Морской дозор

Сергей Зверев

Морской дозор

Глава 1

Тяжелая, могучая в своей неуклюжести серо-зеленая туша вертолета с низким басовитым грохотом шла над шиферными крышами поселка Усть-Баргузин. Это был «Ми-26», модель, которую вертолетчики издавна с ласковой, необидной насмешкой окрестили «сараем». В грузопассажирской машине совсем не чувствовалось хищной стремительности вертушек огневой поддержки: «Барракуд», «Черных акул» и их импортных аналогов, вроде американских «Ирокезов» или «Апачей». Вертолет скорее напоминал битюга-тяжеловоза, добродушного, мощного и безотказного.

Приближался Байкал. Под брюхом военно-транспортного вертолета неспешно проплыли обшарпанные домики, двухэтажное здание поселкового совета, гаражи, склады, сарайчики, хозяйственные постройки, темная зелень крошечного елового колка на окраине, там, где располагалось поселковое кладбище. «Ми-26» на небольшой высоте подходил к самому устью впадающей в великое сибирское озеро реки Баргузин, по названию которой был назван бурятский поселок.

Бортмеханик Алексей, самый молодой из четырех членов экипажа, совсем недавно выпущенный из вертолетного училища, тронул за плечо сидящего рядом штурмана:

– Слышь, Петрович, а баргузин – это что, нация такая? Ну, в смысле народ, который по этой речке живет, да?

Экипаж – это одна семья. Все они прежде всего вертолетчики, летуны, а звания и должности – это все потом. Поэтому тридцатитрехлетний Петрович не обиделся на несколько фамильярное обращение младшего товарища. Кроме всего прочего, приятно, знаете ли, чувствовать себя кладезем знания и опыта!

– Ветер так называется, деревня! – снисходительно пояснил он. – Северо-восточный. Песню такую слышал: «Эй, баргузин, пошевеливай вал!» Нет? Один тяжелый рок на слуху. Я же говорю, деревня! Как раз про него поется, про северо-восточный. А по названию ветра – река. Или наоборот, кто его разберет. Так буряты назвали. Вот они-то как раз по берегам этой реки живут, понял, Леха?

– Этот северо-восточный ветер все усиливается, – недовольно заметил услышавший их пилот «Ми-26». – И задувает точнехонько нам в хвост. От чего я не в восторге. Эх, скорее бы отбояриться, закончить этот рейс! Не нравится он мне. Сам не знаю почему, а вот не нравится! Предчувствия хреновые.

Пограничники, летчики, моряки, пожарные, боевые офицеры, словом, люди экстремальных профессий хорошо знают это пакостное ощущение: все, казалось бы, в порядке, а душа настолько не на месте, что хочется волком выть. Предчувствие того, что вот-вот случится какая-то крупная гадость.

Мистика? Пожалуй… Но беда в том, что подобные предчувствия имеют обыкновение оправдываться.

Штурман и бортмеханик переглянулись: о чем это командир?

– Чего это ты, Сережа? – недоуменно поинтересовался четвертый из экипажа, радист. – Рейс как рейс, а что он левый, что груз гражданский, так не в первый же раз. Мы давно не девочки, а жрать охота каждый день!

– Тем более заплатили нам неслабо, этот коммерсант местный налички не пожалел, – поддержал радиста штурман Петрович. – А все официальные документы в полном порядке, комар носа не подточит. Обычная перегонка вертолета. Летим себе из Иркутска на военную базу в Читу. Нам приказали, вот мы, значит, и летим. Журнал полетов? Пожалуйста, все отражено честь по чести. Полетный лист? Опять же все в ажуре. Ну и в нашем бортжурнале, наконец, то же самое черным по белому…

– А все же… – упрямо покачал головой пилот.

– Нет, ты постой. – Радиста явно зацепило за живое. – Мы прямой приказ получили? Я что-то совсем не хочу ссориться с генералом Берсентьевым из штаба округа. Весовые категории у нас разные, звезды на погонах, опять же, по размеру отличаются. У него крупнее. А что он нас как воздушных извозчиков использует, втемную, так не на облаке живем, пора привыкнуть. Попала собака в колесо, – пищи да бежи!

– Особенно противно даже не генералу Берсентьеву, а этой крашеной стервозине, его дражайшей супруге подчиняться! – непримиримо, с едкой злобой в голосе продолжал возражать друзьям Сергей. – Виктория Владимировна, понимаешь ли! Мне, офицеру ВВС России, тыкает! А у самой глаза, как у кобры перед броском, я на этих тварей в Средней Азии насмотрелся. Один к одному генеральская половина. Бизнесменша, видишь ли! Обратили внимание, как она с этим хрюнделем, который с нами в прошлый раз расплачивался, в сторонку отошла, чтобы мы не услышали, и о чем-то чуть не четверть часа трепалась приватно? Зуб даю, что и в том грузе, что мы на этот раз везем, оч-чень даже ее доля бабок есть. Она с этим местным «предпринимателем» не впервой на пару дело крутит, и большой вопрос, кто главный! Страх как таких «бизнес-леди» не выношу. Сволочнее не найдешь.

– Да-а уж, Виктория точно что бизнес-леди, – неодобрительно, однако с оттенком того чуть брезгливого восхищения, которое у порядочных людей вызывают удачливые жулики, протянул штурман вертолета. – Сколько и чего мы по ее заказам только не перевозили на коняшке нашей! Да не одни мы… Я тоже уверен, что к нашему сегодняшнему рейсу она ручонки блудливые приложила, иначе с чего бы генерал так распорядился? Она этот вертолет при желании давно выкупить бы могла. В личное безраздельное владение. Бабок хватило бы. Только зачем ей, с таким-то муженьком!

– Самое интересное, – мрачно заметил пилот, – что взбреди ей такая дикая фантазия в голову, так ведь продали бы! Не такую еще технику продавали.

Последние разбросанные у самого места впадения речки в Байкал домишки Усть-Баргузина косо ушли назад и вниз, под хвост «Ми-26». Внизу засерел ноздреватый мартовский лед озера, потянулась цепочка протаявших прибрежных островков, черные остовы сгнивших лодок и катерков заброшенного рыбколхоза. Необычно теплая погода, установившаяся в Бурятии этой весной, напитала байкальский лед влагой растаявшего снега, сделала его непрочным, по-апрельски обманчивым. Лужицы, лужи, целые бочажины талой воды, покрывающие ледяной панцирь Байкала, ярко отблескивали в лучах низкого солнца, бьющих из-под белых пушистых облаков.

– Петрович, – с тревожным любопытством спросил вдруг молоденький бортмеханик, внимательно слушавший разговор своих старших товарищей, – это выходит, что она, баба генеральская, на нас наживается, а мы молчим? Как-то это… Нехорошо.

«Господи, – подумал штурман, – до чего же ты сосунок еще! Давно ли я сам таким был! Чего уж тут хорошего! Вот только…»

– Погано это, Леха, – проговорил он свою мысль вслух. – Вот только против тех чинов, которые за расхитиловкой стоят, нам, простым летунам, хвост пружинить – это вроде как на танк с мухобойкой переть. Пикнуть не успеешь, а тебя уже на гусеницы намотало. Хорошо еще, если просто вышибут с волчьим билетом. Могут чего похуже устроить. Вертолеты, они падают иногда… Вот так. Потом, ведь мы тоже не святые, я же говорил, чего нам не пришлось в «сарае» вот этом туда-сюда по воздуху таскать… Не по одной России транспортировали, но даже и за границу, бывало. Ну да, в Монголию, когда и в ближний Китай. Есть способы, ты уж мне поверь. Что возили? Да всякое. Ты теперь свой, ты в экипаже, чего уж от тебя скрывать! И взрывчатку, и кирзовые сапоги армейские в обмен на китайские пуховики, и шинели – на тушенку. Много чего. Это армия у нас бедная стала, а отдельные армейцы, как раз наоборот, какие еще богатые. Так что, пойми, дружок, мы тоже подзамазаны. У болота сидючи как не замажешься; вот женишься – узнаешь, каково с семьей на офицерскую зарплату жить. Которую могут выплатить, а могут и нет. Но сразу тебе скажу: ни с оружием, ни с наркотиками наш экипаж никогда не связывался. Здесь мы чисты.

– А другие экипажи? – никак не хотел угомониться Алексей.

– Вот у других и спрашивай, – грубовато оборвал его командир, лицо которого скривилось, как от зубной боли.

Очень уж неприятна была для Сергея затронутая тема.

– Как полагаете, что на этот раз везем? – ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво поинтересовался радист.

Весь экипаж, как по команде, повернул головы назад и чуть налево, где к полу кабины было прочно принайтовано десять небольших ящичков. Всего-то с полметра каждый в высоту, в поперечном сечении – квадрат со сторонами примерно десять на десять сантиметров. Маркировки на ящичках не разглядеть – все они были плотно обтянуты брезентом.

– Дьявол его разберет, – сказал, словно сплюнул, штурман. – Меньше знаешь – крепче спишь. Наше дело доставить. Одно скажу, тяжеленные они, ненормально для таких размеров. Я когда закреплять их помогал, то умучился вконец, а вроде мужик не слабый. По полцентнера каждый, ей-богу, не вру.

– Да быть не может, – удивился бортмеханик Леша. – Какой в них объем-то? Литров по пять, не больше! И чтобы по пятьдесят кило каждый… Чудеса природы!

– Сам попытайся приподнять один, – пробурчал Петрович, обиженный недоверием «молодого».

– Отставить попытки! – резко проговорил командир «Ми-26». – А то еще, хм-м… на ногу свалится. Не наше это дело. Не атомная бомба – и на том спасибо.

По левому борту вертолета показалась высокая береговая сопка. Среди высоких стройных сосен, выросших на ее легких супесных почвах, выделялась ажурная антенна-тарелка военной радиолокационной станции. А у самого подножия сопки, прямо под двумя домиками РЛС, увенчанными антенной, совсем близко к урезу воды теснилось несколько длинных, запредельно облезлых бараков лагерно-казарменного вида.

– Вон, видал? – радист указал рукой на проплывающие внизу строения. – Это, Леха, еще одно чудо местной природы. Стоит тут эта РЛС пес знает с какого времени, тихо ржавеет. Потому как даром она здесь никому не нужна. А при ней, как положено, воинская часть.

– Так зачем ее тут держать? – удивился бортмеханик, отличающийся редкостной наивностью. – Даже отсюда, сверху, видно, что там запустение сплошное. Неужто в руинах этих солдаты живут?! Барак-то крайний – вообще без крыши! Нет, ну прямо фашист пролетел, страх смотреть!

– Именно что страх, – невесело ухмыльнулся командир. – А внизу, при ближайшем рассмотрении, вовсе полное позорище. Здесь все очень просто: военная часть сильно опустела за последние годы, ее бы по-хорошему ликвидировать вместе с РЛС, но неподалеку генеральские дачи, генералам нужен бесплатный солдатский труд. Вот и гонят сюда срочников, таким орлам боевым, как Берсентьев, особнячки возводить, огороды перепахивать… Такая вот у солдатиков боевая подготовка получается.

Эта тема тоже явно была Сергею в тягость. Он тяжело вздохнул, прерывая неприятный разговор, затем обернулся к радисту:

– Ты с контрольно-диспетчерским пунктом давно на связь выходил? Вот и займись своим прямым делом, передай на КДП наши координаты.

Глава 2

В невысокой стеклянной башенке контрольно-диспетчерского пункта, на который поступала курсовая информация с «Ми-26», в это время находилось два человека: среднего возраста мужчина в форменном вэвээсовском кителе с майорскими погонами и женщина в гражданской одежде.

Лев Щукин, простоватого вида толстяк лет сорока с уже основательно поредевшей шевелюрой, на КДП находился по полному праву. Мало того, – по долгу службы. Он был руководителем полетов, делил с экипажами, находящимися в этот момент в воздухе, ответственность за успешное выполнение летного задания. Или неуспешное, такое тоже случалось. На даму, с которой он в настоящее время делил тесную прозрачную клетушку КДП, майор, стараясь, чтобы это не было заметно, поглядывал с явным неодобрением. Мягко выражаясь…

Имел Щукин к тому все основания. Более чем. Потому что согласно совершенно четким, недвусмысленным должностным инструкциям посторонних на КДП быть не должно. Даже военных, а уж о гражданских лицах тут и разговора быть не может. Здесь все же не аттракцион в парке культуры, а инструкции отнюдь не дураки писали.

Однако, как на беду издревле повелось в России, законы писаны не для всех. Для некоторых лишь один закон существует, одна инструкция на все случаи жизни: чего хочу, то и ворочу.

А отвечать за нарушение, в случае чего, придется ему, майору Щукину! Этой… боевой подруге все как с гуся вода!

Именно дурацкая ситуация с гражданским лицом, к тому же женщиной, на вверенном ему КДП внутренне напрягала майора.

Но не только нарушение инструкции заставляло его хмурить редкие белесоватые брови, а еще и то, что женщина была Щукину категорически антипатична. Противна, проще сказать.

Выглядела дама лет на сорок, то есть была ровесницей Щукина. Высокая, довольно стройная, хотя фигура уже начала чуть расплываться. Дорого, модно, хотя несколько вульгарно одетая: темно-бордовый английский брючный костюм, купленный в самом престижном бутике Иркутска, поверх него английская же пуховка салатного цвета и роскошная зимняя шапка из голубого песца. Шапку ценой в годовую майорскую зарплату дама небрежно бросила на стол перед собой: в тесной клетушке КДП было тепло. У нее были короткие, уложенные в модную прическу каштановые волосы, светло-серые, чуть навыкате, глаза. Умело наложенный, очень дорогой макияж.

Плюс исходящее от дамы благоухание «Magy nouare», как завершающий штрих. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не злобноватое и одновременно капризно-надменное выражение лица, заставляющее вспомнить хищную мордочку хорька.

Такая мина исключительно характерна для вышедших «из грязи в князи» хозяев жизни, пребывающих в незыблемой уверенности, что Вселенная вращается именно вокруг них, все же остальные двуногие – так, бросовый материал. Навоз под пашню. Холуи в лучшем случае.

Брезгливо оглядев небогатую обстановку КДП в поисках пепельницы, но таковой не обнаружив, дама не стала долго задумываться. Она попросту затушила наполовину выкуренную тонкую сигарету о поверхность стола, швырнула ее в стоящую в углу проволочную корзинку для бумаг и обратилась к Щукину:

– Чего вы тут сидите, как на собственных поминках?! Почему не связываетесь с вертолетом? По-моему, уже пора. Я не разбираюсь в этих ваших дурацких координатах. Но мне нужно знать, где они сейчас и скоро ли доползут до Читы. Причем знать немедленно. Так что не заставляйте меня ждать!

В ее высоком, чуть хрипловатом голосе чувствовалось безграничное презрение к этому затурканному жизнью служаке.

– Вам все-таки придется подождать, Виктория Владимировна. – Чтобы сохранить нормальный спокойный тон майору потребовались неимоверные усилия. – Когда я веду переговоры по рации с экипажем «Ми-26», мне сообщают координаты вертолета через каждые пятнадцать минут. А не через три или пять. Кстати, я же предупреждал вас: в этом помещении запрещено курить. Нельзя, понимаете?!

– Это кому-то другому нельзя, – со злобной иронией хмыкнула дама. – Мне – можно! Со связью все же поторопитесь, иначе на кой леший вы здесь казенные штаны протираете? Да еще именуетесь «руководителем полетов»? Руководитель, тоже мне! Руководятел, вот вы кто!

Майор Щукин, с побелевшим от сдерживаемого бешенства лицом, молча отвернулся.

…Проявлять некоторую хамоватость в пятнадцать лет вполне, вообще говоря, естественно. Взросление, трудный период самоутверждения, то да се… Пожалуй, с натяжкой простительна такая малоприятная черта характера и в двадцать пять. Но не в сорок же! Меж тем сорокалетняя Виктория Владимировна Берсентьева была явной, законченной и патентованной хамкой.

Таковой она, кстати, и останется, стукни ей хоть восемьдесят. Если доживет. Люди подобного сорта меняются очень редко. И всегда – в худшую сторону.

После очередного сеанса связи с экипажем «сарая» Щукин повернулся к выжидающе уставившейся на него Берсентьевой:

– Теперь я могу ответить на ваши вопросы. Вас координаты «Ми-26» интересовали? Извольте, вот они. Что еще? – Голос его был холоден, как лед Байкала.

– Где сейчас находится вертолет? На карте можете показать? – нетерпеливо спросила женщина.

Щукин небрежным движением подвинул песцовую шапку Берсентьевой, расстелил на столе лист двухверстки, затем подумал немного и добавил еще два листа.

Вид хорошей военной карты действительно напоминает тот, который открывается с высоты птичьего полета. Голубизна Байкала, переходящая в местах с большими глубинами в насыщенную бирюзу, причудливые очертания берегов, изрезанных заливчиками, дельтовидное, похожее на неправильный треугольник устье Баргузина, зелень лесов, пронизанная синими жилками речушек и ручьев. Сейчас, когда Бурятию еще покрывал снег, а зеркало великого озера было спрятано под ледяным панцирем, карта выглядела даже красочнее, наряднее, чем то, что можно увидеть с борта самолета.

Майору, однако, было не до красот. Он аккуратно воткнул в какую-то ведомую только ему точку карты иголку циркуля, совмещенного с курвиметром, провел короткую дугу. Затем наморщил лоб, беззвучно пошевелил губами, что-то про себя подсчитывая.

– К моменту последнего сеанса связи вертолет находился вот здесь, над этим местом, – Щукин очертил тупым концом карандаша небольшой овальчик.

Склонившись над картой, Берсентьева внимательно всмотрелась в указанный майором район байкальского берега вблизи Усть-Баргузина и тоже слегка пошевелила губами, словно запоминая.

«Можно подумать, что ты карту читать умеешь, дура, – ехидно подумал Щукин. – Да и зачем тебе это? Понимаю, чтобы на место меня поставить. Дескать, не хуже тебя, скотинка серая, в карте разобраться могу! Как же, генеральская жена! Ну-ну…»

Ошибался майор. Умела Виктория Владимировна читать двухверстку.

– А это что? – Ее наманикюренный пальчик прошелся чуть дальше очерченного овала, вправо, по курсу вертолета.

– Сейчас – ничего, – угрюмо буркнул майор. – Развалины. Руины. А был рыбоконсервный завод когда-то.

«Пока, – продолжил Щукин про себя, – такие, как ты и твой муженек, не стали хозяевами жизни. И не пустили псу под хвост всю страну, почище любых оккупантов!»

– Сколько им еще колтыхать до Читы? Считая с момента последней связи?

Майор пожал плечами:

– Меньше часа полетного времени осталось. Минут сорок, учитывая направление и скорость ветра. Он им дует почти прямо в хвост.

Берсентьева решительным шагом направилась к двери хлипкой пристроечки, своего рода неотапливаемого тамбура КДП. Уже почти прикрыв ее за собой, она вдруг повернулась к удивленному Щукину:

– Мне нужно позвонить партнерам, чтобы встречали вертолет в Чите.

«Звони, стервозина, мне-то что до этого, – подумал майор. – Хоть партнерам своим долбаным, жулью поганому, хоть шайтану в преисподнюю. Хотя еще большой вопрос, захочет ли шайтан с такой паскудой разговаривать».

Мысли его были печальны, и крутились они вокруг генерал-майора Геннадия Феоктистовича Берсентьева из штаба Забайкальского военного округа и его супруги, Виктории Владимировны, предпринимательницы, занимающейся бизнес-перевозками, которая вот уже около часа испытывала щукинские нервы на прочность.

«Ах, как легко бизнес вести, если у тебя муж – генерал в штабе округа, – с иронией думал Щукин. – Транспорт своей жене он предоставляет по-чти бесплатный, а эта подлючина за срочные и сомнительные перевозки военной авиацией огребает громадные деньги. А попробуй только пикни! Вот изгаляется она надо мной, майором ВВС России, а я что? Только и могу, что обматерить ее про себя». Генерал-майора Берсентьева майор Щукин не уважал. Как и почти все его сослуживцы. Среди среднего офицерского состава, которым жива еще наша многострадальная армия, у генерала Берсентьева сложилась устойчивая репутация: циничный зажравшийся наглец с куриными мозгами. Которого, если по-хорошему, не то что к работе в штабе Забайкальского военного округа, а к чистке свинарников допускать не стоит. Генерал, отдадим ему должное, не жалел усилий для поддержания такой репутации. К тому же слыл подкаблучником, что в офицерской среде считается позором.

Жену его, Викторию, офицеры дружно ненавидели. За откровенную наглость поведения и демонстративное, пещерное хамство.

В молодые годы был Берсентьев, по слухам, маниакальным кобелем, не пропускавшим ни одной юбки. Но «на всякую щель найдется шпатель», и нарвался Геннадий Феоктистович на такую отборную суку, что пробу ставить негде. Скрутила она его намертво, вот с тех пор и плясал генерал под дудочку супруги. А когда разразился всероссийский бардачина, когда экономическая водичка настолько помутнела, что многим захотелось половить в ней жирненькую рыбку, побраконьерствовать вволю, заделалась Виктория Владимировна Берсентьева предпринимательшей с уклоном в «бизнес-перевозки».

Дверь тамбурочка-пристройки протяжно скрипнула, и майор Щукин вновь оказался с глазу на глаз с той, о которой только что думал со столь нежными чувствами.

В унисон дверному скрипу громко, требовательно запищал таймер на рации майора со встроенным скремблером: пора было в очередной раз связываться с экипажем «Ми-26».

Тут, однако, начались поганые сюрпризы: связь ни с того ни с сего «поплыла». Майор успел лишь начать прием от экипажа очередных текущих координат, как вдруг в наушниках рации раздался треск сильных помех. Перейдя на другой поддиапазон, майор снова вслушался в эфир. То же самое!

Щукин очень удивился: его немалый опыт однозначно указывал ему на их искусственную природу. Такие помехи обычно получаются, если прием и передачу целенаправленно «глушат».

– Ничего не понимаю. – Он настолько растерялся, что обратился к Берсентьевой: – Это не грозовой фронт, там совсем по-другому «музыка» звучит. Да и потом, какая сейчас, к дьяволу, гроза, в середине марта! Это… Это похоже на «глушилку», включенную на полную мощность. Как раз перекрывающую полосу несущих частот. Абсурд какой-то!

– Подумаешь, дел-то, – сказала она совершенно спокойным, равнодушным тоном, так, словно судьба «Ми-26» начисто перестала ее волновать. – Ну, сломалось у них там чего-нибудь. Прилетят в Читу – починят!

«Вот и пойми этих идиоток, – со злобой думал Щукин, лихорадочно пытаясь выйти на резервную, а потом и на аварийную частоту. – То всю плешь мне проела, чуть не каждые три минуты текущие координаты спрашивала, а тут вдруг наплевать стало. Надоело, что ли, шибко деловую да озабоченную передо мной корчить? Ну дура, прости, господи! Но мне-то совсем не все равно! Что же у них произошло со связью? Стоп! А если мы вот этак попробуем…»

Но все его мастерство, весь опыт, все лихорадочные попытки так и не выправили положения. Связь с военно-транспортным вертолетом была утеряна.

Глава 3

Приблизительно в то самое время, когда «Ми-26» проплывал над низкими крышами Усть-Баргузина, на обочину узкого проселочного грейдера, петлявшего по тайге не хуже ручейка, вырулили две машины.

Первым шел могучий трехосный «Урал» с кунгом. Необыкновенно ранняя и теплая для этих мест весна расплавила колеи грейдера, и тяжелая машина двигалась медленно, с натужным ревом мотора вышвыривала из-под колес перемешанное с грязью крошево полурастаявшего снега. Наконец «Урал», подминая громадными колесами мелкий кедровый стланик, росший по сторонам дороги, резко взял вправо, выехав чуть за обочину проселка, и остановился, заглушив мотор.

Казалось, огромная машина облегченно вздохнула, словно уставшее большое животное.

Юркий «уазик», ехавший чуть сзади, повторил маневр первой машины и остановился метрах в пяти от «Урала».

Рядом с его громадной тушей «УАЗ» казался совсем маленьким, каким-то незаметным. Этот образчик лучших российских внедорожников был уже явно не первой молодости, да к тому же изрядно побит жизнью и нелегкими проселками бурятского Прибайкалья. Поцарапанные борта с облупившейся краской и пятнами ржавчины, треснувшая фара, вмятина на бампере… Что ж, трудно ожидать, что на разъезженной лесной дороге бурятской глубинки вдруг обнаружится шестисотый «Мерседес».

Водитель «уазика» тоже заглушил мотор, над таежным проселком теперь были слышны лишь голоса потревоженных соек и кедровок. Легкий ветерок относил в сторону облачко сизых выхлопных газов. Солнечные лучи, косо бившие сквозь кроны чуть отстоящих от проселка молодых кедров, рисовали на сероватом, подплывшем талой водой снегу две четкие черные тени от машин.

Передние дверки «уазика» распахнулись.

Удивительно, но содержимое «уаза» разительно не соответствовало его обшарпанному внешнему виду. Все заднее сиденье машины было заставлено радиоаппаратурой, причем настолько современной, совершенной и «навороченной», что у любого профессионального радиста слюнки бы потекли от зависти. Мало того, не догадался бы иной радист о назначении некоторых «оригинальных» приборов из этого комплекта. А уж суммарная стоимость такого набора прецизионного радиоэлектронного оборудования наверняка тянула на пяток новеньких «уазов».

На переднем сиденье, рядом с водителем, сидел неброско, но добротно одетый мужчина. Был он очень толст, сиденье просело под ним почти до самого пола. Однако то была та особая полнота, которая позволяет предположить в толстяке изрядную физическую силу, а не трясущийся кусок жирного желе. Чем-то он напоминал японского борца-сумоиста. И не только своей мощной фигурой, но и желтоватым цветом лица, линией губ, разрезом раскосых глаз, столь характерным для жителей юго-востока Азии.