Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Уж-золотая коронка

В хлеву одного скряги-крестьянина, у которого скотницей служила девушка добрейшей души, поселилась прелестная змейка с золотой коронкой на голове. Иногда по ночам в хлеву раздавалось чудное пение: то пела змейка – белый уж с золотой коронкой; а эти ужи имеют дар петь лучше иной голосистой птички.

Лишь только верная служанка входила в хлев, чтобы подоить коров или переменить им подстилку, змейка выползала из трещины в стене и умными глазенками смотрела на хлопотливую девушку, которая исполняла свою работу с большим старанием, – она любила скотину своего хозяина больше всего на свете. Доброй скотнице казалось, что змейка будто просит у нее чего-то, и вот она всякий раз стала наливать на блюдечко немного теплого коровьего молока и ставить его перед маленьким животным. Змейка-золотая коронка с удовольствием пила молоко, поворачивая при этом головку во все стороны, и тогда золотая коронка блистала, как алмаз, и освещала темный хлев.

Добрая девушка полюбила белую змейку тем более, что с того времени, как она стала поить ее молоком, коровы ее господина заметно толстели, давали больше молока, были всегда здоровы и приносили таких славных теляток, что сердце молодой девушки радовалось при виде их.

Однако в один прекрасный день случилось, что хозяин вошел в хлев как раз «в то время, когда уж пил ту капельку молока, которую ему поставила скотница. Крестьянин был настолько жаден и скуп, что раскричался на бедную девушку, точно она раздавала кому-нибудь его молоко целыми ведрами.

– Ах ты, негодная девчонка! – кричал злой крестьянин. – Так-то ты обращаешься с добром своего господина! Да на тебя кары нет! Вздумала еще кормить и пускать в хлев такого ядовитого червя, который и без того по ночам высасывает у коров молоко! Виданное ли это дело? Можно подумать, что ты злая колдунья, которая водится с самим сатаной, этим чертовым червем! Бедная девушка только и могла ответить горькими слезами на незаслуженные грубые упреки. Но крестьянин не обратил даже внимания на ее слезы, напротив – кричал и злился все больше; забыв всю верность и старание девушки, он не переставал неистовствовать и ругаться.

– Вон из моего дома, говорю я тебе, вон! Мне не нужны воровки молока и колдуньи! Скорее связывай свой узел, сию же минуту! И проваливай вон из деревни, чтобы твоего и духу здесь не было, а не то – я еще донесу на тебя, – упекут тебя, высекут розгами; ах ты, злая колдунья!

Громко плача, ушла изруганная девушка из хлева, пошла в свою каморку, уложила платья и связала узел. Выйдя из дому, она должна была пройти двором. Защемило вдруг ее сердце, – услыхала она, как мычат в хлеву любимые коровушки! Крестьянин между тем ушел куда-то; тогда она вошла еще раз в хлев, чтобы потихоньку со слезами проститься со своими любимицами: добрый слуга всегда полюбит хозяйскую скотину, как свою собственную.

Так стояла девушка в хлеву и плакала и гладила каждую коровушку, а ее первая любимица лизала ей руку, – вдруг, откуда ни возьмись, подползла к ней змейка-золотая коронка.

– Прощай, несчастный червячок, теперь никто не будет кормить тебя, – сказала девушка.

Тут змейка вытянулась, словно захотела положить ей на руку свою головку, с которой вдруг упала золотая коронка и осталась в руках у девушки, змейка же выползла вон из хлева, прямо во двор, чего прежде она никогда не делала. Этим она точно хотела показать, что и она уходит из дому, где ей теперь пожалеют дать даже капельку молока.

Бедная же девушка пошла своей дорогой, не подозревая вовсе, какой богачкой она теперь стала. Она и понятия не имела о той волшебной силе, которая заключается в коронке ужа. Все удавалось тому, кто обладал ею, все любили того человека, почести и радости были уделом его.

Только вышла девушка за околицу деревни, как ей повстречался самый красивый парень, молодой Шульц, сын известного богача. Отец его умер недавно. Молодому человеку тотчас же понравилась девушка, он поклонился ей и расспросил, куда она идет и почему оставила службу у своего хозяина. Так как она откровенно рассказала ему все, как было, то он велел ей пойти к его матери, и передать, что он посылает ей девушку.

Госпожа Шульц, выслушав девушку, доверчиво отнеслась к ней и оставила ее у себя в доме. Когда вечером работники и работницы богатого крестьянина пришли ужинать, то новую служанку заставили читать застольную молитву; тогда всем показалось, что святые слова молитвы льются из уст самого ангела, так трогательно было ее чтение, и все полюбили молодую девушку. После ужина, когда она прочла благодарственную и вечернюю молитвы и хотела уже выйти из комнаты, богатый сын Шульца взял ее за руку и привел к матери, ее, совершенно бедную служанку свою, говоря:

– Матушка, благослови нас, – хочу ее взять себе в жены или не женюсь вовсе. Она меня просто очаровала!

– Она и нас всех очаровала, – ответила старуха Шульц. – Она так же набожна, как и красива, так же скромна, как и невинна. Да благословит вас Господь! От души рада принять ее в дочери.

Так случилось, что бедная служанка сделалась самой богатой крестьянкой во всей деревне, да к тому же и самой счастливой. А у скупого крестьянина, который пришел в ярость из-за нескольких капель молока и вытолкал на улицу верную служанку, все пошло несчастливо. С исчезновением ужа-золотая коронка исчезло и его счастье; вскоре ему пришлось продать всю скотину, а затем и все поля. Богач Шульц, скупил все это, и жена его, украсив зелеными венками своих любимиц, повела их к себе в хлев, гладила их, давала им лизать свои руки и снова сама доила и кормила их.

Однажды, когда она опять была в хлеву, появилась там вдруг и белая змейка. Молодая женщина скорей вынула из кармана золотую коронку и подала ее змейке со словами:

– Как хорошо, что ты пришла сюда! Теперь ты получишь каждый день столько молока, сколько хочешь, а вот возьми и золотую коронку, благодарю тысячу раз, что ты так помогла мне ею! В настоящее время она мне больше не нужна – любовь, верность и труд уже сделают меня и впредь счастливой да богатой.

Белая змейка взяла обратно свою коронку и поселилась в хлеву у молодой женщины, в доме которой всегда царили мир, благодать и Божье благословение.

Лиса и заяц

Лиса и заяц отправились вместе путешествовать. Стояла зима, нигде ни травинки, в полях ни мышонка, ни букашки.

– Ну, уж и голодная пора, – сказала лиса зайцу, – у меня все кишки подвело.

– Действительно, – отвечал зайка. – Повсюду хоть шаром покати; я готов начать грызть собственные уши, если бы они только попали ко мне в рот.

Потащились оба путника дальше. Вот видят: идет вдали молодая крестьянка и несет на руке корзину, а из корзины доносится приятный запах свежих, только что испеченных булочек.

– Знаешь что, – говорит лисица, – растянись-ка ты поперек дороги, да и притворись мертвым! Девушка позарится на твою несчастную шкурку – ведь из заячьих шкурок шьют перчатки, – захочет взять тебя с собой и поставит корзину, а я тем временем подберусь к булочкам – вот и будет нам еда!

Зайка так и сделал, как советовала лиса: растянулся на дороге и притворился мертвым, лиса же присела за сугробом снега и выжидала. Подошла девушка, увидела зайку, уже протянувшего все четыре лапки, поставила корзину на дорогу и нагнулась, чтобы поднять зверька. Тотчас лисица подкралась к корзине, схватила ее и была такова. Зайчик ожил в одно мгновение и, как стрела, пустился следом за своим товарищем.

Лиса, однако, и не вздумала остановиться; она, по-видимому, не имела ни малейшего намерения поделиться булочками, хотела одна прикончить весь запас, что голодному зайцу было вовсе не по вкусу.

– А ведь недурно было бы достать себе к обеду рыбки, – сказал лисице заяц, как только они добежали до маленького пруда, – Ведь у нас тогда была бы рыба с белым хлебом, словно у каких-нибудь господ! Опусти-ка ненадолго свой хвост в прорубь, на него сейчас поймаются рыбы, которым теперь тоже плохо приходится. Но поторопись, а не то прорубь замерзнет. Лисе такое предложение показалось совершенно естественным; она подошла к проруби, которая только что начинала замерзать, и опустила в нее свой хвост. Прошло не более минуты – и пышный хвост лисы совершенно примерз к проруби. Тогда зайка взял корзину и перед самыми глазами лисы преспокойно съел одну за другой все булочки, приговаривая: – Подожди, пока начнет таять, подожди только до весны, подожди только, пока начнет таять! – Потом пустился он бежать.

Лиса же, точно злая цепная собака, не могла сделать ничего другого, как лаять ему вслед.

Чертова дорога на Фалькенштейн

Много столетий прошло с тех пор, как рыцарь фон Сайн добивался руки дочери владельца замка Фалькенштейн.

Отец был неблагосклонен к рыцарю и отказал ему в сватовстве, предложив такие условия, которые выглядели просто насмешкой. – Охотно готов отдать вам в супруги свою дочь, только от вас потребую за это ничтожнейшую услугу. В течение одной ночи сройте эти скалистые вершины, чтобы здесь образовалась прохожая и проезжая дорога – вот мое требование, условие и последнее решение!

Невозможного желал жестокосердный отец, и если бы тысячи и десятки тысяч рук до изнеможения работали, срывая твердые скалы, немыслимо было в такой короткий срок закончить работу.

Уехал ни с чем рыцарь фон Сайн, по имени Куно, и отправился в Святую Землю. Там он храбро сражался, отличился во многих битвах с сарацинами, искал себе смерти, но не нашел ее. Притом он все не мог забыть любимой им девушки, за которую сватался, и решил вернуться на родину, где, кроме рыцарского замка, у него были еще богатые серебряные копи.

С печальными мыслями бродил он по скалам, окружавшим замок. Фалькенштеин мечтал о том, как бы хорошо было получить весточку от возлюбленной, и пристально глядел на каменные глыбы, такие же непоколебимые, как и его судьба.

– Ах, – вздыхал храбрый рыцарь, – сила человеческая здесь ничего не сделает, лишь колдовством можно сдвинуть эти скалы и провести по ним дорогу!

Вдруг слышится ему, будто кто-то называет его по имени. Он осмотрелся вокруг и видит, как из расселины скалы выходит седой как лунь, сморщенный, маленький человечек в коричневой грубой одежде и говорит ему каким-то особенным голосом такие слова:

– Куно фон Сайн! Зачем нарушаешь ты наш покой? К чему взрываешь в своих владениях самые недра земли? Ты желаешь, чтобы по этим скалам прошла дорога? Ты хочешь назвать своей наследницу замка Фалькенштеин, которая сидит там наверху одинокая и грустит и томится по тебе? Все будет по-твоему, дай только одно святое обещание и клянись, что сдержишь его!

Появление старичка и его речь смутили рыцаря, ему стало жутко, он подумал, что это искушение злого духа и что за все счастье ему придется, пожалуй, заплатить ценой собственной души; поэтому он и спросил не без робости:

– Чего ты требуешь?

Тогда старичок сказал:

– Дай мне твое рыцарское слово в том, что завтра же ты велишь в своих владениях засыпать все шахты, рудники и подземные галереи, которые мы и без того, если бы захотели, могли уничтожить, затопив их, – тогда нынешней же ночью мы сравняем все скалы; так что если ты обещаешь со своей стороны исполнить все, чего я требую, завтра же, среди бела дня, ты прискачешь к замку на своем коне и напомнишь владельцу Фалькенштейна о данном им слове.

Страшно обрадовался рыцарь, услыхав эти слова, согласился охотно исполнить все, чего требовал гном, и спокойно отправился спать. С наступлением ночи началось вокруг замка Фалькенштейн удивительное движение: что-то грохотало, что-то стучало, гремело, копали киркою, сгребали камни лопатами, – это тысячи маленьких горных духов спешили исполнить великую задачу, это тысячи карликов, одаренных гигантской силой, работали для общего дела. И лишь только утром пропели первые петухи, оно было окончено, а когда солнце поднялось над дальними горами Шпессарта, Куно фон Сайн скакал уже по новой дороге и трубил в свой рог к великому удивлению сторожа башни Фалькенштейна. Однако еще сильнее было удивление самого владельца замка; он от души порадовался, увидав желанную дорогу, и сдержал свое рыцарское слово, отдав дочь в супруги верному Куно. Рыцарь Куно также сдержал слово, данное карлику: он тотчас же приказал засыпать землей и уничтожить все свои серебряные рудники. Дорога же, которую по скалам проложили гномы, и до сего дня зовется Чертовой дорогой.

Говорящий осел

На высоких горах, покрытых густым лесом, жил могучий горный дух, любивший потешаться над людьми; частенько карал он злых и шутил с ними плохие шутки, добрым же людям всегда оказывал помощь. Конечно, его помощь была совсем особого рода, обыкновенно ей предшествовали различные неприятные сюрпризы, ужасы и страхи.

Так, случилось однажды бедному торговцу спускаться с товаром с гор в долину. На стеклянном заводе, расположенном в горах, накупил он стекла, которое нес в корзине на спине, и точь-в-точь, как известная молочница в басне, рассчитывал уже вперед, какую выгоду он получит от продажи своего товара. Столько-то барыша дадут ему колбы и реторты, за которые аптекарь должен заплатить ровно вдвое больше их стоимости, столько-то выручит он за стеклянные световые шары, которые у него купит сапожник, столько-то бутылок для вина и для минеральных вод потребуется трактирщику, – в сумме получался преизрядный барыш. Однако торговец стеклом был поумнее той молочницы и не подпрыгнул от радости при мысли о барышах, напротив, он очень внимательно смотрел себе под ноги, так как дорога была крутая и неровная, и с осторожностью нес свою тяжелую ношу.

Горный дух невидимо шел следом за торговцем и подслушал его мысли, которые тот выражал вслух; а поскольку торговец думал забрать барышей больше, чем ему в сущности надлежало, то дух тотчас же решил проучить его, подшутив над ним так, чтоб у того душа в пятки ушла. Он забежал немного вперед и там, где заканчивалась очень крутая тропинка, которую вполне можно было назвать головоломной, обернулся старым пнем, так гладко спиленным сверху, что всякого манило присесть на него, чтобы отдохнуть.

Осторожно, медленно спускался торговец по крутой тропинке, и этот спуск с тяжелой ношей на плечах был ему так же труден, как если бы он подымался в гору. Поэтому он почувствовал, что необходимо отдохнуть, и как только заметил старый пень, присел на него вместе со своим хрупким товаром за спиной. В это самое мгновение исчез дух, обернувшийся пнем, и наш приятель шлепнулся со всего размаху на землю, а весь его товар обратился в тысячи осколков.

– Господи! Господи! – кричал торговец и выходил из себя. – Какой ужас, какой убыток! – Он так отчаивался, что, казалось, готов был лишить себя жизни. Купить другое стекло он не мог, так как уже истратил все деньги, в долг же ему никто бы не поверил. Все гроши, доставшиеся ему нелегким трудом и потраченные на покупку нового товара, были теперь перед ним налицо, но в виде осколков!

В это время с горы съезжал молодой парень, он сидел на осле, посвистывал и напевал песенки. Повстречавшись с бедным торговцем, он спросил, почему тот так плачет и отчаивается. Узнав, что за несчастье приключилось, человек на осле пожелал узнать, как же велика потеря и весь убыток.

– Ах, от восьми до девяти талеров, считая барыши, которые я имел бы от разбитого товара! – рассчитал торговец, вздыхая.

– Я рад помочь тебе, простофиля ты этакий, – сказал сидящий на осле, – но у меня самого нет ни гроша. Однако знаешь ли что? Внизу, в долине, живет мельник, плут отменный и трактирщик к тому же. Он так обмеривает мукой, словно у его посетителей и глаз нет, и так же, по-христиански, обмеривает и обсчитывает своих гостей, когда те изредка заходят в его трактир. Он – олицетворенная жадность и страсть к наживе, и вот пусть в наказание он-то и вознаградит тебя за убыток.

– Да как же возможно, чтобы скупой и корыстолюбивый человек сделал это по собственному желанию! – возразил торговец стеклом, шагая рядом с наездником и услужливо ведя под уздцы его осла, когда им приходилось спускаться слишком круто.

– По собственному желанию? – сказал тот с насмешкой. – Нет, любезный приятель! По своему желанию мельник ничего подобного не сделает, в том я убежден, но он должен будет сделать это. Мы продадим ему моего осла, который, между нами, стоит двенадцать талеров. Если ему уступить осла за девять талеров, то он с радостью согласится на эту цену да еще накормит нас в придачу.

– Да, но… добрейший господин, неужели вы… желаете… – спросил торговец робким голосом, – желаете вашего осла… Из расположения ко мне?..

– Продать мельнику, – добавил наездник. – А почему же нет, приятель? Это мне ничего не стоит: ослов ведь существует еще много.

Торговец стеклом еле мог поверить своему счастью. Ему казалось невероятным, чтобы человек, у которого, как он сам сознался, не было ни гроша, отказался в пользу другого от довольно ценного осла, – ведь он и не подозревал, что владелец осла был не кто иной, как шутник горный дух, благодаря которому и случилось все несчастье и весь убыток.

Вскоре оба путника добрались до мельницы, у дверей которой стоял мельник и радовался при виде подъезжающих гостей. Он одобрительно взглянул и на статного, по-видимому, хорошо откормленного ослика; такими на вид, сильными да гладкими, отнюдь не были ослы на его мельнице.

Гости велели подать себе хлеба, колбасы, пива; слово за слово, и торговец рассказал о своем горе – мельник так и покатился со смеху, надрывая себе животик и держась за свои толстые бока. Это бесило торговца, и его спутник не раз делал ему знаки, чтобы он оставался спокойным.

Когда мельник нахохотался вдосталь, послышалось вдруг ржание и крик осла, которого привязали снаружи у дверей; мельник тотчас перевел разговор на него:

– Право, славный у вас осел! Сколько лет?

– Четыре.

– Что стоит?

– Не продажный.

– Жаль, мне бы он пригодился! На прошлой неделе у меня околел один осел.

– Закормили, господин мельник, – съязвил гость.

– Ого, вот уж наоборот, – проговорился мельник.

– Вот как? Жаль было бы тогда моего осла, если бы он попал к вам в руки. Мой осел привык есть хорошо.

– Ну, разумеется, – поправился мельник, – ведь и моему ослу ни в чем недостатка не было. Я только хотел сказать, что мой осел сам не хотел ничего есть, вот оттого и извелся. Я бы предложил за вашего хорошенькую сумму – талеров семь.

– Ого-го! Их-то мне и недоставало! – пошутил владелец осла. – Куда хватили! За такого чудного осла семь талеров? Не продам и за двенадцать.

Тут мельника совсем одолела страсть купить осла.

– Дам восемь талеров! – вскричал он, сунул руку в карман и зазвенел деньгами.

– Давайте одиннадцать и по рукам!

– Нет, девять – пусть это будет мое последнее слово! – вскричал мельник.

– Десять, вот мое последнее слово, и по счету за нашу еду ни гроша, – сказал владелец осла.

Мельник почесал затылок, поторговался еще, но гость оставался непоколебим.

– По счету не платим, да еще десять талеров, ни гроша, ни полушки меньше, вот что!

– Да вы настоящий камень! – жаловался мельник.

– О да! Скажите лучше – целая каменная глыба! – слышался возражающий голос гостя.

У мельника не было сил отказаться от осла. Охая и кряхтя, отсчитал он и положил на стол десять талеров, но никак не крупными монетами, а мелочью – грошами да тоненькими полушками с прилипшими к ним мукой и плесенью. Пересчитав гроши мельника, гость сложил их в кожаный мешочек и передал своему спутнику, между тем как мельник выбежал из комнаты, чтобы поскорей увести своего осла в конюшню. Торговец стеклом был поражен такой щедростью, собрался благодарить своего благодетеля, но тот перебил его:

– Отложи-ка в сторону свою благодарность! Я должен тебе девять талеров, десятый получай за свой испуг. Теперь ступай в конюшню, посмотри, что делает мельник, да и убирайся отсюда подобру-поздорову! Если мельник спросит обо мне, то скажи ему, что мой и след уж простыл.

Обрадованный торговец взвалил на спину корзину и двинулся через двор к конюшне, где только что купленный осел уже без уздечки стоял у яслей. Собственноручно подостлал ему мельник свежий вереск и разбросал по яслям душистое, нежное сено.

Каково же было удивление торговца стеклом, и каков был испуг мельника, когда осел обернулся к нему, посмотрел на него самым странным образом, покачал в сомнении головой и своими длинными ушами, открыл широкую пасть и заговорил грубым человечьим голосом: «Ты до-до-добрый малый, до-о-обрый мельник, – жаль, но я не ем се-е-ена! Я ем только все ва-а-ареное да жа-а-ареное!»

В ужасе вылетел мельник из конюшни, чуть не сбил с ног торговца стеклом и закричал:

– Сам дьявол в конюшне! Где же этот негодяй, который продал мне такую нечисть?

– От него уже и след простыл! – закричал ему торговец и залился таким же смехом, каким перед тем мельник смеялся над его горем.

Мельник созвал всех своих работников и с криком рассказывал каждому о говорящем осле; все это происшествие казалось ему слишком невероятным, – он еще мало повидал на белом свете; его работники тоже удивлялись и думали, что их хозяин с ума сошел. И вот он повел их всех в конюшню, чтобы показать осла. Но что же? Перед яслями висел на недоузке пучок соломы. Тут уж мельник стал уверять всех убедительнейшим образом, что он сам битый осел.

Между тем торговец отправился своей дорогой, благословляя горного духа и от всей души радуясь, что недоброжелательный мельник сам испытал, каково быть в убытке и досаде.

Шапка-невидимка

Жил-был мельник, у которого было три сына и одна-единственная дочь. Ее он любил, а сыновьями был всегда недоволен: они никак не могли угодить отцу. Это очень печалило братьев, им плохо жилось в отцовском доме, и часто сидели они все вместе, вздыхая да охая, и не знали как быть.

Однажды, когда они опять так сидели, один из братьев заметил с грустью:

– Эх, кабы, у нас была шапка-невидимка, мы бы всего достигли!

– Что же с ней делать? – спросил другой брат.

– У карликов, живущих в этих горах, покрытых лесом, – объяснил первый, – есть шапки, называемые невидимками, и когда надеваешь такую шапку, делаешься невидимым. Это чудное дело, милые братья! Можно исчезать перед людьми, которые не хотят обращать на тебя никакого внимания, и от которых никогда не слышишь приветливого слова; можно пойти, куда хочешь, и взять все, что желаешь; и ни единая душа не видит человека, покрытого такой шапкой.

– Да, но как же достать это сокровище? – спросил младший из братьев.

– Карлики – это маленький потешный народец, который любит позабавиться, – сказал старший брат. – Им иногда доставляет большое удовольствие подбрасывать свои шапки в воздух. Хопс! – каждый видит карлика, – хопс! – карлик ловит свою шапку, надевает ее и снова становится невидимкой. А тут-то и надо устроить так, что как только карлик подбросит шапку, живей схватить его и моментально самому поймать шапку. Тогда карлик делается видимым, а поймавший шапку становится повелителем всего карликового мира. Ну, тут можно или оставить шапку себе, чтобы делаться невидимым, или требовать от карликов столько сокровищ, что ими можно было бы обеспечить себя на всю жизнь; ведь карлики обладают всеми металлами, скрытыми в недрах земли, и знают, как пользоваться чудодейственными силами природы.

– Вот так штука! – воскликнул один из братьев. – Так пойди же и достань нам шапки-невидимки или, по крайней мере достань себе такую шапку да и помоги нам, чтобы и нам впредь жилось получше.

– Я сделаю это, – сказал старший брат и вскоре отправился в горы, покрытые лесом. Путь туда был довольно далекий, и только к вечеру прибыл наш молодец к горам, где жили карлики. Придя на одну поляну, он по примятой траве заметил следы кувырканья и танцев карликов, прилег тут же и стал ждать. Вскоре начали появляться потешные малютки; они перепрыгивали друг через друга, бросали свои шапочки и забавлялись самым смешным образом.

Вдруг одна из шапок упала прямо около него, он бросился было к ней, но карлик, которому она принадлежала, оказался гораздо проворнее его, сам схватил шапку и закричал:

– Диебио! Диебио!

На этот крик собралась вся компания, бросилась на нашего молодца, точно куча муравьев на жука. Он даже не мог защищаться, его схватили и повели глубоко под землю, где жили карлики.

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5