– Все, что должен уметь сотрудник контрразведки ФСБ, – ответил Бондарь. – Поверьте на слово, Маргарита Марковна, этого более чем достаточно.
– Я никогда не верю на слово. Никогда и никому.
– Разумно.
– Конечно, – чопорно произнесла Морталюк. – Если вы наводили обо мне справки, то должны знать, что я всегда поступаю разумно. – Она задумчиво посмотрела на хрустальный мундштук, который вертела в пальцах. – Поэтому мы поступим следующим образом. Сейчас я позову сюда своих секьюрити и велю им выдворить вас отсюда. – Взгляд Морталюк преисполнился издевки. – Очутившись за порогом, вы больше никогда его не переступите, Евгений Николаевич. Таким образом, дальнейшее зависит от вас. Проявите себя с лучшей стороны.
– А мы поглядим, какой вы специалист, – подал реплику Щусевич. – Гонор и профессионализм – совершенно разные понятия.
– Это вы верно подметили. – Голос Бондаря звучал подчеркнуто ровно. – Терпеть не могу зазнаек.
Судя по всему, он был готов добавить к сказанному еще пару слов, но тут Морталюк, которой надоело ждать, нажала кнопку вызова на своем телефоне. Дверь распахнулась. Разговоры кончились.
Шахов и Добрынин проработали в охране Морталюк достаточно долго, чтобы относиться к своим обязанностям с полной ответственностью. Оба поддерживали отличную физическую форму, постоянно практиковались в стрельбе и рукопашном бое, почти не употребляли спиртного и приучились держать язык за зубами, а зубы – крепко сжатыми.
Шахов был года на четыре старше напарника и несколько грузноват, но ни помолодеть, ни сбросить лишний вес у него не получалось. Порой он задумывался о том, чем станет заниматься, когда окончательно постареет и обрюзгнет, но никаких блестящих перспектив перед ним не открывалось. Из-за этого Шахов был человеком раздражительным и желчным, но случались моменты, когда он разительно преображался. Перехватив многозначительный хозяйский взгляд, устремленный на Бондаря, он моментально повеселел. Не так давно ему случилось вывихнуть плечевой сустав одному назойливому репортеру, и воспоминания о том, как визжал тот болван, были Шахову все равно что бальзам на душу.
– Выведите его отсюда, да не церемоньтесь, – распорядилась Морталюк, указав мундштуком на Бондаря. – Станет сопротивляться, калечьте.
«Йес, мэм», – ответил мысленно Добрынин, вынимая из уха проводок телесного цвета.
– Сделаем, – солидно произнес он вслух.
Его тайной страстью были боевики, причем любые – иностранные и наши, хотя, конечно, голливудская продукция нравилась Добрынину больше. Он был готов смотреть кино сутками напролет, методично перемалывая челюстями орешки, чипсы или ржаные сухарики. Невольно подражая своим героям, Добрынин приучился отвечать на вопросы коротко и односложно, а сам вопросов никому не задавал, поскольку ничего его, по большому счету, не интересовало. Добрынинская душа обладала отзывчивостью мороженого хека, и взгляд его глаз был соответствующим. Если бы Бондарю захотелось посмотреть в эти глаза, он не прочел бы там ничего, кроме бесстрастной готовности выполнять любые хозяйские приказы.
Но Евгению было начхать на Добрынина, как и на Шахова. Вместо того чтобы визуально оценить противников, он продолжал стоять к ним спиной. А поза его сделалась не просто расслабленной, а совсем уж нелепой. Опершись обеими руками на никелированные спинки двух стульев, Бондарь подался вперед, чтобы укоризненно сказать Морталюк:
– Поступая таким образом, вы нарушаете Трудовой кодекс, Маргарита Марковна. Странное у нас получается собеседование.
Шахов и Добрынин одновременно шагнули вперед. Они не суетились, не спешили. Им представилась отличная возможность проявить свою преданность и исполнительность, поэтому обоим хотелось выполнить приказ как можно эффектнее. Шахов примеривался к пояснице наклонившегося Бондаря, решив для начала отбить ему почки. Добрынин представлял себе, как проделает удушающий захват с разворотом головы противника на девяносто градусов. Подмывало его также пнуть коленом обращенный к нему зад, однако это смахивало бы на мальчишество.
Морталюк, уловившая в голосе Бондаря нотки зарождающейся паники, ослепительно улыбнулась, как сделала бы это Мэрилин Монро, доживи она до убийства Джона Кеннеди. Их разделяла подкова стола, так что дотянуться до нее Бондарь никак не мог. Сзади к нему приближались охранники, каждый из которых представлял собой ходячую гору мускулистого мяса, снабженного некоторым количеством мозгового вещества. Морталюк уже предвкушала, как они собьют спесь с него, позволившего себе беседовать с ней в почти хамском тоне. Она ценила мужскую красоту, однако в первую очередь отдавала должное мужской силе. Перед ее мысленным взором промелькнули забавные картинки:
…вот капитана хватают за шкирку и волокут к двери, а он, моментально растерявший все свое самомнение, тщетно пытается вырваться из крепких рук охранников, умоляя Морталюк отменить приказ…
…а вот его, растрепанного и жалкого, с рубахой, выпроставшейся из брюк, выталкивают прочь, подгоняя тумаками и затрещинами… уцепившись за дверь, он хочет сказать что-то напоследок, но вылетает из зала, как пробка от шампанского…
Ничего подобного не произошло. Морталюк, вставлявшая сигарету в мундштук, замерла, некрасиво открыв рот. Злорадно похохатывавший Щусевич издал нечленораздельный звук, словно на его шее затянули невидимую удавку.
Силуэт Бондаря сделался размытым и прозрачным, так стремительно он крутанулся на месте. Разворачиваясь лицом к охранникам, Евгений подхватил стулья, за спинки которых держался. Выпущенные из рук, они взмыли в воздух, одновременно достигнув каждый своей цели.
Добрынин, проявивший завидную прыть, умудрился отреагировать на внезапную атаку. Его правая рука не только скользнула под пиджак, но и коснулась рифленой рукоятки пистолета. А вот порадоваться собственной ловкости Добрынин не успел. Сбитый стулом с ног, он, подобно девяностокилограммовой кегле, опрокинулся на пол, после чего в сознании приключился временный сбой. Его менее подвижный напарник, не мудрствуя лукаво, выставил перед собой руки и поймал стул за ножки, слегка ушибив при этом пальцы. Избавиться от мешающего предмета Шахову было не суждено.
Чтобы преодолеть четыре метра, отделяющие его от охранника, Бондарю понадобилось два прыжка, а чтобы завершить начатое – всего один расчетливый удар. Не тратя время на сжимание кулака, он поддел шаховский подбородок основанием ладони.
Клац! От зубодробительного удара у Шахова мозги встали набекрень. Ему показалось, что голова слетела с плеч долой и покатилась по залу, окруженная россыпями искр. Разумеется, никаких искр не было. То грюканье, которое доносилось до Шахова, производила не его голова, а выроненный стул. Сам Шахов сидел на полу, бессмысленно уставившись в темноту, сгустившуюся перед глазами.
– Продолжать? – прозвучало в его ушах.
Он понятия не имел, кто задал этот вопрос, точно так же как не сообразил, кому принадлежит голос, произнесший:
– Не стоит, Евгений Николаевич. Будем считать, что первый отборочный тур вы выдержали. Приступим ко второму?
Ответа Шахов не услышал. Но, прежде чем отключиться окончательно, тоскливо подумал: «Только бы они без меня провели его, этот чертов второй тур».
В данном случае ему повезло.
Когда горе-охранников увели, а стулья были водворены на место, Бондарь без приглашения опустился на один из них и вопросительно посмотрел на госпожу Морталюк:
– Что дальше? По правде говоря, подобные аттракционы меня не вдохновляют. – Бондарь поморщился. – Служба охраны у вас никудышняя, Маргарита Марковна. Вашим секьюрити вагоны бы разгружать или в носильщики на вокзал податься. Там им самое место.
– Я обдумаю ваше предложение, – усмехнулась Морталюк, и что-то в ее взгляде подсказало Бондарю: карьера парней в качестве охранников завершена.
Ему их жалко не было. Он и в самом деле полагал, что здоровым молодым людям негоже выполнять роль денщиков при капризных бизнес-леди. Может быть, благодаря сегодняшнему конфузу они подыщут себе более достойное занятие?
«А вот мне придется побыть у Морталюк на побегушках, – мрачно подумал Бондарь. – Никуда от этого не деться. Характер я уже показал, но перегибать палку нельзя. Как бы эта сука ни уважала чужую силу, а чересчур независимых людей она рядом с собой не потерпит».
Прежде чем заговорить, Бондарь улыбнулся той слегка смущенной улыбкой, которая неоднократно отрабатывалась им перед зеркалом наряду с другими выражениями лица, пригодными для любых случаев в жизни. Все это были лишь маски, надеваемые в зависимости от ситуации. У хорошего контрразведчика их превеликое множество. Дерзкий Бондарь, самоуверенный Бондарь, а теперь вот – виноватый Бондарь.
– Не хочу кривить перед вами душой, – сказал он. – Можно начистоту?
– Нужно начистоту, – поправил его Щусевич, вравший столь легко и охотно, что порой затруднялся отличить вымышленные факты своей биографии от тех, которые действительно имели место.
– Я изо всех сил старался не ударить лицом в грязь, – продолжал Бондарь, – но, кажется, переусердствовал. – Он посмотрел в глаза Морталюк, после чего уставился в пол. – Просто мне никогда не доводилось зависеть от женщины… пусть даже красивой женщины. – Его голос звучал все глуше и глуше. – Это задевает мое мужское самолюбие. Мне трудно вести себя адекватно.
– Придется научиться, если хотите у нас работать, – заявил Щусевич, промокая платком уголки глаз.
– Помолчи, Юрасик, – одернула его Морталюк. Ее испытывающий взгляд, устремленный на Бондаря, потеплел. – Самолюбие – вещь хорошая, без него в наше время никуда. Однако контролировать его надо. Разве вас не обучали этому в Академии ФСБ?
– Обычно у меня получается сдерживать эмоции. – Бондарь сменил виноватую интонацию на доверительную. – Сам не понимаю, что вдруг на меня накатило… Можно вопрос?..
– Только один. – Морталюк посмотрела на часы.
– Меня преследует ощущение, что я вас раньше где-то видел. Глупо, конечно, но… Вы никогда не снимались в кино, Маргарита Марковна?
– Нет.
– Вы похожи на какую-то знаменитую актрису.
– Неужели?
– Вспомнил! – Бондарь хлопнул себя по лбу, отчего вид у него сделался совершенно простецким. – Эти кадры часто крутят по телевизору. Вы стоите над вентиляционной решеткой, снизу дует, вы придерживаете платье обеими руками и так улыбаетесь… Правда, в жизни вы гораздо красивее, чем в кино.
– Льстец, – улыбнулась Морталюк, отчего ее сходство с Мэрилин Монро только усилилось. Только это была ненастоящая Монро. Такая же фальшивая, как та, которую изобразил на своем знаменитом полотне Энди Уорхолл. – Спасибо за комплимент, но я в них не нуждаюсь. – Губы Морталюк по-прежнему улыбались, хотя глаза ее превратились в две льдинки. – Чем вешать мне лапшу на уши, лучше попробуйте отгадать, почему в деловых кругах меня прозвали Леди М?
Бондарь задумчиво поскреб подбородок:
– Понятия не имею.
– А вы напрягите воображение, Евгений Николаевич.
– Ну… Ваша фамилия начинается с буквы «М». Мэрилин Монро тоже называли по инициалам: М.М.
– У меня специфическая фамилия, – важно произнесла Морталюк, прикуривая от поднесенной помощником зажигалки. – Конкуренты это давно заметили.
– Можно? – Бондарь достал пачку «Монте-Карло» и приподнял брови, ожидая ответа.
– Нельзя.
– В присутствии Маргариты Марковны не курят, – строго произнес Щусевич.
– Здоровее буду. – Бондарь спрятал сигареты в карман пиджака. – Так что насчет вашей фамилии? – Он снова взглянул на Морталюк. – В чем ее особенность?
Выпустив дым через нос, она пояснила:
– «Mortale» в переводе с латыни означает «смертельный».
– Сальто-мортале, – закивал Бондарь. – Я должен был сообразить с самого начала.
– Ничего страшного, – успокоила его Морталюк. – Теперь вы знаете, почему меня называют Леди М, а значит, недоразумений быть не должно. – Она выпустила вверх аккуратное дымное кольцо, трансформировавшееся в сердечко. – Вы очень своевременно упомянули сальто-мортале, поскольку покувыркаться вам придется на славу. – Морталюк повернулась к Щусевичу. – Пригласи-ка, дружок, Чена. Тут прозвучала резкая критика в адрес нашей службы безопасности, я просто обязана отреагировать. – Она одарила Бондаря многообещающей улыбкой. – Рядовые охранники проявили себя не лучшим образом и будут примерно наказаны, но… – В воздухе растворилось еще одно голубоватое кольцо. – Но Евгений Николаевич рановато торжествует победу.
– Я не торжествую, – возразил Бондарь.
– И правильно делаете, – произнесла Морталюк. Одобрение и угроза смешались в этой фразе в равных пропорциях.
Глава 5
Чен оказался изящным стройным молодым человеком азиатской наружности. Сочетание делового костюма и длинных черных волос выглядело немного комично, но лишь до тех пор, пока Бондарь не разглядел выражение узких глаз, обрамленных припухшими веками без ресниц. Там таились непостижимые европейскому разуму фанатизм и отрешенность. При этом глаза были столь пустыми, тусклыми и неподвижными, как будто Чен позаимствовал их в морге.
Поприветствовав госпожу церемонным полупоклоном, он бесшумно приблизился к столу и остановился в полуметре от сидящего Бондаря. От Чена не исходило ни гнева, ни недоброжелательности, но во всем его облике угадывалось нечто зловещее, безжалостное, не поддающееся обычной логике. Бондарь почувствовал себя так, словно очутился в опасной близости от кобры, кровь которой холодна, а действия непредсказуемы. Костюм смотрелся на Чене как змеиная кожа, а прямые волосы до плеч заставляли вспомнить старые вестерны про индейцев, любивших наряжаться в одежду убитых врагов. Для полного сходства не хватало лишь котелка или перчаток.
– Чен – чистокровный кореец, – пояснила Морталюк, откровенно наслаждаясь ситуацией. – Мое ходячее тайное оружие. Вокзальный носильщик из него вряд ли получится, но боец он отменный. – Она повернулась к Щусевичу. – Возможно, я рассуждаю как дилетант и Евгений Николаевич снова скажет, что мои охранники никуда не годятся?
– Если не лишится дара речи, – угодливо хохотнул лакей Леди М.
Бондарь с трудом подавил желание перемахнуть через стол и заставить Щусевича заткнуться, разукрасив ему физиономию так, чтобы нынешний облик урода запомнился всем как вполне симпатичный.
Кровь стучала в висках Бондаря. Это было поражение. Появление Чена путало ему все карты. Не имело значения, к какой школе восточных единоборств он принадлежит. В любом случае кореец был опытнейшим бойцом: это было видно по его манере держаться, по ороговевшим костяшкам пальцев, по бесстрастному взгляду, успевшему оценить вероятного противника. Сколько секунд продержится Бондарь, если прозвучит команда «фас»? Пять? Десять? Пятнадцать?
– У вас есть возможность признать свое поражение прямо сейчас, – донесся до Бондаря насмешливый голос Морталюк. – Стоит ли доводить дело до крайности?
Он сфокусировал взгляд на ее лице, стремясь проникнуть в тайные мысли женщины, гордящейся своей «убийственной» репутацией в деловых кругах. Прежде чем отправиться на собеседование, Бондарь тщательнейшим образом изучил ее досье и не нашел почти никаких сведений о личной жизни Маргариты Марковны. Создавалось такое впечатление, что ее главное увлечение – бизнес, бизнес и еще раз бизнес. Она не была завсегдатаем великосветских раутов и модных тусовок, не каталась на яхте с загорелыми мускулистыми юношами, не заводила романов со знаменитостями. С другой стороны, верной женой, любящей матерью или хотя бы хранительницей семейного очага Морталюк тоже не была: ее муж и двенадцатилетняя дочь находились в своеобразной ссылке в Англии, откуда практически никуда не выезжали, в то время как сама она постоянно перемещалась по свету, не проявляя привязанности ни к одному из своих многочисленных особняков.
Кто же она такая, эта женщина с внешностью американской кинозвезды пятидесятых? Напористая бизнесвумен без страха и упрека? Бесчувственная железная леди с калькулятором вместо сердца? В какой-то мере да. И все же шестое чувство подсказывало Бондарю, что он видит перед собой отнюдь не фанатичку, все интересы которой сосредоточены на накоплении первичного, вторичного и третичного капиталов. Более того, в глубине глаз Морталюк проглядывала тщательно скрываемая сексуальная озабоченность. Это не было всепоглощающей страстью неутомимой нимфоманки или зудом похотливой шлюхи. А хищное желание обладать каждым мужчиной, которого она захочет. Стремление доминировать. Самоутверждаться за счет побед над представителями сильного пола.
Натравливая Чена на кандидата в телохранители, Морталюк не столько интересовалась бойцовскими навыками Бондаря, сколько оценивала его как мужчину. Ей было безразлично, победит он в честном бою или одолеет корейца хитростью. Она вела себя как самка, выбирающая самца. Победитель получает все, проигравший гроша ломаного не стоит.
Придя к такому заключению, Бондарь воспрянул духом. Естественный отбор? Что ж, ладно. Он не позволит втянуть себя в затяжную схватку, исход которой предрешен заранее. Он станет действовать в лучших традициях азиатов: усыпит бдительность противника, после чего нанесет решающий удар. Один-единственный, поскольку второй попытки не будет. Или пан, или пропал.
Пропадать Бондарь не собирался.
– Как настроение, Евгений Николаевич? – осведомилась Морталюк, поднявшись с кресла, чтобы не упустить подробностей предстоящего турнира.
– Как у гладиатора на арене, – признался Бондарь. – Но я не гладиатор. И тем более не шут гороховый. – С этими словами он тоже встал, не глядя на застывшего рядом корейца. – Я думаю, хватит. С меня довольно. Счастливо оставаться, Маргарита Марковна.
– Дверь, Чен! – пронзительно крикнула Морталюк.
Кореец молниеносно сместился назад, преграждая Бондарю дорогу. Он не проявлял агрессии, но разве тарантул тратит время на угрожающие движения? Взгляд Чена оставался безжизненным, только тонкие губы шевельнулись на неподвижном лице:
– Хозяйка не разрешала уходить.
– Кому хозяйка?
Вопрос Бондаря был резонным, но кореец даже не подумал на него отвечать. Он стоял спиной к двери, давая понять, что выйти из помещения можно только через его труп. Бондарь с удовольствием сделал бы это, но Чен, увы, добровольно прощаться с жизнью не собирался.
Морталюк вышла из-за стола и остановилась в четырех метрах от скрестивших взгляды мужчин.
– Покажи нашему гостю свои руки, Чен, – велела она.
Кореец бесстрастно повиновался. Ребрами его ладоней можно было колоть дрова или забивать гвозди.
Бондарь хмыкнул:
– Наверное, не очень удобно ласкать девушек, м-м? – Он повернулся к Морталюк. – Парень нуждается в патентованном средстве от выведения мозолей.
Никто из присутствующих не шелохнулся, однако обстановка в комнате резко изменилась. Она стала наэлектризованной, как перед бурей. Волны ярости, исходившие от Чена, были такими сильными, что Бондарь физически ощущал их кожей. Это была опасная игра, но иного выхода не было. Вывести противника из себя и заставить его допустить какую-нибудь оплошность – вот к чему стремился Бондарь. Словно не замечая раздувшихся ноздрей противника, он продолжал:
– Если вы собираетесь продемонстрировать мне, как ваш китаец крушит мебель или взбегает по стене, то не утруждайте себя, Маргарита Марковна. В молодости я пересмотрел кучу гонконговских боевиков, так что теперь меня просто тошнит от всей этой азиатской экзотики. Кроме того, я никогда не слышал, чтобы в жилах Брюса Ли или Джеки Чана текла хотя бы капля корейской крови.
– Вам лучше не доводить Чена до белого каления, – предупредила Морталюк. – Он ломает хребты, как соломинки.
– И для этого мне не нужно ломать мебель или бегать по стенам, – вставил кореец. Его глаза полыхали жестоким холодным огнем.
– Галстук не мешает? – сочувственно спросил Бондарь. – Довольно странный наряд для мастера рукопашного боя.
– Чен! – негромко окликнула Морталюк. – Наш гость интересуется твоим галстуком. Продемонстрируй нам, как ты управляешься с ним.
– С удовольствием.
Пристально глядя на Бондаря, кореец распустил узел галстука, снял его с шеи и сделал несколько пробных взмахов.
– Напоминает элементы упражнений художественной гимнастики, – прокомментировал Бондарь, следя за причудливыми зигзагами матерчатой ленты.
– Приступай! – поторопила телохранителя Морталюк.
Осклабившись, Чен взмахнул галстуком. Это было молниеносное движение. Несмотря на то что Бондарь отклонился, его правую щеку обожгло, словно огнем. По ощущению это напоминало прикосновение бритвой. Пальцы Бондаря, инстинктивно тронувшие лицо, стали липкими от крови. Отпрыгнув, он услышал голос Морталюк:
– Специальный фасон, Евгений Николаевич. Галстук скроен из сверхпрочного волокна. Им можно рубить головы. Очень удобное и мастерски сделанное оружие, не правда ли?
Отвечать было некогда. Новый взмах Чена действительно едва не обезглавил Бондаря. Галстук рассек воздух в паре сантиметров от его кадыка. В руках Чена это было смертельно опасное оружие. Что-то вроде необычайно гибкого клинка, которым кореец орудовал с завидной ловкостью.
Фр-р! Атласная лента вспорола пустоту. Упав спиной на стол, Бондарь кувыркнулся назад, приземлившись прямо посреди миниатюрного озерца. Вместо того чтобы кинуться исполнять его желания, золотые рыбки прыснули во все стороны. Забрызганный водой Щусевич издал протестующий возглас. Но ни Бондарь, ни Чен, перемахнувший через стол, не обратили на него ни малейшего внимания.
Импровизированный ринг, на котором они стояли, представлял собой круглую площадку трехметрового диаметра. Особо развернуться тут было негде – было тесновато, да и декоративные растения мешали. Вдобавок камни, которыми было выложено дно бассейна, скользили под ногами. Вода хлюпала в обуви, намокшие штанины неприятно холодили голени. Не дожидаясь, пока Чен нанесет очередной удар, Бондарь сделал вид, что намеревается повторить кувырок через голову. Галстук взвился к потолку. Если бы Бондарь действительно попытался перекатиться через стол, устремившийся в атаку Чен непременно достал бы его. Но кореец просчитался. Упавший на спину противник оттолкнулся от полированной поверхности и ринулся вперед. Острый край замаскированной под галстук полосы рубанул стол, в то время как пригнувшийся Бондарь наступил Чену на ногу, боднув его в живот. Тот с плеском обрушился в воду, больно приложившись позвоночником об камни.
– Вставай, – сердито крикнула телохранителю Морталюк, еще не сообразившая, что произошло.
По-видимому, Чен тоже не осознал всей плачевности своего положения. Повинуясь хозяйскому приказу, он привстал, но лишь для того, чтобы со стоном сесть обратно.
– В чем дело? – возмутилась Морталюк.
– У парня сломана щиколотка, – пояснил Бондарь, спеша покинуть поле боя. Перебравшись через стол, он ободряюще подмигнул смертельно бледному Чену. – До свадьбы заживет. Это произойдет даже раньше, чем ты избавишься от ороговелостей на ладонях.
Несмотря на болевой шок, кореец сделал попытку достать обидчика галстуком. Безрезультатно. Бондарь уже находился далеко, бесцеремонно выливая воду из ботинок прямо на ковровое покрытие.
– Спасибо за теплый прием, – буркнул он, – но на сегодня приключений достаточно. Загляну к вам как-нибудь в другой раз, Маргарита Марковна. Когда вы обзаведетесь дрессированным тигром или боевым роботом с циркулярной пилой.
– Да постойте же вы! – крикнула Морталюк, поверившая, что Бондарь на самом деле намеревается уйти.
Он обернулся не раньше, чем взялся за ручку двери:
– Да?
– Как вам это удалось?
– Он наступил мне на ступню! – пожаловался Чен, кое-как выбравшийся из озерца и навалившийся грудью на стол. – Наступил и толкнул. Подлый прием.
– Подлый прием? – поднял брови Бондарь. – У тебя извращенное представление о морали, парень. – Он провел пальцем по раненой щеке и выставил его перед собой. – Твоя работа? Не знаю, что там написано в ваших корейских талмудах, а я следую очень простым заповедям.
– Око за око, зуб за зуб? – понимающе кивнула Морталюк.
– Примерно так, – подтвердил Бондарь, – но в соотношении один к трем. Это минимум.
– Вы мне подходите, – донеслось до него, когда он все же распахнул дверь.
Он замер. Мысленно поздравил себя с победой и, изображая внутреннюю борьбу, пробормотал:
– Не уверен.
– Зато я уверена, – поспешила заявить Морталюк.
Бондарь повернулся на месте, проделав это с подчеркнутой неохотой. Стоящая напротив него женщина была красива той холодной красотой, которая не греет душу, но распаляет воображение. Всячески подчеркивая свое сходство с Мэрилин Монро, она скорее напоминала Снежную Королеву. Лед отчасти был уже растоплен, однако взгляд, устремленный на Бондаря, сохранял минусовую температуру. Он посмотрел на Морталюк точно так же холодно, как смотрела на него она.
– Вы меня неправильно поняли, Маргарита Марковна. Я сомневаюсь в том, что вы мне подходите.
