Все против короля

– А может, лучше спустимся вниз и поужинаем? – предложила я. – Что-то у меня аппетит разыгрался.

– Тоже неплохая идея, – согласился Ариша и поднялся с кресла. – Тем более я голоден как волк. У меня сейчас будет три в одном: завтрак, обед, ужин.

– Дедуля, такое чревоугодие вредно для здоровья. Обойдемся одним, но плотным ужином.

* * *

На следующий день, в утренних новостях, также не было никаких сообщений о чрезвычайном происшествии на «Красном Октябре». Ариша отнесся к этому с известной долей юмора, он сказал:

– Полетт, это нормально. О нашем светлом будущем вовсю пекутся политики, о светлом прошлом – историки, а о светлом настоящем – журналисты. Зачем начинать новый рабочий день с трагических событий?

– Возможно, ты прав, – согласилась я.

Мой дед частенько и во многом оказывался прав. Оно и понятно, ведь жизненного опыта у него было предостаточно. А жизнь его была очень непростой. Кто Ариша по профессии? Тс-с, секрет... Впрочем, сейчас он уже не делает из этого особую тайну, как во времена своей бурной молодости. Нет, мой дедуля не разведчик и не тайный агент службы безопасности. Он карточный игрок. Это и его профессия, и стиль жизни, ведь по своей натуре мой дед необычайный интриган и почти народный артист.

Что касается его личной жизни, то Аристарх Владиленович прожил в браке всего несколько лет, потом его супруга умерла от онкологического заболевания. Теща обвинила моего деда в том, что именно он своим разгульным образом жизни довел жену до болезни, забрала у него сына и воспитывала Андрюшу сама практически до его совершеннолетия. Аристарх Владиленович сблизился со своим сыном, моим отцом, только после того, как теща перешла в мир иной. Но так уж распорядилась судьба, что ему снова пришлось пережить боль утраты.

Когда мне было четырнадцать лет, мои родители погибли в автомобильной катастрофе по вине пьяного водителя. Тот отделался лишь несколькими ссадинами, а до суда дело не дошло. Случилось это потому, что в машине ехал прокурор нашего города. Используя свое высокое служебное положение, Синдяков просто-напросто замял то дело.

Ариша взял все заботы обо мне на себя. Благодаря его стараниям я ни в чем не знала нужды. Мне посчастливилось учиться в элитной школе с углубленным изучением иностранных языков. Затем я поступила в только что открытый в нашем городе вуз, на самый престижный факультет. Дед очень гордился тем, что смог дать мне хорошее образование.

Конечно, вокруг Аристарха Владиленовича постоянно крутились разные женщины, но все их посягательства на его свободу он обрубал сразу же на корню. Дед не раз повторял мне, что он стал убежденным холостяком...

Глава 2

Первые дни отпуска я занималась исключительно домашними делами. Взрыв на заводе как-то быстро отошел на задний план. Я о нем практически уже не вспоминала. Наверное, это было результатом информационной блокады. Средства массовой информации по-прежнему молчали о ЧП на «Красном Октябре», а с заводчанами я не общалась. Удивительно, но даже Лерка Гулькина мне не звонила. Через несколько дней я уже стала подумывать о том, чтобы съездить на недельку на юг, но тут мне позвонила начальница отдела кадров и в категоричной форме потребовала прийти на работу.

– Но у меня уже путевка на руках, – соврала я.

– Ничего с тобой не случится, если выйдешь на денек на завод, – заявила Аронкина. – Обстоятельства настойчиво требуют твоего присутствия. Или мне тебя приказом отзывать? Будешь догуливать отпуск зимой!

– Хорошо, я выйду завтра на работу, – согласилась я, выбрав из двух зол меньшее.

«Красный Октябрь» работал в своем привычном ритме. Только в новом цеху так и не было запущено оборудование. Работы, которая настойчиво требовала моего присутствия на заводе, я не нашла. Мне даже показалось, что Аронкина отозвала меня из отпуска по вредности своего характера. Около десяти утра дверь моего кабинета неожиданно отворилась и перед моим взором предстала, заслоняя собой весь дверной проем, начальница отдела кадров.

– Полина Андреевна, вы, конечно, сейчас в отпуске, но тем не менее вас тоже это касается, – начала она без всякого приветствия и даже строжайше пригрозила мне пальцем.

Удивившись, я спросила:

– Надежда Степановна, что именно меня касается?

– Не умничай, Казакова! Собрала во время церемонии открытия вокруг себя толпу и устроила юридическую консультацию. Ой, доиграешься, Полина! – Кадровичка не только перешла на «ты», но и назидательно покачала головой.

– Полина Андреевна, – поправила я ее с чувством собственного достоинства.

– Значит, так, – Аронкина уперла руки в бока и уставилась на меня тяжелым испытующим взглядом. Она думала, что этот взгляд парализует мой острый язык. Как же она не отгадала! Мне было не страшно, а смешно, потому что я представила ее в нелепой клоунской одежде с красным поролоновым шариком на носу и кудрявыми рыжими волосами. – Ты чего лыбишься? Я как-то смешно выгляжу, да?

Я пожала плечами и напомнила:

– Надежда Степановна, вы хотели мне что-то сказать, даже из отпуска вызвали ради этого. Я вас слушаю.

Большинство сотрудников завода в присутствии Аронкиной мгновенно напрягаются, теряют дар речи, а если и говорят, то совсем не то, что думают. Такая реакция была в какой-то степени оправданной. Во-первых, будучи начальником отдела кадров и женой двоюродного брата генерального директора, она обладала определенными властными полномочиями. Во-вторых, у нее были внушительные габариты, которыми она просто задавливала. Когда надвигается этот центнер с лишним живой массы, многие сразу же капитулируют. Я же хоть и весила вдвое меньше ее, но никогда не страдала пониженной самооценкой. Надежда Степановна закрыла дверь и прошла в кабинет.

– Полина Андреевна, дело в том, что у нас каждый рабочий мнит себя детективом, выдвигает свои версии случившегося. Завод бурлит разными слухами, словно долина гейзеров. Это ненормально, даже аморально. Так вот, я хочу вам сказать, что все эти слухи надо пресекать в корне. Вы меня понимаете?

– Знаете, Надежда Степановна, я предпочитаю пользоваться исправным телефоном, а не испорченным.

– Что? – Аронкина вылупила на меня свои маленькие, глубоко посаженные глазки. – А, ну да, я поняла. Это – аллегория, испорченным телефоном обычно называют сплетни. Красиво сказано, очень красиво. Ну конечно, вы же умная, образованная девушка, юрист по профессии... Но ведь расследование причины ЧП не входит в ваши должностные обязанности, не так ли?

– Да, не входит, – согласилась я. – Но когда писали мою должностную инструкцию, то, наверное, не думали о том, что на заводе возможны катастрофы. Или вы меня как раз для расследования пригласили?

Кадровичка впала в ступор, но потом заставила себя растянуть рот в бледном подобии улыбки. Правда, она не оживила ее лицо, а сделала его каким-то «деревянным». Я вообще впервые видела, как Аронкина улыбалась. У нее всегда было одно и то же суровое выражение лица, вызванное критическим отношением к окружающим. После некоторой паузы она наигранно воскликнула:

– Ой, Полина, ну какая ты шутница! Жаль, что мы с тобой никогда раньше вот так близко не общались, очень жаль. Но ты приходи ко мне в любое время, поболтаем за чайком.

Это предложение меня удивило. Наверное, осознав, что давить на меня бесполезно, Надежда Степановна моментально перестроилась и отказалась от ультимативной формы общения. Но даже вежливость бывает колкой, когда так нарочито подчеркивается.

– Вы меня на чаепитие домой к себе приглашаете или в кабинет?

– Да, тебе палец в рот не клади, – Аронкина ухмыльнулась, затем резко развернулась и пошла к двери. Потом вдруг остановилась, наверное, о чем-то размышляла, повернулась ко мне вполоборота и сказала: – В общем так, Полина, с тобой, как и с другими сотрудниками завода, хочет побеседовать следователь из прокуратуры. Вот поэтому я тебя сюда и пригласила. Не надо с ним умничать, ладно? Отвечай только на поставленные вопросы, а со своим мнением вперед не лезь. Если оно у тебя имеется, то оставь его при себе. Ясно?

– Яснее не бывает.

– Вот и замечательно! Кстати, можешь и домой ко мне прийти, только предупреди заранее. А насчет разных слухов, так я думаю, ты все поняла, да? – Надежда Степановна подмигнула мне.

Похоже, она хотела, чтобы я передавала ей содержание этих слухов, не забыв упомянуть об авторах. Как бы не так! На меня нахлынула волна негодования, но я не проронила ни слова, помня о том, что скромное молчание – лучший довод в споре с руководством. Не дождавшись моего ответа, Аронкина ушла.

Визит начальницы отдела кадров ввел меня в удушливое состояние неопределенности. Аронкина явно чего-то опасалась. Но чего? Наверное, в слухах, что циркулировали по заводу, была истина, которую хотели скрыть. Кто и от кого? На первый взгляд это был очень простой вопрос. В том, чтобы сор не вынесли из избы, был заинтересован генеральный директор. Аронкина предана Кудринцеву как собака, вот и взялась за работу. Но где гарантия, что кто-то не проболтается членам комиссии? Такой гарантии нет. Кажется, Надежда Степановна намекала мне на то, чтобы я стала наушничать. Это позволило бы выявить того, кто много знает, и вовремя нейтрализовать его. Наверное, она не мне одной сделала такое предложение. Только мне она дала понять, что мы можем стать подругами со всеми вытекающими отсюда последствиями. А других, вероятно, «уговаривала» как-то иначе – кого кнутом, а кого пряником. Жалко, Лерка на больничном, она бы мне рассказала, в каком ракурсе с ней велась беседа.

«Итак, по факту взрыва возбуждено уголовное дело. Действительно, каковы же причины того ЧП? Может, это типичное для русского человека разгильдяйство? Или саботаж, устроенный рабочими, не попавшими в новый цех? А если то был теракт, направленный против мэра? – размышляла я. – Ясно одно: меня вызвали на завод, потому что сегодня следователь прокуратуры общается здесь с сотрудниками. Аронкина предварила нашу беседу какими-то туманными предостережениями. Кажется, ее пугают слухи, которые могут дойти до прокуратуры. Интересная композиция, над ней надо хорошенько подумать».

Я включила чайник и стала насыпать в чашку кофе. В этот момент зазвонил мой мобильный телефон.

– Алло, – сказала я.

– Поля, привет! – В трубке послышался взволнованный голос Леры Гулькиной. – Слушай, я понимаю, что ты в отпуске, но, может, ты знаешь, что на заводе происходит?

– А почему ты так всполошилась?

– Так меня срочно на завод вызывают. Главбух позвонила мне и строго приказала выйти на работу. Я ей стала объяснять, что у меня больничный, а она сказала, что слышать ничего не хочет, потому как болезнь у меня не смертельная. Я тебя, как юриста, спрашиваю, приходить мне или нет?

– Ну раз начальство приказало, значит, надо явиться.

– Все равно не понимаю, к чему это. С кассой они и без меня справиться могут. Вот когда я зимой две недели гриппом болела, так никакого конца света не случилось. Тогда без меня обошлись, а теперь не могут, да? Нет, мне, конечно, льстит, что меня так ценят, но что с лицом делать? Болячки на таких местах, что их ни челкой, ни темными очками не спрячешь. Как бы еще шрамы не остались!

– Не надо было вперед всех лезть. Вот и результат, – я не смогла удержаться от этого замечания.

– Спасибо за сочувствие! Кто же знал, чем все это обернется? Кстати, что люди-то говорят, из-за чего взрыв произошел? В новостях за все это время ни слова сказано не было. Меня, знаешь, все домашние и соседи замучили вопросами, что да почему, а я сама толком ничего не знаю. Поля, ну что ты молчишь?

– Лера, ты мне рта раскрыть не даешь, а сама сто слов в минуту уже сказала.

– Все, молчу. Так какие версии?

– Пока полной ясности нет. Идет следствие, следователь прокуратуры с очевидцами разговаривает. Меня тоже на сегодня из отпуска отозвали. Думаю, тебя приглашают, чтобы допросить, – строго сказала я. – Ты ведь недалеко от взорвавшегося автомата стояла, скорее всего, что-то важное видела.

– Да ничего я не видела! Я вообще в другую сторону смотрела, на мэра.

– Ну вот так и расскажешь следователю, – посоветовала я, наливая в чашку кипяток.

– Значит, ты тоже на заводе, – задумчиво произнесла Гулькина. – Слушай, Поля, а этот следователь молодой?

– Не знаю, еще не видела его, – сказала я, с трудом сдерживая смех. Гулькина была неисправима в своем стремлении поскорее найти себе жениха. – Приходи, сама познакомишься с ним. Может, это как раз твой шанс.

– Сейчас не самый лучший момент, чтобы с женихами знакомиться. Даже не знаю, как по улице идти с таким лицом, – Лера вздохнула. – Тебе хорошо, у тебя своя машина...

– А ты такси вызови.

– Поля, ты обалдела! На какие шиши? – вскипятилась Гулькина так, будто я была перед ней в чем-то виновата. – Я все деньги на платье спустила, а оно от взрыва тоже пострадало. Искры на него попали и кое-где опалили ткань. Оказалось, что оно из синтетики, а я думала – из натурального шелка. Вот невезуха! Слушай, а может, следователь ко мне домой придет? Я его тут тортиком угощу, а? Он проникнется ко мне сочувствием, и тогда, может быть, у нас что-нибудь выгорит.

– А что, это идея! Позвони своей начальнице и скажи, пусть со всеми вопросами к тебе домой приходят, – съязвила я.

Кассирша немного подумала и сказала на полном серьезе:

– Нет, я так Надежде Петровне не смогу сказать. Ладно, попробую тональным кремом заретушировать ссадины.

– Попробуй.

– Поля, я к тебе сегодня забегу. Пока, – торопливо сказала она и положила трубку.

Я стала пить кофе, размышляя о том, что происходит вокруг. Что-то явно происходило, шли какие-то закулисные интриги. Вот кассиршу как раз следовало строго-настрого предупредить, чтобы она меньше болтала. Даже будучи на больничном, Лерка по своей природной и почти патологической болтливости могла разнести по всей округе какую-нибудь чушь или, напротив, не чушь, а как раз то, что надо скрыть. Но могла ли Гулькина знать важную информацию, которую еще не успела мне рассказать? Ничего действительно сенсационного она мне не сообщала. Хотя если Валерия сама не знает ценности тем сведениям, которыми располагает, то, может быть, о чем-то случайно умолчала. Ведь я особо не утруждаю себя пустыми разговорами с ней.

Выпив кофе, я решила пройтись по заводу и посмотреть, что там происходит. Я даже повод придумала, дабы вылезти из своей каморки, – уточнить у Тамары, менеджера производственного отдела, реквизиты одного покупателя. Конечно, можно было и по телефону решить этот вопрос, но я выбрала длинный путь.

В коридорах было пустынно, даже в местах, отведенных для курения. Обычно там всегда можно встретить пару-тройку сменяющих друг друга, как на вахте, сотрудников завода, считающих, что работа – это небольшой перерыв между перекурами. Кажется, для них «Красный Октябрь» – это место, где они могут приятно пообщаться друг с другом за сигареткой, а потом еще получить за это заработную плату. Причем во главе этой «дымящей» компании был главный технолог. Но сегодня вопреки расхожей поговорке «свято место» оказалось пусто. Похоже, Аронкиной удалось нагнать страху на весь курящий персонал.

Я зашла в производственный отдел. Солнце хоть и пробивалось сквозь вертикальные планки жалюзи, но хорошо освещало кабинет. Только лица у всех были скучные, даже подавленные. Им бы в мой кабинетик с видом на кирпичную стену! Научились бы ценить простое человеческое счастье.

– Чего киснем? – бодренько спросила я. – Жизнь все-таки продолжается.

На меня посмотрели так, будто я сказала совершеннейшую глупость.

– Для кого как, – философски изрек Иван Иванович, заместитель начальника отдела.

– То есть?

– Полина, разве ты не знаешь, что Дубцов, ну тот молоденький рабочий, что автомат запускал, умер в больнице? – спросила Тамара и под строгим взглядом своего шефа покрылась красными пятнами. – Его уже похоронили.

– Нет, я ничего об этом не знала, – сказала я. – А сколько ему было лет?

Мне никто не ответил. Я поняла, что расспрашивать обо всем, что касается взрыва, его причин и последствий, совершенно бессмысленно, на эти темы наложено жесточайшее табу. Уточнив интересующие меня реквизиты, я ушла.

Обратно я возвращалась другой дорогой – через старый цех. Там я столкнулась с Копчиком, но он уже не лез ко мне ни с какими вопросами, поздоровался и пошел дальше. У меня было такое ощущение, что все заводчане знают больше меня, но хранят молчание. С этим тяжелым чувством неопределенности я вернулась в свой кабинет.

Вскоре дверь открылась, и на пороге появился невзрачный мужчина средних лет, небольшого роста и немного сутуловатый.

– Полина Андреевна? – уточнил он.

– Да, это я.

– Замечательно. Вот я до вас и добрался. Следователь прокуратуры Истомин Леонид Павлович, – отрекомендовался визитер. – Насилу отыскал ваш кабинет. Это за какие же такие грехи вас в такую ссылку отправили?

– У нас, знаете ли, в заводоуправлении ремонт, – пояснила я. – Вот всех ИТР и разбросали по разным корпусам.

– Вас уж что-то особенно далеко задвинули. Неужели для юрисконсульта ничего получше не нашлось?

– Похоже, что так.

– Ладно. Куда я могу присесть? – спросил Истомин. Не дожидаясь ответа, он взял стул, стоявший около стены, и поставил его с другой стороны моего стола. Я заметила у него на пальце обручальное кольцо и подумала, что Лерке в женихи он никак не сгодится. – Да, темновато у вас здесь как-то. Пейзаж за окном совсем мрачный, как в казематах.

– Нормальный пейзаж. Я отношусь к этой стене философски. Знаете, есть такое выражение – кирпичики мироздания, так вот...

– Простите, – перебил меня в момент посерьезневший Истомин, – согласен, я сделал неудачное сравнение. Что ж, давайте сразу приступим к делу.

– Давайте.

– Я ненадолго отвлеку вас от работы, мне, кроме вас, еще со многими людьми надо побеседовать. Итак, Полина Андреевна, спрошу сразу о главном. Что вы можете мне рассказать о Виталии Кирилловиче Борщинском?

– О Борщинском? – удивившись, переспросила я. – О главном механике?

– Да-да, именно о нем. Что он за человек, на ваш взгляд?

Интерес следователя прокуратуры к главному механику «Красного Октября» меня удивил. Почему именно он с него начал свои вопросы? Откровенно говоря, я не очень хорошо знала Виталия Кирилловича. По работе мы тесно не общались, на совещаниях он не слишком бросался в глаза. Пока его не спрашивали, он рта не раскрывал. Впрочем, один раз главный механик выступал на планерке, причем высказывался категорически против выпуска новой продукции и соответственно приобретения нового оборудования. Борщинский говорил, что тот, кто покупает излишнее, в конце концов продает необходимое. Все загалдели, и он стал приводить какие-то аргументы, но я плохо его слушала. Мои мысли тогда были далеко от сэндвич-панелей.

– По-моему, Борщинский профессионал, – вытянула я из себя. – Он уже давно работает на заводе, лет двадцать с лишним. Виталий Кириллович, кажется, начинал работу в жарочном цеху, а потом учился где-то заочно... Вам лучше зайти в отдел кадров и посмотреть его личное дело.

– Ах, оставьте! – Следователь махнул рукой. – Человек никогда не бывает так близок к совершенству, как при заполнении анкеты при приеме на работу. Вот вы, Полина Андреевна, сказали насчет института, в котором он якобы учился заочно... Говорят, нигде Виталий Кириллович не учился, а дип-лом у Борщинского поддельный. Вы ничего об этом не слышали?

– Поддельный диплом? С чего вы взяли?

– Видите ли, Полина Андреевна, сейчас вопросы задаю я, – вежливо, но твердо сказал Истомин.

– Леонид Павлович, мне нечего вам сказать. Я диплом Борщинского не видела.

– Но должны были об этом слышать. Вам, как юристу, надлежало проверить эту информацию, – назидательно произнес следователь, глядя не на меня, а на кирпичную стену за окном.

– Нет, я ничего об этом не слышала.

– Это странно, – Истомин бросил на меня беглый взгляд, – потому что мне буквально все сотрудники, с которыми я уже успел сегодня побеседовать, сразу именно об этом начинали говорить.

– Но вы же не будете опираться на слухи? Один известный правозащитник сказал, что комментарии свободны, а факты священны. Поддельный у Борщинского диплом или нет, это легко проверить.

– Конечно, конечно, я так и сделаю. Скажите, Полина Андреевна, договор на поставку оборудования для производства сэндвич-панелей у вас хранится?

– Да, этот и подобные договора хранятся у меня.

– Вы позволите мне на него взглянуть?

– Конечно, без проблем. – Я встала, подошла к сейфу, открыла его и достала толстую папку. Найдя нужный договор, я положила раскрытую папку перед Истоминым.

Он вынул из нагрудного кармана серой рубашки очки в металлической оправе и стал читать контракт, чему-то ухмыляясь. Лично я никогда ничего смешного там не находила, поэтому неадекватная реакция на шаблонный текст договора о поставке производственного оборудования стала меня раздражать. Я не смогла удержаться от вопроса:

– Леонид Павлович, что вас там так веселит?

– Веселит? Да как вам сказать, Полина Андреевна, знаете, есть такое выражение – «смех сквозь слезы»? Вот это как раз такой случай. Скажите, а вы сами-то здесь, – следователь прокуратуры ткнул пальцем в текст, – ничего любопытного не замечаете?

«Неужели я допустила профессиональную ошибку?» От этой мысли у меня холодок пробежал по коже.

– Позвольте, я посмотрю, – я потянулась за папкой.

– Нет уж, дайте мне дочитать до конца.

Я внимательно наблюдала за выражением лица Истомина. Он то хмурил брови, то растягивал рот в совершенно идиотской улыбке, то скептически покачивал головой. Я, мол, так и думал, что это все полнейший бред. Но я-то знала, что в этом договоре все подчинено букве закона, надлежащим образом оговорены все условия поставки, прописана ответственность обеих сторон и не забыт форс-мажор. Так в чем же дело?

– Да, – многозначительно изрек следователь прокуратуры, – ничего другого я и не ожидал.

– Может быть, вы все-таки мне объясните, что там не так?

– Полина Андреевна, вы же юрист! На таких договорах вы, наверное, уже собаку съели. Вам лучше меня надо бы знать, что здесь не так. – Истомин закрыл папку и повторил: – Я, собственно, ничего другого и не ожидал там увидеть. М-да, пренеприятнейшая история получается. Но что делать... И не такие узлы распутывали. А скажите мне, Полина Андреевна, кто нашел этого поставщика?

– Я не могу сказать, кто нашел посредническую фирму «Сеул» для приобретения южнокорейского оборудования, но подготовкой проекта договора занимался Зайцев, менеджер отдела материально-технического снабжения...

– Который на заводе уже не работает, – продолжил чрезвычайно осведомленный Истомин. – Так?

– Да, так.

– А по какой причине он уволился?

– По собственному желанию.

– Но эта причина так много в себя вбирает, не так ли? – Леонид Павлович снова на что-то намекал, но я не могла понять, на что именно.

– К чему вы клоните?

– Ой, Полина Андреевна, вы ведь сами прекрасно все понимаете! Иногда за этой формулировкой может стоять желание не самого работника, а его начальника. Ведь может?

– Допустим.

– Так вот меня интересует, Зайцев действительно сам уволился или ему навязали такое решение сверху?

– Не знаю.

– Плохо, Полина Андреевна, очень плохо. Вы – юрисконсульт, – уже в который раз следователь прокуратуры сделал на этом акцент, – поэтому должны знать все, что происходит на заводе.

– А я знаю все, что мне требуется для выполнения моих должностных обязанностей, – тут же парировала я. – Вот если бы Зайцева уволили не по пункту третьему статьи семьдесят семь Трудового кодекса, а по какой-либо другой статье, то я бы непременно проверила законность такого приказа. Извините, но то, что творится в душе у каждого сотрудника «Красного Октября», какие у него желания, меня не касается. На то у нас в штате есть психолог. Правда, она сейчас в декретном отпуске, но ушла туда всего месяц назад. Если бы Зайцев хотел пожаловаться на то, что его желание не совпадает с желанием работодателя, то успел бы к ней обратиться.

Истомин посмотрел на свои наручные часы и сказал:

– Жаль, что у меня больше нет времени на продолжение этого чрезвычайно интересного разговора, через пять минут я должен быть у вашего генерального директора. Полина Андреевна, я думаю, что встречаемся мы с вами далеко не в последний раз. У меня к вам есть еще вопросы, но это потом, потом. – Леонид Павлович встал, наклонил голову, посмотрел на меня поверх своих очков, таинственно улыбнулся и удалился.

Едва он вышел из кабинета, я принялась листать папку с договорами. Найдя нужный, я несколько раз его перечитала. Ничего странного, смешного и уж тем более противоречащего правовым нормам там не было. Над чем же ухмылялся Истомин? Что он там нашел? Я изучила каждую букву в контракте, каждую цифру и запятую, но все они стояли на своих местах и были совершенно оправданны. У меня голова пошла кругом. То ли я не замечала очевидного, то ли следователь прокуратуры был просто жалким недоумком. Так или иначе, но ситуация превратилась для меня в проблему.