Окончен бал, погасли свечи

– Вы к Ольге?

– Да, – обрадовалась я тому, что женщина сразу угадала, кто из ее семьи мне нужен.

– Проходите, – как-то равнодушно проговорила она и пропустила меня в квартиру.

– Бабушка, я хочу книжку читать, – выбежал в прихожую маленький мальчик, кареглазый, круглолицый и румяный.

– Подожди, Алик, сейчас я щи доварю, и мы с тобой почитаем. Пойдем, пойдем. – Она подтолкнула малыша в сторону кухни, а мне кивнула: – Ольга там.

Пожав плечами, я постучала в указанную дверь одной из двух комнат этой квартиры и сразу услышала:

– Да, ну что еще?

Я вошла и увидела сидевшую на табуретке перед трюмо девушку лет двадцати пяти, которая сосредоточенно красила ногти на ногах и всем своим видом выражала недовольство, что ее отвлекают. Она даже не подняла головы.

– Здравствуйте, Ольга, – произнесла я, и девушка тут же повернулась с удивленным видом, далеко в сторону отведя кисточку. Маленькая капелька перламутрового лака упала на пол.

– Здравствуйте, – растерянно ответила Ольга. – А… Что вы хотели?

– Меня зовут Татьяна Иванова, я частный детектив, занимаюсь расследованием преступления, совершенного на даче Вавиловых в июле этого года, – отчеканила я. – Надеюсь, вы понимаете, о чем речь.

Ольга с полминуты молча рассматривала меня, затем закрутила флакончик с лаком, поставила его на трюмо и повернулась ко мне уже всем корпусом.

– Садитесь сюда, – показала она мне на деревянную кровать, покрытую атласным покрывалом. – Только меня уже допрашивали много раз, я все рассказала. И суд скоро… Все же ясно, зачем теперь по новой со мной говорить?

– Я же сказала, что я не из милиции, а частный детектив, – напомнила я. – Я веду собственное расследование.

– А что тут расследовать, если и так все ясно? – Ольга взяла с трюмо, заваленного всякой всячиной, пачку сигарет и закурила.

Мне тоже хотелось курить, и я не стала спрашивать разрешения, уже поняв, что с этой девушкой церемонии излишни. И вести себя с ней нужно уверенно и даже напористо.

– То есть вы уверены, что поджог совершил ваш муж? – спросила я.

– Ну конечно, – пожала плечами Ольга, глядя в сторону с нахмуренными бровями и быстро выпуская дым.

Ольга была привлекательной. Даже в домашнем халате и без прически: ее русые волосы были собраны в хвост на затылке. Черты округлого лица неправильные, но очень симпатичные: большие, широко расставленные серые глаза с чуть заметной раскосинкой, мило вздернутый носик, аккуратный рот с пухлыми губками… Если не красавица, то уж точно сексапильная девчонка. Из-под короткого халатика виднелись стройные загорелые ноги.

«А у Алика глаза карие, – почему-то подумала я. – И вообще он на нее не похож. Наверное, в отца пошел».

– А почему вы в этом так уверены? – спросила я. – Все-таки преступление очень жестокое… Неужели вы не удивились, что ваш муж, человек, с которым вы прожили не один год, вдруг решился на такое? В нем и раньше проявлялись подобные наклонности?

Ольга задумалась. Видно, мои слова вогнали ее в некий ступор.

– Нет, ну… – неуверенно проговорила она, откидывая пушистую челку со лба. – Нет, конечно, никакой жестокости я раньше в Кирилле не замечала – он вообще добрый человек. Но ведь… Ведь все видели, как он шел с канистрой к бане.

– Кто – все? – спокойно уточнила я. – Вы видели?

– Я? – совсем растерялась Ольга. – Нет, я не видела.

– Так кто же видел?

Ольга наморщила лобик.

– Паша видел! – наконец выдала она, обрадовавшись.

– Паша – это муж вашей подруги?

– Да, Даши. Зачем бы он стал врать?

– Это я выясню, – пообещала я, доставая блокнот. – Дайте мне адрес этих Паши и Даши.

– Ой, ну а их-то зачем сюда впутывать? – капризно надула губы Ольга.

– Они и так уже впутаны, поскольку присутствовали на дне рождения и были очевидцами пожара, – усмехнулась я. – Так что диктуйте.

Через полминуты адрес был записан, и я убрала блокнот.

– Ну вот видите, – снова повеселела Ольга. – И вообще, просто так в милицию ведь не заберут.

– Знаете, – со вздохом сказала я, – за свою богатую практику мне не раз приходилось бывать и в милиции, и в суде, и в прокуратуре… И могу вам со всей ответственностью заявить, что не так уж редки случаи, когда и в милицию забирают просто так, и судят невиновного человека. И слава богу, что часто в ходе судебного разбирательства удается выяснить, что обвиняемый не совершал преступления. И в случае с Кириллом вполне возможно то же самое. А главное, мне непонятно, почему вы так радуетесь, что его посадят? Вы что, хотите этого?

Ольга испуганно осеклась.

– Может быть, вы только и мечтали об этом? – продолжала я наступать, не повышая голоса. – Может, это вообще вы все подстроили, чтобы его посадили? Может быть, вы с Пашей в сговоре? Может, это вы подожгли баню?

Я внимательно следила за реакцией Ольги. С каждой моей новой репликой испуг в ее глазах усиливался. Наконец Ольга не выдержала и заголосила:

– Да что вы говорите, что вы говорите-то! Я даже не видела, как все это получилось, меня вообще в тот момент рядом не было!

– Так, а где вы были? – не давая ей опомниться, быстро спросила я.

– Мы на пруд ходили… С Пашкой, с Дашкой, с Кириллом…

– Так, вы мне врете! С каким же Кириллом, если говорите, что он в это время поджигал дачу? Вы путаетесь в показаниях, девушка.

– Ну так… Ой! – Ольга залилась слезами, но, увидев мой прокурорский взгляд, быстро вытерла их и, всхлипывая, продолжала: – Так мы же не все вместе возвращались! Кирилл быстрее всех пошел, а мы еще дурачились по дороге, в прятки стали играть, когда через лес шли… За деревьями прятались, бегали, смеялись… И этот дядька с нами был, моряк бывший, спросите у него.

– Что, тоже за деревьями прятался?

– Он… Нет, он не прятался, он просто шел, но смеялся вместе с нами. Потом Кириллу это надоело, и он вперед пошел, а мы следом. А когда к даче подошли, увидели, что баня горит…

– И Паша вместе с вами подошел?

– Да, кажется…

– Как же он мог видеть, что Кирилл шел с канистрой, если вы не видели?

– Да не знаю я, спросите у него! – закричала Ольга и, не выдержав, расплакалась.

В дверь осторожно заглянула ее мать.

– Закрой дверь! – завопила Ольга, швыряя в сторону двери розовую мягкую тапочку.

Я выждала минуту, потом сказала:

– Немедленно успокойтесь. Слышите? Успокойтесь и вспоминайте все. Вы действительно вчетвером подошли к даче? То есть вы, Паша, Даша, Владимир Ефремович?

Ольга принялась вспоминать.

– Нет, – наконец сказала она. – Даша с Пашей уже там были. И Кирилл. А Владимира Ефремовича еще не было, он на крик прибежал. Даша с Пашей носились вокруг, орали, а Кирилл за столом сидел как тронутый. Пальцем даже не пошевелил, пока мы с ведрами и канистрами с водой бегали. Слава богу, дядька этот, Владимир Ефремович, не растерялся, вытащил Инессу. А Игоря не успел.

Что ж, теперь более-менее понятно, почему никто не видел, как начался пожар. И опять же не ясно: где в этот момент была Тамара? И когда Паша мог видеть, что Кирилл несет канистру с бензином? И почему он уверен, что именно с бензином? Словом, вопросов было очень много, но вряд ли Ольга могла дать на них ответ. Эти вопросы я оставила на потом, на другое время и место, а пока обратилась к Ольге:

– Теперь расскажите мне про Игоря. Что вы о нем знаете? Все-таки вы примерно одного возраста, наверное, общались с ним. Тем более что он был друг Кирилла.

– Да я бы не сказала, что они так уж сильно дружили, – успокоившись, что разговор перешел на мирные темы, ответила Ольга. – Мне, честно говоря, этот Игорь не очень нравился.

– Почему?

– Ну он был какой-то нагловатый парень. Я таких не люблю.

– Скромных, значит, любите, – кивнула я.

Ольга вспыхнула.

– Вот вы смеетесь надо мной, – с упреком сказала она, – а я, между прочим, вам все как на духу рассказываю.

– За это огромное спасибо, конечно, – поблагодарила я, хотя была на сто процентов уверена, что Ольга рассказывает мне далеко не все. – Рассказывайте дальше.

– Ну… – Ольга замялась. – А что еще рассказывать-то? Мне он не очень-то был нужен, этот Игорь. Ну дружил с Кириллом, потом стал к Инессе клинья подбивать. Она, естественно, сразу растаяла. Клуша старая! – фыркнула Ольга, наглядно продемонстрировав свое рабоче-крестьянское происхождение.

– Вы недолюбливаете Инессу?

– С чего вы взяли? – тут же округлила глаза девушка.

– Вы ни разу не были у нее в больнице, – заметила я.

– А-а-а… – Ольга снова помрачнела. – Не была, потому что там постоянно торчала эта Кассандра. А я знаю, что она терпеть меня не может. А за что? Я, между прочим, законная жена, а вот она никто. Приживалка! Я сто раз говорила Кириллу, чтобы он запретил ей у нас появляться, а он как тряпка!

Мне уже давно было ясно, что за внешней идиллией, царившей в этом кругу, большинство членов компании терпеть друг друга не могли. Неизвестно, правда, какие чувства испытывали люди, с которыми я еще не встречалась, в частности Владимир Ефремович и Ромка. Насчет Тамары у меня уже выработалось кое-какое мнение, и мне казалось, что оно верное. Но это все эмоции, а вот мотивы, мотивы! В первую очередь, конечно, приходят на ум деньги. Но тогда все паши-даши, тети тамары и владимиры ефремовичи вообще не должны браться в расчет, поскольку не имеют к наследственным делам Вавиловых никакого отношения. Тем не менее без их показаний мне все равно не обойтись, как ни крути. Пока еще четкой кандидатуры на роль преступника не вырисовывалось.

– Альфонс несчастный! – продолжала тем временем разоряться Ольга в адрес покойного Игоря Кириченко. – Тунеядец!

– Почему тунеядец, он что, не работал?

– А зачем ему? – презрительно скривила губы Ольга. – Его же Инесса содержала! Нашел себе мамочку! Если честно, надоел он мне до смерти! Каждый день к нам таскался, торчал с утра до ночи, еще и ночевать иногда оставался. А у нас, между прочим, ребенок маленький. А Инесса, нет чтобы им заниматься, нам помогать, себе сыночка завела!

– А почему, собственно, она должна была заниматься вашим ребенком? – усмехнувшись, спросила я.

– А что ей еще делать-то? И потом, она, считай, ему бабушка…

– Ну вы-то тоже, кажется, не обременены особыми делами, – заметила я. – И все-таки вы его мать, а она даже не бабушка.

– Все равно, – буркнула Ольга. – Надоел этот Игорь.

– Настолько надоел, что его убили?

– Вы опять за свое! – вскричала девушка. – Не убивала я его! Я же говорю, когда я пришла, там уже люди были и огонь вовсю полыхал. Так что у меня алиби!

И она с победным видом посмотрела на меня. Я же думала о другом. Если Игорь нигде не работал, значит, версия о том, что ему мог желать зла кто-то из коллег, отпадает сама собой. Инесса тоже была, если так можно выразиться, домохозяйкой. Следовательно, причины трагедии надо искать внутри этой компании, внутри отношений. Личных, финансовых – не знаю пока. А чтобы понять отношения внутри, порой нужен свежий взгляд снаружи. Внутри они уже все перегрызлись между собой, пусть и не открыто. Скрытый конфликт между многими налицо. А вот со стороны всю картину мог наблюдать Владимир Ефремович. И, насколько я успела понять его характер по рассказам, он был разумным человеком, не склонным к сплетням и огульному охаиванию своих знакомых. Пожалуй, следующий, с кем мне стоит пообщаться, это он. А также на повестке дня у меня Кирилл Вавилов. Для того чтобы с ним встретиться, мне, естественно, придется пойти на поклон к своим друзьям из милиции, благо что приятелей-ментов, готовых оказать мне бескорыстную помощь, у меня достаточно.

– Ваш брат Роман сейчас дома? – спросила я.

– Нет, – буркнула Ольга.

– Но вообще он живет здесь?

– Вообще – здесь, но сейчас его нет, – не скрывая неприязненного отношения ко мне, сказала девушка. – И когда он будет, я не знаю. Вы еще и Ромку приплетаете!

– Ладно, Ольга. – Я поднялась. – На сегодня я вас покидаю, но можете не сомневаться, что встретиться нам еще придется, и, возможно, не раз.

– Я вам все! уже! рассказала! – хлопая себя рукой по коленке, почти прокричала Ольга.

– Нет, не все, – улыбнулась я и пошла к двери. – До свидания.

* * *

Владимир Ефремович Стоянов имел свой собственный дом. Ему было далеко до роскоши коттеджа Вавиловых, но все же он представлял собой добротную постройку, одноэтажную, но с мансардой. Дом был обложен кирпичом, белый чередовался с красным. Высокое крыльцо, веранда. И главное, чисто и ухожено. В палисаднике все было аккуратно подметено, деревья – подстрижены. Мне понравились осенние астры – мохнатые, крупные, разных расцветок, хотя я вообще-то не люблю эти цветы. Еще краше выглядели белые и розовые хризантемы. Роскошных роз, о которых говорила Кассандра, я в палисаднике не увидела, но, должно быть, Владимир Ефремович выращивал их в специальном помещении, если занимался их разведением круглый год.

Адрес Стоянова, естественно, был раздобыт у Инессы, как и номер телефона, по которому я позвонила ему и договорилась о встрече. Я не сомневалась, что Стоянов сразу на нее согласится, и не ошиблась. Он уже стоял на крыльце, поджидая меня, – действительно, высокий статный мужчина с благородной сединой на висках и мужественным лицом моряка. И хотя он был одет в обычную рубашку и мягкие домашние брюки, я четко себе представила, как, вероятно, идет ему парадная морская форма.

– Машину вы сюда, к сожалению, не загоните, – поздоровавшись, крикнул он мне. – Места мало. Мне самому приходится свою на стоянку ставить. А так хотелось собственный гараж иметь.

– Ничего страшного, – махнула я рукой. – Она у меня на сигнализации, да и ненадолго я к вам, Владимир Ефремович.

– Ну это как разговор пойдет, – улыбнулся он, приглашая меня в дом.

Внутри дом был деревянным.

– Это я сам его кирпичом обкладывал, – пояснил Стоянов. – Можно было, конечно, заново построить, но я дерево люблю. Запах от него, знаете, какой-то особенный, домашний, родной… И теплее в деревянных стенах, чем в каменных. Сентиментальным становлюсь на старости лет, что ли…

И он тихо засмеялся, покачав головой, без всякого намека на кокетство. На столе стояли большой чайник, мисочка с вареньем, ваза с конфетами. Мне Владимир Ефремович налил чаю в большую чашку, а себе – в темно-вишневую кружку.

– Признаться, я обрадовался, когда вы позвонили, – медленно проговорил отставной моряк.

– Я это почувствовала по вашему тону, – призналась и я. – Вы не верите в виновность Кирилла?

– Нет, не верю. И, честно говоря, не знал, что делать, чтобы ему помочь. Общался, конечно, с милицией, приводил им свои доводы, но кто меня станет слушать? Решил, что будем ждать суда, а там уж разберутся. Конечно, надеялся там выступить, многое объяснить, чтобы суду понятно стало, что парень ни при чем. А все равно на сердце неспокойно было, нехорошо.

– Вы так уверены только потому, что много лет знаете Кирилла? – спросила я.

– Нет, не только. Хотя и это имеет значение. Я действительно знаю Кирилла не то что много лет, а с самого рождения. Я был дружен с его отцом и матерью.

– Простите, может быть, мой вопрос покажется вам бестактным, но все же почему вы каждый год приходили на день рождения Александры, которой давно нет в живых? Ведь это день рождения не вашего друга, а его жены.

Владимир Ефремович откинулся на стуле с кружкой в руках и задумался. В глазах его явно проступила печаль, вернее, какая-то светлая грусть.

«Сентиментальным становлюсь на старости лет», – всплыла у меня в голове недавно брошенная им фраза. Вот именно, взгляд Владимира Ефремовича стал сентиментальным, даже каким-то ностальгическим. Он прикрыл глаза и посидел так с минуту. Я не торопила его.

Стоянов очень быстро вернулся в прежнее расположение духа, улыбнулся мне и лукаво подмигнул:

– Извините, просто это моя молодость. То, что дорого любому человеку после того, как заканчивается навсегда. Дело в том, что я был влюблен в Сашу. Давно это было, еще в юности. Мы ведь с Аркадием вместе с ней познакомились, на танцах в парке… Но она стала встречаться с ним, а потом и замуж вышла. Разумеется, я нисколько этому не мешал. Конечно, она догадывалась о моих чувствах, но разговора на эту тему между нами никогда не заходило… У них долго не было детей, Кирилл родился, когда Аркадию было уже за тридцать.

– И что же, вы так и любите Александру по сей день? – удивленно спросила я.

Стоянов усмехнулся.

– Любить можно лишь живого человека. А вот память хранить… это совсем другое дело. Нет, вы не подумайте, что я всю жизнь только и делал, что грезил о Саше. Я был женат, правда, детьми не довелось обзавестись. Но не из-за этого моя семейная жизнь разбилась. Впрочем, к тому делу, которым вы занимаетесь, это не имеет никакого отношения. Просто вы спросили – а я ответил. Это моя юность, моя память.

– Я поняла, – кивнула я. – Спасибо вам за откровенность. Но давайте вернемся к делу. Так что же заставляет вас сомневаться в виновности Кирилла?

Владимир Ефремович задумчиво погладил подбородок.

– Когда мы пришли из леса, – сказал он, – я обратил внимание, что Кирилл стоит возле сарая и в руках у него шланг. Видимо, это было первое, что пришло ему в голову, – залить огонь из шланга.

Стоянов замолчал. Я кашлянула, но развернутого продолжения не получила.

– Простите, – вынуждена была сказать я, – но я ничего не поняла. То есть он хотел спасти Игоря и Инессу, так? Но почему же тогда не сделал этого?

– Потому что после восьми вечера воду в поселке отключают, – грустно улыбнувшись, пояснил бывший моряк. – Шланг просто не к чему было присоединить. Вернее, присоединить, конечно, можно было, но бесполезно. Кирилл был единственным, кто пытался сделать что-то разумное и действенное.

– И вы стали спасать этих несчастных своими силами, – напомнила я. – А что же Кирилл вам не помог?

– Ну я сам велел никому не подходить даже близко к бане. Все-таки из присутствовавших я был наиболее подготовленным в таких делах человеком, пожар тушить приходилось. Да на корабле много чего приходилось!

– Но Кирилл, как говорят, вообще ничего не делал, просто сидел за столом, и все. Словно ждал, когда все решится само собой!

Я так дотошно выспрашивала Владимира Ефремовича не потому, что сама уже убедилась в виновности Кирилла Вавилова – мне было важно знать его мнение. Он проявил себя как самый адекватный и непредвзятый человек. Поэтому я очень ждала его объяснений.

– Кирилл не любит лишних движений, – просто сказал Стоянов. – Он понимал, что толку от его действий не будет. А почему он сидел за столом… Полагаю, об этом лучше узнать у него самого. Может, это был психологический шок, может, он думал, что они сгорят насмерть и заранее переживал последствия этой трагедии. Вот встретитесь с ним и спросите у него. Кстати, мне и самому хотелось бы это знать.

– Вы так уверены, что я с ним встречусь?

Владимир Ефремович вновь улыбнулся.

– Я думаю, вы сумеете это сделать. Он – одна из главных фигур того вечера, да и вообще всей ситуации. И вы не можете этого не понимать. Более того, я уверен, что вы соберете нас всех и повезете в Вишневый поселок.

Я невольно посмотрела на него с уважением.

– Можно подумать, что вы учились, по крайней мере, в школе милиции.

– Я учился в мореходном училище, о чем нисколько не жалею. Просто это, на мой взгляд, очевидные вещи.

– Увы, они не столь очевидны для остальных участников, – вздохнула я. – И тем более в этой ситуации мне приятно общаться с таким человеком, как вы.

– Я абсолютно рядовой человек, – махнул рукой морской офицер. – Просто я старше их всех и больше видел в жизни.

– А вы не можете воспроизвести… так сказать, картину происшедшего?

Стоянов сразу же понял меня и задумался.

– Я и сам размышлял, – наконец проговорил он, – почему так вышло, что никто не видел самого момента поджога. Все разбрелись кто куда, двор опустел… Вероятно, никому не хотелось сидеть там в одиночестве, вот и разошлись: кто купаться, кто передохнуть. И потом, эта компания… Я никого не хочу обидеть, но она цельная, только когда все вместе. А так все эти люди не очень-то ладят между собой. Может быть, даже не отдавая себе в этом отчета. Например, та же Инесса может доброжелательно и искренно говорить за столом с Тамарой, вспоминая Аркадия, но представить этих женщин в другой обстановке, мило беседующих вдвоем о своем, о девичьем, я, извините, не могу.

– То есть у многих была открытая неприязнь друг к другу? – уточнила я.

– Разве я сказал «открытая»? Я же говорю, они могут сами себе не отдавать отчета в том, что в другой день, в другом месте, наверное, не стали бы общаться между собой. Их связывала дача, память об Александре и Аркадии – вот и все. И ничего удивительного в этом нет, все мы разные, все. Вот вы сейчас разговариваете со мной и, возможно, будете беседовать еще не раз. Но почему? Разве потому, что вам просто приятно мое общество?

– Не стану скрывать, оно мне приятно, – честно сказала я.

– Не стоит, я не об этом! Я имею в виду то, что вы тратите на меня время потому, что расследуете этот пожар. Только в этих условиях возможно наше общение, понимаете? Пройдет время, и вы в лучшем случае однажды мельком вспомните пожилого отставного моряка, и то уже забыв черты моего лица. И ничего удивительного и тем более страшного в этом нет. Так и все эти люди: они собираются вместе лишь в определенных условиях, в условиях…

Конечно же, я понимала, о чем говорит Владимир Ефремович. В сущности, он говорил простые вещи, которые я почему-то не смогла для себя сформулировать, нутром прекрасно их понимая.

– Так что не нужно думать, будто кто-то из них кого-то сильно ненавидел и все эти годы копил злобу и планировал коварное преступление. Все было совсем не так…

– А как было? – раскрыла я рот от удивления. – У вас что, есть четкая версия?

– Четкой, увы, нет, иначе я изложил бы ее в милиции, – развел руками Стоянов. – Но, на мой взгляд, многое указывает на то, что это было сделано, что называется, наудачу. Ведь нельзя было предугадать, кто и где окажется в тот момент. Нельзя было предугадать, что Инесса и Игорь сгорят насмерть. Они могли оба остаться в живых, вернись я чуть раньше.

– Но ведь преступление все же было совершено! Не просто же ради шутки!

– Мотивы, мотивы… – вздохнул Владимир Ефремович. – Вот что самое главное. Мне это не дает покоя. На первый взгляд ни у кого, кроме Кирилла, этих мотивов нет. А они должны быть, хотя бы один, но весомый! Не просто какая-то призрачная ненависть непонятно по каким причинам. Узнаем мотив – станет ясно, кто убийца. Только так.

В сущности, рассуждения Владимира Ефремовича совпадали с моими. Совсем недавно, перед встречей с ним, я как раз размышляла над мотивами. А Стоянов, оказывается, ломает голову над тем же самым уже который месяц. И не может найти ответа… На какой-то момент мне подумалось, что мне-то и подавно не суждено будет его найти, но я тут же откинула эти мысли. Это что еще такое, Татьяна Иванова? Что это вы в уныние впали? Уныние – один из смертных грехов, не забывайте об этом, какой бы атеисткой вы ни представлялись! Что это вы вздумали сдаваться в самом начале расследования? Да иногда несколько месяцев приходилось пахать, пока истина наконец появлялась на свет. А здесь еще и работы толком не было. Да нужно радоваться, что судьба послала такого человека, как Стоянов, он может оказаться отличным помощником, советчиком. Так что слушайте его внимательно, Татьяна Иванова, и все запоминайте. А потом будете делать выводы.

– Вы что-то приуныли, – заметил и Стоянов. – Давайте-ка я вам чайку свежего подолью. Сейчас заварю только. Вот, например, со зверобоем. Отлично повышает настроение! С ним никаких новомодных антидепрессантов не нужно, это я вам со знанием дела говорю.

Стоянов насыпал в заварочный чайник травы, добавил заварки, еще каких-то семян, после чего залил все это кипятком и укутал полотенцем.

– Через десять минут будем наслаждаться, – снова подмигнул он мне. – Вы не унывайте. Я-то дома сижу и только думаю, а вы работаете. Следовательно, у вас и возможностей куда больше.

– Вы прямо как будто мои мысли читаете, – усмехнулась я. – Только не говорите, что вам много лет и вы больше видели в жизни.

– А я и не говорю. Я уже сказал, – улыбнулся Владимир Ефремович. – Я вам сейчас скажу еще одну вещь… Уж не знаю, имеет ли она отношение к произошедшему, но мне кажется, что в последнее время Кирилл как-то изменился. Он стал… Он перестал быть таким спокойно-беззаботно-счастливым человеком, как раньше.

– В последнее время – это когда? За месяц до трагедии, за два?

– Мне кажется, гораздо раньше, – задумчиво постучав пальцами по своей кружке, проговорил Стоянов. – Еще на прошлом дне рождения он был уже не таким. Не могу точно определить, в чем это выражалось, но перемены произошли, это несомненно.