Правитель Чакаля

– Сегодня я отправляюсь на охоту – работники видели в северном лесу ягуара, – сообщил правитель Чакаля. – Я вернусь с убитым зверем и украшу твои плечи его шкурой – это покажет народу, что ты станешь править Чакалем после меня.

Бат поклонился и вышел. Он направился в свои покои.

несмотря на то, что он был сыном правителя, это не давало ему практически никаких преимуществ перед обычными вельможами и жрецами Чакаля – также, как и с ними, Читам обращался с Батом Баламом сугубо в рамках обычаев, появившихся в Чакале еще при его деде и прадеде. В основном, Бат виделся с отцом в дни ритуальных праздников или на погребениях кого-либо из знатных воинов или жрецов.

Хотя они и жили в одном дворце, правитель и его сын практически не встречались, и оба считали это вполне естественным: ведь у Читама было множество обязанностей, связанных с его саном, а юный Бат учился у специально приставленных к нему придворных и жрецов всему тому, что ему было необходимо узнать, чтобы стать достойным преемником своего отца.

– Твой отец собирается на охоту? – в комнату Бата вошла стройная и еще довольно молодая женщина.

Это была его мать, Ичхако. Шестнадцать весен назад юная Ичхако стала женой правителя Чакаля, и все это время она прожила в женской половине дворца, лишь изредка покидая его на время торжеств. В отличие от Читама, Ичхако пользовалась любой возможностью, чтобы повидаться с сыном. Бат любил разговаривать с матерью, которая всегда готова была выслушать его, поддержать и порой ей удавалось повлиять на мнение своего мужа, правителя Чакаля, чтобы усмирить его гнев. А разгневаться Читам мог по любому поводу, и нередко его негодование обрушивалось на головы его близких, в том числе и сына.

Поэтому Бат Балам старался не слишком часто попадаться на глаза отцу.

– Читам сказал, что идет убивать ягуара, которого видели недалеко от города, – ответил Бат и увидев, что мать побледнела, добавил:

– Он обязательно убьет этого зверя и его шкуру подарит мне. Тебе не нужно волноваться из-за этого, это обычная охота.

– Твой отец уже не тот, что прежде, – с грустью произнесла Ичхако. – Возраст и раны, полученные им в сражениях и на охоте, подточили его силы. Ему грозит опасность! Сегодня жрецу Мидатлю из главного храма приснился Соц, который летал вокруг спящего Читама!

Бата пробежал холодок. Перед глазами юноши возник зловещий образ злого бога Соца – жителя подземного царства мертвых, имеющего вид большой летучей мыши. Изображения этого божества часто встречались на стенах храмов.

Жрецы говорили, что Соц порой покидает подземный мир и летает по ночам над городами, нападает на тех, кто не спит и выпивает у них кровь.

– Но отговорить Читама от охоты никто не сможет! – убеждено сказал Бат Балам. – Ты же лучше всех знаешь – если он задумал что-то сделать, то он это непременно сделает.

111 Ичхако склонила голову в знак согласия. Читам был уже далеко не молод, но не хотел этого замечать и вел себя так, как будто все еще полон сил и здоровья. Между тем, приближенные правителя знали, что время не идет ему на пользу, и Читам все больше времени проводит во дворце, не в силах подняться со своего трона – широкой каменной скамьи, покрытой шкурой ягуара.

– Но я все-таки попробую уговорить его хотя бы отложить охоту, пока не кончится действие плохого предзнаменования, – сказала Ичхако, нервно отбрасывая за плечи длинные темные волосы, украшенные бусинами из светло-зеленого камня – нефрита.

– Но ты же знаешь, что это невозможно! – воскликнул Бат.

– И все-таки я попробую, – решилась Ичхако и вышла из комнаты, направляясь в покои правителя Чакаля.

Бат в сомнении покачал головой. Он сел возле окна, выходящего на главную лестницу дворца. Юноша задумчиво смотрел на расстилающийся перед ним город. Дворец правителя стоял на холме, а благодаря высокому фундаменту из больших каменных плит из окон верхних ярусов был виден почти весь Чакаль.

Вскоре Бат заметил, как его отец спускается по многочисленным ступеням вниз, в сопровождении нескольких охотников. «Значит, матери не удалось отговорить его», – подумал юноша, глядя на отца. На правителе Чакаля была лишь расшитая набедренная повязка, в руке он сжимал копье, а на поясе у него висел атлатль-копьеметалка – палочка с крюком на конце. При помощи атлатля копье можно было метать с удвоенной силой.

Охотники, сопровождающие правителя, как догадался Бат, не были из числа чакальской знати. Он определил это даже издали, потому что вельможи и именитые жрецы Чакаля, благодаря хорошей еде, были выше и крепче простолюдинов. Кроме того, как только в знатной семье рождался ребенок, ему туго пеленали голову, и со временем она приобретала вытянутую форму, лоб становился покатым.

Вскоре Читама и его свиту скрыла стена храмовой башни.

Правитель отправился в лес, охотиться на ягуара.

Над высокими строениями Чакаля светило солнце, и Бат подумал, что ему стоит поговорить с Мидатлем – главным жрецом – о том дурном предзнаменовании, о котором тот сообщил его матери.

* * *

На мощенных светлым камнем улицах города было пустынно – Чакаль заполнялся народом только в дни торжеств, все же остальное время в нем находились только знать и жрецы, ежедневно занятые отправлением сложных ритуалов.

Главный храм был во многом похож на большинство строений, посвященных богам: квадратный в основании, он состоял из трех частей – четыре лестницы с четырех сторон света поднимались ввысь, к широкой площадке, на которой располагалось здание храма, крышу которого украшал высокий, покрытый резьбой и рисунками гребень. Отличали Главный храм его размеры и роскошная отделка. Никто не мог подняться даже на несколько ступеней по храмовой лестнице под страхом смерти, кроме жрецов и правителя Чакаля.

Когда Бат приблизился к храму и, обходя широкий дворец одного из вельмож, свернул за угол, он едва не столкнулся с жрецом.

– Ты хотел говорить со мной, Бат Балам? – спросил Мидатль.

На плечи жреца был накинут короткий плащ из переливающихся голубым птичьих перьев, его запястья, колени и локти украшали бусы из отшлифованных камней, а голова казалась непомерно большой из-за высокого головного убора из перьев и ткани. На поясе набедренной повязки, длинные кисти которой почти касались земли, висел длинный изогнутый нож с острием из темного стекла, которые собирали в горах. Этим ножом жрец убивал тех, кого приносили в жертву всегда жаждущим крови богам. Бат не раз видел эту церемонию, заставлявшую всех, кто на ней присутствовал, цепенеть от страха не только перед богами, но и перед его истовыми служителями – жрецами.

Мидатль был стар и мудр. Всем в Чакале, да и за его пределами, в других городах и землях майя хорошо были известны коварство и ум жреца Главного храма, поэтому этот человек многим внушал ужас.

– Как ты узнал, что я иду к тебе? – удивленно спросил Бат.

– Боги открывают мне многое, – сказал Мидатль с таинственным видом.

Они стояли у подножия лестницы, ведущей к Главному храму под палящими лучами солнца. Бат хотел отойти в тень, падающую от стены соседнего храма, но жрец даже не пошевелился, и юноша понял, что ему придется стоять на самом солнцепеке, если он хочет побеседовать со Мидатлем.

– Расскажи мне о своем сне, – попросил Бат у жреца.

– Тебе приснился Соц?

– Не только он, – задумчиво покачал головой Мидатль.

– Я видел еще и Змея Всевидения – он показал мне будущее, и это наполнило мою душу страхом.

– Что же ты увидел? – Бат сделал несколько шагов к жрецу, но встретив взгляд темных, непроницаемых глаз, не решился подойти к нему вплотную.

– Я не могу сказать тебе то, что поведал мне Змей Всевидения – владыка, который связывает нас с богами и нашими предками. Но я должен предупредить тебя, что тебе уготована тяжелая судьба, и справиться с будущими испытаниями ты сможешь, если тебе удастся заслужить милость богов, – сказал Мидатль.

– Но как мне это сделать? – взволнованно спросил юноша.

– Ты должен прислушиваться к их воле и исполнять ее, – произнес жрец и, повернувшись, стал подниматься по лестнице, ведущей к храму.

Разговор был окончен. Задумавшись над словами Мидатля, Бат не заметил, как прошел по улицам до самых городских ворот. Чакаль был окружен забором из высоких, заостренных на верхушках кольев из прочных стволов деревьев. Сразу же за деревянными воротами начинался лес, в котором находились хижины земледельцев и рядовых воинов. Раньше на этом месте были поля, но когда земля перестала приносить урожаи, здесь поселились люди, начав обрабатывать участки леса, расположенные дальше от города. Лес быстро возвращал свою власть над окрестностями Чакаля – небольшие хижины уже можно было лишь с трудом разглядеть среди вечной зелени деревьев, кустов и лиан.

Бат сел на камень, лежащий у самой городской стены, и стал рассматривать высокий четырехгранный столб, стоящий перед входом в Чакаль. Столб был поставлен много лет назад по солнечному календарю и играл чрезвычайно важную роль в определении начала сева маиса. Сеять начинали на следующий день после того, как солнце на закате заходило прямо за вершину столба. Столб был весь покрыт вырезанными письменами и рисунками, сообщавшими о событиях минувших лет. Кроме того, на столбе были выбиты изображения крючконосого бога Чака – покровителя земледельцев.

От рассматривания священного столба Бата отвлекли приближающиеся крики. Прислушиваясь, юноша поднялся с камня и стал вглядываться вдаль, но буквально в нескольких шагах от него начиналась непроницаемая зеленая стена леса, разглядеть за которой что-либо было невозможно. Вдруг Бат явственно услышал чей-то громкий плач – как ему показалось, несколько мужчин оглашали окрестности горестными криками. Вскоре ветви деревьев заколыхались, и Бат увидел нескольких воинов, суетливо семенящих впереди тех, кто медленно шел с какой-то ношей. Один из воинов, увидев юношу, подбежал к нему.

– Бат Балам! – взволнованно воскликнул воин, потрясая копьем в знак своего отчаяния. – Великий Читам ранен! Он приказал принести его во дворец!

Мигом побледнев от ужаса, Бат ринулся вперед, сильно толкнув двух воинов, попавшихся ему навстречу. Он увидел своего отца, лежащего навзничь на носилках, наспех сделанных из веток. Несколько крепких охотников из его свиты несли носилки на вытянутых руках.

– Отец! – позвал Бат.

Но Читам лежал с закрытыми глазами. По откинутой в сторону руке правителя струилась кровь. Бат откинул плащ, которым кто-то из свиты укрыл Читама и вздрогнул – на груди отца зияла глубокая рваная рана.

– Это ягуар, – сказал один из воинов, несших носилки.

– Правитель решил сам заколоть зверя и приказал всем, кто был с ним, не приближаться. Ягуар прыгнул на правителя, тот начал с ним бороться и получил эту страшную рану.

– Где зверь? – грозно спросил Бат.

– Мы убили его, нарушив запрет правителя, – объяснил воин. – Его несут те, кто идет позади.

* * *

Ичхако сидела с окаменевшим лицом перед ложем своего мужа, правителя Чакаля. Она поминутно опускала кусочек холщовой ткани в миску с холодной водой и протирала лоб раненому, метавшегося в лихорадке. Несколько приближенных из числа знатных воинов и главных советников правителя сгрудились в дальнем конце покоев, в почтительном молчании. Перед ложем на маленьком столике стояла курительница, в которой дымилась пома – ароматная смола.

«Дым помы долетает до богов и они, вкушая его, одаривают в знак благодарности людей своими милостями,» – говорили жрецы.

В изголовье лежащего в забытьи Читама сидел на коленях Мидатль. Жрец, выпив травяной отвар, готовившийся специально для того, чтобы слышать богов, полузакрыв глаза и раскачиваясь взад-вперед бормотал что-то неразборчивое, испрашивая выздоровления для правителя Чакаля.

Бат, стоящий возле матери, вглядывался в бледное лицо отца, которое страдания сделали еще более суровым. Даже в беспамятстве Читам внушал окружающим почтение, смешанное со страхом. Только Ичхако испытывала сострадание и пыталась всем, чем могла, облегчить мучения мужа.

За окнами было видно заходящее солнце. Мидатль начал призывать помощь богов на утренней заре, и все это время Ичхако, Бат и близкие советники правителя ни на минуту не покидали покоев Читама. Теперь все чувствовали усталость, и собравшиеся придворные переминались с ноги на ногу, не решаясь покинуть своего владыку.

Непрестанно бормочущий заклятия жрец замолчал, и в комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием больного. Мидатль склонился над Читамом и вложил в его правую руку амулет из камня, на котором был выбит рисунок – человеческая фигурка, падающая в разверстую пасть ужасного чудовища, которое означало подземный мир – Шибальбу.

– Зачем ты даешь отцу этот амулет? – встревожено спросил Бат у жреца.

– Это покажет богам, что Читам готов следовать их воле и придет в Шибальбу, если им будет угодно, – тихо сказал Мидатль. – Боги поймут, что правитель Читама относится к ним с почтением и не станут его карать. Его дальнейший путь или в мире людей, или в Шибальбе будет усыпан их милостями.

– Так ты считаешь, что боги призывают душу Читама в подземный мир? – с ужасом спросила Ичхако.

– Да, это так, – подтвердил жрец. Он говорил медленно, растягивая слова. – Если к утру следующего дня покровитель рода Читама, повелитель дождей Чак не изменит своей воли, правитель Чакаля отправится в мир предков.

С этими словами Мидатль, показав жестом, что больше он ничего не скажет, вышел из покоев правителя. Ичхако горестно вздохнула, изо всех сил подавляя в себе желание зарыдать – она не хотела, чтобы муж, когда придет в сознание, видел ее слезы. Бат взял мать за руку и легонько ее сжал, пытаясь хоть как-нибудь поддержать Ичхако.

Так прошло еще несколько часов. Придворные, набравшись храбрости, потихоньку входили в покои и выходили, видя, что Читам все еще не пришел в себя. Во всех храмах жрецы просили богов послать выздоровление правителю Чакаля.

Ичхако и Бат продолжали сидеть у ложа больного. Под утро его дыхание стало более прерывистым, и когда первый луч солнца коснулся его лица, Читам открыл глаза и обвел жену и сына удивительно осмысленным взглядом.

– Сегодня я уйду в Шибальбу, – тихо, но отчетливо, произнес правитель Чакаля.

– Боги даруют тебе спасение! – горячо воскликнула Ичхако, убирая со лба мужа прядь волос.

– Ты знаешь, Ичхако, что это не так, – сказал Читам, повышая голос – было видно, что говорит он из последних сил. – Пусть они подойдут поближе! – приказал он, махнув рукой в сторону придворных, стоящих поодаль от ложа.

Когда советники приблизились к нему, Читам заговорил снова:

– Мое место займет мой сын, который отныне получит имя Бат Ахав Балам – Факел Правитель Ягуар. Мою гробницу пусть построят поблизости от того места, где захоронены мои отец и дед. Чакаль не должен потерять свое могущество…

Читам откинулся на валик, лежащий у него под головой и закрыл глаза. Через несколько мгновений, снова собравшись с силами, правитель открыл глаза и тихо сказал:

– Пусть все уйдут, я хочу поговорить с Батом Баламом и Ичхако.

Придворные спешно направились к выходу, при этом каждый держал руку у груди в знак почтения. Когда за последним сановником закрылась дверь, Читам посмотрел на жену. Ичхако не была избалована вниманием мужа и поразилась, встретив его взгляд, полный ласки.

– Наш сын позаботится о тебе, Ичхако и ты ни в чем не будешь испытывать нужды, как и при моей жизни. Хотя я и не говорил тебе об этом, но ты всегда знала, как як тебе отношусь…

Ичхако взяла мужа за обе руки и пристально смотрела в его глаза. Вся невысказанная любовь и преданность читалась в них. Потом, с трудом переведя взгляд на сына, Читам сказал ему:

– Я передаю Чакаль в твои руки. Ты станешь править нашим народом и отвечать за его жизнь перед богами и предками.

Всегда прислушивайся к их воле и никогда ее не нарушай, иначе наш мир закончит свое существование. Будь истинным сыном рода Ягуаров!

Последние слова Читам уже прошептал. Кровь хлынула из его рта, и Ичхако, не сдержав своей душевной боли, вскрикнула. На ее возглас в комнату вбежали жрецы. Они незамедлительно начали обряд, который должен был помочь душе умирающего правителя как можно скорее попасть в подземное царство и быть принятой там со всеми возможными почестями. Через несколько минут Мидатль скорбно поднял обе руки и воскликнул:

– Ахав Читам отправился в страну предков! Да милостиво встретит его Змей Всевидения!

Глава 3

Вдоль главной, самой широкой улицы Чакаля, выложенной светлыми каменными плитами, стояли все жители этого большого города и его окрестностей. Они пришли сюда, чтобы проводить своего правителя Читама, отправлявшегося в подземный мир. В знак скорби головы всех были посыпаны пеплом и перевязаны белыми повязками. Умершего правителя предстояло перенести из дворца в приготовленную для него гробницу, сооружать которую начали еще при его жизни. Строительство гробниц для самих себя для каждого майя было обычным делом. Читам еще десять солнечных лет назад приказал начать возводить каменный склеп, где бы могло найти вечный покой его тело, когда душа отправится к предкам и богам.

Бат и его мать стояли перед легкими деревянными носилками, на которых лежал умерший. Читам был обряжен в самую пышную одежду – на нем была длинная холщовая рубаха, расшитая разноцветными нитками и бисером из драгоценных камней.

На правителе, которому предстояло пройти свой последний путь в земной жизни, ведущий к его гробнице, было множество украшений. В ушах отливали зеленым круглые серьги, его запястья и щиколотки были украшены круглыми бусинами из зеленого камня – нефрита, считавшегося у народа майя самым драгоценным.

Лицо Читама покрывала маска из тонких нефритовых пластин.

Маска полностью передавала черты лица правителя, в ней были даже сделаны глаза из белых раковин со зрачками из черного вулканического стекла.

Бесшумно в покои вошли воины в расшитых набедренных повязках и головных украшениях из перьев. Несколько человек, встав вокруг носилок, легко подняли их над своими головами – так они и несли их до самой гробницы.

Когда носилки с телом Читама воины вынесли из дворца, началось торжественное похоронное шествие. Сразу же за носилками шли Ичхако и Бат, а за ними – вся именитая знать Чакаля. Люди, стоящие по обе стороны улицы, хранили полное молчание. Шествие постепенно приближалось к гробнице – кубическому строению из широких каменных плит, в одной из стен которого был широкий проход с ведущими вниз ступенями.

Когда похоронная процессия поравнялась с Главным храмом, воинов, несших носилки, сменили жрецы. Они донесли тело Читама до самой гробницы, где переложили его в большой каменный ящик, стенки и крышка которого были покрыты выбитыми рисунками и письменами, повествующими о жизни Читама Балама, великого правителя Чакаля.

Мидатль зажег пому в широком глиняном сосуде, поставленном у входа в гробницу. В правую ладонь Читама жрец вложил нефритовый кубик и сказал, повернувшись к собравшимся вокруг людям:

– Это поможет ему занять высокое положение, достойное его, в царстве мертвых – он подарит его одному из Болон-ти-ку – правителей девяти подземных миров.

Затем Мидатль положил на левую ладонь умершего зеленый каменный шарик.

– А это покажет предкам, что Читам был великим правителем и мужественным воином, – произнес жрец.

Мидатль склонился над головой умершего и вложил в рот маски, покрывающей лицо правителя, нефритовую бусину.

– Отдав ее Первой Матери, давшей жизнь всем людям и богам, он сможет купить себе еду в подземном мире, – объяснил жрец.

После этого в ноги Читаму положили несколько бус из красивейших камней и раковин, бывших у народа майя символом смерти. Каменный ящик закрыли крышкой, и жрецы понесли его вниз по ступенькам, туда, куда не мог зайти никто из простых смертных. Когда жрецы поднялись из гробницы, ее закрыли тяжелейшей каменной плитой, которую подняли десятеро самых сильных воинов Чакаля.

По обычаю, теперь, когда правителя достойно проводили в подземный мир, его подданные могли предаться горю. Как только плита с глухим стуком опустилась, воздух наполнился отчаянными воплями и криками. Ичхако, ни слова не проронившая на протяжении всей похоронной церемонии, пошатнулась и повернувшись к стоящему чуть позади нее Бату, попросила:

– Помоги мне уйти!

Юноша молча взял мать под локоть, и они направились в обратную сторону. Бат и Ичхако не говорили друг другу слов утешения и не высказывали своей печали и душевной боли – они прекрасно понимали друг друга без слов. Читам совершил много жестоких поступков, но, несмотря на свой суровый нрав, он никогда не позволил себе оскорбить ни жену, ни сына, и они знали, что он всегда любил их и относился к ним бережно, хотя обычно и не считал нужным показывать это, чтобы не выглядеть слабым в глазах подданных.

* * *

Когда они вернулись во дворец, Ичхако заперлась в своих покоях и никого не хотела видеть. Бат, не находя себе места, бродил по верхним ярусам дворца, переходя из одного узкого зала в другой. Сам не заметив как, он оказался в комнате отца. Сел на ступеньку у ниши в стене, у которой стояли сосуды-курительницы с зажженной помой. В нише стояла статуя бога земли – страшного чудовища, похожего на змею. Жрецы говорили: «Все живое выходит из земли, а после смерти в нее возвращается. Бог земли ведает кругом жизни и смерти.»

Из соседних покоев послышались шаги, и на пороге появился главный военачальник Чакаля, которого звали Зак-Куу-Мо – Парящий Голубой Попугай. Свое имя военачальник получил за хитрость и доблесть в сражениях с врагами Чакаля: кетцаля – попугая, майя считали птицей умной, хитрой и отважной.

– Бат Балам, завтра тебя перед народом, собравшимся перед дворцом, объявят новым ахавом – правителем Чакаля! – сообщил Зак-Куу-Мо.

– Уже завтра? – безучастно отозвался Бат, продолжая сидеть на ступеньке у статуи бога земли.

– Да, – кивнул Зак-Куу-Мо, и длинные зеленые перья на его головном украшении мелко задрожали. – Народу Чакаля нужен правитель!

Бату совсем не хотелось думать о своем получении титула правителя Чакаля. Он чувствовал невыносимую тяжесть в груди и был не в силах преодолеть охватившее его безразличие ко всему. Юноша думал о том, что ему никогда не стать таким же великим правителем, как его отец – Великий Читам Балам, который правил сорок солнечных лет и сумел внушить уважение и даже страх перед собой не только своим подданным, но и народам других земель и городов. Несколько раз враги приближались к Чакалю, но воины, предводительствуемые Читамом, всегда отражали нападения. Читам и сам водил своих воинов в другие земли и даже захватил два соседних города, заставив тамошних правителей платить Чакалю дань.

– Ты должен подготовиться к завтрашнему дню, – убеждено сказал Бату Зак-Куу-Мо. – Жрецы отведут тебя в храм Первой матери, чтобы ты испросил у нее милости. Если тебе удастся заслужить ее благословление, она уговорит всех богов, своих сыновей, покровительствовать тебе и всем твоим делам.

– Я не знаю, смогу ли я править Чакалем, – покачал головой Бат, откидываясь назад, чтобы прислониться спиной к стене.

Каменная стена была холодной, но юноша не замечал этого – ему хотелось, чтобы все происходившее оказалось сном. Он всегда знал, что ему предстоит стать преемником отца, но привык к мысли, что случится это очень нескоро, где-то в отдаленном будущем. Сейчас же, сразу после погребения отца, ему ничего хотелось, он чувствовал себя слабым и разбитым.

– Твой отец никогда не позволял себе терять свою силу и уверенность, – сказал Зак-Куу-Мо. – Ты должен следовать его примеру. У тебя нет выбора– ты сын великого ахава Чакаля и обязан принять его власть.

Военачальник поклонился и вышел. Бат, закрыв глаза, продолжал сидеть, опираясь на стену, не замечая, как ее холод постепенно охватывает все его тело. Перед мысленным взором юноши мелькали воспоминания о его отце. Он видел его то метающем копье в ягуара, то поднимающимся по лестнице в Главный храм, то заходящим в его покои.

Когда сгустились сумерки и в комнате стало почти темно, дверь приоткрылась, и на пороге показался Мидатль, жрец Главного храма Чакаля.

– Бат Балам! – тихо позвал он юношу, продолжавшего сидеть у статуи бога земли.

Бат открыл глаза, но они были наполнены какой-то пеленой, словно юноша грезил наяву. Жрец встал напротив него и смерил его пристальным, проникающим в самую душу взглядом.

Через мгновение Бат тряхнул головой, словно приходя в сознание после дремы. Мидатль удовлетворенно кивнул и сказал:

– Тебе пора в храм Первой матери. Ты не можешь сейчас предаваться горю – народ Чакаля желает завтра лицезреть своего нового владыку. Великий Читам воспитывал тебя в строгости не случайно: он знал, какая участь уготована тебе судьбой. Правитель не может быть похож на простолюдинов, для которых позволительно показывать свои чувства: горе, любовь, страх. Ты – потомок богов и должен быть подобен им!