Моя дорогая служанка

Пока мы вели беседу, незаметно пролетело время. Вот часы пробили три, и вскоре в дверь позвонили.

– Это Евгений! – Серафима Аркадьевна встала из-за стола и пошла открывать внуку.

Через минуту в дверях кухни возник молодой человек. Он был довольно высок и строен. Я так поняла, что статью он пошел в бабушку. Симпатичная мордашка и фирменные джинсы с ветровкой делали парня весьма привлекательным. «Наверное, девчонки-ровесницы просто тащатся от него», – подумала я.

– Татьяна, познакомьтесь: это – мой внук Евгений. Евгений, это – Татьяна, частный сыщик. Мама наняла ее, чтобы она помогла оправдать твоего папу.

Молодой человек прошел в кухню, присел за стол.

– Куда? А руки мыть? – возмутилась графиня.

– Бабушка, подожди, я еще ни разу не видел частного сыщика живьем, – сказал молодой красавец, довольно нахально рассматривая меня, – тем более такого симпатичного.

– Вот переоденешься, вымоешь руки, тогда сядешь с нами за стол и смотри сколько хочешь, – строго сказала графиня.

– Ладно, ладно, уже иду…

Молодой человек удалился, а Серафима Аркадьевна горестно вздохнула:

– Ну и молодежь пошла! Вот поколение моей дочери так себя не ведет со старшими, а эти!..

Когда Евгений снова предстал пред наши очи, он выглядел несколько иначе: на нем были линялые джинсы, обрезанные под бриджи, и растянутая домашняя футболка, а на ногах – тапки довольно большого размера. Он сел за стол, и бабушка поставила перед ним тарелку с супом и хлеб. Она предложила отобедать и мне, но я, поблагодарив, отказалась.

Я дождалась, пока молодой человек с аппетитом съест свой обед, и начала задавать вопросы и ему:

– Скажите, Евгений, вы, кажется, учитесь?

Я заметила удивленный взгляд Серафимы Аркадьевны. Конечно, ведь я уже задавала ей этот вопрос, но мне надо было как-то начать беседу с молодым человеком.

Он кивнул и попросил бабушку налить ему кофе.

– А второе разве не будешь? – удивилась она.

– Потом, попозже, – отмахнулся Евгений.

Графиня налила внуку кофе. Он принялся за него, внимательно посматривая на меня. Ладно, усмехнулась я про себя, пусть мальчик полюбуется на частного сыщика живьем, главное, потом выудить из него то, что мне надо.

– А на каком вы курсе? – снова спросила я. – Наверное, уже заканчиваете?

– Заканчиваю, – притворно-серьезно кивнул Удовиченко-младший и добавил немного погодя, – пока только третий курс.

– Да? – словно бы удивилась я. – А выглядите более зрело.

Я заметила, что мой комплимент пришелся молодому человеку по душе. Он даже гордо выпрямил спину.

– А вы, Татьяна, правда частный сыщик? – в свою очередь спросил он.

– Нет, понарошку. На самом деле я работаю дворником.

Он, оценив мой юмор, улыбнулся:

– А как вы собираетесь вытащить папу из КПЗ?

– Очень просто: соберу сведения обо всех людях и событиях, которые имели место быть в последнее время… Вот вы, например, Евгений, насколько мне известно, продолжали поддерживать отношения с Кариной после… ее ухода из вашего дома?

Улыбка молниеносно соскочила с лица молодого человека. Он посмотрел на меня недовольно, потом бросил мимолетный взгляд на бабушку, потом снова на меня.

– Спасибо, я поел, – сказал он, глядя мне в глаза, при этом обращаясь, как я поняла, к бабушке. – Я пошел к себе.

Он встал из-за стола, повернулся и быстро вышел из кухни. Графиня посмотрела на меня испуганно:

– Татьяна, зачем вы вот так… прямо в лоб?..

– Извините, Серафима Аркадьевна, – сказала я, тоже вставая, – так надо. Покажите мне, пожалуйста, его комнату.

Евгений лежал на тахте с наушниками на голове. Он посмотрел в мою сторону и отвернулся к окну. Я зашла в его комнату и закрыла за собой дверь, чтобы графиня не могла слышать наш разговор.

Молодой человек не повернул головы. Понятно, значит, разговаривать мы не хотим! Ну, что ж, придется прибегнуть, так сказать, к превентивным мерам. Я подошла к Евгению и сдернула с него наушники. Он посмотрел на меня не то испуганно, не то удивленно:

– Татьяна, а вы уверены, что имеете право так поступать? – вскрикнул он.

– Евгений, ваш папа, как вы сами сказали, сидит в КПЗ. Разве вы не хотите помочь ему выйти оттуда, причем побыстрее? – спросила я, опускаясь на стул около его тахты.

– А что я могу? Разве от меня что-то зависит?

– Я просто хочу поговорить с вами, а вы должны ответить на мои вопросы.

– Между прочим, в полиции меня уже допрашивали «под протокол», задавали мне всякие дурацкие вопросы. Теперь вы будете делать то же самое?

– Евгений, давайте для начала перейдем на «ты», – неожиданно для него предложила я.

Он посмотрел на меня удивленно. Наверное, я в его глазах выглядела довольно взрослой теткой, которой уже «под тридцатник», у которой муж, дети и все такое. Он помедлил минуту, потом пожал плечами и неохотно сказал:

– Ну, давай. Только это ничего не изменит.

– Конечно, не изменит, но так проще. Итак, скажи, пожалуйста, в каких отношениях ты был с Кариной, вашей бывшей домработницей?

Он посмотрел на меня недовольно. Разумеется, этот вопрос был ему неприятен.

– Ни в каких! – отрезал он наконец.

– Но ведь ты приходил иногда к ней… в гости?

– Ну, приходил! – вдруг взорвался он. – И что из этого? Мы… дружили.

– Да бога ради! Дружили и дружили… Нормально! Но мне нужно знать другое: в тот день, когда ее убили, ты ведь был там? Я имею в виду, на ее квартире?

Он помолчал, поглядел в окно, потом, наверное, решил, что я все равно от него не отстану, и потому тихо сказал:

– В тот день я там не был.

– Извини за банальный вопрос…

– На банальные вопросы я отвечать не буду, – отрезал Евгений недовольно.

– Ты ведь учишься в Академии права, – напомнила я ему, – и ты должен знать, что в таком деле важны любые детали. Я задаю тебе вопросы не из праздного любопытства, а потому, что мне просто необходимы сведения, которые помогут восстановить картину того дня. Всю, до мельчайших подробностей. Я хочу знать, кто был в тот день у Карины, чем эти люди занимались, почему кому-то – заметь, я не говорю: твоему отцу, я говорю кому-то – вдруг захотелось выстрелить в девушку? Евгений, помоги мне и своему папе. Ему ведь сейчас там очень несладко, поверь.

Я смотрела на молодого человека и ждала. Он молчал. Потом сказал нехотя:

– Я ничего не знаю. Я в тот день не был у нее, я же сказал!

– А накануне?

– Не помню, может, и был.

– А чем ты занимался в тот день? С кем проводил время?

– Вам что, алиби мое нужно?! – снова взорвался Евгений, забыв, что мы договорились перейти на «ты». – С друзьями я был, с институтскими друзьями, понятно?! Все! Больше ничего не скажу! Надоело! Менты… Пардон, полицейские лезли со своими дурацкими вопросами, теперь еще одна выискалась! Что вы вообще понимаете? Почему вы все ее осуждаете? «Шалава, дрянь, мерзавка…» Она нормальная была, ясно вам?! И ничего из дома не воровала!

– А ты откуда это знаешь? – тут же ухватилась я за последнее его высказывание. – Твоя мама и бабушка, например, считают иначе.

– Да они ее просто не знают!

– Но ведь и вещи, и деньги действительно пропадали у вас из дома?

– А кто сказал, что их брала Карина? Кто?! Да она честнее всех, между прочим! Она здесь вкалывала по десять часов, каждый день у плиты стояла, со шваброй по дому бегала, вылизывала тут все – полы, сантехнику, а мама, знаете, сколько ей платила? Копейки! Так нечестно. Потом еще и воровкой ее объявила…

– А кто же тогда брал украшения, как, по-твоему?

– Не знаю! Я что, караулил их? Да у мамы их столько… полная шкатулка! Три цепочки, десять колец, шесть пар сережек, браслеты там… не знаю сколько… Зачем одному человеку такое количество побрякушек, вот скажи мне!

– Евгений, а тебе не кажется, что человек вправе покупать себе столько вещей, сколько сочтет нужным. Твоя мама не украла эти кольца и цепочки, а купила на честно заработанные деньги. Ты согласен? Много их или мало – не нам с тобой судить.

– Да, а Карина тоже вкалывала не меньше мамы, но получала копейки и ничего не могла себе купить: ни колец, ни браслетов, – пылко сказал юноша.

– А твоя мама сказала мне, что, когда Карина уходила от вас, вещей у нее было намного больше, чем когда она приходила. Значит, и она заработала себе за это время кое-что.

Я выжидательно смотрела на молодого человека. Он молчал, и на лице его было написано недовольство.

– Так, значит, в тот день ты у нее не был, – подытожила я. – Хорошо, я это проверю…

– А ты еще и проверять будешь мои слова?

– А как же! А может, ты мне врешь? И если врешь, значит, тебе есть что скрывать, – многозначительно закончила я.

– Да проверяй!

– Обязательно проверю. Кстати, в какой группе ты учишься?

Он посмотрел на меня недовольно.

– В хорошей группе, – усмехнулся он.

– Ну, в хорошей так в хорошей, – спокойно согласилась я и встала: – Пора мне: дела…

Я вышла из комнаты и заглянула на кухню. Графиня сидела за столом, раскладывая пасьянс.

– Серафима Аркадьевна, я с вашим внуком поговорила, – сказала я, – и мне пора. Спасибо за кофе, думаю, мы с вами еще увидимся.

– Маргарита звонила только что. Сказала, что подъехать не может, будет только вечером, после восьми.

– Ну, вечером так вечером. Я ей позвоню.

Графиня пошла провожать меня в прихожую.

– Татьяна, а вы точно сможете помочь Виталию? – спросила она, наблюдая, как я обуваю кроссовки.

– Смогу, несмотря на то что некоторые не хотят посодействовать мне в этом. – Я многозначительно посмотрела на дверь комнаты ее внука.

– Что? Женя не хочет?.. О, боже! Как он может?! Я поговорю с внуком, – многообещающе сказала Серафима Аркадьевна, в чем я, в общем-то, и не сомневалась.

Я попрощалась с ней и вышла в подъезд. Теперь мне предстояло вернуться домой, все хорошенько обдумать и сделать первые выводы. СПА-салон, о котором я успела помечтать утром, накрылся, но тут уж ничего не попишешь: новое дело требовало жертв.

По дороге я специально старалась не думать о том, что узнала в первый день моего расследования. Я любила размышлять дома за чашечкой кофе, неторопливо, аккуратно раскладывая все по полочкам. А еще хорошо бы бросить кости, посмотреть, что из всего этого может выгореть. Все-таки освободить человека по «огнестрельной» статье было делом весьма непростым, и я несколько даже блефовала, говоря всем, что сделаю это на раз. Просто мне не хотелось упустить очередного клиента. Кто знает, когда еще появится следующий?

Неожиданно мне в голову пришла мысль снова наведаться к моему другу Мельникову. Когда я была у него утром, он сказал, что заключение патологоанатома ему еще не принесли. А сейчас почти вечер. Может, заключение уже у него?

Не сбавляя скорости, я одной рукой достала мобильник из сумки и включила набор номера Андрея.

Вскоре в трубке раздался его мужественный голос:

– Мельников слушает.

– Андрюш, это я… Ты там не очень занят?

– Очень.

– Тогда я подскачу ненадолго…

– Я же сказал: очень занят!

– Так потому я и ненадолго…

Я повернула машину на улицу, ведущую к зданию РОВД.

Он сидел в своем кабинете за столом, заваленном папками и бумагами. Я зашла, постучавшись, и увидела, что Мельников один и сосредоточенно читает какой-то документ. Я решила понапрасну не отнимать время у занятого человека и, сев напротив, сразу приступила к делу:

– Слушай, Андрюш, у меня к тебе один вопрос: что там с пистолетом? Его нашли?

Он посмотрел на меня сначала отрешенно, потом, как будто вспомнив что-то, кивнул:

– Ты об убитой домработнице… Вообще-то ты задала два вопроса, но, так и быть, я отвечу, я сегодня добрый. Нет, мать, пистолет мы не нашли. Убийца, очевидно, унес его с собой.

– А что говорит сам подозреваемый? Как у него насчет алиби?

– Ага, еще два вопроса. Ладно, так и быть, отвечу тебе и на них: никак. Нет у него никакого алиби, потому мы его и задержали. Где он был в момент преступления, не говорит. Хм, очевидно, не придумал еще для себя отмазку… Слушай, мать, а что ты все выспрашиваешь, а? Заехала второй раз за день…

– Андрей, мне нужны кое-какие сведения по этому делу.

– Зачем? – насторожился Мельников.

– Ты будешь смеяться, но я взялась за него.

– Ты хочешь сказать, что мадам Удовиченко наняла тебя? – Мой друг вскинул брови.

– Работа в полиции сделала тебя очень догадливым.

– А откуда ты узнала ее адрес? Как ты вообще смогла выйти на нее, я тебе никакой информации не давал.

– Представляешь, оказалось, что я с Удовиченко Виталием училась в одном классе, – сказала я с самым невинным видом и похлопала для убедительности ресницами.

– Да? – еще выше вскинул брови мой друг. – Может, и за одной партой сидела?

– Сидела. В пятом классе. Честное слово! Веришь?

– Конечно, верю! Я вот тоже с Путиным в один детский садик ходил. Помню, мы с ним даже с горки вместе катались…

– Вот видишь, как нам обоим повезло: еще в детстве мы завели такие полезные знакомства!

– Да, мать, тебе-то можно хохмить: на тебе одновременно пять-шесть дел не висит.

– А на тебе висит?

– Только что шестое подкинули, – вздохнул Мельников, кивнув на стол.

– Что-то серьезное?

– Да как тебе сказать?.. И да, и нет. Какие-то два наркоши грабят женщин на улице поздно вечером. Бьют по голове, отнимают сумочки, украшения, снимают что-нибудь дорогое из одежды. Зимой, например, меховые шапки снимали. Года полтора уже хулиганят ребятишки, а мы все никак на них выйти не можем. Пока они еще никого не убили, так ведь это пока…

– Ну, так чего лучше! Давай я тебе помогу раскрыть это дело – с застреленной домработницей. И тебе подмога, и мне хорошо – заработаю…

– Да я что, против? Только ведь ты будешь мне мешать, я тебя знаю!

– Я?! Мешать?! Никогда! Вот смотри: сейчас получу нужные мне сведения и тут же испарюсь!

Он вздохнул и почесал за ухом:

– Ну, говори, что еще тебя интересует.

– Скажи, почему ты считаешь, что алиби у Удовиченко нет?

– Потому что его нет! Когда мы этого банкира в первый раз спросили, где он был в тот день, он ответил, что на квартире, которую снимал для этой стрекозы, он не был вообще, весь день, мол, провел в кругу семьи. А когда мы это опровергли с помощью бабушки-соседки, которая опознала этого субчика, тот стал изворачиваться, говорить, что ничего не помнит… Короче, память он тут же потерял и до сих пор не может толком сказать, где был в момент убийства.

– А может, он был в таком месте, что ему и сознаться стыдно?

– Ты имеешь в виду гей-клуб?

– Ну, так далеко я бы не стала заходить…

– Где бы он ни был, но раз не говорит об этом, значит, будет сидеть в КПЗ. Пока не вспомнит.

– Андрюш, почему ты так предосудительно относишься к Удовиченко? – возмутилась я. – Ведь еще неизвестно, может, человек не виноват?!

– Потому что он лгун. Зачем он соврал, что вечер провел в кругу семьи? Видела бы ты его лицо, когда мы это опровергли! Он так смутился! Потом вообще замкнулся и теперь молчит как рыба об лед.

– Обыск в квартире вы, разумеется, сделали.

– Само собой. И само собой, что пистолета там мы не нашли. Он же не дурак, этот твой Удовиченко, – как-никак начальник отдела в банке! Спрятал пистолетик и теперь придумывает, как бы побыстрее выпутаться.

– Нет, Андрюша, мой Удовиченко, я думаю, не виновен. Если бы это он спрятал пистолет, я бы его в два счета нашла, а так…

– Ты у нас, мать, конечно, профи, я не спорю, но, боюсь, тут ты сделала промашку: сдается мне, пальнул твой подзащитный в девушку, пальнул в хорошую. Понятное дело, по обстоятельствам, а не со зла, но тем не менее…

– Андрюш, а поговорить с подозреваемым дашь? – Я просяще-заискивающе посмотрела на Мельникова.

– Ишь, чего захотела! – возмутился он, но меня это не смутило: он всегда сначала возмущается на такую просьбу.

– Андрюш, всего только две минуточки!..

– И не проси!

– Полторы!..

– Тань, ты ведь прекрасно знаешь, что не положено.

– Андрюш, у нас много чего не положено! И при этом всеми на все положено. Одну минуточку разговора! В твоем присутствии, разумеется. А я тебе за это такую информацию солью – пальчики оближешь!

– Да ладно! Что такого особенного ты мне можешь сказать, ты же только что приступила к расследованию?

– А это секрет! Пока… Вот дашь поговорить с господином Удовиченко, скажу тебе, кто еще в тот день был в квартире мадмуазель Карины.

– Ой, мать, ну, ты из меня просто веревки вьешь! Кстати, откуда ты-то это знаешь?

– Что, угадала? – Я победно смотрела на моего друга.

– Да. В заключении эксперта так и сказано: обнаружены пальчики нескольких лиц, среди которых Удовиченко-младший… Что, он? Не скажешь? Ладно…

– А сейчас просвети меня, пожалуйста, на предмет повреждений на теле убитой. Надеюсь, заключение патологоанатома уже у тебя?

– Да нет там никаких повреждений! Ну, разумеется, кроме дырки в груди. Синяки на запястьях и предплечье тоже не особо заметные. Короче, серьезной драки там не было. Пальнули в девчонку, и все.

– Но кое-какие синяки все же имеются? – решила уточнить я.

– Да, но не сильные. Если и была борьба, то так… в легкую.

– Но была! Это – главное.

– Может, она их во время полового акта получила. Может, этот Удовиченко-старший темпераментный и хватал ее за руки? Так что не факт, что застрелил тот, кто наставил ей синяков.

– А что говорит сам подозреваемый? Ты ведь его допрашивал?

– Даже два раза. Сознался, сердешный, что да, был в тот день у любовницы, любовью, говорит, занимались, по обоюдному согласию, разумеется. Денег ей оставил – пять тысяч. Потом кофе на кухне пили… Поругались, но не очень бурно.

– Это у него называется «не очень бурно»? Ты говорил, что соседка слышала скандал и даже в стену стучала. А из-за чего поругались?

– Удовиченко-старший якобы требовал, чтобы девица оставила в покое его сына. Тебе, мол, что, меня одного не хватает? А она уверяла, что с сыном дел не имеет. Он не поверил, знаю, говорит, что он тоже к тебе ходит. Ну, в общем, из-за этого и ругались. Потом, по его словам, он ушел, ушел задолго до убийства. Остаток вечера был дома. Но это не подтвердилось. Жена сказала, что домой в тот день вернулась поздно: у них в магазине была инвентаризация. Сын был с друзьями на дискотеке, так что его дома тоже не было. Получается, нет у нашего банкира никакого алиби…

– А теща?

– Теща, как назло, в тот день ездила на дачу и ночевала там. А разозлиться на любовницу из-за того, что встречается и с ним, и с сыном, Удовиченко вполне мог. Выхватил в запалке пистолет…

– Нет, Андрюша, из-за этого он не мог ее убить. Он ведь и раньше знал, что она привечает у себя и сына, но почему-то раньше он ее из-за этого не убивал!

– Ладно, мать, некогда мне тут с тобой дискуссии проводить. Завтра в десять допрос нашего банкира, можешь подгребать.

Я вышла из отделения вполне довольной. Вот теперь дома можно за чашечкой кофе обдумать все хорошенько, не торопясь. Я прыгнула в свою машину и отправилась к себе.

Глава 3

Дома я прежде всего решила погадать. Что мне подскажут мои косточки? Я взяла турку, налила в нее воды, заварила кофе, достала мешочек с костями и уселась поудобнее за стол.

Как и предписывали правила, я прежде всего тщательно сконцентрировалась на волнующей меня проблеме. А проблема у меня такая: оправдать мужа моей клиентки, доказать, что в горничную пальнул не он. Я метнула кости, повторив про себя проблему, и посмотрела на цифры, находящиеся на верхних гранях. Выпало: 4 + 20 + 25. Так, посмотрим, что же сие сочетание означает? «В принципе нет ничего невозможного для человека с интеллектом». Во как! «Человек с интеллектом». Ну, что ж, хорошее предсказание, я довольна. А вот теперь подведем итог того, что нам удалось узнать за первый день расследования.

Итак, Татьяна Александровна, что мы имеем? А имеем мы семью из трех человек. Бабушка-графиня пока не в счет: она с мужем-полковником живет отдельно.

Семья нанимает домработницу Карину. Она работает себе, работает, и вдруг в нее влюбляется и сын, двадцатилетний юноша, и отец, сорока восьми лет от роду. Скорее всего, оба признаются ей в любви, она по простоте душевной отвечает обоим.

Ну, и что с того? Это не преступление, а всего лишь аморальный поступок, причем со стороны всех троих. А что нам интуиция шепчет?

А она нам шепчет, что сведений у меня даже для начала очень уж мало. Я знаю только, что эта девушка-горничная теперь убита, что после ее ухода из дома Удовиченко ее частенько навещали два человека – отец и сын. Об этом сказал мне Мельников. И еще знаю, что пистолет на месте преступления найден не был. И тогда полиция сделала обыск в доме Маргариты Игоревны. Но «пушку» не нашли. Вывод один: убийца унес оружие с собой. В таком случае, он его где-то спрятал. Мельников подозревает Удовиченко-старшего, но я с ним не согласна. Как я могу доказать, что убил не он? Только одним способом: найти того, с кем он провел тот вечер. А для этого мне надо поговорить с самим Виталием Яковлевичем, хоть посмотреть, что он из себя представляет, а то составлять портрет человека с чужих слов довольно сложно. Увидеть и поговорить! И такая возможность мне представится завтра утром. Надо убедить его признаться мне, где он коротал тот злополучный вечерок. А пока…

Итак, еще раз. Живет семья из трех человек. Четвертой можно считать девушку-домработницу, которая за гроши работала в доме. Через два года ее выгнали, поймав с хозяином в хозяйской спальне. Хозяин снял ей квартиру, куда сам периодически наведывался… И что? Туда же наведывался и сынок хозяина, очевидно, тоже влюбившийся в эту девушку. А то, что это так, не вызывает сомнения: сегодня в разговоре со мной он ее пылко защищал, даже кричал на меня. Делаем вывод: мальчик жутко влюблен, и даже возможно, это первая в его жизни женщина. Отсюда – такая пылкость и желание защищать возлюбленную. Как он сказал мне? И не просто сказал, а кричал: «Что вы вообще понимаете? Почему вы все ее осуждаете? «Шалава, дрянь, мерзавка…» Она нормальная была, ясно вам?! И ничего из дома не воровала!»

Так, все это хорошо, юноша влюблен, но кто убил девушку? В принципе мог и сам Удовиченко-старший, тут Мельников прав. Застал с сыном и от ревности грохнул. Может, она решила остановить свой выбор на сынуле и объявила об этом отцу? А мог и сынок. Картина та же: застал возлюбленную с отцом и от ревности грохнул. А еще могла и сама мадам Удовиченко, мотив у нее более чем серьезный. И ее как женщину и мать можно понять: и муж, и сын бегают к одной и той же девке, как она выражается, спят с ней, а ей не хочется в сорок пять остаться одной. Столько вместе пройдено, столько всего нажито! Квартирка вон какая – конфетка, а не квартирка! Ее теперь что, делить? Да и в качестве своей снохи видеть эту воровку ей тоже вряд ли улыбалось: девица как-никак на шесть лет старше ее сыночка, да и репутация ее, прямо скажем, не очень… А так – грохнула эту тварь, и дело с концом! И муж теперь снова с ней, и сын сидит дома. Постепенно все забудется, он найдет себе достойную девушку…

Да, получается, от смерти этой Карины Маргарита Игоревна выиграла больше всех. И особой сложности здесь для нее не было: узнать, где живет соперница, проще простого, взять пистолет из сейфа тоже. Пришла и – ба-бах!… И не верю я, что полковник не научил все свое семейство палить из «макарова»!

Так, теперь бабушка. Пожалуй, из всей семейки она мне понравилась больше всех. Что можно сказать о ней? От гордости за внука бабушка не засветилась. Рассказывала о нем сдержанно, похоже, она умеет объективно оценивать своих родственников. Похвальное качество. И вообще она – умная женщина, тактичная, выдержанная. Еще бы – жена полковника! К событиям тоже относится объективно. Не рыдает, как ее дочь, по поводу ареста зятя и не заламывает руки, хотя любит его, это бесспорно. С Серафимой Аркадьевной вообще приятно иметь дело. Я не удивлюсь, если окажется, что она дворянского происхождения.

И все-таки что-то странное было в ее словах… Но что?..

Нет, пока не могу этого понять, просто интуитивно чувствую какое-то несоответствие чего-то чему-то… Впрочем, ладно, с бабушкой мы разберемся после. Сейчас нам позарез надо вытащить Удовиченко-старшего из «предвариловки». А для этого важно поговорить с ним самим. Вот когда я увижу его лично, я буду иметь о нем какое-то представление.

Итак, единственный вывод, который я для начала сделала, это то, что смерть домработницы более всего была выгодна моей клиентке. А если это действительно сделала она? В таком случае, наняв меня, мадам Удовиченко сильно рискует, ведь для того, чтобы освободить ее благоверного, я вынуждена буду найти настоящего убийцу, то есть отправить за решетку ее саму. И тем не менее она меня наняла… О чем это говорит? Дамочка уверена, что ей ничего не грозит? Возможно, возможно… А еще возможно, что она здесь действительно ни при чем.