдающимся носом и решительно вошел в кабинет.

В кабинете было необыкновенно накурено. Было удивительно, что весь этот дым произведен двумя вполне приличными на вид мужчинами, один из которых навис над столом, а второй удобно расположился в кресле.

– А, Миша! – воскликнул нависающий над столом. – Сколько лет, сколько зим! Проходи-проходи, ты как раз кстати. Разрешите представить вам, Александр Александрович, моего старинного друга и выдающегося специалиста в области истории материальной культуры…

Сидящий в кресле лениво приподнялся и, пытливо посмотрев на нос Давыдовича, протянул ему руку:

– Вилков, – коротко представился он. – Я, наверное, чего-то не понимаю, но, видимо, наши с вами, Олег Валерьевич, переговоры, лучше отложить на более подходящий момент… – А вот я так не думаю, – сухо сообщил свое мнение что-то уж очень разнервничавшийся Зайцев. – Я думаю, ваше предложение мы можем переадресовать моему коллеге и бывшему однокашнику, который с неменьшим успехом справится с этим заданием.

– Вы находите? – поднял свои брови Вилков и стал еще более заинтересованно рассматривать нос антиквара, который стоял и молчал, понимая, что он снова встрял.

Давыдович никак не мог придумать предлог вывести Зайцева из комнаты и объяснить ему свое дело, а еще меньше ему представлялось теперь, под каким предлогом теперь можно уйти.

– Дело в том, – тараторил Зайцев, который и раньше-то умом и сообразительностью не отличался, а теперь – так что-то особенно, – что вот этот вот господин, с которым мы встречались до сей поры не очень часто, а теперь, пожалуй, вообще прекратим эту позорную практику, предлагает мне одно дело, которое меня, как специалиста высокого класса и эксперта с мировым именем не очень интересует, а тебе, Михаил, было бы совсем не дурно этим заняться. Опять же бизнес свой расширишь.

Зайцев посмотрел на Давыдовича, который уже стал розоветь от досады, но по-прежнему упорно молчал, проклиная этот день и все дни вообще.

– Суть дела в следующем, – начал медленно и весомо Вилков. – Существует некий господин, который во что бы то ни стало хочет заделаться заправским дворянином. На то у него есть деньги, а потому зачем ему это надо – вопрос излишний. Этому господину кровь из носу нужно достать соответствующие документы, а проще говоря – их подделать. Но подделывать документы обычными способами в этом случае не совсем уместно: сами понимаете – старина. Есть на белом свете нужные люди, только живут они все в такой глуши, что и на джипе не проедешь. Вы сами понимаете, что мой клиент – человек деловой, а потому не может позволить себе длительный отпуск в разгар трудовых будней. К тому же, мне кажется, общение со всяческими старцами и монахами-схимниками сподручнее человеку хоть каким-то образом знакомым с родной культурой. Мой клиент – человек прозападный, и все эти иконки-самовары только в магазине на Арбате видел. Вот мы и решили нанять человека, который бы съездил в командировочку и уладил это дело без всяческих проблем. Платим хорошо.

– А я тут причем? – наконец прорвало уже пропотевшего от нетерпения Давыдовича. – Я просто к другу зашел. Мне машина нужна. У меня – личные проблемы.

– Мишенька, котик, – вдруг запричитал Зайцев. – Твои личные проблемы разрешаться сами собой. Вот этот господин тебе их обещает исправить, правда?

Вилков подумал секунду и кивнул.

– А ты поможешь ему. И мне, разумеется. Соглашайся, а?

Давыдович с ненавистью посмотрел на ноющего Зайцева, с отвращением вспомнив, как в студенческие годы тот всеми правдами и неправдами отмазывался от полевых работ на раскопках и понял, почему ему так не хочется ехать. Потом антиквар вспомнил про труп в своем шкафу и подумал, что нет ничего лучше, чем сбросить эту проблему кому-нибудь на плечи. В крайнем случае, тело можно положить в багажник и выкинуть по дороге – ехать видимо предстояло далеко.

– Ладно, – неохотно сказал он. – Сколько платите, куда ехать, с кем общаться?

Вилков с готовностью выложил перед ним несколько тугих бумажных пачек и сказал:

– Это – задаток.

Уже через полчаса они ехали по направлению к авиационным кассам и мило беседовали.

– А какие у вас, Михаил, проблемы?

– Да, как вам сказать, – Давыдович покосился на невозмутимого Вилкова и с минуту поколебался – доверять ему или нет. А вдруг он после вытащит удостоверение работника ФСБ? Знает он такие штуки!

Потом антиквару, карманы которого были тяжелы от долларов, вдруг стало все равно, и он сказал:

– У меня труп в шкафу.

На это Вилков деловито спросил:

– Какой труп? В каком шкафу? Телефон, адрес?… Да езжай ты, коза пуховая! Напокупают права, а ездят, как по подиуму ходят! Фигли ты оглядываешься, езжай!

Застрявшая впереди перламутровая «Тойота» вдруг взревела двигателем и рванулась прочь.

* * *

Имя ему так и не выбрали. Собрались большой толпой и перебрали всех своих знакомых. Даже припомнили какого-то Висаулия – ничего не помогало. В конце концов все обессилено замолчали, и только Егорыч все чесал затылок и припоминал имя какого-то идиота из сериала.

– Ну, брат, будешь у нас тогда безымянным пока. Перекрещивать человека – не дело. Ежели не вспомнишь, будем тебя по отчеству звать, хоть и салажонок еще, – заявил Валин провожатый. – Есть у тя отчество, малец?

– Не помню.

– Это ничего. Будешь тогда Батькович. А теперь – спать, завтра в город поедем.

– В город? Это зачем? – оживился Валентин, который чувствовал, что в городе с его головой будет полегче.

– За надом! Не суй свой нос, куда не следует.

– И я поеду?

– Нет. Ты будешь здесь в бой-скаутов играть.

– Как это?

– А очень просто. Игра называется «береги природу, мать твою».

– А правила какие?

– Правил никаких, а смысл простой: сортировка мусора по шести основным видам. Показываю в последний раз: берется мусор и сортируется на стеклянный, деревянный, пластиковый, съедобный, бумажный и ни на что не похожий. Все складывается по отдельны пакетам и отмывается в реке до зеркального блеска…

– А проще нельзя? Я не запомню.

– Проще – можно. Вариант два: сортировка мусора по двум видам – на съедобный и несъедобный. Съедобный собираешь, несъедобный выбрасываешь. Ясно?

– А где мы спать будем?

– Где стоишь, там и спишь – вот главное правило ночевки в нашем кемпинге! – Палыч отвернулся и захрапел.

Безымянный теперь Валентин посмотрел на угли догорающего костра и тоже улегся. А когда проснулся, никого уже не было вокруг и только вдалеке маячили фигуры вышедших на промысел товарищей. Валентин глубоко вздохнул и принялся за работу, недоумевая, почему же ему, прожившему всю свою жизнь на свалке, до сей поры так хочется блевать?

* * *

Доживя до тринадцатой своей реинкарнации в теле восемнадцатилетнего оболтуса, он вдруг понял, что время снова стало течь медленно и однонаправленно. Течением времени унесло последние яркие видения и стало видно…

Кстати, ничего не стало видно.

«Я ослеп», – такова была первая мысль, возникшая в его голове в этом трипе. Трип был скучноватый: было тесно, темно и ничего ровным счетом не происходило.

– Ну же, – произнес он нетерпеливо, пытаясь понять, в чем тут прикол.

– А прикол в том, что это все в стихах, – ответил он сам себе и сам над собой рассмеялся.

– А что, если меня не глючит, а правда умер? – спросил он себя же, припоминая, что такая возможность существует. – Так вот какая бывает смерть.

Он ощупал себя рукой.

– Я совершенно не изменился, разве что хвост отпал. Он на секунду засомневался, что воспоминание о хвосте – реальное. Решив, что сейчас об этом думать бесполезно, он продолжал исследование.

– Ну точно, я в гробу, – от этой мысли стало весело. – Ха-ха, меня закопали живьем!

Поугорав над комичностью ситуации, он стал выть, гудеть и орать, стараясь произвести по возможности большее впечатление на возможных посетителей кладбища. Потом мысли снова просветлели и по коже побежали мурашки:

– А как же я обратно? Эй! Люди!

Он поднял урки и стал с силой колотить в крышку. Крышка от его ударов вдруг подпрыгнула и пропустила внутрь немного света. «Похороненный заживо», вне себя от радости, начал пыхтеть, ворочаться и напрягать свои атрофированные мускулы, пытаясь отодвинуть эту несносную тяжелую крышку. Как только это удалось, он выпрыгнул наружу и огляделся.

– Ну, я же говорю – меня все еще прет, объявил он полутемной комнате, заставленной какими-то многочисленными предметами. – Только что был под землей – теперь…

Он оглянулся, пытаясь выяснить, где же он теперь. Было ясно, что сумерки, было ясно, что тесно, но больше – ничего ясного не было. По стенам медленно проплывали какие-то светящиеся тени и раздавались какие-то тихие голоса.

– А может, я правда умер? – растерянно спросил себя «мертвец» и стал пробираться сквозь завалы.

Немедленно посыпалась посуда, загромыхали какие-то большие предметы и запахло столетней пылью.

– Наверное я эта… египетская… Как ее там? Ну, худая в бинтах… А это, наверное, эта… в которой заживо хоронят этих…

Озадаченный собственной филологической беспомощностью, он присел на какую-то мраморную плиту и призадумался. Стоило это только сделать, как из всех углов полезли хохочущие рожи, а пол под ногами стал дымиться. В конце концов, ему это надоело и он сказал вслух:

– Заткнитесь! Не видите – я думаю?

Галлюцинации понуро разбрелись по своим углам, а Лелик тяжко вздохнул и понял, что он ничего так и не понял. В конечном счете было решено что-то делать, в частности – выбираться отсюда подобру-поздорову.

Только эта мысль пришла ему в голову, как откуда-то донесся тревожный стук.