Петр Великий и его реформа

Поражение, понесенное под Нарвою, было, действительно, велико. Достаточно сказать, что шведы забрали 10 генералов и всю артиллерию. Но чем сильнее было поражение, тем более изумительную деятельность выказывал Петр, чтобы поправить полученный урон и приготовиться к новым действиям. Письмо за письмом летит от него к его министрам с самыми подробными, доходящими до мелочей приказаниями относительно доставки рекрутов, провианта, снарядов, одежды и т. д. Особенно много доставило хлопот изготовление новой артиллерии вместо потерянной при Нарве. Это дело было поручено начальнику Пушкарского приказа Виниусу, которому Петр сумел внушить такую энергию, что тот, несмотря на свой 70-летний возраст, работал и скакал из Москвы в Новгород, Псков и даже Сибирь, как молодой человек. Письма к Виниусу носят яркий отпечаток лихорадочной деятельности, которую Петр проявил в это время. Он не стесняется никакими средствами для достижения цели. Виниус жаловался, что городовые бургомистры плохо высылают деньги, требуемые с них Пушкарским приказом на постройку пушек. «Бурмистрам скажи, – пишет царь, – и сие покажи, что если не будут за их удержкою станки готовы, то не только деньгами, но и головами платить будут». К ноябрю 1701 года было приготовлено 300 орудий, набрано 10 драгунских полков, усилена пехота. Войска, отступившие от Нарвы к Пскову и Новгороду, успели отдохнуть и с конца 1701 года перешли в наступление. 29 декабря 1701 года боярин Борис Петрович Шереметев, выступив из Пскова, разбил шведов при Эрестфере, алетом следующего, 1702 года нанес им жестокое поражение при Гуммельсгофе и затем принялся разорять и опустошать Лифляндию, пользуясь полной свободой действий, благодаря тому, что Карл удалился в глубь Польши, желая по своей тактике покончить прежде с Августом. Этою свободою и воспользовался Петр. Осенью 1702 года он начал завоевание Ингрии (теперешняя Петербургская губерния) осадой города Нотебурга (старинного новгородского пригорода Орешка), крепости, расположенной при истоке Невы из Ладожского озера. Взяв его 11 октября, Петр переименовал его (как ключ к морю) в Шлиссельбург (Schlussel – ключ).

О взятии его Петр писал Виниусу: «Правда, что зело жесток сей орех был, однакож, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно свое дело исправила». Весной следующего, 1703 года, Петр от истоков Невы двинулся к ее устью и 1 мая взял расположенную здесь крепость Ниеншанц, на месте которой 16 мая 1703 года был основан Петербург. Покончив завоевание течения Невы, Петр продолжал действовать в Ингрии и Лифляндии. В 1704 году в течение одного месяца были взяты Дерпт, Нарва и Иван-город. Все эти победы были одержаны так легко, конечно, благодаря тому, что Карл все усилия устремил на сокрушение Августа, «увяз в Польше», по выражению Петра. Захватив значительную долю Балтийского побережья, значит, достигнув своей заветной цели, Петр двинулся на помощь союзнику и вступил в польские владения. Но здесь русские войска стали терпеть опять неудачи. 15 июля 1705 года Шереметев был разбит наголову при Гемауертгофе, и зиму 1705–1706 годов армия принуждена была оставаться в Гродне, окруженная шведами, так что ей грозила опасность быть отрезанной от России. В январе 1706 года Петр отправился к войску из Москвы, но не мог пробраться в Гродно. Однако в марте русским удалось отступить.

Между тем дела Августа приняли очень дурной оборот: уже вся Польша была у него отнята, он бежал в Саксонию. Карл последовал за ним туда. К осени 1706 года он добил Августа окончательно и в октябре заключил с ним мир в саксонском городке Альтранштадте. Август отказывался от союза с Россией и от польского престола. На его место был возведен Карлом преданный ему польский вельможа Станислав Лещинский. Август имел слабость выдать шведам Паткуля, который и был колесован. Так Петр лишился и второго союзника. Было ясно, что теперь Карл со всею силою устремится на Петра, чтобы покончить с ним.

Однако Карл чрезмерно медлил в Саксонии и только летом 1707 года двинулся обратно к Висле, на берегу которой простоял до декабря, дав этим время Петру приготовиться к обороне, укрепить Дерпт, Псков, Москву, Киев, так как неизвестно было, куда двинется неприятель, перейдя Вислу. Только в июле 1708 года Карл, разбив на пути отряд Шереметева при Головчине, подошел к Могилеву. Здесь он решил подождать вестей с юга из Малороссии, где гетман Мазепа замышлял изменить Петру и отделиться от Московского государства. С севера из Лифляндии на помощь Карлу должен был прийти генерал Левенгаупт с подкреплениями и провиантом, необходимым для войска, которому пришлось действовать в стране, опустошенной русскими в ожидании неприятеля. Петр находился неподалеку, зорко наблюдая за шведами и постоянно тревожа их. 29 августа при местечке Добром, заметив, что правое крыло шведской армии отдалилось от главных сил, Петр напал на него и разбил.

«Письмо от Вас, – писал Петр Екатерине 30 августа, – я получил, на которое не подивите, что долго не ответствовал. Понеже пред очами непрестанно неприятные гости, на которых уже нам скучно непрестанно смотреть. Того ради мы вчерашнего утра на правое крыло короля шведского с осмью батальонами напали и по двухчасном огню оного с помощью Божиею с поля сбили, знамена и прочая побрали. Правда, что я как стал служить, такой игрушки не видал: однако же больше всех попотел наш полк».

Так как запасы окончательно иссякли, и солдат было кормить нечем, то Карл XII, не дождавшись Левенгаупта, повернул на Украину, где мог рассчитывать на соединение с гетманом Мазепою и на достаточное продовольствие. Левенгаупт был встречен Петром 28 сентября при деревне Лесной и разбит наголову. Весь обоз достался русским. «Объявляю вам, – писал Петр своим приближенным в Москву, – что мы вчерашнего числа неприятеля дошли, стоящего зело на крепких местах, числом 16 тысяч, который тотчас из лесу нас атаковал всею пехотою во фланг; но мы тотчас, прямо дав залп из пушек, пошли. Правда, хотя неприятель зело жестоко из пушек и ружья стрелял, однакож оного сквозь лес прогнали к их коннице. И потом неприятель паки в бой вступил, даже до темноты бой сей с неприятелем зело жестоким огнем пребывал. На последи милостью победодавца Бога, оного неприятеля, сломив, побили на голову». Впоследствии Петр называл эту победу «виною всех благополучных последований России и матерью Полтавской баталии». В октябре Мазепа соединился со шведами, а 27 июня следующего 1709 года произошла знаменитая битва со шведами под Полтавою: Карл был совершенно разбит, потерял всю армию и принужден был бежать в Турцию. Так кончился первый период Северной воины.

В Северной войне встретились два знаменитые государя начала XVIII века, два полководца. Оба одерживали блестящие победы, и оба терпели жестокие поражения. И оба были совершенно не похожи друг на друга.

Карл XII родился в 1682 году, был, следовательно, на 10 лет моложе своего противника. Молодость его прошла бурно и весело. Стокгольм не помнил такого уличного буяна, каким был 16-летний король: от него мирным гражданам житья не было. То вдруг ему придет фантазия отправиться гулять с компанией удальцов по улицам столицы и срывать шляпы и парики со всех встречных, то вдруг, к великому ужасу молящихся, ворвется он с дружиной в церковь, с шумом и хохотом переломает все скамьи и заставит публику простоять всю обедню. Раз он со своею компанией ворвался в сеймовую залу и устроил там охоту за зайцем; нередко компания разгуливала ночью по городу, разбивая стекла камнями и пугая обывателей. В народе раздавался ропот, в церквах произносились исполненные жалоб проповеди на текст: «Горе той стране, в которой князь юн, любяй вино пити». Не раз делались Карлу представления о перемене поведения, но всякого сановника, входившего в его комнату с серьезным предложением, он бесцеремонно выталкивал за дверь. Так было до начала войны. С этого момента он резко изменился; силы клокотали в нем, не находя выхода, война открыла им настоящее русло. Карл начал войну 18 лет, и мы видели, к каким блестящим победам повел он шведские войска. Война и была его истинным призванием; он рожден был воином. Таким понимали его и современники. «Король, – писал о нем французский посланник в Стокгольме, – мечтает только об одной войне, ему слишком много насказали о подвигах предков. Сердце и голова его наполнены подвигами предков, и он считает себя непобедимым во главе своих шведов». В нем, действительно, много было сходного с его предками, с древними предводителями северных варяжских дружин, которые в IX столетии тревожили Европу своими нападениями. О таких древних витязях поют в Швеции народные песни (саги). Древний варяжский витязь и сказался в Карле XII. Менее всего он был государственным человеком: война для войны была единственною его деятельностью, и войну он вел не так, как ее обыкновенно вели в XVIII веке. Как древняя варяжская дружина, налетал шведский отряд во главе с королем на неприятельское войско, и дело решалось одним натиском. Король был всегда во главе, он щеголял храбростью, шутил и смеялся под пулями, как на каком-нибудь балу. Но он не был полководцем в полном смысле этого слова: никакого штаба, никакой администрации его войско не имело. Всю надежду возлагал он на тот отряд, во главе которого он стоял, и нисколько не заботился о том, что делается в тылу армии, соразмерны ли силы с неприятельскими, и хватит ли продовольствия солдатам. Вот несколько отзывов о нем его собственных генералов. Один говорил: «Наш король так крепко надеется на помощь Божию, что ни о чем больше не думает, как о войне»; другой писал: «Он уже больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, что как будто Бог непосредственно внушает ему, что надо делать». «Несмотря на холод и голод, – рассуждает третий, – король не хочет отпустить нас на зимние квартиры. Думаю, что если у него останется только 300 человек, то он с ними вторгнется в Россию, не заботясь, чем будут солдаты питаться. Если кого-нибудь из наших убивают, то это нисколько его не трогает».

Совершенно иного рода военным деятелем был Петр. В личном мужестве он едва ли уступал Карлу, но он никогда не рисовался им и не храбрился напоказ. Карл не хотел знать ничьих советов; Петр в тех случаях, когда участвовал в сражениях, старался брать себе второстепенную роль: он бился как бомбардир или капитан, предоставляя команду своим генералам. Но, предоставляя блеск и лавры генералам, он брал на себя ту тяжелую, неприятную, но необходимую сторону дела, за которую всегда бранят в случае неудачи и редко благодарят в случае успеха. Но здесь он уже был главным распорядителем, центром, в котором сходились все нити военной администрации. Вся административная и хозяйственная сторона войны, движения войск, их расквартирование, провиант, оружие, амуниция, снаряды, набор рекрут и лошадей, вся эта будничная и прозаическая часть войны, но та именно часть, которая и рождает победу, лежала на нем. Мы видели, какую лихорадочную работу обнаружил Петр после поражения при Нарве. Петр не только сам действовал, он вокруг себя все приводил в движение. Он не только не терял присутствия духа во время неудачи, но и обладал уменьем утешить, ободрить и успокоить других. «Не извольте о бывшем несчастии печальным быть, – писал он Шереметеву, разбитому при Гемауертгофе, – понеже всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу, но извольте забывать и паче людей ободрять». Это были качества драгоценные для той сложной операции, какою стала война в XVIII веке. Карл решал победу одним ударом; Петр подготовлял ее долговременного, трудною и хлопотливою работою. Вот почему его победы не были так неожиданны, поразительны и блестящи, но зато и поражения, им испытанные, не были так решительны, отчаянны и безнадежны. Карл был замечательным командиром на поле битвы, Петр – замечательным военным организатором. Успех доставался ему трудно, но этот успех был прочен. Вполне он обнаружился в Полтавской битве.

Полтавская победа имела очень важные последствия для дальнейшего хода военных действий. Шведская армия была теперь уничтожена. Карл XII с небольшою свитою бежал в турецкие владения и поселился в городе Бендерах на р. Днестре, возбуждая Турцию к войне с Россией. Уничтожение шведской армии развязало руки Петру на севере. Осенью того же 1709 года началось завоевание Лифляндии. В ноябре начата осада Риги; царь первые три бомбы пустил сам и писал об этом Меншикову: «Благодарю Бога, что сему проклятому месту сподобил мне самому и отомщения начало учинить». Летом 1710 года окончено было покорение Лифляндии и Эстляндии: в короткий промежуток времени сдалась Рига, Пернов, Аренсбург и Ревель. В то же лето взяты были главные города Карелии: Выборг и Кексгольм.

Вторым последствием Полтавской битвы была война с Турцией, 1711 года. Очень может быть, впрочем, что она вспыхнула бы и без этого повода. С самого мира 1700 года отношения Петра с Турцией были очень натянуты. Азов в руках русских был для турок бельмом на глазу. Эта крепость была в слишком близком соседстве с подчиненным Турции ханством Крымским; из нее легко было напасть на Крым. Это был также военный порт, где находил себе пристанище и защиту с каждым годом увеличивающийся, благодаря деятельной работе воронежской и таганрогской верфей, русский флот, который мог сделать набег и на самую Турцию. Турция и слышать не хотела о дозволении русским торговать на Черном море. «Султан смотрит на Черное море, как на свой внутренний дом, – говорили турецкие государственные люди, – куда он не пустит ни одного чужеземца». В Константинополе подумывали даже засыпать пролив, соединяющий Азовское море с Черным, и на созданном таким образом перешейке воздвигнуть сильные крепости для устрашения запертых русских кораблей. Ясно, что при таком настроении Турции достаточно было какого угодно предлога, чтобы вспыхнула открытая война. Такой предлог был доставлен Полтавской битвой. Карл деятельно агитировал за войну при турецком дворе, посылая туда своих приближенных. Самая его личность, кроме того, служила поводом к раздорам. Русское правительство требовало сначала его выдачи, на что, конечно, Турция согласиться не могла; в ответ на эти требования она жаловалась на нарушение ее прав русскими войсками, которые, преследуя Карла, перешли границу и вступили на турецкую территорию. Тогда Петр очень энергично потребовал высылки Карла из турецких владений, грозя в противном случае войною. Он чувствовал себя связанным в дальнейших действиях против Швеции, так как постоянно должен был опасаться нападения турок под предводительством такого полководца, каким был Карл. Как раз во время посылки этого ультиматума Карлу при помощи интриг удалось добиться в Константинополе отставки дружественного России визиря и посадить на место враждебного, и ответом на ультиматум Петра было объявление Портою войны 20 ноября 1710 года. Военные действия начались только уже в 1711 году. Весною русские войска стянуты были к реке Днестру. Царь заключил союз с господарем княжества Молдавии[1] Дм. Кантемиром. Желание защитить владения союзника и надежда на восстание подвластных Турции христианских народов, вожди которых в переписке с Петром обещали это, побудили Петра двинуться к реке Пруту, несмотря на то, что войско не снабжено было запасами, а весь хлеб в той стране, через которую надо было проходить, был поеден саранчой. Поход на Прут был поэтому труден, солдаты были истомлены. Едва русские передвинулись на эту линию, показалась вдруг огромная турецкая армия, до 190 тысяч человек, которой никто не ожидал встретить так скоро. Положение русских, которых всего было около 38 тысяч, притом без провианта, было отчаянное. Только недоразумение спасло Петра: визирь, вероятно, не знал хорошо положения дел в русском лагере и поторопился заключить мир, как только его предложили. Петр готов был идти на самые тяжкие условия. Отправляя к визирю подканцлера Шафирова для переговоров, он разрешил ему не только соглашаться на уступку Азова, но и на возвращение всех завоеванных у Швеции областей, кроме Ингрии, за которую разрешал, однако, пожертвовать старым русским городом Псковом. Но с турецкой стороны удовольствовались только Азовом да обязательством срыть крепость, построенную на границе с Крымом. На этих условиях и был заключен мир 12 июля 1711 года. Один из иностранцев, служивший в русском войске, замечает, что «если бы утром 12 июля кто-нибудь сказал, что мир будет заключен на таких условиях, на которых был заключен, то его сочли бы сумасшедшим». Однако и эти условия, на которые не смели даже и надеяться, были очень тяжелы. В особенности чувствовал тяжесть их Петр, которому приходилось терять плоды многолетних забот и трудов, потраченных на завоевание Азова и постройку Азовского флота. Заключение мира с Турцией позволило опять все силы направить на продолжение войны с Швецией.

После Полтавской битвы возобновился тот союз, которым начата была Северная война. В сентябре 1709 года, возвращаясь в Петербург, царь имел свидание с саксонским курфюрстом, которого вновь посадили на польский престол, свергнув избранника Карла, Станислава Лещинского, и Август опять заключил союз с Петром против Швеции. Весть о Полтавской победе заставила примкнуть к союзу в октябре того же года и Данию, без всякой денежной субсидии, которой она раньше требовала за присоединение к союзу. Так Полтавская победа подняла головы прежним союзникам Петра и побудила их протянуть руки русскому царю. Эта победа произвела сильное впечатление в Европе и заставила переменить взгляд на значение и силу русского государства. Знаменитый философ Лейбниц после битвы при Нарве высказал свое сочувствие шведам и предсказывал Карлу XII завоевание всей России до Амура. После Полтавской битвы он переносит свое сочувствие на царя, называет эту битву достопамятным событием в истории и полезным уроком для будущих поколений. Маленький Вольфенбюттельский князек, с которым Петр начал переговоры о браке своего сына царевича Алексея с его дочерью Шарлоттою, едва удостаивал царя вниманием, указывал на опасное положение Петра в России и, считая его ничтожным в ряду государей, говорил, что никогда Россия не добьется видного положения в Европе, так как ее никогда не допустят до обладания Балтийским побережьем. Теперь этот самый князек приходил в восхищение от мысли породниться с русским домом, и брак царевича очень скоро устроился. Выдающееся положение, которое Россия заняла после битвы, побудило примкнуть к Северному союзу два немецких государства, до сих пор медлившие и выжидавшие, – Ганновер и Пруссию (1714 год). Приманкой для вступления в союз были для того и для другой шведские владения в Германии: для Ганновера – Бремен и Верден, для Пруссии – Померания. Союз с Ганновером был, однако, непрочен и непродолжителен; союз с Пруссией отличался, наоборот, большою прочностью. Сближение с Пруссией началось сейчас же после Полтавской победы. После свидания с Августом II Петр виделся в Мариенвердере и с прусским королем Фридрихом, с которым заключен был оборонительный союз. Преемник Фридриха I, Фридрих Вильгельм I, вступил уже в союз наступательного характера (июнь 1714 года). Россия гарантировала Фридриху Вильгельму приобретение Штеттина, а Фридрих Вильгельм гарантировал царю приобретение Карелии, Ингерманландии и Эстляндии. Этот знаменитый король, строгий и скупой хозяин, любитель военных экзерциций, питал к личности Петра живейшую симпатию, а Петр умел ему угодить; зная его слабость к солдатам высокого роста, он дарил ему высоких гренадеров.

Итак, второй период Северной войны представляет борьбу союза России, Польши, Дании, Пруссии и Ганновера против Швеции. Вот вкратце ход военных действий. Весною 1712 года русские войска под начальством Меншикова, как решено было договором Петра с союзниками, вступили в Померанию, которая и сделалась одним из театров войны. Здесь выдающимися крепостями были Штеттин и Штральзунд. Первый сдался Меншикову, второй осаждали короли датский и прусский с июля по декабрь 1715 года, и, несмотря на то, что защитить его явился сам Карл XII, пробравшийся из Турции через Венгрию и Германию, Штральзунд сдался 12 декабря 1715 года. Таким образом Померания к концу 1715 года была завоевана.

Другим театром военных действий была шведская провинция Финляндия. Овладеть ею, как говорил Петр, надо было для того, чтобы занять выгодное положение при мирных переговорах со Швецией, имея что уступить. «Ежели Бог допустит летом до Абова, – писал он генерал-адмиралу Апраксину в конце 1712 года, – то шведская шея мягче гнуться станет». Весною 1713 года вышла под начальством Апраксина к берегам Финляндии эскадра и взяла без сопротивления финляндские города Гельсингфорс и Або. Высадившиеся войска проникли внутрь страны и разбили шведов при Таммерфорсе. В следующем 1714 году покорение Финляндии было закончено.

Наконец, третьего сценою военных действий было море и побережье самого Скандинавского полуострова. В июле 1714 года русская эскадра подлинною командою Петра одержала блестящую победу над шведским флотом при мысе Гангеудде; неприятельский адмирал с десятью галерами попался в плен. На современников эта победа произвела не менее сильное впечатление, чем Полтавская. Петр был за нее возведен Сенатом в звание вице-адмирала. Следствием этой победы было то, что Петр захватил и опустошил Аландские острова, всего в 15 милях от Стокгольма, и навел ужас на Швецию. С тех пор Петр стремился к тому, чтобы сделать высадку на полуостров. Летом 1716 года готовилась грандиозная высадка из Копенгагена на шведский берег. Четыре флота: английский, голландский, датский и русский, под командою Петра должны были перевезти союзные войска. Но эта высадка не состоялась: англичане и голландцы оказывали поддержку только для видимости – им одинаково невыгодно было допускать господство на Балтийском море как шведского, так и русского флотов, и все дело кончилось демонстративной прогулкой соединенной эскадры в виду шведских берегов, в память чего была выбита пышная медаль. На одной стороне над трофеями – изображение Петра и надпись: «Петр Великий Всероссийский», на другой – морской бог Нептун, держащий четыре морских флага государств, принимавших участие в экспедиции, с надписью: «Владычествует четырьмя». Однако эта лесть доставила Петру не много утешения в той досаде на союзников, которую он испытывал за неудачу в этой экспедиции, тем более что на нее он возлагал большие надежды. Уже в самом конце войны, в то время, когда велись переговоры о мире, русские корабли делали нападения на шведские берега и высаживали войска, опустошавшие окрестности Стокгольма. Эти набеги предпринимались с целью сделать шведов более уступчивыми.

Таковы были главные военные действия в рассматриваемый период. Из этого перечня видно, что их было немного, и они были не так важны, как битвы первого периода. Во второй период борьбу вели гораздо более дипломатическими интригами, чем военными движениями; больше скрипели перья в дипломатических канцеляриях, чем гремели выстрелы на полях сражений. Швеция теперь уже не имела достаточной армии для обороны; ее могущество было сломлено и средства подорваны так, что никаких крупных военных действий и нельзя было ожидать. Но между союзниками, действовавшими против нее, не было согласия. Интересы их расходились. Каждый старался урвать как можно больший кусок шведских владений себе, как можно меньше тратя сил при этом и меньше давая другим. Отсюда такое взаимное раздражение между союзниками, что, читая ноты их дипломатов, думаешь скорее, что дело идет между неприятелями, чем между дружественными державами. Вследствие этих усобиц война со Швецией тянулась вяло и нерешительно. На Петра такое положение дела производило удручающее действие. «Письмо ваше я получил, – пишет он раз Меншикову, осаждавшему Штеттин, – на которое ответствовать кроме сокрушения своего не могу, ибо… что делать, когда союзников таких имеем. Я себя зело бессчастным ставлю, что я сюда приехал. Бог видит мое доброе намерение, а их и иных лукавство. Я не могу ночи спать от сего трактования». Еще более резко его другое письмо к Екатерине из Копенгагена в то время, когда там готовилась неудавшаяся экспедиция на шведский берег. «О здешнем объявляем, – писал царь, – что болтаемся втуне, ибо что молодые (т. е. несъезженные) лошади в карете, так наши соединенные (союзники)». Петр тем сильнее должен был чувствовать последствия этих раздоров, что все союзники, кроме разве только прусского короля, были недружелюбно к нему настроены, и некоторые из них, как, например, курфюрст Ганноверский, худо скрывали свою ненависть и раздражение. Такое отношение союзников к Петру было вызвано преобладающим значением, которое получала Россия в союзе. Петр был хозяином положения. Русские войска стояли в Германии. Было опасение, что Россия потребует себе львиную долю добычи. Отсюда зависть, клеветы, обвинение Петра в измене общему делу, в намерении заключить сепаратный мир со Швецией, – словом, вся грязная международная накипь, которою наполнялись выходившие тогда многочисленные политическиё брошюры, доказывавшие, как опасно может быть для других держав чрезмерное усиление России. Отчасти Петр сам был виною такого опасливого и подозрительного отношения к себе союзников: он иногда слишком уж по-хозяйски распоряжался в их землях, не щадя их самолюбия. Приехав раз в Данциг, во владение польского короля, Петр немедленно распорядился оштрафовать жителей за то, что в гавани Данцига стояло несколько шведских кораблей.