Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2

18

См. письмо Ростовцева к Александру II; С. 49 «Освобождения крестьян» Семенова.

19

См. т. XVII «Дела о пр. суд. части». С. 39.

20

См. записку Буцковского. С. 44–53; записку Зарудного. С. 5–24. Т. IX «Дела о преобраз. суд. части».

– Подобными же чисто юридико-бытовыми и рационально-научными соображениями были мотивированы: несменяемость судей, независимость адвокатуры, упразднение сословности в судах и установление: равенства пред законом, устности, состязательности, широкой гласности и других основ судебной реформы.

21

См. весьма сочувственный отзыв известного криминалиста Миттермайера в журнале «Министерства Юстиции», 1864 г. № 10, а также книгу Лероа-Болье: «L’empire des Tzars», tome II.

– Говоря о началах, на коих построены Судебные Уставы (в том числе и суд присяжных), министр юстиции Н. В. Муравьев в речи своей 30 апреля 1894 г. при открытии комиссии по пересмотру Суд. Устав, выразился так: «Это в сущности общепризнанные и наилучшие из всех до сих пор выработанных в цивилизованном мире ручательств того, что судебная истина будет обнаружена, что закон будет точно применен и что каждый из судящихся получит по заслугам. Они составляют средний и, по-видимому, бесспорный итог всего того, до чего додумалось человечество в сфере правосудия; они, кроме того, уже успели войти в плоть и кровь страны, сделались привычным и дорогим достоянием нашего народа; они образуют охранительный, консервативный, если так можно выразиться, элемент наших судебных порядков».

22

См. мою «Страницу из истории судебной реформы». М., 1893. Гл. IV.

23

В соединенных департаментах присутствовали: князь Гагарин, принц П. Г. Ольденбургский, Кочубей, Хомутов, Литке, Игнатьев, Бахтин, Замятнин, Муханов и Норов. (См. т. LI «Дела о преобр. губ. земст.»). В общем собрании присутствовали: кн. Гагарин, П. Г. Ольденбургский, кн. А. Н. Горчаков, гр. Клейнмихель, г. Адлерберг, бар. Корф I-й, Танеев, Гасфорт, Княжевич, Игнатьев, Тымовский, Толстой, Зеленый, Стояновский, Кочубей, Литке, гр. Панин, Бахтин, Норов, кн. Суворов, Мельников, Татаринов, Муханов, Тройницкий, Мальцов, кн. Урусов, Краббе, Плаутер, Брок, Метлин, Гернгрос, Тройницкий и Рейтерн, при государственном секретаре В. П. Буткове. (См. т. LXIX «Дела о преобр. суд. ч. в России»).

24

См. предисловие к Судебн. Устав, изд. Госуд. Канцелярии 1886. С. III.

25

«Русск. Вестн.», 1866. № ю.

26

«L’empire des Tzars», II, 291.

27

См. ст. Н. Соколова «О началах и формах духовного суда». С. 21–30 «Православного Образования», 1870. № 5.

28

См. выше в главе VII слова Аксакова о «будто бы законах».

29

Впрочем, в интересах исторической точности следует отметить к чести Редакционной комиссии, что начатки гласности впервые введены были ею в Полож. о крест. (Ст.57 Полож. о губерн. и уездн. присут.). Но гласность, как и другие либеральные начала Положения 19 февраля (так, например, несменяемость мировых посредников), была фактически упразднена, благодаря тому систематическому извращению духа освободительной хартии, которое практиковалось при П. А. Валуеве (см. выше главу V, § 2). Уже осенью (1862) С.С.Громека писал в «Отечеств. Записках»: «Само правительство установило гарантии в виде гласности, а между тем и публичность, и гласность исчезли быстро, яко исчезает дым всякого русского либерализма». – (См. № 11. С.7). – На Кавказе гласное судоговорение по манежным делам открыто было в 1862 г. – (См. ниже §«Е. П. Старицкий»).

30

До издания Судебных Уставов предание военному суду за общегражданские преступления было явлением обычным. Помимо дел, передаваемых военному суду по особым повелениям, Свод Законов допускал до 40 случаев передачи дел военному суду. Судебные Уставы отменили этот порядок, исходя из того соображения, что всякие специальные комиссии, назначаемые для суда по известному делу, вызывают основательное недоверие. (См. С. 25–28 т. XVIII «Дела о преобраз. суд. части», а также главу XIII моих «Основ судебной реформы»).

31

См. № 22 июня 1865.

32

1866 г. № 13.

33

См. «Журнал Министерства Юстиции», 1865 г. № д. С. 203.

34

«Журнал Министерства Юстиции», 1865 г. № 12. С. 637.

35

Читал, – заносит 5 декабря 1864 г. в свой «Дневник» проф. Никитенко, – обнародованные на днях законы о судах. Вот великолепный монумент нашего времени! Дело это станет рядом с освобождением крестьян. Между тем, о нем, за исключением небольшого круга непосредственно соприкасающихся с этим делом, очень мало говорят и думают в обществе. Какая-нибудь журнальная сплетня производит больше впечатления, чем это бессмертное дело. Я пробовал говорить об этом хоть с некоторыми из товарищей по академии, но нашел мало сочувствия. («Русск. Стар.», 1891. № 6. С.420).

36

См. Т. LXV «Дела о преобразовании судебной части в России». № 12. С. 12 и след.

37

17 июня 1865 г. акад. Никитенко в числе других признаков реакции отмечает в «Дневнике»: «Говорят, что судебная реформа откладывается в долгий ящик. А между тем ею возбуждена томительная жажда. Всякий чувствует, что без нее невозможна никакая безопасность, и всякий ожидает ее как манны небесной. Но административная или бюрократическая сила не хочет выпустить власти из своих рук». («Русск. Стар.», 1891. № 6. С. 652).

38

Т. XIX. «Дела о преоб. суд. чист.», «Журн. Госуд. совета», 1862. № 65. С. 336–367.

39

Многие думают, писал М. Н. Катков в защиту радикализма, что правило благоразумия требует не вдруг заводить хорошее, но понемножку, по частям. К сожалению, они забывают, что всякая система может развиться и принести пользу только тогда, когда взяты ее начала во всей их истине и полноте. Важны не разрозненные части системы, важен жизненный дух ее, важны ее начала. («Русск. Вест.», 1860. № 2).

40

См. Т. LXIX н.д. С. 36, оконч. сообр. комиссии.

41

См. поразительные своим легкомыслием «Очерки современной России». С. 402. – А. М.Унковский признавал столь естественным суд присяжных, что считал его применимым даже и к дикарям. (См. выше главу 1 §g). – В 1895 г. при Министерстве юстиции созвано было совещание старших председателей и прокуроров палат и оно почти единогласно (18 голосов против 2) признало деятельность суда присяжных безупречною. См. статью руководителя совещания А. Ф. Кони в № 4 «Журн. Мин. Юст.» 1895 г., а также брошюру мою «Суд над судом присяжных». М., 1895.

42

См. н. д. Т. IX. Собр. ком., ст. 34.

43

См. Т. LXIII Дела о преобр. суд. части.

44

Кн. Гагарин, гр. Сумароков, Бахтин, Норов, кн. Горчаков, Брок, Мятлин, Ковалевский, Княжевич, Назимов, Тымовский, Платонов, Муханов, гр. Толстой, Гернгросс.

45

Великий князь Константин Николаевич, гр. Клейнмихель, бар. Корф, граф Строганов, Танеев, Гасфорт, Литке, гр. Панин, Плаутин, гр. Муравьев 2-й, гр. Муравьев-Амурский, Игнатьев, кн. Суворов, бар. Ливен, Толстой, Д. Милютин, Валуев, Рейтерн, Татаринов, Н. Милютин, Замятнин, Граббе, Герстфельд, Мезенцев.

46

Какое большое значение придавалось этому вопросу явствует из того, что сначала Министерство юстиции сносилось по этому предмету с дрезденским стенографическим обществом, а потом была образована, согласно Высочайше утвержденному положению Совета министров, специальная комиссия под председательством попечителя учебного округа И. Д. (впоследствии графа) Делянова. Она объявила конкурс за лучшее руководство в русской «быстрописи» или «краткописи» и признала нужным ввести преподавание стенографии в некоторых петербургских гимназиях и открыть публичные курсы. (См. «Журн. Мин. Юстиции», 1865. № 11. С. 257–259).

47

См. подробности: в моей «Странице из истории судебной реформы». М., 1883. Гл. VI, а также: в превосходной статье сенатора д-ра А. Ф. Кони («Книжки Недели», 1882. № 3) «Новые мехи и новое вино», в живом очерке передающей историю устройства нового суда и его первых дебютов.

48

См. с. LXVIII Дела о преобраз. суд. части в России.

49

См. об обстоятельствах, при коих состоялось назначение первого председателя С.-Петербургского окружного суда Г. Н. Мотовилова. «Жур. Граж. и Угол. Права», 1881. № 6.

50

Список напечатан в приложении к названной книге моей. – В указанной статье сенатора Кони имеются и меткие характеристики первых судебных деятелей. – Полный список персонала петербургских судебных установлений см. в юбилейном издании Хартулари – «Итоги прошлого». СПб., 1891.

51

См. «Моск. Вед.», 1866. № 273.

52

См. «Вестник Европы», 1866. № 4.

53

С. «Моск. Вед.», 1866. № 63.

54

«Журнал Министерства Юстиции», 1886. № 4.

В 1897 г. и Сибирь дождалась, наконец, введения Судебных Уставов, но к несчастью, без главного органа истинного правосудия, без суда присяжных.

Очень рельефно и метко очерчены в речи, произнесенной 2 июля 1897 гг. министром юстиции Н. В. Муравьевым в Иркутске при открытии новых судебных установлений, как значение новой судебной магистратуры, так и духа и основной тенденции правосудия по уставам Александра II, которые с течением времени стали, к сожалению, забываться и в коренной России под влиянием окружающих неблагоприятных обстоятельств. «Суд по Судебным Уставам, – сказал статс-секретарь Муравьев, – тот суд, над входом которого нет других слов, кроме правды и милости, – это суд, отправляемый от царского имени высокостоящею судебною властью, суд отдельный и независимый – не тем, конечно, чтобы органы его составляли объединенное, ревниво замкнутое в себе ведомство, а тем, что никто и ничто сверх закона и совести не управляет и не руководит правосудием. Задачи суда обусловливают дружное в законных пределах единение его с другими правительственными властями, но те же задачи не допускают, без ущерба для дела, смешения полномочия и ведения. И потому полицейское следствие отходит в область прошедшего; судебные действия, приговоры и решения поверяются единственно в порядке судебных инстанций и уже не подлежат ничьему постороннему контролю или утверждению. Суд отправляется не заурядными чиновниками, а судебными деятелями, совмещающими вместе с нравственными и умственными качествами, требуемыми судебною службою, еще строгие условия образования и практической подготовки. Судебная карьера судебных чинов обставлена точными правилами; судьба каждого, прежде всего, в его собственных руках, завися от его трудов и способностей; свобода судейской совести ограждается несменяемостью коллегиальных судей; суды сами поддерживают и охраняют внутреннюю свою дисциплину, но зато в отдельности и коллективно несут и ответственность за всякое ее нарушение». Если не de facto, to de jure, таков именно суд, созданный Уставами Александра II, но строй этот, к сожалению, сильно поколеблен последующими новеллами и практикою.

Разъяснению духа судебной реформы г. министр посвятил следующие прекрасные строки: «Суд совершается устно, т. е. судьи видят перед собою живых людей, слышат живую их речь, судят по непосредственным личным своим впечатлениям, а не по мертвым бумагам, которые так часто бывают слепы и глухи к жизненной правде. Суд творится публично, открыто, на виду у всех, на глазах у общества и не с ограниченным, как бы едва терпимым допущением посторонних слушателей и зрителей, а с тою широкою обычною гласностью, которая, составляя основную черту новой юстиции, вошла в плоть и кровь ее и предполагает не одно только удовлетворение любопытства или любознательности, но и свободное обсуждение, критику. Сбросивший оковы формализма и письменности, выведенный на свежий воздух из мрака и духоты канцелярии, новый суд не столько разыскивает, сколько с спокойствием беспристрастия разрешает без ухищрений, по закону и убеждению, происходящий перед ним правомерный суд двух равноправных сторон: обвинителя и обвиняемого, истца и ответчика. Всякий считается правым и честным, пока противное не будет доказано тем, кто ищет или обвиняет. Из столкновения фактов и мнений добывается истина, но всякое в ней сомнение толкуется не в сторону подозрения или взыскания, а в пользу правоты и невинности. Суд ведает по делам, не по лицам; перед ним равны сильный и слабый, богатый и бедный; суд воздает каждому должное, но помнит, что кому много дано, с того много и взыщется. Суд признает в каждом пред ним предстоящем его человеческую и гражданскую личность, его неотъемлемые права. Даже карая и взыскивая, суд бережет человека, а не угнетает и унижает его. И самый закон, этот высший принцип судебной деятельности, прилагается новым судом не как механическое, сухое воздействие на людей, а как благотворная сила, вносящая в общежитие мир, покой и порядок. Общественная жизнь и частное личное существование должно сделаться легче при новом суде». С искренним удовольствием прочтут почитатели Судебных Уставов эти старые заветы их, отошедшие, казалось, в область «забытых слов».

Приглашая деятелей судебного ведомства «к сознательному и идейному служению высоким началам преобразованного суда», г. министр юстиции напомнил, что судьи существуют для общества, а не обратно, что правый и равный суд может быть только при скорости, потому что всякая правда теряется при судебном томлении. В заключение своей речи статс-секретарь Муравьев указал новым пионерам правосудия об их высоком призвании водворить законность на окраине, искони лишенной этого блага: «Некогда Русь, – говорил он, – силою, оружием, кровью покорила Сибирь, теперь черед завоевания светом, законностью, справедливостью». Говоря о трудностях нового положения, оратор с чрезвычайною теплотою отозвался об условиях живого отправления судейских обязанностей. «Последним общим моим пожеланием да будет, – сказал он, – то драгоценное свойство убежденной работы, тот чудный дар неба, который одушевляет самого скромного труженика, животворит самую тяжелую деятельность. Любите, господа, судебное дело, вам вверенное, – оно достойно того; влагайте в него душу живую, болейте за него сердцем, радуйтесь преуспеянию его – и, укрепляясь и совершенствуясь, оно само подкрепит и поддержит нас в горькие минуты уединения и испытания». («Ж. М. Ю.», 1897. № 7).

55

См. «Моск. Вед.», 1866. № 156.

56

См. «Моск. Вед.», 1866. № 198.

57

См. «Моск. Вед.», 1866. № 86. До какой неразборчивости в средствах борьбы против суда доходили «родовитые представители этого поколения», «революционные консерваторы», как их назвал Самарин, можно судить по следующему образцу, сообщаемому Никитенко: в английском клубе (в Петербурге) члены сделали складчину для выкупа долгов грязного памфлетиста И.Арс. за то, что «он взялся ругать новые суды», что он и исполнил тотчас после выхода из долговой тюрьмы к удовольствию своих высокопоставленных покровителей (Никитенко, III, 161). Самые опасные враги наши, замечает Никитенко, не поляки, не нигилисты, а те государственные люди, которые делают нигилистов: это закрыватели земских учреждений и подкапыватели судов. Ничего нет невозможного, если наше земство и суды наши будут подорваны этими врагами. – Лучше не давать ничего, чем, давши, брать назад. У крепкого здорового тела выросла на носу бородавка. Вместо того, чтобы употребить местное средство или даже оставить ее так, потому что она в сущности ничему не мешала, невежда доктор отрезает нос. В будущности России я не отчаиваюсь, потому что народ есть все-таки сила, но я отчаиваюсь в том, чтобы в России установилась когда-нибудь хорошая администрация («Дневник», III, 156).

58

Еще в 1884 г. акад. Никитенко писал: «Новые законы (Судебные Уставы) сначала наделают много суматохи. Их не сумеют ни понять, ни оценить, ни применить. Но не должно от этого приходить в отчаяние, как не должно приводить в отчаяние от летнего дождя, который смачивает на вас платье, но приготовляет обильную жатву». («Русск. Стар.», 1891. № 5. С.420).

Чрезвычайно неблагоприятным условием для правильного действия новых судов было то обстоятельство, что вдохновителем внутренней политики в 60-х гг. был П. А. Валуев, человек непомерного властолюбия, самонадеянности и нетерпимости. Выдвинувшийся в 1855 г. благодаря своим либеральным взглядам (см. гл. V), он стал в 1862 г. орудием «мягкостелющей» реакции, «мягкие формы» коей особенно возмущали Салтыкова («Ах! как бы я тебя жамкнул, кабы только умел». Соч., II, 12). В «Думе Русского» осуждавший николаевские времена за «нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказания», П. А. Валуев, став министром, сделался нетерпимым до крайности, с особенною, чисто болезненною, по свидетельству Никитенко, раздражительностью начал относиться к первым самостоятельным шагам печати, освобожденной от предварительной цензуры (см. гл. VII), и должен был неминуемо столкнуться с независимым новым судом. Если даже старые суды, вполне зависимые от администрации, не всегда решались ломать законы в угоду прихотливым указаниям Валуева, то новые суды должны были оказаться еще менее способными угодить ему. Первый же литературный процесс в С.-Петербургском окружном суде в августе 1866 г. вывел Валуева из себя. Судились временный редактор «Современника» АН. Пыпин и один из главных его сотрудников (впоследствии управляющий Государственным банком) Ю. Г. Жуковский за «Вопрос молодого поколения», в котором П. А. Валуев видел оскорбление дворянства. Окружный суд (конечно, без присяжных) оправдал подсудимых, от чего П. А. Валуев пришел в страшную ярость, хотя дело подлежало еще обжалованию во вторую инстанцию. Раньше, чем состоялось решение второй инстанции (она подсудимых обвинила и назначила им легкий арест, чему они крайне обрадовались, так как опасались административной высылки в случае вторичного оправдания), вошел к государю с докладом о немедленной смене, вопреки ст. 243 Учр. суд. уст., без следствия и суда председателя окружного суда Г. Н. Мотовилова. Удаление Мотовилова совсем было уже дело решенное, не состоялось только благодаря современному вмешательству министра юстиции Д. Н. Замятнина, сославшегося на неудобство смены судьи без следствия и суда после только что

провозглашенной несменяемости, тем более, что Мотовилов не только не участвовал в заседании по делу «Современника», но и уехал из Петербурга, пользуясь вакантным временем. Но Валуев не унялся. Он внес в Государственный совет, даже не снесясь вопреки ст. 201, т. I Общ. Наказ, с министром юстиции, проект новых правил о суде по делам печати, в коем он, между прочим, требовал безусловного подчинения прокуратуры по делам печати указаниям цензурного ведомства. Это домогательство было отвергнуто Государственным советом, но Валуев добился издания первой новеллы к Судебным Уставам – закона

12 декабря 1866 г., коим для дел о печати первою инстанциею назначалась судебная палата, и число инстанций с трех сводилось к двум. М. Н. Катков выразил сильный протест против такого стеснения прав печати, ссылаясь на неудобство уничтожения для нее целой инстанции.

59

Сравнивая форму деятельности суда и администрации, та же газета писала: «Покуда суд будет действовать размерно на одной хотя и большой своей дороге, не дерзая отступать от определений закона, у администрации будут в распоряжении тысячи проселочных путей, на которых она может действовать быстро и свободно распоряжаться по своему усмотрению». (Моск. Вед., 1865. № 92).

60

«Моск. Вед.», 1866. № 146 и 198.

61

Акад. Никитенко, отмечая с сочувствием борьбу М. Н. Каткова с Валуевым и вообще с администрациею из-за нового суда, приводит массу фактов в подтверждение крайне враждебного отношения администрации к новому суду.

Главная задача гр. П. А. Шувалова (шефа жандармов) и П. А. Валуева (мин. внутр. дел), – пишет он еще осенью 1866 г., – вдвоем управлять Россиею полицейским образом, один посредством общей, другой посредством тайной полиции, и подорвать суды, т. е. взять их под опеку администрации, – Он же передает, что Валуев отстоял «Весть», где была напечатана по его заказу (sic) статья, обвиняющая суды в революционных стремлениях (см. «Дневник», III, 115–119). Особенное ожесточение против суда вызвало оправдание чиновника Протопопова, обвинявшегося в нанесении удара начальнику своему гр. Кошкелю (см. «Итоги прошлого», К. Ф.Хартулари. СПб., 1891. С.3 и след.) и признанного душевнобольным. Несмотря на это, Валуев и др. делали большие усилия, чтобы добиться кассации вердикта. По поводу оправдания Протопопова «Весть», пишет Никитенко, прямо обвиняет суд в революционных стремлениях (статья была внушена П. А. Валуевым. С. 119 «Дневника»). Неудивительно, – продолжает Никитенко, – если с судами последует то же, что с земскими учреждениями (т. е. парализация. С. 159). Вот будет скандал, если Сенат отменит решение суда и велит наказать бедного Протопопова, признанного сумасшедшим, как этого желают Валуев и некоторые другие чиновники «для примера другим». Кому? сумасшедшим? – спрашивает Никитенко (С. 146–147). После дела Протопопова, сообщает Никитенко, отняли портфель у мин. юст. Замятина (С. 148), а когда Сенат отверг протест прокурора по делу, Никитенко пишет: «Событие замечательное и отрадное». (Т. III. «Дневник». С. 153). – П. А. Валуев враждовал с новым судом также за литературные процессы, в которых судьи не могли без нарушения закона усвоить «политику» Валуева, основанную на личных интересах (см. Никитенко, III, 48, о мотивах первого предостережен. «С.-Петерб. Ведом.»), личной вражде и стремлении de facto отнять у печати дарованные законом льготы (см. там же, 58, 75,128–129). Даже старые суды отвергали раздутые обвинения, предъявляемые цензурою, например, по делу Краевского и др. (С. 77) и тем более независимости показывали новые суды, например, по делу Пыпина и Жуковского (С. 116). Вслед за этим делом, как сказано, Валуев добился изменения подсудности по делам печати.

62

Рескрипт, – пишет Никитенко, – произвел неприятное впечатление. Полагают, что он еще больше уронит наш кредит за границею, а внутри он может подать повод к злоупотреблениям власти. Я думаю, главное его неудобство– неловкое изложение, если уж сочтено нужным излагать то, что в нем содержится. («Дневник», III, 102). В рескрипте говорилось, между прочим, что нужно иметь в виду для борьбы с социальными учениями «содействие тех других, здравых охранительных и добронадежных сил, которыми Россия обильна». Затем упоминалось, чтобы начальствующие требовали от подчиненных «того прямого, точного и неуклонного исполнения обязанностей, без которого невозможен стройный ход управления». («Север. Почта», 1866. № 62). Слова эти были поняты реакционною «Вестью» (№ 38) так, что не должны оставаться на службе лица, не разделяющие ее взгляда на дворянство. На ошибочность такого понимания возражали «Отечест. Записки» (июнь 1866. С. 11–116).

63

Мин. внутр. дел П. А. Валуев также разослал циркуляр губернаторам. – Как своеобразно поняли иные губернаторы свое новое положение, можно судить по следующему факту: калужский губернатор представил высшему начальству о необходимости выслать из Калуги не то председателя, не то члена Гражданской Палаты за его неблагонадежность, в случае могущего последовать в Калужской губернии возмущения» (Никитенко, II, 131).

64

«Московск. Ведом.», 1866. № 240.

65

В 1867 г. Никитенко сам исполнял обязанности присяжного заседателя и вынес из суда самое благоприятное впечатление. «Все велось, – заносит он в свой “Дневник”, —с большим достоинством, добросовестно и с строгим соблюдением всех законных требований. Подсудимые видели, что ничего не было упущено для облегчения их судьбы, и если они подверглись каре, то эту кару наложил на них закон, а не произвол судей. Говорят, – пишет он далее, – министр юстиции (гр. Пален, единомышленник Валуева) объяснялся с председ. окружного суда и заметил, что присяжные не оправдали (? см. ниже § 3 главы XII Отчет мин. юст. Замятина) ожиданий правительства, которое надеялось найти в них консервативный элемент, и находит противное (?). – Пред уходом из суда Никитенко беседовал с прокурором. Он с глубоким прискорбием жаловался на то, что администрация всячески старается вредить судам, и если встретится какая-нибудь ошибка с их стороны, администрация с ума сходит от радости. Коснувшись нынешних сессий, прокурор говорил, что он был удивлен здравомыслием и беспристрастием присяжных из крестьян (III, 156–157).