Полная версия
– …И после всего содеянного он еще продолжает пускать слюни и выть! Ублюдок! – Карпов положил окурок на край хрустальной пепельницы, достал из кармана пиджака носовой платок и промокнул им вспотевший лоб. – Честно говоря, отец Павел, я не представляю себе, как, зная прошлое хотя бы одного из сидящих здесь убийц, вы можете заставить себя не только не возненавидеть их за все, что они успели натворить, но и еще жалеть их! Мне лично понять такое невозможно. Впрочем, вероятно, если бы я был способен это понять, то уже давно был бы священником, а не начальником тюрьмы.
Карпов бросил смятый платок на стол, снова выдвинул ящик стола и нажал на невидимую мне кнопку. Экран монитора погас, а книжная полка встала на прежнее место. На несколько долгих секунд в кабинете начальника тюрьмы воцарилась гнетущая тишина. За это время мне удалось справиться с нахлынувшими эмоциями. Совершенно случайно я опустил глаза вниз и увидел, что мои крепко сжатые в кулаки руки едва заметно подрагивают.
– Вы себя неважно чувствуете, отец Павел? – нарушил молчание полковник, пристально глядя на меня.
– Нет-нет, все в порядке, Олег Николаевич, просто я порядком устал за последние сутки. Перелет в Москву, поезд до Вологды, автобус до вас и сразу же после приезда – разговор с этим… – Я не нашел подходящего слова, чтобы применить его к сидящему в камере номер сто двадцать один Скопцову, и замолчал.
– Все, не буду вас больше задерживать. Еще только несколько слов, так сказать напутствие… – Полковник затушил в пепельнице сигарету и подался вперед. – В таком специфичном учреждении, как тюрьма, появление нового человека, если он к тому же не относится к числу заключенных или к охране, всегда вызывает сложности. Вы, отец Павел, человек особого рода. Священнослужитель. Поэтому и правила для вас будут несколько иными, чем для всех прочих. Пожалуйста, запомните их и потом не говорите, что я вас не предупреждал.
Наши взгляды пересеклись. Прежде чем начать перечисление условий моего проживания на Каменном, Карпов специально выдержал паузу в пару секунд, как бы стараясь подчеркнуть значимость того, что он сейчас скажет.
– Так вот, жить вы будете в домике настоятеля. Там есть все необходимое из мебели, есть душ, есть туалет. Ни на одной из дверей нет замков, нет видеокамер наблюдения, так что будьте готовы, что в любой момент дня и ночи к вам может зайти кто-нибудь из дежурных охранников… Еду вам будут приносить три раза в день прямо в дом. Завтрак в семь, обед в час, ужин в шесть вечера. Посещение заключенных будет осуществляться по их предварительным просьбам, с которыми они будут обращаться к охране. Решать, с кем и когда вы можете беседовать, буду лично я, а в мое отсутствие – майор Сименко. В отличие от бойцов охраны, многие из которых имеют семьи в Вологде и каждую неделю на два дня выезжают за пределы учреждения, вы можете посещать город всякий раз, когда туда собирается автобус, и находиться там не более трех часов, после чего вас доставят обратно на том же транспорте. Во время пребывания за пределами тюрьмы вы можете посещать храмы, музеи, библиотеку… Если возникнут какие-либо просьбы или вопросы – советуйтесь лично со мной или с начальником охраны. В вашем жилище есть телефон, который напрямую соединен с дежурным. Для вызова достаточно просто поднять трубку. Ну и в заключение хочу еще кое-что добавить… – Карпов тихо откашлялся, зажег новую сигарету и со свистом затянулся. – Я не могу вам обещать, что во время вашего нахождения вне пределов тюрьмы вы не будете находиться под наблюдением. И дело не в том, что я вам не доверяю, отец Павел. Просто там, за пределами монастыря, – полковник перевел взгляд на озеро и распростершийся за ним бескрайний сосновый лес, – есть немало людей, которые готовы на все, лишь бы вызволить отсюда кого-нибудь из своих дружков… Так что бдительность превыше всего!
Закончив фразу, Карпов какое-то время играл со мной в «гляделки», после чего, напустив на себя важность, взял в руки первый попавшийся документ, лежащий перед ним на столе, и откинулся в кресле. Я понял, что аудиенция окончена. Единственным движением, которое он сделал помимо всего вышеназванного, было едва заметное нажатие спрятанной где-то вне пределов моей видимости кнопки. Тотчас дверь кабинета открылась и на пороге появился охранник.
– Отец Павел уходит, – не отрываясь от якобы внимательно изучаемого документа, произнес полковник, обращаясь к своему подчиненному. – Желаю хорошего отдыха, батюшка…
Миновав хитросплетение ярко освещенных коридоров и не менее дюжины стальных решеток и дверей, я очутился на тюремном дворе. Он представлял собой абсолютно замкнутую территорию в форме неправильного прямоугольника, даже несмотря на свои внушительные размеры – что-то вроде двух футбольных полей, – сильно смахивающую на захлопнувшуюся мышеловку. От серых каменных стен древнего монастыря веяло обреченностью. Единственным, что хоть немного радовало глаз, был маленький домик справа от «шлюза», внешне похожий на небольшую часовню, увенчанный чудом уцелевшим за многие десятилетия крестом. Вокруг домика была возведена низенькая, по пояс, деревянная ограда.
Проводив меня до ограды, парень остановился:
– Это здесь. Заходите, располагайтесь. Если что понадобится – поднимите трубку.
– Спасибо, меня уже предупредили, – ответил я и направился к домику настоятеля, отныне ставшему и моим пристанищем.
Как и говорил полковник, ни на одной из дверей дома я не увидел замка. Щеколды не было даже в туалете. Чуть ли не половину жилой комнаты занимала непропорционально большая для столь маленького дома печь. Возле окна стояла железная армейская кровать с полосатым матрацем, на котором лежало новое армейское одеяло и комплект постельного белья. Помимо односекционного шкафа, тумбочки, засиженного мухами зеркала над жестяным умывальником в дальний угол комнаты был задвинут старый деревянный стол.
Когда я нагнулся за чемоданом, одиноко стоящим на полу рядом со столом, то совершенно случайно обнаружил ржавый напильник, воткнутый в одну из его ножек. Он был прижат к внутренней стороне столешницы и потому, видимо, так и оставался незамеченным долгое время. Кто и когда воткнул сюда напильник, заточенный до остроты опасной бритвы?.. Ясно, что тот человек так и не смог им воспользоваться. Удивительно, как мне вообще удалось его обнаружить?
Покрутив в руках напильник-нож, я, недолго думая, вернул его на прежнее место и занялся своим чемоданом. Подняв его с дощатого пола, положил на матрац и открыл. С первого же взгляда стало понятно, что некто весьма любопытный скрупулезно изучал его содержимое, состоящее лишь из одежды, стянутой резинкой пачки церковных свечей, томика Библии, кошелька с небольшой суммой денег и предметов личного пользования. И хотя беглый осмотр показал, что ровным счетом ничего не пропало, сам факт скрытого досмотра был мне не– приятен. Я вспомнил не только о видеокамерах, но и о предупреждении полковника Карпова относительно «неусыпного глаза», чье следование по моим пятам было если не гарантировано, то весьма вероятно. Видимо, негласный досмотр личных вещей являлся самым первым пунктом в перечне мер, которые планировал исполнить в отношении меня начальник тюрьмы.
Закрыв чемодан, я убрал его под кровать, умылся под краном, после чего снял обувь и прилег на кровать. Она тут же отозвалась тихим писком давно растянутых пружин. Сквозь маленькое окошко еще светило солнце, начинающее клониться к закату, но я чувствовал себя настолько уставшим, что хотя бы кратковременный отдых был мне необходим.
Глава 8
После того как за священником закрылась дверь, полковник Карпов снял телефонную трубку и набрал нужный номер. Наконец с другого конца линии донесся очаровательный женский голосок, от которого у полковника сразу же возникло внутреннее томление. Так случалось каждый раз, когда он звонил Жихареву. Повезло начальнику вологодской милиции с секретаршей, ничего не скажешь!
– Светочка, здравствуй, – приятельским тоном произнес Карпов, перекладывая телефонную трубку в левую руку, а правой вытаскивая из пачки очередную сигарету. – Романыч у себя? Дай мне его на минутку!
– Добрый день, Олег Николаевич. Сейчас соединяю. – После короткого грудного вздоха секретарши раздался чуть слышный щелчок, и в динамике заиграла дурацкая телефонная музыка. К счастью, Жихарев снял трубку почти сразу, не дав дотренькать даже первому проигрышу.
– Юра, привет, – поздоровался Карпов, щелкая зажигалкой. – Как дела на передовой?
– А-а, островитянин объявился! Да какие тут у нас, в провинции, могут быть дела! Серьезные дела в Москве да в Питере творятся, а у нас так, делишки. Бытовуха в основном. Муж вернулся из командировки, застукал жену с любовником, пиф-паф, два жмурика. Или пьяные гопники подрались, а когда прохожие кинулись их разнимать, они тут же объединились и с успехом настучали миротворцам по морде. Вот такие у нас дела, Олег Николаевич! А у тебя чего новенького?
– Новенького? – Карпов пожал плечами, словно собеседник мог его не только слышать, но и видеть. – Да вот, попа в помощь прислали… Аж из самого города на Неве. Для поддержания, так сказать, морального духа среди моих истинно верующих подопечных. У меня тут к тебе просьбочка одна будет, исполнишь?
– Что, думаешь, засланный казачок, а?! – мгновенно поймал тему вологодский «шериф».
– Не знаю пока. Вроде бы не похоже, но проверить не помешает. Странно он как-то отреагировал на некоторые мои слова. Надо выяснить про него все, что только возможно. У тебя ведь друган есть в питерском ГУВД, пусть он покопает по старой дружбе. Только осторожно, понял? Если за попом стоит служба безопасности, то информация, что кто-то собирает материал на их человека, без внимания не останется. – Карпов затянулся, выпустил через ноздри две тугие струи сигаретного дыма. – Прежде всего надо узнать, действительно ли наш «настоятель» заканчивал семинарию. Если заканчивал, то когда и чем занимался раньше, до поступления. Сможешь? Я в долгу не останусь, сам знаешь!
В трубке послышалось сначала тихое покашливание, а потом громкое недовольное сопение. Главный вологодский милиционер явно не хотел ввязываться в то, о чем его просили.
– Трудно это, Олег Николаевич, – наконец заговорил он заметно поникшим голосом. – Скажи, зачем тебе это надо? Даже если твой монах…
– Священник. Отец Павел, – уточнил Карпов.
– Да по мне хоть Павел, хоть Акакий – разницы никакой! Даже если его действительно подослали, тебе-то чего бояться? Зэки у тебя не сбегают, других ЧП тоже вроде не было. Ну и в чем проблема? Не пойму я.
– А я тебя не понимать меня прошу, а помочь, – как можно более спокойно произнес Карпов, хотя уже начал злиться. – Если можно узнать – хорошо, если нет – и на том спасибо! Задействуем другие каналы. Делов-то на две поллитры! И то много будет.
– Не боись, Олег Николаевич, много не будет, – рассмеялся Жихарев. – Двумя бутылками не отделаешься, так и знай!
– О чем речь! – довольно ухмыльнулся полковник, поняв, что гора сдвинулась с мертвой точки. – Ты сначала сделай, а потом поговорим насчет магарыча. Не обижу, не волнуйся.
– Ладно, посмотрим, – протянул в ответ собеседник. – Но ничего не обещаю, понял? Узнаю что – сам позвоню.
– Спасибо, Юра! Жду твоего звонка.
– Бывай!
Карпов положил трубку на рычаг и побарабанил пальцами по краю стола.
– Уже кое-что, – буркнул он себе под нос, поглядывая на висящие на стене часы. Когда главный вологодский мент Жихарев говорил насчет боязни ввязываться в это дело, он не мог знать, что начальнику объекта особого назначения действительно есть чего опасаться. Но об этом, так же как и о причине возникшей с некоторых пор сверхосторожности, кроме самого начальника тюрьмы для пожизненно заключенных, знали лишь три человека, лично заинтересованных в сохранении тайны. У каждого из них был свой интерес, несмотря на то что дело было общим. И по-настоящему опасным.
Полковник какое-то время сидел за столом и курил, хмуро глядя в окно и размышляя о том, может или нет присланный на Каменный священник на самом деле оказаться агентом спецслужб. Наконец он затушил сигарету, тем самым под завязку заполнив хрустальную пепельницу, поднялся из-за стола и подошел к почти незаметной, замаскированной под деревянную обшивку стены, двери, ведущей в комнату отдыха. Отсюда можно было незамеченным, минуя посты охраны, спуститься по черной лестнице на первый этаж корпуса. Что Карпов и сделал. Здесь находились рабочие камеры заключенных. Подойдя к стандартному металлическому распределительному щиту, полковник открыл его крышку при помощи специального ключа и нажал на одну из десятка красных кнопок на квадратной серой панели. Тотчас передаваемое одной из видеокамер изображение встало в режим «пауза». Теперь дежурный на пульте наблюдения мог видеть лишь несколько металлических дверей и абсолютно пустое пространство перед ними, даже если в это самое время эти двери уже были бы сняты с петель. Закрыв щит, начальник тюрьмы подошел к одной из дверей, набрал на кнопочной панели комбинацию из шести цифр и вошел в просторное, тускло освещенное помещение – склад, где хранились рулоны грубой материи, сотни больших бумажных мешков с полиэтиленовыми гранулами, слесарные инструменты, безопасные механические рубанки и все прочее, что было необходимым для обеспечения заключенных тюрьмы постоянной работой. Она не была слишком разнообразной: кто-то шил рабочие рукавицы, кто-то штамповал на прессе полиэтиленовые хозяйственные крышки, а остальные изготавливали простейшие изделия из дерева, вроде разделочных досок. Лишь немногочисленная часть зэков принципиально отказывалась от работы, стойко перенося все применяемые охраной «меры убеждения», от многосуточного пребывания в тесном карцере до пытки голодом и жаждой.
Впрочем, заключенные в данный момент интересовали полковника не больше, чем расстрелянные израильтянами палестинцы на западном берегу реки Иордан, о которых вчера сообщали в программе «Время».
Полковник сдвинул в сторону большой фанерный ящик в самом дальнем углу склада и поднял небольшую деревянную дверцу люка в полу. Из квадратного отверстия, открывавшего вход в подвальное помещение, взметнулся к потолку мрачного склада сноп электрического света. Нащупав ногой узкую металлическую ступеньку, Карпов стал осторожно спускаться вниз.
Он очутился в довольно просторном помещении, оборудованном под химическую лабораторию. Сверкающая хромом установка гудела, синтезируя очередную порцию «товара». По трубам охлаждения по замкнутому кольцу циркулировала вода. Десятки всевозможных приборов, подрагивая стрелками, показывали состояние производственного процесса на данный момент. На полочках стояли многочисленные стеклянные сосуды с реактивами. Воздух был наполнен странной смесью различных запахов, в которых преобладал аромат мяты. Именно таким запахом обладал производимый на этом мини-заводе продукт, чью химическую формулу знал только один человек в мире. И сейчас он находился здесь.
Темноволосый мужчина с потным лицом и в очках, сбившихся на самый кончик носа, поднялся из-за стола. На вид ему было около сорока, среднего роста, слегка сутулый. Одет он был в черную хлопчатобумажную рубашку и потертые джинсы. Во рту – зажатый зубами окурок сигареты. Выплюнув на кафельный пол докуренный почти до фильтра бычок и затушив его ногой, мужчина встретился взглядом с полковником.
– Есть курить, командир? – процедил он сквозь зубы.
Карпов молча подошел к столу, на котором, видимо, уже давно свистел электрический чайник, достал из кармана наполовину пустую пачку «Мальборо» и бросил ее рядом с керамической кружкой. После чего выдернул шнур чайника из розетки, снял с полочки над столом еще одну кружку, открыл стоящую тут же жестяную банку с растворимым кофе и насыпал себе две чайные ложки. Медленно размешав дымящийся напиток, он с хлюпаньем сделал глоток и посмотрел на человека в черной рубашке.
– Сколько товара сегодня получилось, мастер?
– Сто десять грамм. Прилично. Завтра думаю сделать профилактику системы охлаждения. Тем более что исходных компонентов все равно осталось только на два часа работы.
– Понятно. – Карпов покачал головой, поставил кружку с кофе обратно на стол, остывать, после чего достал из пачки сигарету и закурил. – Надо будет подождать несколько дней, у них там какие-то проблемы возникли с поставками. На следующей неделе, думаю, все нормализуется. Обещали. Кстати, мне сказали, что товар стал менее забористым. – Полковник хитро прищурился. – Нет уже, говорят, такого кайфа, как в самом начале, приходится использовать увеличенную дозу. Может, объяснишь, в чем дело, а?
«Химик» криво усмехнулся и с готовностью кивнул.
– Чего тут объяснять! Амфитамин «альфа» не может иметь иную силу, чем он имеет. В противном случае вещество просто не может быть синтезировано. – Он поправил очки, едва не спадавшие с кончика его носа, и, взглянув на лежащий на одном из рабочих столов, рядом с электронными ювелирными весами, запаянный в полиэтиленовый пакетик кристаллический порошок, добавил: – Ваши покупатели, полковник, просто хотят сбить цену. Они просто зажравшиеся жлобы. Впрочем, – «химик» пожал плечами, – мне без разницы, за сколько вы будете продавать им готовый товар. Я все равно никогда не увижу и не смогу потратить даже сотую часть от этих безумных денег.
– Зато в отличие от остальных зэков ты каждый день пьешь настоящий кофе, фруктовый сок и пиво, ешь почти что домашнюю пищу, можешь смотреть телевизор, – полковник кивнул на стоящий неподалеку «Шарп», – и даже иногда трахать настоящую живую бабу, вместо того, чтобы заниматься онанизмом в своей камере, пряча руки под одеялом.
– А что мне еще остается делать? – «Химик» нагло усмехнулся. – К тому же мы, полковник, заключили так сказать джентльменское соглашение – я зарабатываю для вас деньги, причем деньги бешеные, а вы за это обеспечиваете меня максимально доступным в условиях этого учреждения комфортом. По-моему, все честно.
– Значит, ты считаешь, что меня просто «душат» на цену? – после небольшой паузы уточнил Карпов.
– Как пить дать! – кивнул «химик». – Так что на вашем месте я бы послал их куда подальше с такими провокациями. Пусть платят. Кстати, а почем сейчас идет грамм амфитамина на рынке?
– Ты же сам сказал, что деньги тебя не колышут! – фыркнул полковник, присаживаясь на табуретку. – Тогда зачем спрашиваешь?
– Так, из любопытства. Просто хочу прикинуть, во сколько мне обходится ваше хорошее расположение, – осклабился «химик», присаживаясь напротив Карпова. – Неужели не скажете, полковник? Ай-яй-яй… Мне ведь все равно никогда отсюда не выбраться, а так хоть помечтаю, сколько я заработал бы денег, если бы был на воле. Разве не развлечение?!
– Валяй, развлекайся сколько угодно, – пробурчал в ответ Карпов. – За один грамм амфитамина я получаю десять баксов.
– Неплохо, гражданин начальник, совсем даже неплохо! Да-а, золотой у меня чаек получается, ох золотой. Вот это бизнес, это я понимаю! Не понимаю только одного – зачем скромному полковнику такие сумасшедшие деньги? Где их тратить?
– Много будешь думать, Эйнштейн, голову потеряешь, – спокойно парировал Карпов. – Твое дело работать, а остальное пусть тебя не волнует. На следующей неделе, как и договаривались, привезу тебе на ночь новенькую подружку.
– И банок десять крепкого «Хольстена», – напомнил начальнику тюрьмы «химик», протирая стекла очков носовым платком. – И новые видеокассеты с порнухой. А то уже смотреть нечего.
– Хорошо, Эйнштейн, будут тебе и пиво, и кассеты. Еще что-нибудь?
– Только одно пожелание насчет бабы, начальник, – «химик» вдруг замялся и даже отвел глаза.
– Какое еще, к чертям собачьим, пожелание?! – нахмурился Карпов. В последнее время «химик» почувствовал, что может вить из начальника тюрьмы веревки, и завалил его всякого рода просьбами.
– Пусть она будет не ниже чем метр восемьдесят, с большой грудью и длинными ногами. И чтобы была блондинка! – на одном дыхании произнес зэк.
Полковник на какое-то время потерял дар речи от столь вызывающей наглости зарвавшегося негодяя. Кое-как справившись с приступом ярости, он злобно процедил:
– Ты чего? Рехнулся, да?.. Я что тебе, в Голливуде живу?! Мадонну по ночам за сиськи тискаю?! Ты сам-то хоть понимаешь, чего просишь?.. Мудозвон! Где я тебе в Вологде такую бабу найду?! Или прикажешь из Питера привезти, чтобы в «Невском Паласе» поискали?..
– Не знаю, – развел руками зэк, – вам виднее. А хотя бы и из Питера, что в этом плохого? Пара штук «зеленых» – и она на брюхе сюда приползет! Могу я, в конце концов, нормальную женщину трахнуть или нет? А не такую лярву с прокусанными сосками, какую в прошлый раз привозили. Не представляю, сколько водки надо выдуть, чтобы ее захотеть?!
«Химик» явно зарывался. Тем более что девица, посещавшая его десять дней назад, была вполне приличной вологодской проституткой, позаимствованной полковником за сотню баксов из интим-клуба, с условием, что до места «работы» девице придется ехать с завязанными платком глазами. Мордашка у нее была смазливая, ну а что касается прокусанных грудей, тут уж извините!..
– Разбаловал я тебя, Дронов, – подвел неутешительный итог Карпов, одним большим глотком вливая в себя остатки кофе. – Я смотрю, ты уже забыл, как отправлял на тот свет одиноких старух, вся вина которых состояла в том, что у них якобы водилось золотишко. «Большие дяди» из Москвы приговорили тебя к «вышке», потом пожалели и привезли сюда! Делай то, что я тебе говорю, жри то, что принесут, и трахай ту бабу, какую я доставлю, иначе снова окажешься в карцере и будешь большими ложками хлебать собственное дерьмо. А потом, с набитым ртом, отправишься в рабочую камеру шить строительные перчатки! Ты меня понял, Эйнштейн херов?
– Понял, – спокойно ответил зэк. – Я готов выполнить все это прямо сейчас. Но в таком случае и вам, гражданин начальник, придется сосать большой-большой леденец и довольствоваться той зарплатой, которую вам положило наше чрезвычайно щедрое государство. Ну как, устраивает такой вариант?
– Заткнись, сволочь! – зарычал Карпов, правда, уже больше для порядка. Он прекрасно понимал, что заставить Дронова производить наркотик насильно невозможно. А значит, хочется ему того или нет, но придется по мере возможности ублажать этого подонка, год назад выторговавшего себе райскую жизнь в обмен на свои мозги. Этот хитрый зэк знает цену своей башке. – Я посмотрю, что можно сделать, – с неохотой произнес Карпов, взвешивая на ладони прозрачный целлофановый пакетик с кристаллами. – Но на многое-то губы не раскатывай и перестань меня злить, иначе поссоримся, понял?
– Конечно, Олег Николаевич, о чем разговор! – Губы «химика» растянулись в довольной усмешке. – Значит, завтра не работаем? Надо посмотреть, что с охлаждением. Пока ничего страшного, но лучше регулярная профилактика, чем серьезный ремонт.
– Делай, как считаешь нужным. – Карпов достал из кармана пиджака полиэтиленовый пакет и положил в него наркотик. – А я постараюсь побыстрее обеспечить тебя исходным сырьем для товара. И не забудь – ровно через час за тобой придет майор. К тому времени ты должен переодеться в робу и находиться наверху, на складе.
– Не волнуйтесь, начальник, все будет в лучшем виде. С дисциплиной у нас полный порядок! – осклабился «химик».
– Да, кстати… – Уже собираясь подняться наверх, Карпов обернулся к заключенному и сообщил: – У нас в учреждении появился свой персональный поп. Надеюсь, ты не захочешь исповедоваться ему в своих грехах? – На губах начальника тюрьмы заиграла ехидная усмешка.
– Бросьте, начальник, – совершенно серьезно ответил зэк. – Я прошел неплохую школу атеистического воспитания, спасибо советской власти, и не верю ни в бога, ни в черта. И уж как-нибудь сам разберусь со своими грехами.
– Я просто предупредил, а ты сам делай выводы. Давай, вырубай все и собирайся.
Глава 9
В первый день моего пребывания в стенах тюрьмы меня больше никто не беспокоил, если не принимать во внимание рыжего парня в черной униформе, который в шесть часов вечера принес ужин – щи из кислой капусты, картошку с тушенкой и слабозаваренный чай. Зато начиная со следующего утра я по несколько часов в день проводил в камерах, беседуя с заключенными. Майор Сименко предварительно устроил мне нечто вроде краткой экскурсии по «объекту», чтобы я имел хотя бы элементарное понятие, где что находится. Я побывал в рабочих камерах, в библиотеке, осмотрел спортивный зал, в котором качали мышцы и отрабатывали приемы рукопашного боя плечистые ребята из охраны. Кроме того, мне пришлось выдержать продолжительную беседу с воинствующим атеистом Семеном Ароновичем, «денно и нощно радеющем о здоровье» заключенных.
Но главным все-таки было именно то, ради чего я и приехал в это мрачное место. За день я успевал встретиться с пятью-шестью заключенными. Выдерживать их страшные исповеди было, честно говоря, делом нелегким. Впечатления от специфического контингента тюрьмы сложились у меня во вполне определенную картину. Несмотря на картонные иконы, которые с фальшивым трепетом показывали мне обитатели некоторых камер-одиночек, несмотря на слезные заклинания в том, что они «осознали и раскаялись», я, пообщавшись с двумя десятками убийц, мог с уверенностью сказать, что большинство из них, к моему сожалению, да простит меня Господь, – хитрые, циничные лгуны. Случись им вновь дорваться до воли, они вновь занялись бы своим преступным ремеслом.
