Тайна важнее жизни

– Познакомься, Венсан, – не глядя ни на кого конкретно, Гляссе нагнулся к ящику стола и неторопливо извлек из него какую-то папку. Мягко положил ее перед собой на гладкую полированную поверхность. – Это директор парижского научно-исследовательского института Жюльен Деламар. Месье Деламар, это тот человек, о котором я вам говорил. Венсан Перетье.

Деламар порывисто поднялся с дивана и сделал шаг навстречу идущему по направлению к столу Перетье, рассчитывая на приветственное рукопожатие, которое, по сути, и должно было последовать после того, как хозяин кабинета по всей форме представил мужчин друг другу. Однако Перетье проигнорировал все необходимые правила этики. Он лишь небрежно кивнул Деламару, моментально вспомнив, что ему доводилось прежде видеть выступления этого человека по телевизору, и буквально плюхнулся на стул прямо напротив шефа. Забросил ногу на ногу и вставил в рот неприкуренную сигарету.

– А ты не очень-то вежлив, Венсан. – Гляссе поднял на него глаза, в которых отразилось явное недовольство подчиненным.

Перетье перебросил сигарету из одного уголка рта в другой. Слегка прикусил фильтр зубами.

– Я не оканчивал институтов благородных манер. Можно вопрос?

– Задавай.

– Зачем я здесь, Морис? Я только два дня назад вернулся из Невады. Не мне тебе рассказывать о том, что там произошло… – Перетье слегка покосился в сторону чуждого ему человека в лице Жюльена Деламара, который сконфуженно успел вернуться на свое прежнее место и вновь сосредоточил внимание на кончиках собственных пальцев. – И я справедливо рассчитывал на то, что после этого мне предоставят пусть даже небольшой, краткосрочный, но отпуск…

Гляссе нетерпеливо взмахнул рукой.

– Мы все трудимся не покладая рук, Венсан, – просто заявил он. – К тому же, я уверен, новая поездка по сравнению с предыдущей покажется тебе легкой прогулкой. Не более.

– Новая поездка?

Вместо ответа Гляссе снял свои тяжелые руки с узловатыми некрасивыми пальцами с недавно извлеченной из ящика папки и толкнул ее в направлении Перетье. Последняя едва не соскочила с края стола, но Перетье вовремя подхватил ее.

– Прочти, – коротко распорядился Гляссе.

Перетье неохотно раскрыл папку. Боль в затылке уже не казалась ему такой назойливой и всепоглощающей, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Мозг Венсана неотступно сверлила одна и та же мысль. Он жаждал выпить. Перевернув несколько первых страниц с фотографиями, суть которых ему ни о чем не говорила, Перетье попытался сосредоточить внимание на тексте. Однако уже с первых слов его интерес к содержимому папки и вовсе упал на отметку «ноль». Он перелистнул еще пару страниц, поморщился. И без того холодные глаза Венсана превратились в две маленькие льдинки. Он захлопнул папку и положил ее обратно на стол.

– Я не интересуюсь религией. Не интересуюсь библейскими писаниями. И разного рода загадками, связанными со всей этой чепухой. – Сменив позу, Перетье щелкнул зажигалкой и подпалил кончик торчащей в зубах сигареты. – Стало быть, вопрос остается прежним. Зачем я здесь?

Гляссе нахмурился. Поведение агента с каждой минутой нравилось ему все меньше. Перетье и прежде, бывало, вел себя подобным образом, но на этот раз, по мнению шефа, он уже перешел все мыслимые и немыслимые границы не только приличий, но и элементарной субординации.

– Из-за этой чепухи, как ты выразился, – в голосе Гляссе появился металл, – мы потеряли трех видных ученых. Двое бесследно исчезли, третий, Анри Фери, был убит позавчера в Иерусалиме. Ему выстрелили в грудь и в голову…

– Что говорит полиция?

Перетье глубоко затянулся и тайком покосился на стеклянный шкафчик за спиной шефа. Он знал, что бутылочка коньяка у Гляссе там всегда найдется. Но для него лично это обстоятельство сейчас ничего не меняло.

– По поводу двух пропавших ученых – ничего, – Гляссе самоотверженно демонстрировал остатки своего терпения. – Их до сих пор не обнаружили, и на этот счет у них нет даже ни одной стройной версии. Что касается Анри Фери, то тут убийца был взят с поличным. Прямо на месте преступления.

– Браво! – Перетье придвинул к себе пепельницу и положил на нее тлеющую сигарету. – Честь и хвала израильским полицейским.

– Может, ты прекратишь ерничать и выслушаешь меня до конца, Венсан, – Гляссе повысил голос.

Перетье развел руками.

– Так вот. Убийца – женщина. А вернее, если быть точным, девушка. Арабка по национальности. Есть подозрения, что она принадлежит к одной из фанатично-религиозных группировок мусульманских экстремистов. Во всяком случае, у полиции девушку тут же отобрали. Догадываешься кто?

– «Моссад»? – Перетье подозрительно прищурился.

– Верно.

– Постой-ка, Морис. Какое отношение к арабским экстремистам мог иметь наш ученый. Как его там?.. Фери. В чем тут связь?

– Наконец-то, – хмыкнул Гляссе. – Наконец-то ты начинаешь проявлять интерес, и до тебя, черт возьми, доходит, что вся эта история не так уж и проста, как может показаться на первый взгляд. В последний раз, незадолго до своей гибели, Анри Фери связывался по телефону со своим непосредственным начальником, месье Деламаром, – Гляссе указал рукой в сторону сидящего на диване мужчины. – И сообщил, что наткнулся в своих исследованиях на нечто важное. По его словам, это могло бы стать одним из самых великих открытий последнего времени. Но ничего больше Фери не сообщил. Сказал, что это не телефонный разговор. А значит, он уже чего-то опасался. Понимаешь, Венсан? Затем его убили… Вчера нам удалось доставить в Париж личные вещи Фери, среди которых был и его ноутбук. Но и в нем не было никакого конкретного намека. Судя по всему, Фери стер с базы данных все упоминания о своем возможном открытии. Наши агенты сейчас прочесывают арабские гетто здесь во Франции, в надежде отыскать хоть какую-то зацепку, хоть какую-то возможную связь Фери с экстремистами, но… Информаторы только разводят руками. И я хочу… – Гляссе выдержал паузу. Такие длинные тирады обычно были не в его духе. – Я хочу, чтобы ты лично вылетел в Иерусалим и попытался на месте разобраться с этим делом. С арабскими экстремистами, с ролью «Моссада» в данной истории. И главное… Главное, нам нужно знать, что там разнюхал покойный Фери.

Перетье вновь поднял сигарету с пепельницы и вложил ее в губы. Несколько раз затянулся, выпуская дым через ноздри. Рука Венсана автоматически потянулась ко все той же заветной папке. Он раскрыл ее на середине.

– Круг Рефаимов… Древние библейские сказания… Возможно, нет ничего удивительного в том, что этот Фери попал в поле зрения религиозных фанатиков…

Деламар сухо откашлялся, привлекая внимание к своей персоне. Венсан неохотно повернул голову в его сторону. Директор НИИ уже оставил в покое свои пальцы и теперь сидел на самом краешке дивана, водрузив руки на колени, как примерный школьник.

– Позвольте мне немного прояснить ситуацию, месье Перетье, – сказал он. – То, о чем я уже успел доложить месье Гляссе, пока вас не было. Мне кажется, что это важно.

– Попробуйте, – милостиво вступил в дискуссию с ученым Венсан. Он ткнул сигарету в пепельницу, смял ее и уже всем корпусом развернулся к Деламару.

– Дело в том, – несмотря на сконфуженное состояние директора научно-исследовательского института, голос его был резким и звонким, – что речь тут идет не совсем о религии, месье Перетье. Вернее, и о ней тоже, но мы… Я имею в виду наш институт… Придерживаемся совершенно иной версии относительно этого таинственного во всех отношениях Круга Рефаимов, нежели ученые других стран. Еще три года назад один из наших видных ученых Лемар Гросса, работая по этому вопросу в теории, выдвинул версию о том, что Круг Рефаимов, или, как его называют сами евреи, Гилгал Рефаим, служил древним цивилизациям как пункт наблюдения…

– Наблюдения за чем? – не удержался от вопроса Перетье.

– За Сириусом. Дело в том, что Гилгал Рефаим был построен таким образом, и вы это можете видеть на фотографиях, сделанных с разных ракурсов, – Деламар кивнул на папку, все еще находящуюся в руках Венсана, – таким образом, что в нем имеется два расположенных друг против друга входных отверстия. И через одно из этих отверстий прекрасно просматривается планета Сириус. Вы разбираетесь в астрономии, месье Перетье?

– Я пытаюсь разобраться в ней на основе ваших слов, – съязвил тот и тут же добавил: – Вы хотите сказать, что этот чертов Круг изначально был задуман как обсерватория?

– Опять же, не совсем, – замялся Деламар. – Я же с самого начала сказал вам. Как наблюдательный пункт.

– В чем разница? – Перетье не скрывал своего явного раздражения.

– Лемар Гросса выдвинул предположение, что древние цивилизации, населявшие землю на момент построения Гилгал Рефаима, ждали вторжения из космоса. И угроза этого вторжения исходила от Сириуса.

Перетье не мог поверить своим ушам. Поначалу ему даже показалось, что он ослышался или у него уже начали развиваться слуховые галлюцинации. Но затем, глядя на лицо ученого, он понял, что тот говорит вполне серьезно и происходит все это в реальном времени.

– Вторжение инопланетян? – Венсан перевел взгляд на Гляссе, затем обратно на Деламара. – Маленькие зеленые человечки, выскакивающие из своей летающей тарелки и сжигающие Землю из лазеров? Вы об этом мне сейчас толкуете? Я правильно понял?

– Ну… – Деламар даже отпрянул, вжавшись лопатками в спинку дивана. – Зачем же воспринимать это так буквально, месье Перетье? Я лишь хотел сказать, что профессор…

Перетье не стал его слушать. Он резко повернулся на стуле лицом к Гляссе.

– Мне обязательно слушать эти безумные бредни?

Гляссе ничего не ответил. Зато вместо него откликнулся Деламар, видимо почувствовав себя немного увереннее и войдя в раж, ступив на привычную для него почву.

– Это не бредни, месье Перетье… И я лишь хочу, чтобы вы в полной мере владели сложившейся ситуацией…

– Я уже ей владею. – Венсан закрыл папку. – А сумасшедшие гипотезы, исходящие от вас или вашего прославленного профессора, меня совершенно не интересуют.

– Венсан! – осадил его Гляссе.

Перетье поднялся со стула. В зубах у него уже торчала новая неприкуренная сигарета. Папку, полученную от шефа, он небрежно сунул под мышку.

– Я разберусь с этим делом, Морис. А что касается вас, месье Деламар, – Перетье уже двинулся к двери, но на ходу обернулся через плечо, – то лично я советую вам поменьше употреблять галлюциногенов. Или на чем вы там сидите…

* * *

Монотонное постукивание карандаша, находящегося в руках сидящего напротив человека, о поверхность стола, начинало нервировать Мещерекова. Хотя вполне вероятно, что именно этого от него и добивались. Вывести из привычного состояния равновесия.

Крупный широкоплечий мужчина с густой рыжей шевелюрой и такими же пышными, но аккуратно подстриженными на кончиках усами, представившийся как Роман Леонидович Чепуров, начальник специального отдела Службы внешней разведки, вот уже десять минут хранил напряженное молчание. Собственно говоря, именно столько времени и прошло с того момента, как Мещереков переступил порог небольшого, по-спартански обставленного кабинета, до дверей которого его доставила парочка в штатском. Чепуров только поприветствовал профессора, представился и предложил сесть. И дальше гробовая тишина. Роман Леонидович лишь внимательно изучал визитера из под сдвинутых к переносице, местами поредевших бровей и постукивал по столу остро отточенным кончиком карандаша.

По пути сюда, в Управление СВР, с Мещерековым тоже никто не разговаривал, и профессор до сих пор ломал голову над вопросом, что же могло понадобиться такой мощной и грозной организации от его скромной персоны. Ни одного более или менее здравого объяснения на ум не приходило, а пускаться в расспросы самостоятельно Олег Николаевич не решился.

Чепуров оставил, наконец, карандаш в покое, аккуратно положил его слева от себя и, скрестив большие мускулистые руки на груди, откинулся на высокую спинку кресла.

– Итак, Олег Николаевич, – изрек он, и Мещерекову показалось, что раскатистый бас хозяина кабинета сразу заполнил собой все пространство, а эхо от него беспомощно заметалось между стен. – Говорят, вы большой специалист в области загадок. Это так?

Мещереков почувствовал себя еще более неуютно и против собственной воли нервно заерзал на жестком стуле.

– Загадок? – переспросил он. – Что вы подразумеваете под словом «загадки»?

– Изучение различных таинственных мест земли. – Выражение лица Чепурова осталось без изменений. – Вы ведь занимаетесь именно этой темой, Олег Николаевич? Или в мои сведения закралась какая-то ошибка?

– Нет… Все верно… Я…

Чепуров выглядел усталым, и со стороны могло показаться, что затронутая им самим тема разговора была не только ему не интересна, но и скучна. Он пригладил пальцами левой руки свои рыжие тараканьи усы и глубоко вздохнул.

– Хорошо. В силу специфики своей работы, Олег Николаевич, я полагаю, вы слышали о таком месте на Голанских высотах, как Круг Рефаимов?

Мещереков был поражен. Разумеется, он сам прекрасно владел всей информацией относительно этого загадочного места планеты и не раз детально изучал ее с различных ракурсов, выдвигая собственные, порой абсурдные гипотезы. Но почему этим интересуется СВР? Откуда такая тяга к, возможно, самому древнему месту на земле? Прежде внешняя разведка не касалась подобных вопросов, считая эту область науки самой бесперспективной. Или это личный интерес Чепурова? Тогда тем более странно.

– Вы имеете в виду легендарный Гилгал Рефаим? – Профессор невольно оглянулся на закрытую дверь у себя за спиной и тут же вернул взор на собеседника. – Конечно, я…

– Расскажите мне о нем, – попросил Чепуров. Его руки снова сошлись на груди.

Мещереков до сих пор не мог поверить, что все это происходит в реальном времени. Мотивы Чепурова оставались для него непонятными.

– Вы хотите, чтобы я рассказал вам о Гилгал Рефаиме?

Роман Леонидович кивнул.

– Будьте так любезны, профессор.

– Хорошо… – Мещереков облизал пересохшие от волнения губы, усилием воли взял себя в руки и представил, что он находится на обычной своей лекции в институте, а не в кабинете начальника отдела СВР. – Круг Рефаимов представляет собой пять концентрических каменных колец, общим диаметром более пяти сотен футов. Вполне вероятно, что они были построены в свое время для астрономических целей, но… Уникальность этого строения скорее в том, кто может оказаться в итоге строителями…

– А кто ими может оказаться? – с нескрываемой ленцой в голосе подбросил встречный вопрос Чепуров.

– Ну… Понимаете, Роман Леонидович… Как бы это сказать…

– Говорите, как есть, профессор. Я постараюсь принять любую вашу версию.

Мещереков впервые позволил себе улыбнуться.

– Я бы не стал утверждать, что это моя версия, – сказал он. – Существует легенда, которая, кстати, весьма красочно описывается и в Библии, что Гилгал Рефаим был построен некогда населявшей нашу планету расой великанов. Об этом свидетельствуют и необычайно крупные и тяжелые камни, которые простому человеку…

Чепуров снова прервал собеседника коротким, но весьма многозначительным жестом руки. Мещереков тут же замолчал, ожидая вопроса. Он нервно пригладил рукой бородку. Чепуров смотрел на него пристально, не мигая. Наконец хозяин кабинета все так же лениво сменил позу и взял со стола пачку сигарет. Протянул ее в раскрытом виде профессору.

– Нет, спасибо, – Мещереков покачал головой. – Я не курю.

– Это правильно. – В противовес собственным словам Роман Леонидович пристроил сигарету во рту и щелкнул скрытой в массивном кулаке зажигалкой. К потолку неторопливо потянулась тоненькая сизая струйка дыма. – Здоровье не купишь ни за какие деньги. Его надо беречь. Но я, наверное, уже не в силах бороться со старыми привычками… Скажите, Олег Николаевич, вы сами верующий?

Вопрос прозвучал как выстрел. От неожиданности Мещереков даже подался назад. Чепуров спокойно втянул в себя едкий табачный дым. Взгляд серых, глубоко посаженных глаз, казалось, готов был просверлить Олега насквозь. Он будто находился под рентгеновскими лучами.

– Честно говоря, для меня это сложный вопрос… И я бы не смог ответить на него однозначно. – Мещереков не пытался юлить. Он действительно говорил то, что думал и чувствовал. – Как в некую абстрактную высшую силу, которая находится где-то там, над нами, – он неопределенно качнул головой, но Чепуров совершенно никак не отреагировал на этот жест, – я, конечно, не верю. Как ученый, я полагаю, что все должно иметь свое логическое объяснение. Без мистицизма и… тому подобного… Однако, опять же в силу специфики своей профессии, я не могу не отрицать того факта, что в природе до сих пор находится много таинственного и необъяснимого… Но тут, скорее, обожествлять следует саму природу. – Мещереков еще раз робко улыбнулся.

– Ладно. Я понял. – Чепуров слегка наклонился к пепельнице и опустил в нее сигарету. Только в этот момент взгляд его ненадолго оторвался от лица сидящего напротив профессора. – Вернемся к нашим баранам, Олег Николаевич. То есть непосредственно к Кругу Рефаимов. Насчет легенды мне все понятно. Но вы! Вы лично придерживаетесь какой-либо версии?

В очередной раз Мещереков принялся нервно теребить свою острою бородку клинышком. Никогда еще беседа на интересную для него тему не давалась ему так тяжело и напряженно.

– Мне трудно быть объективным, Роман Леонидович. Все мои знания в этой области носят исключительно теоретический характер. Мне ни разу в жизни не довелось побывать на Гилгал Рефаиме… Но, изучая труды коллег, я, наверное, больше склоняюсь к версии, высказанной в девяносто третьем году Брюсом Куртисом. Для раскрытия тайны Круга Рефаимов Куртис апеллировал к апокрифическому труду «Книги Знаний: Ключи Еноха». И он, я имею в виду все того же Куртиса, сделал вывод, что эти каменные обломки древности, как и говорил Енох, заключают в себе некие шифрованные послания об отдельных событиях на Земле и в космосе, которые люди должны сами расшифровать. За точность цитаты я, конечно, сами понимаете, не ручаюсь. Но суть…

– Та-ак, – протянул Чепуров, и уголки его губ под рыжими усами слегка изогнулись книзу. – Шифрованные послания, значит. Это уже интересно…

– Так утверждает Куртис, – поспешно вклинился Мещереков. – И Енох, конечно.

– Да черт с ним, с Енохом вашим, Олег Николаевич! – Чепуров поднял сигарету из пепельницы, хотел было затянуться, но передумал и поспешно затушил ее. Впервые на его лице проступили проблески эмоций. – И с Куртисом тоже. Давайте с вами поговорим откровенно. Не сомневаюсь, что вам известно, что какие-либо исследования на Голанских высотах, где расположен этот злополучный Круг, были запрещены до шестьдесят седьмого года. Туда не допускалась ни одна научная экспедиция.

– Да, я знаю, – сказал Мещереков. – Это было связано с тем, что…

– Неважно, – отмахнулся Чепуров. – Это уже дело прошлое, и меня оно мало волнует. Но я скажу вам больше. Исследования не приветствуются и сейчас. Нет, открыто их никто не пресекает, конечно, но «Моссад» бдительно наблюдает за своими территориями. Как вы считаете, с чем это может быть связанно?

– Не знаю, – честно признался Мещереков. – Я далек от политики и совершенно не силен в ней…

– Но вы допускаете мысль, что тайна этих колец может быть как-то связана с политикой? Такое возможно? В принципе? – продолжал напирать Чепуров.

– Не знаю, – профессор несколько раз нервно моргнул. – Никаких таких упоминаний нигде…

– Хорошо. – Чепуров поднялся из-за стола, обошел его и остановился в непосредственной близости от Мещерекова, глядя на него теперь снизу вверх. Олег хотел было тоже встать, но хозяин кабинета мягко, но властно опустил руку на его сухощавое плечо. Мещереков вынужден был остаться в прежней позе. – Не так давно, Олег Николаевич, активными исследованиями на Голанских высотах занялись французы. Парижская коллегия ученых направила туда трех своих ведущих представителей, но… Все у них, скажем так, идет не совсем гладко. И у меня есть подозрения, что политика здесь играет не последнюю роль. Со стороны израильских властей, конечно. – Чепуров помолчал. – У меня к вам предложение, Олег Николаевич. Я бы сказал, обоюдовыгодное. То есть я склонен предположить, что вас оно также заинтересует.

– Какое предложение? – профессору приходилось выворачивать шею, чтобы видеть лицо нависшего над ним, как скала, Романа Леонидовича.

– Вы сами сказали, что все ваши познания основаны на теории. Так?

– Да, так.

– И что вы никогда лично не имели чести лицезреть этот чертов загадочный Круг Рефаимов. Я понимаю, что финансирование вашего института, где вы честно трудитесь на благо отечественной науки, оставляет желать лучшего, а потому мы готовы выделить средства на ваши исследования. Говоря проще, Олег Николаевич, я хочу, чтобы вы отправились в Иерусалим и разобрались с этой загадкой на практике. А все необходимые расходы наше ведомство возьмет на себя. Что скажете?

Мещереков был окончательно ошарашен. Такого поворота в разговоре он ожидал меньше всего. СВР, и в частности этот человек, который сейчас представлял ее, готова была оплатить его поездку к одному из чудес света! А Мещереков склонен был относить Гилгал Рефаим именно к таким. Мог ли он мечтать о подобном?.. Если только…

– Постойте, – профессор почувствовал, как бешено заколотилось в груди его сердце. – Вы что же?.. Вы меня вербуете?

Совершенно неожиданно для него Чепуров рассмеялся. Конечно, Мещереков не смог бы поручиться за то, что этот смех был естественным. Скорее, наоборот. Звуки, издаваемые Романом Леонидовичем, больше походили на сухое покашливание астматика. Но тем не менее он смеялся.

– Ну зачем же так сразу, Олег Николаевич? – Все еще сухо посмеиваясь, Чепуров вернулся на привычное для него место за столом. – «Вербуете»! И где вы таких слов только понабрались? К вашему сведению, времена КГБ давно уже канули в Лету… Подумайте сами, вам предоставляется уникальнейший шанс. Ну а что касается нашей заинтересованности в этом деле… То нас лишь интересует профессиональное мнение специалиста относительно того, что же в действительности представляет собой Круг Рефаимов. Вы проведете исследования, после чего мы снова встретимся с вами и пообщаемся. Не более того. – В руках Чепурова вновь оказался карандаш. – Впрочем, нет. Есть еще одно маленькое дополнение, Олег Николаевич. За вами будет наблюдать наш человек. Но исключительно в целях вашей же безопасности…

– Безопасности?

– Ну знаете же старую как мир поговорку: лучше перебдеть, чем недобдеть, – Чепуров улыбнулся. – Поверьте, наш человек ни в коей мере не будет мешать вашей научной работе. Никакого хождения по пятам, контроля и так далее. Только визуальное наблюдение. Я счел необходимым предупредить вас об этом для того, чтобы у вас не возникало больше подозрений в моей неискренности или какой-либо закулисной игре.

– А я буду знать этого человека? – робко поинтересовался Мещереков.

– Не вижу в этом необходимости. – Кончик карандаша в привычной манере принялся отстукивать прежнюю дробь на поверхности стола. – Если, конечно, не произойдет ничего экстраординарного. Но, думаю, такого поворота событий не хотите не вы, не мы.

На это Мещереков не нашел что сказать. Да, признаться честно, ему сейчас и не хотелось никаких негативных факторов. Мысленно он уже предвкушал предстоящую работу. Мысленно он уже был там, на Голанских высотах.

* * *

– Ну как она?

– По-моему, неплохо. Гринберг докладывал…

– Я читал доклад Гринберга. – Вентайл остановился возле бара спиной к сидящему в кресле Мееру и распахнул обе стеклянные створки. – Меня интересует твое мнение?

Откровенно говоря, Мееру импонировало, когда шеф обращался к нему с подобным вопросом. Конечно, он, не первый год проработав в связке с Гордоном Вентайлом, прекрасно знал, что тот лишь пытался строить из себя демократа, в то время как на самом деле таковым отнюдь не являлся. Мнение соратника Вентайл спрашивал, как правило, для проформы, и в итоге оно никогда ничего не меняло. Вентайл всегда поступал по собственному усмотрению. Так, как считал правильным. Но, с другой стороны, Меер имел возможность открыто высказываться по любому вопросу. И не считал такой подход шефа комичным.

– Я думаю, что мы перегнули палку, Гордон. Может, не сильно, но перегнули. – Перед глазами Меера все еще отчетливо стояли безумные стеклянные глаза арабской девушки. Отсутствие жизни в них выглядело пугающим. – Ты уже просматривал агентурные данные из Франции? Они начали нешуточный прессинг в отношении арабов. Гетто стоят на ушах. И, подозреваю, это только начало. К тому же…

– Я не узнаю тебя, Рифе! – Вентайл неторопливо обернулся. В одной руке он держал бутылку красного вина, в другой два высоких бокала на тонкой змеевидной ножке. Со всем этим комплектом он продефилировал обратно к низкому стеклянному столику на колесиках, с самого начала беседы разделявшему его и соратника. – С каких это пор ты стал сочувствовать арабам?