От ЖЖизни к жизни

Во время фильма мы с Наташей вздрагивали в одних местах, в какие-то особо приятные моменты переглядывались да и улыбались одновременно. Какая она уже взрослая! Совсем барышня.

За последнюю поездку накопилось много гневных и даже желчных соображений… Когда летел домой, был уверен, что непременно по этим поводам выскажусь… Но что-то не хочу, вообще не хочу, – потому что отчётливо вижу, как домашние мелочи, хвори, заботы и совсем маленькие радости приобретают в тихие, затяжные выходные совершенно иные качество и масштаб. Масштаб самых важных событий.

23 ноября

У нас готова ещё одна, восьмая песня из альбома «Радио для одного» – «Верить». Мне она особенно дорога: с неё работа над альбомом и началась. Когда Максим Сергеев показал мне записанную им в домашних условиях мелодию, я тут же отреагировал на неё текстом.

«Радио для одного» – наш четвёртый альбом. Мы работаем вместе уже восемь лет. За это время через коллектив «Бигуди» прошло много музыкантов. От первого состава остался один Максим Сергеев, который, по сути, «Бигуди» и есть. Мы начинали робко, в маленьких клубах, где собирались едва сто человек. К тому времени я уже был весьма известен, но перед началом концерта подолгу извинялся и объяснял, что петь я не буду, петь не умею, что у нас будет непесенный концерт.

Мы скромничали и говорили о своих работах как о музыкальных, ставя слово «музыка» в кавычки. Для нас был удивительным выход сначала первого, а потом второго альбомов. Я помню, что говорили программные директора некоторых радиостанций. В частности радио «Максимум»: «Этого бормотания на радио никогда не будет». Что ж, мы не спорили и полагали, что наша деятельность действительно «неформат».

И всё же продолжали работать. Играли концерты… Калининградские ребята, которые попробовали гастрольной и практически профессиональной музыкальной жизни… этой жизни не выдержали и вернулись не только в Калининград, но и в свою прежнюю жизнь. Максима же Сергеева было уже не остановить. Альбом «Секунда» был выпущен совсем с другими музыкантами. С момента выхода альбома «Секунда» мы уже без всяких стеснений и ложной скромности называли наши произведения песнями. Мы решились играть большие концерты, наши песни зазвучали по радио… И вот выходит новый, самый короткий и при этом самый плотный и изощрённый наш альбом.

Раньше на вопрос о том, понимаем ли мы, что стали авторами некоего нового жанра, я отвечал: «Ну что вы! Мы в своей работе ориентировались на альбом “Париж” Малькольма МакЛарена, а также на отдельные произведения Б. Лурмана и группы “Стренглерс”. А ещё лично мне очень нравятся два альбома Хвоста с “Аукцыоном”…» Сейчас я могу спокойно и уверенно сказать: такого ещё никто не делал. Подчёркиваю: никто и нигде! Было много отдельных опытов у разных музыкантов и авторов. Опытов, на которые можно сослаться и с которыми можно нас сравнить, но никто не сделал последовательно четырёх альбомов, никто не продемонстрировал столь явного и осмысленного развития. К тому же всё это время мы наращивали и расширяли нашу аудиторию, играя большое количество концертов, и добились изрядного исполнительского мастерства, какого в начале пути у нас не было. Кто бы теперь ни попробовал делать нечто подобное, неизбежно попадёт в сравнительный ряд с нами, а не наоборот (улыбка).

Альбом «Радио для одного» я ощущаю как значительное личное достижение и с огромной радостью и удовлетворением вижу очередной шаг в развитии и росте музыканта и композитора Максима Сергеева, который в новом альбоме проявляется как подлинный мелодист, весьма оснащённый и изощрённый аранжировщик, очень современный музыкант и превосходный вокалист с прекрасным вкусом, обаянием и редким для нашего контекста не только голосом, но и способом его подачи.

26 ноября

28 ноября, в воскресенье, в 16 часов, то есть буквально на днях, в книжном магазине «Читай-город» в Киеве, в двух шагах от театра имени Леси Украинки, состоится первая моя автограф-сессия по случаю выхода книги «Сатисфакция». Удивительным и странным образом это снова происходит в Киеве. Не знаю почему, но мне это особенно приятно.

Книжка собралась хорошая, именно собралась, не написалась. В неё вошли доселе не напечатанные, а только размещённые в интернете пьесы «Осада» и «Дом», впервые опубликован монолог, точнее, текст спектакля «+1», полный изначальный сценарий фильма «Сатисфакция» и тексты трёх альбомов проекта «Гришковец и “Бигуди”» – «Петь», «Секунда» и «Радио для одного». Все эти тексты представляют собой, по сути, совсем маленькие или вовсе не маленькие драматургические произведения, то есть они предназначены не столько для чтения, сколько для исполнения в театре, кино или с музыкой. Вот и собрался сборник. Мне он очень нравится, особенно оформление (улыбка).

Самый удивительный, переживший множество приключений – текст пьесы «Осада». Судите сами: спектакль «Осада» в кемеровском театре «Ложа» я сделал в 1994 году. Пьеса была мной разработана, но не записана. Я хотел, чтобы актёры усваивали свои роли на слух, свободно их присваивали и могли с известной вольностью интерпретировать. Спектакль получился настолько хорошим, что продержался дольше остальных в репертуаре маленького кемеровского театрика и практически в неизменном виде был легко перенесён и поставлен на сцене МХТ имени Чехова семь лет назад. И до сих пор с аншлагом идёт и, надеюсь, будет идти.

Надо отдать должное Олегу Павловичу Табакову: он согласился на мою постановку в его театре, не имея возможности прочитать пьесу… потому что пьесы как таковой не было. Но тем же самым способом, как некогда в Кемерово, я поставил спектакль в МХТ всего за тридцать репетиций. Текст столь легко и даже с радостью был присвоен актёрами, что они сами этому удивились. Спектакль вышел, шёл, шёл, но пьесы так и не было. Мне редко удавалось его смотреть и давать актёрам указания, а они в своих импровизациях частенько уходили далеко от первоначального замысла. Короче, возникла потребность зафиксировать текст.

Спектакль записали на диктофон, запись расшифровали, я её отредактировал, и теперь, спустя шестнадцать лет после первой премьеры «Осады», пьесу можно прочесть. Невероятной её особенностью является то, что всех актёров, которые участвовали в кемеровском спектакле и сейчас в двух составах играют в Москве, можно с полным правом назвать соавторами текста. Все они, кто больше, кто меньше, вносили в неё свою интонацию или свойственные только им слова и словечки, то есть за шестнадцать лет жизни спектакля «Осада» у меня было четырнадцать соавторов.

«Дом» уже почти год идёт в театре «Школа современной пьесы», и главную роль в одном из составов играет Александр Гордон – неожиданно, порой парадоксально, но очень искренне. Сценарий «Сатисфакции» мне самому интересно было перечитать спустя почти два года после написания. Фильм получился полуторачасовым, а сценарий мы написали практически для двухсерийной картины. В общем, книжка любопытная. Хорошо, что мы успели выпустить её до Нового года. Люблю подводить итоги. Люблю, чтобы к какой-то дате, какому-то рубежу всё было подчищено и разложено, чтобы в делах и в комнате был порядок. Книжка «Сатисфакция» – это и наведение порядка, и подведение некоторых итогов.

А Серж Савостьянов так оформил книгу, что она вполне годится для небольшого рождественского или новогоднего подарка (хитрая улыбка одними глазами).

28 ноября

Погода в Киеве отвратительная, ночью был мокрый снег. Не дождалась меня погода, про которую так много говорили: она действительно была очень тёплой, мне даже подарили душистую вербу, которая запуталась во временах года. А ещё подарили маленькую невесомую коробочку, и я в гастрольной суете открыл её только сегодня утром, то есть через два дня – и обнаружил живую бабочку. Там же была инструкция: бабочку следует кормить сахарным сиропом или специальным мёдом. Носился по гостинице, искал еду для бабочки, потом пытался её кормить. Даже не знаю, поела она или нет. Теперь надо её пристроить в надёжные руки, поскольку в Днепропетровск я её, конечно, не повезу. В инструкции написано, что при правильном уходе она может прожить десять дней. Аккуратнее надо с такими подарками.

Двадцать четвёртого сыграл спектакль в Житомире. Мне всегда нравилось слово «Житомир». В нём слышится провинция в самом лучшем смысле этого слова. В нём чувствуется что-то уездное, тихое, сердобольное, домашнее… Недаром Лариосик из булгаковской «Белой гвардии», этот трогательный, симпатичный и чувствительный юноша, приехал в Киев из Житомира. Житомиряне (именно так себя именуют жители Житомира) даже поставили памятник Лариосику…

Жителей в Житомире всего около трёхсот тысяч, а театр как раз немаленький, более восьмисот мест. Но театр был полон, атмосфера в зале сложилась тёплая, чувствовалось, что люди давно ждали. О Житомире остались самые приятные и какие-то уютные впечатления. И хотя город не блещет красотой, а о древней его истории здесь мало что напоминает, течёт в нём жизнь неспешная, но настоящая.

Два дня назад побывал в селе Сиволож Черниговской губернии. В начале двадцатого века мой прадед, Василий Петрович Гришковец, будучи ещё совсем юным, вместе с родителями, братьями и сёстрами покинул село и отправился на заработки в Алтайскую губернию, откуда уже один, без родственников, перебрался в Анжеро-Судженск, где работал на шахте и встретил мою прабабушку Таисию Петровну Шарапову, и уже вместе они переехали в Щегловск, ныне Кемерово. Дед мой родился в девятнадцатом году, а прадед умер в двадцатом. Так что я практически ничего не знаю о том, какой он был человек. Но село, откуда происходят мой род и моя фамилия, мне очень хотелось посетить.

В Черниговском архиве сведения о Гришковцах, моих предках, начинаются с 1763 года. Практически все мужчины в роду были казаками, многие участвовали в разных военных кампаниях…

Добирались мы из Киева до Сиволожа довольно долго. Друзья для такой поездки выделили мне ни много ни мало «Хаммер», и хорошо сделали, потому что от трассы до села дорога либо плохая, либо условная. Друзья также успели предупредить о моём приезде сельское руководство, и от трассы нас сопровождал сельский руководитель (не могу понять, какая у него должность), без которого мы вряд ли нашли бы Сиволож.

На меня, конечно, сильное впечатление произвела поездка. Село печальное, совсем не похожее на зажиточные южноукраинские деревни. Дома, заборы, подворья – всё напоминает сибирские поселения. Такие же небольшие пятистенки, такая же форма окон и крыш, только старенькие заборы покрашены в более весёлые цвета. Многие дома если и не брошены, то находятся в совсем уж плачевном состоянии. Живёт здесь 721 человек, а в сельской школе всего 55 учеников, в том числе дети из соседней деревни. Но Гришковцов в селе много (улыбка).

Говорят в Сиволожах на украинском языке, точнее на суржике, потому что грамматика ближе к русской. То есть я понимал Гришковцов вполне свободно, а вообще-то, когда говорят на правильном украинском, понимаю мало. В центре села сохранилась старинная церковная ограда – единственное, что осталось от прежних времён. Деревянной церкви, которая раньше стояла за этой оградой, давно нет. На её месте двухэтажная школа – пожалуй, самое чистое и аккуратное строение во всём селе. Возле школы меня встречали дети с воздушными шариками и хлебом-солью, их, видимо, долго продержали на улице, и они были замёрзшие и явно недоумевающие: кто это приехал? Хотя, как выяснилось позже, после того как мои друзья сообщили сельскому руководству о моём визите, разговоров в селе было много, и некоторые даже посмотрели в интернете, что я за гусь (улыбка). А я не знал, что меня будут встречать, и приехал без подарков. Ужасно неудобно, но я как-нибудь это исправлю.

Побывал в сельской библиотеке, в нетопленом деревянном доме, где даже портрет Тараса Шевченко выглядел каким-то замёрзшим. В библиотеке, мне сказали, шесть тысяч книг, но судя по полкам у входа, на которых стоят самые популярные, и в украинской глубинке победили Донцова с Марининой.

Машина, на которой я приехал, произвела большее впечатление на селян, чем я сам. Они над ней посмеивались или сдержанно улыбались, глядя как на диковинку. Меня провезли по всему селу, показали дома и дворы, в которых живут Гришковцы. Ехал мимо мужик на телеге, мне сказали: «Вон тоже Гришковец». Я впервые общался с однофамильцами… и конечно же, многие из них приходятся мне дальними-дальними родственниками.

Когда стемнело, меня пригласили отужинать. Маленький банкет состоялся в крошечном кабинете довольно большой сельской столовой. Почему в кабинете? Да просто это единственное отапливаемое помещение. Накормили обильно, пили отличную самогонку. Уезжал из Сиволожей хмельной, растерянный, запутавшийся в ощущениях и переживаниях и уверенный, что непременно приеду ещё и хочу приехать с детьми. Не знаю почему. Время в Сиволожах остановилось где-то между 1975-м и 1985 годами.

Вокруг села бесконечные идеально ровные поля и огромные лесные угодья. Пейзаж очень похож на алтайские и притомские привычные с детства виды. Может, именно поэтому мои предки остановились там. Кто знает.

1 декабря

Диктую по телефону из Днепропетровска. Через полчаса на сцену, а завтра – в Донецк. Это будет четвёртая географическая точка в моём украинском путешествии. Чувствую, как сильно изменилось настроение в стране по сравнению с прошлым годом. Чувствую, но сформулировать пока не могу. К тому же в разных городах настроения разные, в целом много ворчат, но тоже везде по-разному. Единственное, могу сказать, ворчать стали тише. Ощущается какое-то затишье, несмотря на палатки на майдане. Все как будто не спешат с выводами о том, что ждёт страну в ближайшем будущем. Предположения, однако, делают неутешительные.

Но пока всё-таки не могу понять общей атмосферы. Впереди Донецк, Мариуполь и Одесса, может, удастся сформулировать то, что пока только ощущается.

Хочу сказать о песне, которая называется «Радио для тебя». Когда Максим показал мне музыку и я услышал, как он спел и какие слова написал, я какое-то время даже не знал, как к нему обращаться, – так меня поразили мелодия и звучание, которого он добился.

Это моя самая любимая песня из «Радио для одного», и она будет последней в альбоме. А заключительные в ней слова наилучшим образом завершают нашу новую работу. Серж Савостьянов сделал прекрасное оформление. Ещё одно произведение начинает свою жизнь уже отдельно от нас…

7 декабря

Вчера перед вылетом из Одессы выпил в аэропорту бутылочку «Боржоми». Пил и думал, что в ближайшие несколько месяцев мне не удастся ощутить знакомый с детства и в детстве нелюбимый, а потом накрепко полюбившийся вкус. Почти две недели украинских гастролей каждый день пил «Боржоми» и каждый раз посылал мысленные проклятия всем, из-за кого я не могу пить столь привычную и родную воду в своей стране.

Самым важным событием прошедших гастролей ощущаю спектакль, сыгранный в Мариуполе. Этот город для меня накрепко связан с детством. Там жила бабушка, и многие мои летние каникулы проходили в Мариуполе, который тогда назывался Жданов. Бабушка жила на Гавани – в частном секторе, простиравшемся вдоль моря от рыбозавода до железнодорожного депо. Дома на Гавани были в основном убогие, а в море можно было войти без опасения покалечить ноги о трубы, обломки и арматуру лишь в немногих местах, которые с большой натяжкой можно было назвать пляжами… Морская вода содержала всевозможные стоки гигантских металлургических комбинатов, а в реке Кальмиус (которую местные упорно называют Кальмус) строго-настрого запрещали купаться и рыбу из неё есть – тоже… От рыбозавода регулярно долетали ужасные запахи, а «Азовсталь» и завод Ильича накрывали город сажей и ядовитым дымом… И всё равно для меня это был город у моря, то есть тёплый, южный, наполненный летними радостями и приключениями. Я любил Жданов. Каждую весну считал дни до того, когда из ещё не согретой летним солнцем Сибири поеду к бабушке.

Последнее своё школьное лето я провёл в Жданове в 1983-м и с тех пор до позапрошлого года ни разу здесь не бывал. Почти два года назад я приехал уже в Мариуполь и понял, что Жданов и Мариуполь – совсем разные города. В Жданове было много роз, он был довольно чистым, по нему ездили новые чехословацкие троллейбусы, а бордюры и деревья были побелены. Мариуполь же – мрачный город. Если помните, в знаменитом фильме «Маленькая Вера» фигурирует некий мрачный, беспросветный промышленный город у моря. Так вот, фильм снимался в Мариуполе. Когда смотрел, удивлялся, как можно было так запечатлеть город, в котором я видел столько радостного…

Я опасался, что в Мариуполе не найдётся достаточно зрителей, которые захотят посмотреть мой спектакль, опасался напряжённой атмосферы в зале, опасался, что очевидно трудная жизнь, какой живёт город, не позволит людям найти силы для художественных впечатлений…

Я сильно волновался перед спектаклем ещё и потому, что в Ждановском драмтеатре часто бывал ещё ребёнком, а потом мальчишкой. И даже смотрел там спектакли кемеровского театра имени Луначарского, который приезжал на Азовское море на гастроли… Волнение напрасным не бывает. Видимо, оно придало спектаклю особое звучание. И может быть, именно поэтому он прошёл на удивительной ноте. Я видел много наполненных слезами глаз да и сам едва удерживался от слёз.

Довольно долго добирался потом до Донецка. Выпил с другом водки и поехал. Виталик – единственный оставшийся в моей жизни человек из того моего детства. Мы долго переписывались, и в детские годы, и даже когда служили, он – в армии, я – на флоте, обменивались редкими, но какими-то важными письмами. Когда мы были далеко, он частенько помогал бабушке…

Он, конечно, ждал моего приезда. Жена наготовила еды, два уже взрослых сына нарядно оделись. Я понимаю, для него мой приезд – весьма значительное и даже волнующее событие. Он почти нигде не побывал, всю жизнь работал на заводе Ильича… А посидеть мы смогли недолго, потому что вечером опустился такой туман, какой я видел только на Дальнем Востоке да и то всего несколько раз. Были опасения, что закроют трассу. Пришлось ехать… И вот остались в памяти быстрые, краткие тосты, торопливые слова, которые так хотел сказать Виталик, но от волнения и спешки, видимо, сказал не то, не так или вовсе не сказал… Долго я ехал сквозь туман, хмелел от выпитого на посошок, потом, наоборот, трезвел… А вокруг был туман, туман… «Вот так и живём, так и живём. В тумане да на ощупь», – бормотал я сам себе, досадуя на обстоятельства и сердясь на себя за то, что не смог уделить достаточно времени тому, кто этого больше всего хотел… Да и сам я хотел того же.

Сейчас я дома. Завтра на день в Москву, потом опять домой. То есть туман не рассеивается (улыбка).

9 декабря

Всё! Сегодня твёрдо решил дать себе установку, что Новый год уже скоро: ощущения каникул, праздника, Рождества, подведения итогов года нет и в помине.

За трое суток пять авиаперелётов. Везде слякоть, низкое небо, грязные машины, согбенные пешеходы. А подлетал сегодня к Калининграду – увидел покрытый льдом и снегом залив, лёд весь в страшных трещинах… но при этом зрелище прекрасное! Город засыпан свежим снегом, и хотя бы пару дней за окнами будет ощущение абсолютной чистоты.

Сегодня Машеньке десять месяцев. Результаты её жизнедеятельности впечатляют. Шутка ли! Шесть зубов, очень быстрое ползание, стремительное заползание по лестнице, понимание работы телевизионных пультов, назначения телефонов и кнопок, внятные несколько слов… То есть человек хоть не прямоходящий, но разумный. А самое главное – часто весёлый.

Снег её очень заинтересовал, она его сегодня впервые потрогала, и он её озадачил. А вот Наташу снег в своё время разочаровал и даже обидел. Приблизительно в этом же возрасте мы катали её в коляске по бульвару Строителей в Кемерово после сильного снегопада. Был идеальный зимний вечер, градусов семь мороза, ни ветерка, и в свете фонарей новенькие сугробы мерцали и были неодолимо притягательны. Наташа тянулась к ним, и мы дали ей потрогать снег рукой в рукавичке, но это её не устраивало. Мы поняли, что она хочет взять его голой рукой, и предоставили ей такую возможность. Она сунула руку в сугроб, схватила снег и сжала в кулачок. Повисла трёхсекундная пауза, потом она повернула к нам удивлённое и обиженное лицо, в глазах было написано недоумение: мол, как такое дивное и нежное на вид нечто может быть таким обидно холодным, колючим и мокрым? Ещё через пару секунд она низким голосом завыла и заплакала. А пальцы на руке растопырила и трясла, стараясь стряхнуть неприятное ощущение…

Надо будоражить в себе предвкушение Нового года. Пора уже подумать об украшении или начать украшать дом. В городах Украины, особенно в Киеве, рождественско-новогодних украшений уже гораздо больше, чем в Москве и в целом в России. Да и сами они словно наряднее и изящнее, что ли. Как это объяснить? Не знаю. Но украинцы уж точно умеют и любят вкусно и обильно поесть, повеселиться, по-пижонски одеться, отпраздновать что-нибудь с особым размахом, спеть и сплясать… На наших просторах даже песни чаще всего печальные, бесконечно длинные, про тяжёлую жизнь, да и многие на один мотив. А украинские песни по большей части удивительно мелодичны, напевны, разнообразны, дают возможность поющему продемонстрировать силу и красоту голоса и, как правило, бессмысленны и жизнерадостны…

Дома, давно, когда были живы бабушки и дед, за столом пелись и тягучие русские песни, и, конечно, не знающая границ украинская песня про то, как девушка парню назначает свидание всю неделю и никогда не приходит…

Хочется, чтобы после такого тяжёлого года праздники получились… В маленьком магазинчике напротив нашего дома новогоднюю гирлянду и снеговика с лампочками не убирают круглый год. Думаю, до августа им лень его убирать, а в августе они решают: зачем убирать, Новый год уже скоро…

Надо думать о подарках, составить список, кому что купить. По возможности закончить дела, чтобы незаконченные не помешали ощущению праздника. Хочется навести порядок в делах и на рабочем столе, записать на листочек всё сделанное за прошедший год. И чтобы список состоял более чем из трёх пунктов (улыбка).

Максим Сергеев написал песню на стихотворение Уильяма Блейка, которая тоже вошла в «Радио для одного». Концепция нашего самого цельного альбома, в котором в нескольких песнях присутствуют как русские, так и английские тексты, рифмующиеся между собой или абсолютно контрапунктные, пришла мне в голову благодаря этой песне. Когда я ставлю её друзьям, они не могут понять, что это «Бигуди». Делают предположения о том, что она из нового альбома того или иного любимого ими исполнитея. Забавно! Мне и самому не верится, что нам удалось записать такой замечательный альбом. И этот альбом я точно включу в список главных итогов уходящего года. Хотя самый главный для нашей семьи итог сегодня впервые потрогал снег (улыбка).

14 декабря

Наш дом засыпало снегом. Кажется, дом даже чуть просел и покряхтывает под его тяжестью. Мансардные окна невозможно открыть, и свет сквозь них едва пробивается. А снег за окном всё падает и падает, причём отвесно. ТИШИНА! Тихо и прекрасно… Вот не нужно было бы ещё выходить из дома, ездить в магазин, отправлять детей в школу, делать хоть какие-то дела… Потому что это только в нашем квартальчике тихо и красиво. Чуть в сторону – и тут тебе практически транспортный коллапс в городе, не готовом к таким снежным испытаниям.

Всегда с наслаждением читал у Туве Янсон про засыпаемый снегом Муми Дол, где и когда все дела могут затихнуть до весны, потому что все дела сосредоточены в доме.

Поэтому Муми Тролль мог уснуть до весны, не беспокоясь, что пропустит что-то важное. Прекрасное и, может быть, самое ценное ощущение – это что в твоём доме, в твоём окружении и в твоём, как бы то ни было, вполне ограниченном мире происходит всё самое главное…

Недавно перестал существовать русский «Newsweek». Закрыли по причине убыточности. То есть, проще сказать, его мало читали, и он плохо продавался. Я страшно удивлён, потому что практически все мои знакомые, приятели или просто приятные мне люди читали NW. Нам нравился журнал, мы обсуждали отдельные статьи, мы к нему привыкли. Никаких других еженедельников я не читал, и у меня было ощущение, что NW — самый популярный и востребованный. А его – бабах! – и закрыли. Оказывается, никакой он не популярный, а совсем наоборот. И значит, узок наш круг, «страшно далеки» мы от народа. Меня буквально потрясло закрытие NW именно осознанием узости наших рядов…

Здорово было бы, если бы снег шёл и шёл, и не нужно было бы платить за газ, за свет, и в доме не было бы телевизора и других источников информации, а книг в доме было бы без счёта, еда в холодильнике не иссякала, все были бы здоровы, и не было бы никаких причин выходить из дома, а если бы кто и постучал в дверь, то только друзья, с целыми сугробами снега на шапках и плечах, друзья, которые принесли бы не новости, а гостинцы…