Ты маньячка, я маньяк, или А пес его знает

«Черт возьми! – мысленно ужаснулась Евдокия. – Вот-вот мой Леня придет!»

Нервно оглянувшись на дорогу, она захныкала:

– Что же, мне с этим здесь под солнцем стоять? Пропустите меня, пожалуйста. Мы все равно уезжаем.

Сердце охранника дрогнуло:

– Ладно, девушка, проходите.

– Ой, спасибо! – обрадовалась Евдокия, стремительно пролетая мимо него.

Она торопливо открыла дверцу автомобиля и усадила пса между передним и задним сиденьем. Достав из сумки свой свитер, она набросила его на собаку и строго-настрого наказала:

– Знаю, жарко, но ты, бродяга, не шевелись, не дыши, и боже тебя упаси залаять.

Пес покорно прилег, уложив облезлую голову на тонкие серые лапы. Из-под свитера Евдокии выглядывал только его черный нос.

– Вот и умница, – похвалила она. – Все понимаешь. Смотри же, и впредь будь таким.

Пес промолчал, даже не шелохнулся.

«Может и пронесет?» – подумала Евдокия.

Окрыленная, она села за руль и двинула с места машину. Поравнявшись с охранником, протянула в окошко талон оплаты – шлагбаум открылся. Мужа подобрала она на половине пути – он шел медленно, читая газету.

– Ты обогнала меня? – удивился Лагутин и с надменным прищуром предположил: – Собачка опять не пришла на свидание.

– И пришла, и барашка поела, – хохотнула в ответ Евдокия, перебираясь на пассажирское сидение и уступая руль мужу.

– В чем же дело? – поддергивая штанины и присаживаясь на водительское кресло, спросил Лагутин.

– Просто я все бегом. Хотела избавить тебя от похода в крутую гору. Видишь, успела к половине горы.

– Ты у меня метеор, – похвалил он жену и спросил: – Ну что, все дела сделаны? Можно отправляться домой?

Евдокия, радуясь, что номер ее удался, чмокнула мужа в щеку:

– С богом, любимый! С богом!

– С богом, – согласился он и, трогая с места машину, по-мальчишески закричал: – Ура-а! Наконец-то домой!

Однако, выехав на трассу, Леонид Павлович утратил хорошее настроение. Он посмотрел на часы и недовольно проворчал:

– Управились только к вечеру, а собирались – к обеду. И отдохнули не слишком, так себе. Ох уж, этот наш русский сервис.

Евдокия на всякий случай икнула, испуганно оглянувшись – пес сомлел и сбросил с себя теплый свитер, но помалкивал, прядая ушами опасливо и настороженно.

«Ой, что тут будет, если Леня его обнаружит», – подумала Евдокия.

Она вздохнула, стараясь вызвать к себе сочувствие мужа снова икнула, и попросила:

– Ленечка, не ругайся. Я так люблю когда у тебя хорошее настроение.

– Хорошее настроение? – удивился Лагутин. – Да откуда же ему взяться? Ехали на двенадцать дней, а притащили целых пять чемоданов! А увозим уже семь и еще коробки, баулы…

Речь его обрывая, зазвонил телефон Евдокии.

– Вот, пожалуйста! – взорвался Лагутин и сам себе приказал: – Тебе, Леня, лучше заткнуться.

– Ленечка, милый, – пропищала жена, – пожалуйста, разреши мне ответить.

– Да кто запрещает тебе? Говори!

Евдокия глянула на табло и сообщила:

– Это Борис.

Лагутин вздохнул с облегчением:

– Хоть в чем-то мне повезло.

К шурину он относился с симпатией и уважением: Боб не станет на каждом перекрестке трещать, что их в городе нету.

Получив разрешение мужа, Евдокия легла ухом на трубку и радостно закричала:

– Боб, ты где?

– Еще спрашиваешь? – удивился Борис. – Где, по-твоему, я могу находиться?

Евдокия, старательно опуская имя подруги, приступила к допросу:

– Боб, ну как? Как там вообще? Ты там все осмотрел?

– Слушай, сестренка, тут такое странное дело…

Смущенно крякнув, Борис замолчал.

– Боб, какое дело?

– Снова кровь, – растерянно констатировал он.

– Какой ужас! – схватилась за сердце Евдокия. – Ты сам ее видел?

– Да, кровь на клавишах. Опять проступила. Теперь я видел своими глазами. Похоже, на этот раз твоя подруга не врет.

– А где она?

– Ужин готовит.

– А где ты?

– Как дурак сижу перед роялем.

– Зачем?

– Жду, когда кровь снова проступит, – смущенно сообщил Боб и вдруг всполошился: – Все, больше я говорить не могу. Ева идет.

– Боб, ты мне еще позвонишь? – забеспокоилась Евдокия.

– Хорошо, позвоню, – согласился Борис.

«Замучает братца», – подумал Лагутин и, строго взглянув на жену, спросил:

– Скучно тебе?

Она кивнула, признавшись:

– Я всегда скучаю, если не с кем поговорить.

Леонид Павлович жене посочувствовал:

– Да, я плохой собеседник, когда за рулем.

«И когда не за рулем – тоже,» – подумала Евдокия, но высказать мысль не рискнула. Тем более, что Лагутин был настроен миролюбиво.

– Дашенька, может приляжешь? – заботливо предложил он. – Давай остановимся и устроим тебя на задних сидениях на подушках.

– Нет-нет, не надо, – поспешила отказаться Евдокия, испуганно вздрагивая.

Ей вдруг почудилось, что пес шевельнулся. Она в смятении оглянулась – тревога была ложной. Улавливая опасность, пес вел себя очень смирно. Свернувшись в грязный клубок, он уткнулся облезлой мордой в велюр заднего кресла и одним только глазом транслировал на Евдокию свою безграничную благодарность.

Опасливо покосившись на мужа, она повторила:

– Нет-нет, я совсем спать не хочу.

– А напрасно, ты явно устала. Надо бы тебе отдохнуть, – качая головой, произнес Лагутин.

Он было собрался развлечь жену очередной лекцией на тему как надо беречь здоровье, но опять зазвонил мобильный.

– Это Боб! – обрадовалась Евдокия и тут же сникла: – Это не Боб.

Леонид Павлович, не сводя глаз с дороги, раздраженно спросил:

– А кто же это?

– Это Майка, но ты все равно не разрешишь мне с ней поболтать.

– Да болтай уже с кем хочешь, – сжалился Лагутин и с усмешкой добавил: – Болтай, раз мы едем домой, во что я никак не могу поверить.

Но жена его уже не слышала – в одно мгновенье трубка была извлечена из ее кармана, и Майя сходу застрочила:

– Дуська, ты где? Короче, делюсь только с тобой! Это полный улет! Стопроцентный отпад! В сексе он каскадер! Даже хуже, десантник! На бабу идет как на врага: яростно и иступленно! Ой, что было у нас! Это просто коррида! Экстремальная страсть! Мы решили остаться! Не хотим возвращаться в город!

– Что, в роще решили заночевать? – опешила Евдокия, опасливо покосившись на мужа.

Внутренний голос ей говорил, что Лагутину речи подруги вряд ли понравятся. Однако муж смотрел на дорогу – и ухом он не повел, а вот Майка болезненно на вопрос отозвалась.

– Что? В Роще? Ну, Дуся, ты у меня простая! С чего ты взяла, что я люблю на соломе? Охота была пиписку колоть! Мы шашлычки пожарили и заполировали их хорошим винцом, а знакомиться начали уже в приличном мотеле…

Евдокия, краснея и вжав голову в плечи, приготовилась слушать чудовищные откровения прямо в присутствии мужа. Сексуально озабоченная Майя постельные темы любила и подробнейше их смаковала, но на этот раз Евдокия зря испугалась. Майка, вдруг себя обрывая, и, словно опомнившись, закричала:

– Ой, Дусь, я че звоню. Тренькни мне прямо сейчас на мобилу.

– Зачем? – опешила Евдокия.

– Да мобилу я потеряла свою, а там у меня записная книжка…

– Откуда же ты звонишь?

– С телефона, что в нашем номере. Понимаешь, потрясно удобный момент: он умаялся, в душ пошел, а у меня память ни к черту – только твой номер и помню, а тут приключений тьма! От впечатлений меня распирает и, как назло, мобилы с книжкой нет под рукой! Выручай поскорей, подружка!

– Ну ты, Майка, и бестолковая, – подивилась Евдокия. – Зачем на меня время тратила? Сама себе и звонила бы.

– И что?

– Сотовый зазвенит, а ты по звуку его обнаружишь.

Майя пришла в восторг:

– Дуська, ты гений! Как я не сообразила? Но все равно, я звонила не зря. Должна же и ты знать как мы потрахались.

Сообщив эту «потрясную» новость, Майя переключилась на других подруг и знакомых, но телефон Евдокии не остался без дела: в тот же миг зазвонил снова.

Леонид Павлович, покачав головой, проворчал:

– Ну, началось.

Евдокия его успокоила:

– Это Борис.

– Опять? – удивился Лагутин.

– Я же его просила, – напомнила Евдокия. – Или ты против?

– Да нет, говори.

– Большое спасибо.

Голос брата был глух и даже напуган:

– Слушай, Дуняша, еле к тебе дозвонился: все занято и занято…

– Я с Майкой болтала, – просветила его Евдокия и, переходя на шепот, спросила: – Ну как?

И Борис перешел на шепот:

– Даже не знаю как тебе и сказать. Зрелище жутковатое.

Евдокие вспомнился сон. Она снова оказалась на той же улице, босиком и в ночнушке, и почему-то в тех же кустах. Незнакомец был тоже там. Он теперь не рыдал, просто сидел под луной в глубокой задумчивости, явно витая в каких-то других местах. Евдокия к нему подошла вплотную. Он ее не заметил и очнулся, лишь услышав вопрос.

– Почему вы опять на моем месте сидите? – спросила она, чем изрядно испугала беднягу.

Он дернулся и вскочил, но ответил:

– Я вас жду.

– Ждете? Меня?

– Да.

– Зачем?

Мужчина удивленно пожал плечами:

– Сам не знаю. А вы здесь почему?

Настала очередь Евдокии:

– Не знаю сама, – сказала она, тоже пожимая плечами. – Ноги меня принесли.

Ей захотелось проверить из плоти ли он. Евдокия сделала жест, собираясь коснуться пальцем плеча незнакомца – он проворно отпрянул и, пятясь в кусты, воскликнул:

– Нет! Не надо!

В глазах его был запредельный ужас.

Она растерялась:

– Не надо? Но почему? Я же ваш сон.

– А нож настоящий, – прошептал незнакомец, уставившись куда-то ниже ее лица.

Проследив за его испуганным взглядом, Евдокия наткнулась на нож и похолодела.

Нож сжимала ее рука!

Уверенно!

Профессионально!

– Откуда это у меня? – растерянно спросила она.

– Вот именно, что откуда! Я собирался поинтересоваться еще в прошлый раз, но не решился, – признался молодой человек.

– В прошлый раз?! – ужаснулась Евдокия. – Вы хотите сказать, что я и в прошлый раз гуляла с ножом? Здесь? Под луной?

Он ответил:

– Как ни странно, но да. Вы гуляли.

– Это кошмар! – воскликнула Евдокия, поворачивая домой, но с ножом не расстоваясь.

– Куда же вы? – позвал незнакомец.

– Вы забыли, я – сон, – съязвила она.

– Да, вы мой сон.

– Тогда попробуйте меня остановите, – ответила ему Евдокия и… проснулась.

Глава 6

Отправляясь к Еве, Борис был настроен скептически. Если бы не болезнь сестры, он вообще не пошел бы, так Ева была ему неприятна. Пожалуй, даже была ему отвратительна.

И не потому, что она частенько врала – как умный мужчина, Борис не считал большим недостатком если женщина склонна ко лжи. У мужчин своя ложь, у женщин – своя.

И не потому, что Ева заносчива – он сам был заносчив.

И не потому, что фальшива – в этом он находил даже шарм.

И не потому, что сплетница и распущенна. И не потому…

Что отталкивало его в красавице Еве, на самом деле Борис не знал, но теперь, отправляясь к ней в гости, он вынужден был копаться в себе, чтобы определиться с тактикой поведения – хочешь-не хочешь, а придется с этой развязной девицей общаться.

Прекрасно образованный Борис был склонен и к самоанализу, и к анализу, и вообще, он любил философствовать.

«Раз уж сестрица приправила мне объект, постараемся с пользой потратить время, – решил он. – Что ж, посмотрим, побачим поближе, кто она, эта Ева. Выведем врушку на чистую воду, а заодно и простофиле Дуняшке глаза откроем. Хороший человечек сестренка моя, но слишком доверчивая…»

С такими мыслями Борис подошел к квартире и потянулся к звонку, но на кнопку нажать не успел – дверь распахнулась.

– Я на балконе поджидала тебя, – приветливо улыбнулась Ева и, делая шаг назад, пригласила: – Боб, прямо в обуви в холл проходи. Я тебе очень рада.

Бориса она ошеломила. Видел он фифочку эту не раз: и в группе и позже, у Евдокии. На пару с Майкой, обе они были из тех обольстительниц-женщин, у которых греховные мысли во всем: в походке, в прическе, в мимике, в жестах, в улыбке, в словах, не говоря уже об одежде. Такие не ходят, не сидят, не едят и не живут – они себя предлагают.

Но на этот раз Ева была другой. Встреть он подругу Дуняши не здесь, не в ее же квартире, мимо прошел бы, совсем не узнав – так она изменилась. Кокетства ноль. Потертые джинсы, мужская рубашка, волосы кое-как собраны в хвост и карандаш рассеянно грызется в зубах – задумчива и серьезна.

«Охотно сходил бы с ней в… библиотеку», – поймал себя на мысли Борис.

Ева же поймала на себе его взгляд и хищно отметила: «Впечатление произвела. Мой „ботаник“!»

Что-то вспыхнуло между ними, зажгло их сердца.

Она удивилась. Он смутился.

И подумал: «Что это я так грубо на подругу сестры упялился?»

И, чтобы скрыть свой конфуз, развязно спросил:

– Так что тут за ужасы?

И вновь сюрприз: Ева смутилась и покраснела – от нее он такого не ожидал. Всегда она казалась ему неисправимой нахалкой, а тут…

– Боб, может не надо? – с мольбой попросила Ева. – Дуська – сумасшедшая добрячка, и ты потрясный человек. Бросив свои дела, по первому зову примчался ко мне, а кто я тебе? Просто знакомая. Прости, Боб, что время твое заняла. И тебе, и Дуське, я вам за все благодарна, но лучше справлюсь с этим сама.

Таким заявление Ева окончательно отрезала Борису пути к отступлению.

– А в чем дело? – озадаченно поправляя очки, спросил он. – Почему ты, собственно, отказываешься от моей помощи?

– Ну-уу, мне неловко. Я знаю, ты занятой…

Он поспешил сообщить:

– У меня много лишнего времени.

– И потом, ты мужчина, а мужчины обычно в такие вещи не…

Она запнулась и опять покраснела.

«Боится моего скептицизма, боится, что врушкой ее назову», – догадался Борис и неожиданно понял какая черта настораживала его всегда в Еве. Настораживала и даже отталкивала.

«Она же болезненно самолюбива, – прозрел он. – Самолюбива до умопомрачения и так же обидчива».

Борис опасался таких людей: никогда не знаешь где их ущемишь. Будучи человеком наблюдательным, он сделал вывод: обидчивость – самая опасная в человеке черта. Не подлость, не жадность, не зависть и не безнравственность даже – все эти качества быстро себя обнаруживают, а вот болезненное самолюбие и обидчивость так умеют маскироваться, что узнаешь о них только тогда, когда уже слишком поздно. Еще наивно держишь человека в друзьях, а он давно уже ненавидит тебя лютой ненавистью и только того и ждет, когда ты спиной к нему повернешься – мгновенно с радостью всадит нож.

Вот что Борис знал с высоты своего двадцатишестилетнего опыта. Опираясь на этот опыт, он проницательным взглядом окинул Еву – она была смущена, теребила рубашку дрожащей рукой и боялась. Явно боялась, но не маньяка, а самого Бориса, его насмешек, неверия…

Он еще раз отметил: «Жутко самолюбива. Самолюбива и обидчива. Несомненно».

Но это его почему-то уже не отталкивало.

«Глаза у нее очень добрые, значит отходчива. Чрезмерное самолюбие и злопамятство, вот какое сочетание опасно», – успокоил себя Борис и сказал:

– Я тебе верю. Показывай.

Ева облегченно вздохнула и развела руками:

– А показывать-то и нечего. Я вытерла клавиши.

– Тогда покажи свой рояль.

– Пожалуйста, пойдем в кабинет.

Войдя в комнату, Борис первым делом обратил внимание на открытый балкон. Он действительно уже поверил Еве, но в чудеса все еще поверить не мог.

– Я живу в этом доме давно и всех своих соседей знаю, – упредила она его вопрос. – Если маньяк и проник через балкон, то или тайком, или зайдя к тете Маше в гости.

– Почему к тете Маше? – удивился Борис.

– А с другой стороны живет инвалид. Он даже дверь никому не открывает.

– Но кто-то за ним ухаживает?

Ева кивнула:

– Да, его дочь, но она всего два раза в неделю заходит и всегда одна.

– Ладно, давай осмотрим рояль.

Осмотр рояля не дал ничего – следов крови нигде не было. Борис даже начал уже сомневаться, была ли вообще эта кровь, но, вспомнив про обидчивость Евы, он спохватился и, деловито потирая руки, сказал:

– Надо понаблюдать.

– Боб, мы что, будем здесь сидеть?

– А почему бы и нет?

– А может лучше пойдем в столовую и выпьем по чашечке кофе, – предложила Ева.

– Так поздно я кофе не пью, а вот от стакана сока не отказался бы.

Она обрадовалась:

– У меня есть сок!

– Да-а? Какой?

– Выбор огромный, фрукты из нашего сада. Мама стряпуха отменная.

Ева оказалась гостеприимной: к соку нашлись и варенье ореховое, и прочие сладости маминого приготовления. Борис сладкого не любил, но ел, опасаясь обидеть хозяйку, а Ева радушно его угощала.

– Ой, я же забыла! – вдруг хлопнула она себя по лбу. – У нас же еще есть варенье из роз. Боб, ты когда-нибудь пробовал?

– Из роз?

Он задумался: «Не стошнит ли?»

– Боб, из розовых лепестков, я сейчас принесу, у нас три банки осталось в кладовке. Если понравится, одну тебе подарю.

Не успел он ей возразить, как оживленная Ева вспорхнула из-за стола и умчалась. Борис вскочил с намерением ее остановить – столько сладкого ему не осилить – но напоролся на жуткий визг. Бросился в кабинет – там визжала Ева. Визжала, пятясь от рояля.

– Боб! Кровь! Снова кровь!

Он придирчиво смерил глазами расстояние от девушки до рояля и до книжных шкафов: «Да нет, я вылетел сразу за ней: разрыв был три-четыре секунды. В руках у нее не было пузырька и зацепить его было негде. Она едва-едва успела добежать до рояля…»

– Ева, а почему ты мимо рояля прошла? – заглушая ее визг, прокричал он.

Она замолчала и, упав к Борису на грудь, разрыдалась. Плакала, обхватив его шею руками. Это было так неожиданно, что он растерялся. Ее била нервная дрожь; его мучал вопрос: что она делала в кабинете? Зная ее обидчивость, Борис с вопросом повременил – гладил ее по плечам, приговаривая:

– Успокойся, я здесь и в обиду тебя не дам.

– Я от с-страха у-умру, – всхлипывала она.

Так продолжалось довольно долго: Ева убирать свою голову с груди Бориса не спешила. Он уже начал было подумывать как бы потактичней ей объяснить, что пора бы и к роялю приблизиться да рассмотреть эту странную кровь, как вдруг Ева сама прекратила поливать его грудь слезами и, отходя на шаг, прошептала:

– За роялем кладовка. Мы часто ходим туда.

Борис внимательно присмотрелся и обнаружил дверь. Он сразу ее не заметил потому, что дверь была оклеена теми же обоями, что и стены.

– Ты крышку рояля не закрывала? – спросил он.

Ева испуганно потрясла головой:

– Нет. Вообще-то, я аккуратная и раньше всегда закрывала, чтобы клавиши не пылились, но с тех пор, как эта кровь появляться стала, я почему-то перестала рояль закрывать. Это будто гипноз. Всякий раз, проходя мимо, смотрю на клавиши и ничего не могу поделать с собой.

Объяснение показалось ему логичным, и недоверие снова ушло.

– Понятно, – кивнул Борис, склоняясь над роялем и разглядывая крупные багровые пятна. – Похоже на кровь, но может быть и что-то другое. Ты говорила Дуняше, что раньше здесь была лужица.

– Да, сначала была капля, потом – много капель, а потом лужица и целая лужа.

– А теперь снова капли. Почему? С чего такая экономия? У маньяка кончается кровь? – Борис с улыбкой взглянул на Еву.

Она нахмурилась:

– Боб, мне не до шуток.

– А по-моему, надо просто закрыть балкон, что я прямо сейчас и сделаю. Не возражаешь?

Ева не возражала. Тщательно (на все шпингалеты) закрыв балконную дверь, Борис озорно подмигнул и сообщил:

– Говорят, что сладкое аппетит перебивает, но лично я зверски проголодался, отведав твоих варений. Надеюсь, в доме найдется немного еды?

– Ой, я ужин сейчас приготовлю, – всплеснула руками Ева.

Глава 7

Всякий раз, пообщавшись с братом, Евдокия попропитывалась его скептицизмом. Здравомыслие, трезвая логика Боба, его умение подбирать аргументы опускали ее на землю. Недавно еще она верила в то, что Ева не лжет, но, послушав рассказ брата, уже усомнилась – так эта история с кровью была похожа на розыгрыш.

– Боб, а Ева не дурит тебя? – спросила она и удивилась, услышав в ответ:

– Нет, не дурит. Во-первых, она от страха дрожит и даже рыдала у меня на плече…

Евдокия напомнила:

– Боб, она артистка. Если ей надо, она какой угодно прикинется: и напуганной, и счастливой.

Борис, морщась, вынужден был признать, что ему неприятно слышать такое про Еву. От сестры он скрыл этот факт, но от себя-то не скроешь. Поэтому его возражение прозвучало слегка раздраженно:

– Дуняша, ты не права, здесь все гораздо сложнее. Согласен, в первый раз она как-то могла успеть капнуть кровью на клавиши, но во второй-то раз я глаз с нее не спускал. Она хлопотала на кухне, ужин готовила…

– Что-о?

– Ужин готовила.

– Да-а?

Сообщение брата потрясло Евдокию – пожалуй, даже больше истории с кровью. Ева была известной лентяйкой и неумехой. Единственное, что она сносно умела делать, так это выколачивать своими длинными пальцами из рояля какие-то звуки. Порой, даже волшебные звуки – в остальном же Ева полный профан.

– Боб, не ешь у нее ничего, – испуганно предостерегла Евдокия. – Еву я очень люблю, но не доверю ей даже пожарить глазунью. Даже укроп не доверю с грядки сорвать. Она совершенно не умеет готовить. Она вообще ничего не умеет.

Теперь удивился Борис:

– Да ну! А мне она сказала, что любит шить, вязать, а в стряпне просто фанатка.

– Не может быть! – поразилась Евдокия.

Борис рассердился:

– Выходит, я лгу?

– Не ты…

Она растерялась и, заподозрив неладное, настороженно спросила:

– Боб, а как Ева все это время себя вела?

Борису вопрос не понравился.

– Как порядочная женщина, – буркнул он.

– Это как?

Он понял, к чему сестра клонит, и окончательно разозлился:

– Ты не знаешь как ведут себя порядочные женщины?

– Откуда мне знать?

– Они провоцируют, но не дают, – рявкнул Борис, чем окончательно Евдокию расстроил.

– Значит я непорядочная, – пропищала она.

Ему стало смешно:

– Что, совсем не даешь?

– Нет, не провоцирую.

– Не провоцируешь? Нужели сразу даешь? – шутливо испугался Борис, поддразнивая Евдокию.

– Иди ты к черту, пошляк! – рассердилась она. – Что ты себе позволяешь?

– Что?

– Ты не забыл? Я твоя младшая сестра, а ты меня гадостям учишь.

– Гадостям?! Ха! Учитывая, что я не женат, а ты давно уже замужем, нужно подумать кто кого раньше научит. Как раз брак и кишит всеми гадостями, – парировал Боб и миролюбиво добавил: – Ладно, Дуняша, хватит нам цапаться.

– Никто и не цапается, всего лишь хотела предостеречь тебя, братец: смотри в оба, как бы дурака из тебя не слепили. Кое-кто это очень умеет, хоть и не скульптор, а музыкант.

– Я понял, о ком идет речь, но Ева ведет себя скромно. И ей не до меня. Говорю тебе, кровь действительно появляется на этих чертовых клавишах. Уже третий раз. Когда Ева готовила ужин…

Евдокия фыркнула, но промолчала.

– Когда Ева готовила ужин, – настойчиво повторил Борис и мягко продолжил, – я сделал вид, что хочу помыть руки, но завернул в кабинет вместо ванной.

– И что?

– На клавишах снова была кровь.

Хмыкнув, Евдокия спросила:

– А балконная дверь?

– Закрыта.

– Ужас какой! – против своего желания содрогнулась она.

Борис согласился:

– В том-то и дело. Кстати, Ева об этом не знает. Кровь я вытер, ничего ей не сказав.

– А потом? Что было потом? – нетерпеливо воскликнула Евдокия.

– Потом мы ужинали.

– Ха-ха!

Борис раздраженно повторил:

– Да! Мы ели!

– Что?

– То, что она приготовила!

– И как?

– Очень вкусно! – бодро заверил Борис.

Евдокию передернуло.

– Брр! Может скажешь, что это было? – брезгливо поинтересовалась она.

– Котлеты по-киевски. И ты, сестренка, совсем неправа: Ева отлично готовит.

– Ева отлично дурит тебя, – не скрывая торжества, сообщила Евдокия. – Даже обезьяне под силу достать готовую котлету из вакуумной упаковки и сунуть ее в микроволновку.

– Выходит, и Ева что-то умеет, – рассмеялся Борис, – выходит, и она на что-то способна.

– Тебе виднее, – ядовито заключила Евдокия.

– Сестренка, ты злючка.

Евдокия подумала: «Вижу, вы спелись, мои котлеты ты никогда не хвалил».

Но упрекнуть брата вслух она не решилась – не посочувствует, засмеет.

– Это странно, – удивился Борис, – не даешь мне сказать ни слова. Вот и пойми этих женщин. Речь о жутких вещах, а сестрицу мою беспокоя котлеты. Почему ты всегда зависаешь на пустяках? Тебе что, не интересно про кровь?

– Уже не интересно!

– Почему?!

– Я абсолютно уверена, что Ева всех нас искустно дурит, – отрезала Евдокия. – Осталось выяснить, зачем ей это понадобилось.