Пять рассерженных жён

С этим воплем я понеслась на Евгения.

– Соня, прости, я творческий человек, – убегая, оправдывался он, – ну не совладал, не совладал с собой, увлёкся, Соня! Прости!

Горе моё достигло опасного предела, и догонять Евгения я передумала. Бог знает что я могу с ним сделать? Вдруг и вправду убью? Вместо этого я уселась на пол и завыла.

– А-ааа! Что я теперь покажу моему читателю-юю! – выла я. – Фарш на щеках и фингалы?! А-аааа! А я-то мечтала, что выступлю на плече с котом, вся воздушная, вся прекрасная, неотразимая, что читатель увидит меня, восхитится и воскликнет: «Ах, что за чудо! Что за прелесть! И что за красота!.. И… что… эта… дурочка… может… написать… приличного? В этой же головке не предусмотрено мозгов!»

Мои слезы мгновенно высохли.

– Это сам Бог спас меня от необдуманного поступка, – лихорадочно зашептала я. – Конечно, нельзя читателю показывать свою красоту, этак он меня уже заранее раскритикует, ещё без причины.

Евгений обрадовался и закричал из-за колонны, куда я загнала его:

– Вот видишь как хорошо все получилось!

– Молчи, изверг, – для порядка прикрикнула я, хотя абсолютно была с ним согласна.

Более того, я подумала: «И день рождения, слава богу, отпадает. Не хватит же совести у Тамарки тащить меня к своему Фролу Прокофьевичу. Я там всех гостей распугаю.»

– Поехали домой, – скомандовала я.

Евгений вышел из-за колонны и с ужасом воззрился на мертвецки спящего кота.

– Он живой? – спросил Евгений.

– Конечно, – заверила я. – Живой по всем признакам.

– По каким признакам? Он даже не дышит!

– Это от лени. Нормальное его поведение. Этого кота можно бросать хоть с Эфелевой башни, он и не почувствует, столько на нем жира и шерсти. Хочешь, наступлю ему на хвост, он не издаст и звука.

– Нет, не надо, – поспешно отказался Евгений. – Но я не понял, ты что, все эти аргументы приводишь в пользу того, что кот жив? Какие же тогда будут в пользу его смерти?

– Никаких. Этот кот бессмертен. Если бы ты видел, что проделывает с ним Даня, пришёл бы к такому же выводу. Бросим его здесь, а утром Даня подберёт.

И мы ушли. Точнее, уехали, поскольку дача Тамарки за городом. Дома я горестно обследовала своё лицо и поняла, что это плата за мою чрезмерную гордыню. Нельзя кичиться своей красотой, когда вокруг столько уродов. Надо быть скромней, а то сглазят.

С этой разумной мыслью я и легла спать, давая себе клятвы ни за что не идти на день рождения Фрола Прокофьевича.

Может потому, что моя последняя мысль была о нем, он мне и приснился.

Всю ночь мне снился Фрол Прокофьевич, причём в самом непотребном виде. Этот достойный, всеми уважаемый человек, адвокат с приличным именем гонялся за мной по Тамаркиной даче (только представьте) в чем мать родила. Я тут же выяснила, что он мал и тощ, особенно некоторыми местами. Это открытие сильно увеличивало ту скорость, с которой я убегала. И все же он меня догнал и…

Дальше все было неожиданно мило: он признался мне в любви и попросил у Евгения (с которым мы за малым не муж и жена) моей руки. Как ни странно, Евгений с радостью нас благословил, и вот тут-то начался сущий ад. Набежали его жены. Я имею ввиду бывших жён Фрола Прокофьевича. Все они были ужасно злы, впрочем, как и в жизни, и все требовали, чтобы Фрол Прокофьевич, с его тощими и малыми местами, бросил меня.

– Да я сама его брошу! – обиделась я и… проснулась.

Меня тряс за плечо Евгений. Он был удивлён.

– Чем ты занимаешься во сне? – спросил Евгений. – Ты издаёшь такие знакомые звуки.

Я сочла за благо на этот вопрос не отвечать.

– Уже утро? – спросила я.

– Как видишь, – ответил Евгений. – Но я бы назвал это днём: как никак двенадцать часов. В России это называется полдень.

И в этот миг раздался телефонный звонок. Евгений дёрнулся к аппарату, но я успокоила его:

– Я сама возьму трубку. Это Тамарка. Будет терроризировать меня своим днём рождения, до начала которого осталось всего два часа.

Глава 3

Но это была не Тамарка. Как ни странно, это был Фрол Прокофьевич. Он никогда не звонил мне раньше, я даже удивилась откуда у него мой номер, но вида не подала и обрадовалась. После такого сна он был мне уже не чужой.

– Сонечка, поскольку вы все равно придёте на мой день рождения, я хотел бы обратиться к вам с одной просьбой, – произнёс он хорошо поставленным голосом.

Я испытала противоречивые чувства: с одной стороны настоящий Фрол Прокофьевич, статный, симпатичный, одетый с иголочки, воспитанный, образованный, эрудированный и к тому же дамский угодник, а с другой стороны тот, из сна, с тощими местами. Но вместе с тем, у того, из сна, были со мной отношения, а у этого, настоящего, ещё нет. И кто знает, что у него под костюмом? Ну, уж Тамарка точно знает.

– Фрол Прокофьевич, – призналась я, – не хочу вас огорчать, но мне не доведётся побывать на вашем дне рождения.

Моё невинное признание по непонятным причинам его ужасно огорчило.

– Почему? – возмутился он. – Как вы можете не придти на мой день рождения? Такого ещё не бывало. Я ужасно! Ужасно обижусь! Нет, об этом не может быть и речи! Сейчас же наряжайтесь, я за вами заеду!

– Но если бы вы видели во что я превратилась, вы бы сами не рекомендовали мне этого делать. Я упала с третьего этажа.

Я не лгала, потолок Тамарки был не ниже, во всяком случае такое осталось у меня впечатление о том потолке. И я с него упала. Однако, Фрол Прокофьевич проявил немыслимую для него чёрствость.

– Но говорить-то вы можете? – спросил он.

– Могу, – призналась я.

– Тогда я к вам еду, – и он бросил трубку.

Пулей меня вынесло из постели. Приговаривая «такой мэн, такой мэн» я помчалась в ванную, посмотреть что можно сделать. Глянув на себя в зеркало я похоронила желание что-либо исправлять. В таком виде можно смело идти под пивнуху, там я буду в доску своя – такой приговор я вынесла себе и отправилась к Евгению.

– Женя, ты меня любишь? – спросила я.

– Если ты имеешь ввиду своё лицо, то да, так ты выглядишь гораздо добрей.

– Спасибо, дорогой, ты умеешь поддержать в трудную минуту. Сам признался, никто за язык не тянул, следовательно сейчас пойдёшь, откроешь дверь Фролу Прокофьевичу и скажешь, что меня нет дома.

– А где ты?

– Где угодно: в магазине, в театре, в кино, на свидании, на встрече с читателями!

– С таким лицом? – удивился Евгений.

– Но он-то не знает.

– Но ты же только что ему сообщила.

– О, язык мой – враг мой! – застонала я.

Но долго убиваться по этому поводу мне не пришлось – раздался звонок в дверь. Видимо, Фрол Прокофьевич находился где-то неподалёку от моего дома. Я в отчаянии закатила глаза и знаками приказала Евгению открыть дверь.

Врать он любил только мне, поэтому нехотя отправился в прихожую, а я на цыпочках за ним, подслушивать. Я тут же поняла, что дело швах, едва приложила ухо к двери. Фрол Прокофьевич был слишком настойчив. Против его пассивной интеллигентной агрессии Евгению не устоять. Дело шло к тому, что Фрол Прокофьевич вот-вот расположится на кухне дожидаться меня и парализует жизнь в моей квартире, ведь туалет и ванна совсем рядом, кто знает какие возникнут у меня потребности? Я буду страдать, а Фрол Прокофьевич попивать кофеёк.

К тому же, совершенно очевидно, что ему изрядно приспичило со мной поговорить, раз он – вежливый и тактичный – врывается в квартиру, несмотря на все отговорки хозяев. Значит он может ждать долго, очень долго. Этак я потеряю день.

«Пора принимать меры!» – решила я и храбро шагнула в прихожую.

Евгений в это время, не жалея слов, как раз расписывал Фролу Прокофьевичу как внезапно понадобилась я своему издателю, какое важное там у нас дело и как не скоро я приду.

– Да вот же она! – обрадовался Фрол Прокофьевич.

Несмотря на «фарш» и фингалы он меня узнал, зато Евгений, похоже, не очень. Он растерялся и смотрел на меня, как на чужую. Потом зло сплюнул, выматерился и ушёл в гостиную смотреть телевизор. Я проводила его осуждающим взглядом и приветливо улыбнулась Фролу Прокофьевичу.

– Фрол Прокофьевич, – заворковала я, – вы должны нас простить. Мой Женя такой рассеянный, он опять не заметил, как я вернулась.

– Да-да, конечно, понимаю, понимаю, – вежливо бубнил Фрол Прокофьевич, хотя совершенно невозможно было понять как за те пять минут, которые прошли со времени нашего с ним разговора, я успела смотаться к издателю, провернуть там своё важное дельце, вернуться незамеченной домой да ещё и переодеться в домашний халат. Если, конечно, не предположить, что я моталась в домашнем халате.

И все же, как приятно иметь дело с интеллигентными людьми. Врать им одно удовольствие – все снесут, причём с виноватой улыбкой.

Однако, далее Фрол Прокофьевич повёл себя не совсем интеллигентно.

– Где тут у вас спальня? – спросил он.

– Зачем вам? – удивилась я.

– Для серьёзного разговора.

Я вспомнила сон и кивнула на дверь, через которую только что вышла.

Фрол Прокофьевич схватил меня за руку и потащил в спальную. Там он внимательно посмотрел на меня и оптимистично констатировал:

– Прекрасно выглядите!

– Надеюсь, вы шутите! – воскликнула я.

– Ни в коем случае, – торопливо заверил он. – Думал, все будет гораздо хуже. Снимайте халат.

Я опешила, не ожидая такого напора. Господи, неужели сон в руку?!

– Что значит – снимайте халат? Мы с вами ещё не в таких отношениях!

Фрол Прокофьевич смутился и забормотал:

– Простите, Сонечка, совсем замотался, идиот. Понимаете, времени у меня в обрез, приходится быть лаконичным запредельно. Умоляю, войдите в моё положение и не сопротивляйтесь. Снимайте, снимайте халат, я отвернусь.

«Он отвернётся, очень мило, а как быть с моим Евгением? – возмущённо подумала я. – Женя без пяти минут мой муж! Но и Фрол Прокофьевич уже не чужой, после этого сна. Конечно, я знаю его много лет, правда встречаемся раз в году и в такой обстановке… В общем, отношения у нас слишком официальные, но Евгений же в гостиной, между нами две комнаты. Евгений, конечно, в гостиной и смотрит там телевизор, но вдруг он заинтересуется где мы? И что он скажет обнаружив нас в спальной? У разобранной кровати… Да ещё я без халата… Стоп! А почему это, собственно, я должна снимать этот чёртов халат? По первому же требованию едва знакомого мужчины!»

– Фрол Прокофьевич, – воскликнула я, – может вы сначала объясните мне, что здесь происходит, а уж потом я сниму свой халат, раз вам так этого хочется.

– Сонечка, умоляю, не спрашивайте ничего, – сказали он и побежал к моему платяному шкафу.

– А почему мы должны разговаривать обязательно в спальне? – наконец-то озадачилась я.

– Потому что я знаю: в спальне обязательно будет зеркало, туалетный столик, и гардероб, – ответил он, распахивая сразу все створки моего шкафа.

«Боже, какой извращенец! – ужаснулась я. – Да все ли у него дома?»

– Приберите свою постель, – тем временем приказал Фрол Прокофьевич, усиленно перебирая вешалки с моими нарядами.

«Как это – приберите?» – внутренне возмутилась я и с большим сожалением накинула на кровать покрывало.

– О! Вот это нам подойдёт! – обрадовался Фрол Прокофьевич, вытаскивая из прочих нарядов мой новый замшевый костюм леопардовой расцветки – по чёрному полю жёлто-коричневые пятна и разводы.

У него хороший вкус, вынуждена признать. Костюм баснословной цены, я ещё ни разу его не надевала, потому что он был сюрприз для моего Евгения, так сказать, подарок к нашей свадьбе. В моем возрасте идти под венец в белом платье уже глупо. И расточительно. Хватит, уже поумнела, у меня два чемодана забиты этими подвенечными платьями, хоть ателье проката открывай. Костюм же я могу носить и после развода.

– Примерьте его, – приказал Фрол Прокофьевич.

Естественно, против этого я ничего не имела, потому что обожаю устраивать примерки и готова мерять все подряд с утра до вечера. Жалко только, что мало для этого времени. Я, уже без лишних вопросов, тут же натянула на себя пиджак, а Фрол Прокофьевич продолжал копаться в моем гардеробе. Он ушёл в мой шкаф едва ли не с головой.

– Платок, платок, теперь нужен платок, – озабоченно бормотал он.

– Платки на верхней полке, – подсказала я, застёгивая пуговицы пиджака и гадая, на чем это я успела так сильно раздобреть.

Пиджак на мне еле сходился. Точнее, только благодаря ему у меня ещё была талия.

– Если вы ищете платок к пиджаку, то там есть такой же, леопардовый, но, на мой взгляд, сюда больше подошёл бы чёрный, – заметила я.

– Чёрный? Нет, – возразил Фрол Прокофьевич. – Чёрной будет шляпа.

– Но у меня нет чёрной шляпы. Я дала её поносить этой растяпе Марусе. Кто же мог подумать, что в этой шляпе Маруся попрётся в рощу пугать ворон. Вороны так испугались, что утащили мою шляпу прямо с париком Маруси, который она взяла у вашей Тамарки. Тамарка тяжело пережила утрату своего парика. С тех пор они не разговаривают, не все же такие добрые как я. Я-то шляпу Марусе простила. Теперь эта дурочка таскает в рощу всех претендентов на её крепкую руку и огромное сердце. Там они смотрят на вороньё гнездо, которое расположилось в моей шляпе. Думаю, строительным материалом для гнёзда послужил Тамаркин парик. И все же жаль, что они поругались. Маруся, конечно, не подарок, ещё тот фрукт, но и Тамарка ей не уступит. Уж вы-то знаете, раз были её первым мужем. Но с другой стороны в этой жизни…

– Простите, – смущённо перебил меня Фрол Прокофьевич, видимо отчаявшись дождаться конца моего монолога. – Простите, Сонечка, но вы уже надели пиджак, забыв надеть юбку.

– Ах, это, ерунда, – успокоила его я, нехотя прикрываясь халатом. – Юбка прекрасно надевается через ноги. Я всегда так делаю.

– Не вы одна, – заметил Фрол Прокофьевич, – а и многие в нашей стране все делают через… ноги. Пока вы будете надевать юбку, я на секунду отлучусь, – и он выскользнул из спальни.

Я надела юбку, попривыкла к себе и крутилась перед зеркалом, уже поражаясь красоте своей фигуры, когда Фрол Прокофьевич, что-то пряча за спиной, просочился в комнату.

– Вы не находите, что я чрезмерно располнела для этого костюма? – спросила я, явно напрашиваясь на комплимент.

– Ну что вы, Сонечка, напротив, костюм так удачно вас облегает, – заверил Фрол Прокофьевич и тут же очень искренне восхитился: – Такие формы! Такие роскошные формы! Давайте теперь примеряем этот платок, – и он протянул мне леопардовый.

– Вы все же решили остановиться на нем? – удивилась я. – На костюме чёрная отделка, поэтому платок должен быть тоже чёрным.

– Нет, нет, чёрной будет шляпа, – решительно возразил Фрол Прокофьевич.

Я вскипела и уже хотела повторить ему ту историю с моей чёрной шляпой, париком, воронами и Марусей, историю, которая поссорила Марусю и Тамару, но в этот миг заметила в руках у Фрола Прокофьевича огромную картонную коробку, в которых хранят только шляпы.

– Я захотел вам сделать подарок, – немного смущаясь, пояснил он и снял с коробки крышку.

Давно я не испытывала подобного потрясения, а потому застыла как вкопанная, что совсем нетрудно понять: элегантная чёрная шляпа из натуральной соломки лежала на дне коробки.

Чудо! Прелесть!! Очарование!!!

Представляю сколько это стоит!

– Фантастика! – прошептала я, не отрывая глаз от шляпы. – Просто фантастика!

– Это вам, – скромно тупясь, произнёс Фрол Прокофьевич.

Я все ещё столбенела. А мой Евгений сидит в гостиной. Смотрит телевизор. А здесь происходит такое! Боже, перед таким чудом у любой женщины померкнет разум! Таким состоянием легко воспользоваться, как это часто и происходит. Да, да, я просто разум теряю, глядя на шляпу. Евгений, правда, сидит в гостиной. Смотрит телевизор. Но он в любой момент может заинтересоваться: чем же мы тут заняты?

А здесь происходит такое!

– Нет, я не могу принять ваш подарок! – воскликнула я, устремляясь на шляпу всею собой и хищно простирая к ней руки. – Это не в моих правилах.

– Но, Сонечка, я же от всей души, – взмолился Фрол Прокофьевич.

– Нет, нет, об этом не может быть и речи, – возразила я, спешно накручивая на голову леопардовый платок. – Даже не просите!

– Сонечка, не так, два раза вокруг шеи и побольше на щеки, – сказал Фрол Прокофьевич и поправил на мне платок, сделав с ним что-то такое, после чего мой «фарш» на щеках стал совсем не виден.

Если бы не фингалы, я была бы даже прелестна.

– Сонечка, я вас просто умоляю, вы должны мой подарок принять, – снова начал упрашивать Фрол Прокофьевич.

– Нет, нет, это исключено, – ответила я, водружая шляпу на голову поверх платка.

Фрол Прокофьевич глянул на меня, я тоже глянула на себя и…

– Очаровательно, – произнёс он. – Просто очаровательно, но чего-то не хватает. Очков!

– И туфель! – воскликнула я. – Чёрных туфель и очков в леопардовой оправе. Возьмите в тумбочке туалетного столика.

Он полез в тумбочку, а я устремилась к шкафу и в два счета отыскала чёрные туфли на высоченной золотой шпильке, все в тон моему «леопарду». Туфли просто шик! Ходить на них невозможно, но как роскошно можно на них стоять!

Тут же к туфлям я подобрала сумочку и заткнула её под мышку. Фрол Прокофьевич водрузил мне на нос леопардовые очки, и мы снова застыли перед зеркалом.

– Роскошно! – восхищённо выдохнула я.

– Просто классика, – констатировал он. – Кто теперь скажет, что вы упали с третьего этажа?

– Да, теперь это даже трудно предположить. Щёк и фингалов не видно, а остальное прекрасно сохранилось. Я довольна.

– Но опять чего-то не хватает, – озабоченно проворчал Фрол Прокофьевич. – А! Понял! Локона на лбу!

– Точно! И губной помады.

Фрол Прокофьевич опешил:

– Зачем на лбу губная помада?

– Губная помада не на лбу, а на губах, – пояснила я. – И пудру на нос не помешает.

В одно мгновение я напудрила нос, подрисовала губы и плойкой сделала из чёлки локон. И вновь застыла перед зеркалом, безмерно любуясь собой.

– Фантастика! – воскликнул Фрол Прокофьевич и рухнул на кровать, которая жалобно под ним заскрипела. – Фантастика! Это должны увидеть все!

Я же, глядя на себя, дар речи вовсе потеряла и издавала одни лишь междометия, поахивая, постанывая и даже повизгивая от удовольствия.

В какой-то миг мне показалось, что кто-то стоит за дверью, но разве мне было до этого?

– Все! Это решает все! Умоляю! Соглашайтесь! – с жаром воскликнул Фрол Прокофьевич, нещадно скрипя кроватью. – Я больше не могу! Это так неподражаемо! Вы должны! Вы должны…

– Нет, – прервала его я. – Не смогу решиться. Не просите, не смогу, к тому же у меня муж. Как он на это посмотрит?

– Но при чем здесь муж? Соня, как же? Я так хочу вам сделать приятно! – окончательно разволновался Фрол Прокофьевич, нервно ёрзая на кровати.

«Боже, как она скрипит! – подумала я. – Матрасы совсем разболтались.»

– Ну что мне, на колени что ли стать? – в отчаянии вопросил Фрол Прокофьевич и пригрозил: – Сейчас стану, если вы не согласитесь.

– Согласна, – ответила я и с визгом бросилась его целовать.

Он на кровати, конечно, сидел, но когда я на него прыгнула, он упал, и мы оба, ужасно скрипя, покатились – кровать широкая, слава богу было куда. И в это время распахнулась дверь, и на пороге вырос мой Евгений. Я испугалась, вскочила, одёргивая юбку и готовясь буквально ко всему. Фрол Прокофьевич тоже изрядно струхнул и с бормотанием «простите, простите» начал поправлять покрывало. Однако, произошло чудо: мой Евгений, смущаясь не меньше нашего, пролепетал «извините» и закрыл дверь спальни с другой стороны.

«Он меня не узнал!» – обрадовалась я.

Словно в подтверждение моих слов, Евгений сквозь едва приоткрытую дверь заглянул в спальню опять и спросил:

– Простите, а Соня где?

– Да вот же я! – с дуру завопила я.

Евгений тут же вошёл.

– Фрол Прокофьевич подарил мне вот эту шляпу, – принялась оправдываться я, не подозревая, что все выглядит ещё более двусмысленно, чем мне представлялось, – надо же было его поблагодарить, вот я и бросилась…

– Все ясно, – мрачнея сказал Евгений и, хлопнув дверью, вышел.

– Надеюсь, он не подумал ничего такого? – озабоченно спросил Фрол Прокофьевич, делая игривое движение рукой.

– Я тоже надеюсь, – ответила я и случайно глянула на себя в зеркало.

Впрочем, «случайно» здесь не подходит. Мой взгляд притягивало туда, словно магнитом. Я глянула и горе, как рукой сняло.

– Как меняет человека одежда, – восхитилась я. – Только что была жуткая образина, сверзнувшаяся с третьего этажа, и вот уже вам красавица с обложки журнала. Просто блеск!

– Только скажите мне после этого, что не пойдёте на мой день рождения, – шутливо пригрозил Фрол Прокофьевич.

Я посмотрела на него с тем подозрением, которое должно бы было возникнуть ещё тогда, когда он попросил меня снять халат.

– А что это вы так суетитесь? – спросила я. – Притащили, вон, шляпу, наряжаете меня…

Фрол Прокофьевич мгновенно посерьёзнел и заявил:

– Вы должны спасти мне жизнь!

– Жизнь? – изумилась я. – За шляпу?

– Соня, я всего лишь прошу вас решиться стать моей женой! – на одном дыхании выпалил Фрол Прокофьевич и нервно хихикнул. – Спасайте меня!

«Сон в руку! – подумала я. – Но как же Евгений? Я уже дала ему такие надежды!»

– Женой? – усмехнулась я. – Если память мне не изменяет, таким образом вас спасали уже пять человек, начиная с моей Тамарки.

– Да, но вас я прошу понарошку. Вам придётся всего лишь притвориться, что вы стали моей женой. Понимаете? Не по-настоящему.

– Это обидно! – возмутилась я. – Чем я хуже Тамарки или этой, вашей второй… Господи, как же её?

– Зинаиды, – вежливо подсказал Фрол Прокофьевич.

– Вот именно, Зинаиды! Зинки-пензючки! Чем я хуже? У неё на голове три волосины и те пожеванные! Лысая! Лысая!

– Ну что вы, Сонечка, – с укором произнёс Фрол Прокофьевич. – У Зиночки роскошная шевелюра, а лысый – это её парик. Она не любит тратить время на причёску.

– Ха! Хуже этого парика нет на свете причёски! Ха! Она не любит тратить время на причёску! Что я слышу? Можно подумать, она это, высвобожденное с помощью лысого парика время расходует с большой пользой! Тратит его на тараканов!

– Но она же энтомолог, – с благоговением напомнил Фрол Прокофьевич.

Я подбоченилась:

– Ха! Энтомолог! Разводит тараканов! У меня тоже есть такой энтомолог, за стенкой живёт и регулярно снабжает меня тараканами. Старая дева, могу познакомить. Кстати, на ней вы не хотите жениться?

Фрол Прокофьевич замахал на меня руками.

– Соня, Соня, вы напрасно обижаетесь. Я неравнодушен был к вам с ранней юности, просто удивительно, что я на вас не женился.

Я воспряла:

– Да? Это правда? Вы были неравнодушны?

– Могу сказать, что немного и сейчас, – краснея, признался Фрол Прокофьевич.

– Почему же это не очень заметно?

– Тамара. Всегда мешала Тамара. Вы же так дружите, я не мог оскорбить её достоинства. Сами понимаете, ухлёстывать за подругой, это так низко…

– Только не говорите этого больше никому, – посоветовала я. – Мужчины вас поднимут на смех. Но зачем вам представлять меня своей женой?

Фрол Прокофьевич пригорюнился:

– Соня, признаюсь вам: я так больше не могу. Они жизни мне не дают, они лишают меня личной жизни. Вы только представьте: у каждой есть ключ от моей квартиры. Как только на горизонте появляется новая жена, они сразу же все тут как тут и давай меня отговаривать, а если я упрусь, то давай дружить с моей женой ну и…

– И разведут обязательно, – продолжила его мысль я. – И все по-новой.

– Вы же сами знаете, – едва не плача подтвердил Фрол Прокофьевич.

Я знала, потому что после его развода с моей Тамарой неоднократно была свидетельницей тому.

– Так не давайте им ключи, или поменяйте замок, – посоветовала я.

Он покачал головой:

– Пробовал – не помогает. Сам не знаю как, но у них появляются ключи: то даст новая жена, то я сам дам, а потом забуду, то ещё какой хитростью выманят и заходят как к себе домой. Больше так продолжаться не может. Возраст у меня критический, если сейчас не вступлю в постоянный брак, потом это будет сделать невозможно. И я хочу детей! Я их ещё успею воспитать!

– Желание законное, но глупое, – сказала я, вспоминая своего сынишку Саньку, отправленного в санаторий на море с бабой Раей. – А почему вы остановили свой выбор на мне?

– Ну как же? Вы самый активный человек, из всех моих знакомых, – вдохновенно поведал Фрол Прокофьевич. – Порой мне кажется, что вам все по плечу.

Признаться, я не ожидала и даже не знала как относиться к подобному высказыванию – на комплимент это было не слишком похоже.

– В качестве моей жены вы быстро отвадите всех моих бывших жён, и я смогу, наконец-таки, жить спокойно, без этих советов и рекомендаций.

– Тогда вам лучше остановить свой выбор на Марусе, – сказала я, предвидя большие затруднения.