Измаил-Бей

16

Толпа садится на коней;При свете гаснущих огнейМелькают сумрачные лица.Так опоздавшая станицаПустынных белых журавлейВдруг поднимается с полей…Смех, клики, ропот, стук и ржанье!Всё дышит буйством и войной!Во всем приличия незнанье,Отвага дерзости слепой.

17

Светлеет небо полосами;Заря меж синими рядамиРевнивых туч уж занялась.Вдоль по лощине едет князь,За ним черкесы цепью длинной.Признаться: конь по седоку!Бежит, и будто ветр пустынный,Скользящий шумно по песку,Крутится, вьется на скаку;Он бел, как снег: во мраке ночиЕго заметить могут очи.С колчаном звонким за спиной,Отягощен своим нарядом,Селим проворный едет рядомНа кобылице вороной.Так белый облак, в полдень знойный,Плывет отважно и спокойно,И вдруг по тверди голубойОтрывок тучи громовой,Грозы дыханием гонимый,Как черный лоскут мчится мимо;Но как ни бейся, в вышинеОн с тем не станет наравне!

18

Уж близко роковое поле.Кому-то пасть решит судьба?Вдруг им послышалась стрельба;И каждый миг всё боле, боле,И пушки голос громовойРаздался скоро за горой.И вспыхнул князь, махнул рукою:«Вперед! – воскликнул он, – за мною!»Сказал и бросил повода.Нет! так прекрасен никогдаОн не казался! повелитель,Герой по взорам и речам,Летел к опасным он врагам,Летел, как ангел-истребитель;И в этот миг, скажи, Селим,Кто б не последовал за ним?

19

Меж тем с беспечною отвагойОтряд могучих казаковГнался за малою ватагойНеустрашимых удальцов;Всю эту ночь они блуждалиВкруг неприязненных шатров;Их часовые увидали,И пушка грянула по ним,И казаки спешат навстречу!Едва с отчаяньем немымОни поддерживали сечу,Стыдясь и в бегстве показать,Что смерть их может испугать.Их круг тесней уж становился;Один под саблею свалился,Другой, пробитый в грудь свинцом,Был в поле унесен конем,И, мертвый, на седле всё бился!..Оружье брось, надежды нет,Черкес! читай свои молитвы!В крови твой шелковый бешмет,Тебе другой не видеть битвы!Вдруг пыль! и крик! – он им знаком:То крик родной, не бесполезный!Глядят и видят: над холмомСтоит их князь в броне железной!..

20

Недолго Измаил стоял:Вздохнуть коню он только дал,Взглянул, и ринулся, и смялВрагов, и путь за ним кровавыйМеж их рядами виден стал!Везде, налево и направо,Чертя по воздуху круги,Удары шашки упадают;Не видят блеск ее врагиИ беззащитно умирают!Как юный лев, разгорячась,В средину их врубился князь;Кругом свистят и реют пули;Но что ж? его хранит пророк!Шелом удары не согнули,И худо метится стрелок.За ним, погибель рассыпая,Вломилась шайка удалая,И чрез минуту шумный бойРассыпался в долине той…

21

Далеко от сраженья, меж кустов,Питомец смелый трамских табунов,Расседланный, хладея постепенно,Лежал издохший конь; и перед ним,Участием исполненный живым,Стоял черкес, соратника лишенный;Крестом сжав руки и кидая взглядЗавистливый туда, на поле боя,Он проклинать судьбу свою был рад;Его печаль – была печаль героя!И весь в поту, усталостью томим,К нему в испуге подскакал Селим(Он лук не напрягал еще, и стрелыВсе до одной в колчане были целы).

22

«Беда! – сказал он, – князя не видать!Куда он скрылся?» – «Если хочешь знать,Взгляни туда, где бранный дым краснее,Где гуще пыль и смерти крик сильнее,Где кровью облит мертвый и живой,Где в бегстве нет надежды никакой:Он там! – смотри: летит как с неба пламя;Его шишак и конь, – вот наше знамя!Он там! – как дух, разит и невредим,И всё бежит иль падает пред ним!»Так отвечал Селиму сын природы —А лесть была чужда степей свободы!..

23

Кто этот русский? с саблею в руке,В фуражке белой? страха он не знает!Он между всех отличен вдалеке,И казаков примером ободряет;Он ищет Измаила – и нашел,И вынул пистолет свой, и навел,И выстрелил! – напрасно! – обманулсяЕго свинец! – но выстрел роковойУслышал князь, и мигом обернулся,И задрожал: «Ты вновь передо мной!Свидетель бог: не я тому виной!..» —Воскликнул он, и шашка зазвенела,И, отделясь от трепетного тела,Как зрелый плод от ветки молодой,Скатилась голова; – и конь ретивый,Встав на дыбы, заржал, мотая гривой,И скоро обезглавленный седокСвалился на растоптанный песок.Не долго это сердце увядало,И мир ему! – в единый миг оноЛюбить и ненавидеть перестало:Не всем такое счастье суждено!

24

Всё жарче бой; главы валятсяПод взмахом княжеской руки;Спасая дни свои, теснятся,Бегут в расстройстве казаки!Как злые духи, горцы мчатсяС победным воем им вослед,И никому пощады нет!Но что ж? победа изменила!Раздался вдруг нежданный гром,Всё в дыме скрылося густом;И пред глазами ИзмаилаНа землю с бешеных конейКровавой грудою костейСвалился ряд его друзей.Как град посыпалась картеча;Пальбу услышав издалеча,Направя синие штыки,Спешат ширванские полки.Навстречу гибельному строюОдин, с отчаянной душою,Хотел пуститься Измаил;Но за повод коня схватилЧеркес, и в горы за собою,Как ни противился седок,Коня могучего увлек.И ни малейшего движеньяСреди всеобщего смятеньяНе упустил младой Селим;Он бегство князя примечает!Удар судьбы благословляет,И быстро следует за ним.Не стыд, – но горькая досадаГероя медленно грызет:Жизнь побежденным не награда!Он на друзей не кинул взгляда,И, мнится, их не узнает.

25

Чем реже нас балует счастье,Тем слаще предаваться намПредположеньям и мечтам.Родится ль тайное пристрастьеК другому миру, хоть и тамСудьбы приметно самовластье,Мы всё свободнее даримЕму надежды и желанья;И украшаем, как хотим,Свои воздушные созданья!Когда забота и печальПокой душевный возмущают,Мы забываем свет, и вдальДуша и мысли улетают,И ловят сны, в которых нетСледов и теней прежних лет.Но ум, сомненьем охлажденныйИ спорить с роком приученный,Не усладить, не позабытьСвои страдания желает;И если иногда мечтает,То он мечтает победить!И, зная собственную силу,Пока не сбросит прах в могилу,Он не оставит гордых дум…Такой непобедимый умПриродой дан был Измаилу!

26

Он ранен, кровь его течет;А он не чувствует, не слышит;В опасный путь его несетРетивый конь, храпит и пышет!Один Селим не отстает.За гриву ухватясь руками,Едва сидит он на седле;Боязни бледность на челе;Он очи полные слезамиПорой кидает на того,Кто всё на свете для него,Кому надежду жизни милойГотов он в жертву принести,И чье последнее «прости»Его бы с жизнью разлучило!Будь перед миром он злодей,Что для любви слова людей?Что ей небес определенье?Нет! охладить любовь гоненьеЕще ни разу не могло;Она сама свое добро и зло!

27

Умолк докучный крик погони;Дымясь и в пене скачут кониМежду провалом и горой,Кремнистой, тесною тропой;Они дорогу знают самиИ презирают седока,И бесполезная рукаУж не владеет поводами.Направо темные кустыВисят, за шапки задевая,И с неприступной высотыНа новых путников взирая;Чернеет серна молодая;Налево – пропасть; по краямРяд красных камней, здесь и тамВсегда обрушиться готовый.Никем неведомый потокВнизу, свиреп и одинок,Как тигр Америки суровой,Бежит гремучею волной;То блещет бахромой перловой,То изумрудною каймой;Как две семьи – враждебный гений.Два гребня разделяет он.Вдали на синий небосклонНагих, бесплодных гор ступениВедут желание и взглядСквозь облака, которых тениПо ним мелькают и спешат;Сменяя в зависти друг друга,Они бегут вперед, назад,И мнится, что под солнцем югаВ них страсти южные кипят!

28

Уж полдень. Измаил слабеет;Пылает солнце высоко.Но есть надежда! дым синеет,Родной аул недалеко…Там, где, кустарником покрыты,Встают красивые гранитыКаким-то пасмурным венцом,Есть поворот и путь, прорытыйАрбы скрипучим колесом.Оттуда кровы земляные,Мечеть, белеющий забор,Аргуны воды голубые,Как под ногами, встретит взор!Достигнут поворот желанный;Вот и венец горы туманной;Вот слышен речки рев глухой;И белый конь сильней рванулся…Но вдруг переднею ногойОн оступился, спотыкнулся.И на скаку, между камней,Упал всей тягостью своей.

29

И всадник, кровью истекая,Лежал без чувства на земле;В устах недвижность гробовая,И бледность муки на челе;Казалось, час его кончиныЖдал знак условный в небесах,Чтобы слететь, и в миг единыйИз человека сделать – прах!Ужель степная лишь могилаНичтожный в мире будет следТого, чье сердце столько летМысль о ничтожестве томила?Нет! нет! ведь здесь еще Селим…Склонясь в отчаяньи над ним,Как в бурю ива молодаяНад падшим гнется алтарем,Снимал он панцырь и шелом;Но сердце к сердцу прижимая,Не слышит жизни ни в одном!И если б страшное мгновеньеВсе мысли не убило в нем,Судиться стал бы он с творцомИ проклинал бы провиденье!..

30

Встает, глядит кругом Селим:Всё неподвижно перед ним!Зовет: – и тучка дождеваяЛетит на зов его одна,По ветру крылья простирая,Как смерть, темна и холодна.Вот, наконец, сырым покровомОдела путников она,И юноша в испуге новом!Прижавшись к другу с быстротой:«О, пощади его!.. Постой! —Воскликнул он, – я вижу ясно,Что ты пришла меня лишитьТого, кого люблю так страстно,Кого слабей нельзя любить!Ступай! Ищи других по свету…Все жертвы бога твоего!..Ужель меня несчастней нету?И нет виновнее его?»

31

Меж тем, подобно дымной тени,Хотя не понял он молений,Угрюмый облак пролетел.Когда ж Селим взглянуть посмел,Он был далеко! ОсвеженныйЕго прохладою мгновенной,Очнулся бледный Измаил,Вздохнул, потом глаза открыл.Он слаб: другую ищет рукуЕго дрожащая рука;И, каждому внимая звуку,Он пьет дыханье ветерка,И всё, что близко, отдаленно,Пред ним яснеет постепенно…Где ж друг последний? Где Селим?Глядит! – и что же перед ним?Глядит – уста оледенели,И мысли зреньем овладели…Не мог бы описать подобный мигНи ангельский, ни демонский язык!

32

Селим… и кто теперь не отгадает?На нем мохнатой шапки больше нет,Раскрылась грудь; на шелковый бешметВолна кудрей, чернея, ниспадает,В печали женщин лучший их убор!Молитва стихла на устах!.. а взор…О небо! небо! Есть ли в кущах раяГлаза, где слезы, робость и печальОставить страшно, уничтожить жаль?Скажи мне, есть ли Зара молодаяМеж дев твоих? и плачет ли она,И любит ли? но понял я молчанье!Не встретить мне подобное созданье;На небе неуместно подражанье,А Зара на земле была одна…

33

Узнал, узнал он образ позабытыйСреди душевных бурь и бурь войны,Поцеловал он нежные ланиты —И краски жизни им возвращены.Она чело на грудь ему склонила,Смущают Зару ласки Измаила,Но сердцу как ума не соблазнить?И как любви стыда не победить?Их речи – пламень! вечная пустыняВосторгом и блаженством их полна.Любовь для неба и земли святыня,И только для людей порок она!Во всей природе дышит сладострастье;И только люди покупают счастье!* * *Прошло два года, всё кипит война;Бесплодного Кавказа племенаПитаются разбоем и обманом;И в знойный день, и под ночным туманомОтважность их для русского страшна.Казалося, двух братьев помирилаСлепая месть и к родине любовь;Везде, где враг бежит и льется кровь,Видна рука и шашка Измаила.Но отчего ни Зара, ни СелимТеперь уже не следует за ним?Куда лезгинка нежная сокрылась?Какой удар ту грудь оледенил,Где для любви такое сердце билось,Каким владеть он недостоин был?Измена ли причина их разлуки?Жива ль она иль спит последним сном?Родные ль в гроб ее сложили руки?Последнее «прости» с слезами мукиСказали ль ей на языке родном?И если смерть щадит ее поныне —Между каких людей, в какой пустыне?Кто б Измаила смел спросить о том?Однажды, в час, когда лучи закатаПо облакам кидали искры злата,Задумчив на кургане ИзмаилСидел: еще ребенком он любилПрироды дикой пышные картины,Разлив зари и льдистые вершины,Блестящие на небе голубом;Не изменилось только это в нем!Четыре горца близ него стояли,И мысли по лицу узнать желали;Но кто проникнет в глубину морейИ в сердце, где тоска, – но нет страстей?О чем бы он ни думал, – запад дальныйНе привлекал мечты его печальной;Другие вспоминанья и другой,Другой предмет владел его душой.Но что за выстрел? – дым взвился, белея.Верна рука, и верен глаз злодея!С свинцом в груди, простертый на земле,С печатью смерти на крутом челе,Друзьями окружен, любимец браниЛежал, навеки нем для их призваний!Последний луч зари еще игралНа пасмурных чертах и придавалЕго лицу румянец; и казалось,Что в нем от жизни что-то оставалось,Что мысль, которой угнетен был ум,Последняя его тяжелых дум,Когда душа отторгнулась от тела,Его лица оставить не успела!Небесный суд да будет над тобой,Жестокий брат, завистник вероломный!Ты сам наметил выстрел роковой,Ты не нашел в горах руки наемной!Гремучий ключ катился невдали.К его струям черкесы принеслиКровавый труп; расстегнут их рукоюЧекмень, пробитый пулей роковою;И грудь обмыть они уже хотят…Но почему их омрачился взгляд?Чего они так явно ужаснулись?Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?Зачем? – какой-то локон золотой(Конечно, талисман земли чужой),Под грубою одеждою измятый,И белый крест на ленте полосатойБлистали на груди у мертвеца!..«И кто бы отгадал? – Джяур проклятый!Нет, ты не стоил лучшего конца;Нет, мусульманин верный ИзмаилуОтступнику не выроет могилу!Того, кто презирал людей и рок,Кто смертию играл так своенравно,Лишь ты низвергнуть смел, святой пророк!Пусть, не оплакан, он сгниет бесславно,Пусть кончит жизнь, как начал – одинок».

Примечания

Печатается по авторизованной копии – ИРЛИ, оп. 2, № 67 (отдельная тетрадь) – и по выпискам В. X. Хохрякова из утраченного автографа – ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 56.

По авторизованной копии печатается текст, кроме стихов «И вдруг проглянет солнце, и поток… Блистает как цветы небес и рая…». По выпискам В. X. Хохрякова – заголовки частей, эпиграфы и стихи «И вдруг проглянет солнце, и поток… Блистает как цветы небес и рая…».

На обложке авторизованной копии приписка к названию поэмы: «Копия с рукописи М. Ю. Лермонтова. От А. А. Краевского». В тексте исправления рукой Лермонтова.

На обложке тетради с выписками В. X. Хохрякова – надпись, воспроизводящая почерк Лермонтова: «Измаил-Бей. Восточная повесть 1832 год. 10 мая. М. Лермантов». На обороте обложки карандашный рисунок, изображающий горца, очевидно – копия с рисунка Лермонтова. На л. 2 текст посвящения и надпись, тоже воспроизводящая почерк Лермонтова: «М. Lerma». На лл. 3—12 текст первоначальной редакции 26 главы I части.

Имеется черновой автограф посвящения – ИРЛИ, оп. 1, № 21а (Казанская тетрадь), л. 11.

Текст автографа, состоящий из 20 стихов, первоначально имел название «Вдохновенье».

По-видимому, это было самостоятельное лирическое стихотворение. Впоследствии Лермонтов зачеркнул название, заменив его словом «Посвященье». Стихи «Опять явилось вдохновенье… Она поет о солнце юга!..» вошли в качестве посвящения в поэму «Измаил-Бей». Остальные 8 стихов не вошли в посвящение. По-видимому, они относятся к В. А. Лопухиной. Эти не вошедшие в текст поэмы 8 стихов приведены в разделе вариантов.

Автограф всей поэмы не известен.

Впервые опубликовано по авторизованной копии в «Отеч. записках» (1843, т. 27, № 3, отд. I, стр. 1—25) с неточностями и пропусками цензурного характера.

В Соч. под ред. Висковатова (т. 2, 1889, стр. 70—136) поэма опубликована с учетом выписок Хохрякова (даны эпиграфы и названия частей) чернового автографа из Казанской тетради (посвящение напечатано полностью в составе 20-ти стихов). В тексте имеются и необоснованные отступления от авторизованной копии.

Первая редакция 26-й главы первой части впервые опубликована в «Сборнике статей к 40-летию ученой деятельности академика А. С. Орлова» (Л., 1934, стр. 475–476).

В настоящем издании исправлены описки авторизованной копии, исправления даны в скобках:

мненье (мненья)

Освобожденных (Освобожденной)

слетевши (слетевшей)

любил (ловил)

движение (движенье)

святыми (святыни)

на плеча (на плечи)

порхнет (нырнет)

к ним (к нам)

только тому (только потому)

мненье (мщенье)

на скалу (на скаку)

был (бел)

вдали (враги)

Датируется 1832 годом на основании надписи на тетради с выписками В. X. Хохрякова: «1832 год 10 мая», а также потому, что в этой же тетради переписаны стихотворения, относящиеся к концу 1832 года, близкие по мотивам к «Измаил-Бею» («Люблю я цепи синих гор», «Прощание», «Ты идешь на поле битвы», «Синие горы Кавказа, приветствую вас»).

Сюжет поэмы в известной степени связан с реальными историческими событиями, происходившими на Кавказе в начале XIX века. Некоторые факты, рассказанные в поэме, совпадают с биографией кабардинского князя Измаил-Бея Атажукова. Измаил-Бей Атажуков продолжительное время находился в русской армии, участвовал в войне с турками и был награжден за штурм Измаила. Возможно, что Лермонтов знал и народное предание об Измаил-Бее. В создании образа Росламбека Лермонтов, по-видимому, также пользовался сведениями о реальном лице – Росламбеке Мисостове, сыгравшем важную роль в событиях в Кабарде в начале XIX века. Однако Лермонтов не преследовал цели с точностью воспроизводить события эпохи и биографии исторических лиц (подробнее см. в книге: С. А. Андреев-Кривич. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. Изд. Акад. Наук СССР, М., 1954). После стиха 12 следует эпиграф к части первой, взятый из поэмы Байрона «Гяур».

Стихи «и в час урочный молчаливо… Они на поле роковом» с некоторыми изменениями вошли в поэмы «Аул Бастунджи», «Мцыри», «Демон»).

После стиха «И ждешь – и близок он – и вдруг погас!..» следует эпиграф части второй, взятый из поэмы Вальтер-Скотта «Мармион», песнь III, строфа III.

Стихи «Много дев у нас в горах… ты купи коня!». Черкесская песня – в основе ее лежит русская народная песня «Ты дума моя, думушка» (Собр. разных песен М. Д. Чулкова. СПб., 1770–1778, ч. 3, стр. 587), в которой есть строки:

Не женись ты добрый молодец,

А на те деньги коня купи…

Ср. «Герой нашего времени» – «Бэла», песня Казбича.

После стиха «в груди сокрылась невредима!» следует эпиграф к третьей части, взятый из поэмы Байрона «Лара» (2 песня, XXII).

Стих «Пришел к Осаевскому полю». Осаевское Поле – в начале XIX века так именовалась равнина, лежащая вдоль берега реки Асса.

Стих «Месяц плывет». «Песня Селима» с некоторыми изменениями включена Лермонтовым в поэму «Беглец».

Стих «Питомец смелый трамских табунов». Трамских табунов – аул Трам, существовавший до 1818 года, славился своими конями. Аул этот находился вблизи Константиногорской крепости (по дороге к Кисловодску), построенной в 1780 году русскими военными властями у подножия Бештау.

Стих «спешат ширванские полки». Ширванские полки – Ширванский 84 пехотный полк был образован из частей Азовского и Казанского полков. Ширванский полк особо отличился в войнах с Персией и Турцией 1826–1829 годов.

Сноски

1

Так двигалась по земле дочь ЧеркесииПрелестнейшая птица Франгистана.Байрон. Гяур. (Англ.)

2

Две главные горы. (Примечание Лермонтова)

3

Две горы, находящиеся рядом с Бешту. (Примечание Лермонтова)

4

Высокие души, по природной гордости и силеГлубже всех чувствуют твои угрызения, Совесть!Страх, как бич, повелевает низкой чернью,Ты же – истязатель смелого!Мармион. С. Вальтер-Скотт. (Англ.)

5

Она не сказала, ни откуда она, ни почему она оставилаВсе для того, кто, казалось, с ней тоже был неласков.Почему она любила его? Пытливый глупец! Молчи:Разве человеческая любовь рождается по воле человека?Лара. Л<орд> Байрон. (Англ.)

6

Наездники. (Примечание Лермонтова.)