Любовники чертовой бабушки

«Господи! – с чувством вопрошала я. – Господи, ну почему ты ко мне так жесток? Почему именно я должна покинуть мир в полном расцвете…»

В расцвете чего, выразить господу я не смогла – слишком строго меня воспитали. На кончике языка крутилось слово «красы». По заблуждению и под влиянием подруг я претендовала всего лишь на то, что я симпатичная. И вдруг узнала: красавица!

И именно теперь, когда я смогла оценить свои внешние данные со стороны, приходится умирать!

Мне было больно осознавать, что все это, лежащее на диване, должно безвозвратно истлеть. Но поднимать эту тему в беседе с господом мне показалось нескромным.

Так, обливаясь слезами, испытывая душевные муки и беседуя с господом, я пробежала несколько кварталов.

Чем дальше я оказывалась от дома, тем возмутительней мне представлялась создавшаяся ситуация, тем меньше хотелось верить в ее реальность.

К тому же не давало покоя пятно крови на серебристом велюре – о, с каким трудом я велюр этот доставала!

Безобразие!

И я вдобавок мертва!

Вдруг меня осенило: «Я же бегу! Значит, жива!»

Но, с другой стороны, как не верить своим глазам: лежала же на диване, в своем халате и тапочках!

«Нет, что-то здесь не так!» – в конце концов подумала я и, трезвея, повернула к дому с твердым намерением докопаться до истины.

Уже подходя к подъезду, я наткнулась на гуляку-соседа. Он нехотя возвращался к своей самодуре-жене. Чтобы оттянуть возврат в дом, сосед начал делать мне комплименты: «Как вы молодо выглядите!»

Возмутительно! Будто мне сорок, а не двадцать пять! Вот что сделал со мной этот муж! Все мужья!

Злость вернула меня к действительности. Я как-то сразу почувствовала себя живой.

Глава 4

В квартиру я (как обычно) попала, толкнув дверь ногой. Нет, вру: на этот раз дверь была распахнута настежь. Лишь девятый этаж да позднее время уберегли меня от потери моей лисьей шубы.

В гостиную вошла почему-то на цыпочках, словно опасаясь разбудить свой труп. Теперь я решила не увлекаться самолюбованием, а еще раз удостовериться, так ли поразительно сходство между трупом и мной.

Занятие, согласитесь, привычное. Не этим ли, вернувшись с работы, занимаются все женщины, сидя в спальне у зеркала?

Но вернемся к происходящему. Тщательные исследования трупа показали: да, никаких сомнений – женщина, лежащая на диване, и есть именно я. Все говорило об этом: и грудь, и бедра, и талия, и даже родинка на золотистом лобке – уж простите меня за подробности, но все ради дела.

И тапочки!

И халат!

Халат и тапочки сильней всего меня убедили. В размышлениях на тему: где я, а где не я, – халат и тапочки были весомейшим аргументом против девушки с усталым лицом, хмурившейся из зеркала. Халат и тапочки явно говорили о том, что труп – это я, хозяйка квартиры.

«Значит, я здесь никто, – с одинокой тоской подумала я, – и хозяйка квартиры эта, лежащая на диване в моих тапочках и халате».

Тут повой мыслью ошпарило: «Выходит, и лисья шуба теперь не моя!»

Пережить это открытие мне помогла кровь, обнаруженная на ковре. Вот что отвлекло меня от смертельных переживаний и озадачило.

«Кровь, видимо, стекала в щель между подлокотником и диванными подушками, – принялась гадать я. – Безобразие, и все на антикварный диван. Но как много, оказывается, еще осталось крови во мне. А я-то думала, что подлец муж выпил всю. Да, много, но лишь в том случае, если на диване я. А если не я, тогда сколько же крови осталось во мне?»

Это отрезвило меня, пришлось возмутиться: «Нет, я неисправима! Здесь лежит мертвая девица, ковер и диван безнадежно испорчены, а я ломаю голову над чепухой: я это или не я. Если учесть, что меня приговорят к смертной казни за убийство меня же самой, то какая разница, кто из нас кто? И кто из нас умер первым, тоже разницы нет. Тьфу ты, путаница какая! Это непостижимо!»

Мысль о смертной казни не показалась мне преувеличением, хоть смертную казнь и отменили. Невезучесть моя такова, что казнь эту сразу введут, как только возникнет необходимость меня к ней приговорить.

И что я делаю дальше?

Ужас!

Рассудительность – не самое лучшее мое качество, но почему разум окончательно покинул меня, до сих пор понять не могу. Я позвонила в милицию. Как последняя дура, подняла трубку, набрала 02 и на одном дыхании выпалила:

– Срочно приезжайте! Я только что обнаружила собственный труп!

– Где вы его обнаружили? – флегматично поинтересовались на том конце провода, чавкая и прихлебывая.

– Как где? В своей квартире, естественно.

– Вам это кажется естественным?

– Простите, не поняла вопроса. Или вы не совсем поняли. На всякий случай повторяю: я обнаружила собственный труп! Понимаете?

– Понимаю.

– Труп! Собственный!

– И как он выглядит? – жуя, чавкая и смачно прихлебывая, невозмутимо продолжали интересоваться на том конце провода.

– Восхитительно! – с гордостью сообщила я.

– Блондинка или брюнетка?

– Золотистая блондинка с карими глазами.

– Редкое сочетание, – слегка оживившись, отметил голос и громко сглотнул. – Натуральная?

– Да уж некрашеная.

– А в каком состоянии все остальное?

– В ошеломляющем. Тонкая талия, высокая грудь, крутые бедра… В наличии все, что привлекает мужчин, – заверила я, решив, что не стоит отпугивать работников милиции зловещими рассказами о лужах крови. – Приезжайте поскорей, не пожалеете, – многообещающе заключила я.

Наступила короткая пауза, после чего полный сожаления голос изрек:

– Жаль, я на дежурстве. Оставь мне свой номерок, а я потом звякну.

– Ты не понял, осел! Какой номерок? Куда звякну? Я труп! Молодой и красивый, но труп!

Он вдруг разъярился:

– Да понял я все, алкоголичка! Опохмелись и сиди смирно, пока я оперов к тебе не прислал.

По раздавшимся в трубке коротким гудкам я догадалась, что разговор окончен. И только тогда осознала, каких глупостей чуть не натворила.

«Еще повезло, что мент попался нормальный, – ощущая шевеление волос на своей голове, подумала я. – Окажись на его месте добросовестный импотент – и пиши пропало. Тот, минуя половые признаки трупа, сразу начал бы с адреса и лужи крови. Нет, все же хорошо, что в нашей милиции служат настоящие мужчины: пьяницы, обжоры, бабники и лентяи», – порадовалась я.

Сообразив, что с «внутренними органами» лучше не связываться, я решила пуститься в бега.

Рассуждала я так: «Если не имею никакого отношения к своему трупу, значит, моя непричастность рано или поздно обнаружится. Будет лучше и удобней, если это произойдет в мое отсутствие. Отправлюсь на Черное море. Правда, бархатный сезон на исходе, но долго нежиться на песочке мне не придется. Если верить министру внутренних дел, его внутренние органы отлично работают. Значит, убийцу трупа быстро найдут и я скоро вернусь в Питер».

Окрыленная таким решением, я вытащила из чулана чемодан и, натолкав в него всего понемногу, выбежала в прихожую. И споткнулась там о коробку.

«А документы! – осенило меня. – Куда я без паспорта? Мой разведенный паспорт в коробке! Там же (и очень кстати) приобретенный в Гостином Дворе купальник. Дезодоранты тоже мне пригодятся», – размышляла я, уже торопливо развязывая шпагат.

Когда крышка коробки была открыта, я поняла, что мои неприятности лишь начинаются, что в ближайшие минуты не стоит ждать счастья от жизни, что от меня отвернулась фортуна, что…

Короче, я ахнула во все свое горло, закаленное в битвах с соседями и мужьями. И как тут не ахнуть? По части купальника, дезодорантов, босоножек на гвоздиках и даже бюстгальтера десятого размера коробка была абсолютно пуста. Зато не пуста она была по части сатиновых семейных трусов, дешевых хлопчатобумажных носков и мужских полусапожек сорок пятого размера.

Да! Там еще были ужасные туфли, которых не пожелаешь даже покойнику.

Сидя на полу, я завопила:

– Этот Коля кретин! Он унес мою дорогую, напичканную приличным товаром коробку, оставив взамен свою, с каким-то грошовым солдатским набором!

Брезгливо пнув коробку ногой, я возмущенно спросила у стен и потолка:

– Ну что я стану делать с этими кирзовыми сапогами? А трусы? Моя бабуля видела такие на советских прилавках, но я даже не подозревала, что их еще кто-то носит. Ну, Выдра! Ну, Коля!

Я возмущалась, но стены и потолок молчали. Отчаявшись, я долго сидела на полу и тупо смотрела на хлопчатобумажные носки, украшающие дно коробки. Вдруг я заметила, что из-под носков выглядывает какой-то предмет, очень похожий на бумажник. Как обращаться с мужскими бумажниками, я знала не понаслышке, а потому мгновенно выпотрошила его, к своей радости обнаружив довольно крупную сумму: целых пятьсот рублей.

Я женщина бедная и постоянно нуждаюсь.

«Ха, – злорадно подумала я, – этот кретин спрятал от своей Выдры заначку в коробке из-под сапог. Ну, ума палата! Значит, на карманы он уже не надеется. Да и понятно, Выдра, небось, их безбожно шмонает. Но мне ли ее осуждать?» – решила я проявить великодушие.

Раза три пересчитав деньги и окончательно убедившись, что не ошиблась – пятьсот, десятка в десятку, – я заинтересовалась их происхождением.

«Откуда у мужа Выдры такие крутые заначки? Небось целый год собирал, экономил на пиве. Слава богу, хоть в чем-то мне повезло.

А он не простой, каким кажется с первого взгляда. Хотя о чем это я? Где сейчас в нашей стране можно найти простого мужчину? Российская жизнь кого хочешь сделает сложным, испортит любого. Существовать на одну зарплату безнравственно и вредно, а воровать разрешили лишь бандитам и олигархам. Впрочем, это одно и то же.

Но зачем Коле такие деньжищи? Наверняка он их глупо потратит».

С этой приятной мыслью я решила заначку присвоить, но тут же была смущена новой проблемой: как завладеть своей законной коробкой, полной совершенно необходимых предметов.

Я женщина бедная и постоянно нуждаюсь. С утратой коробки мои взгляды на жизнь резко переменились. Даже бесполезный бюстгальтер десятого номера, купленный из-за смешной пены, теперь мне нужен был позарез.

Да, забыла сказать, что в бумажнике Коли я нашла записную книжку и тут же, не вставая с пола, с неослабевающим интересом от корки до корки ее прочла. В самом конце обнаружилась просьба вернуть книжку владельцу. Ниже указывались адрес, имя, фамилия.

«Так мы соседи!»

Подивившись наивности владельца, я с презрением отбросила книжку в сторону, но тут же снова ее схватила.

«Зачем уезжать из Питера, когда у меня есть алиби, – нежно прижимая к груди записную книжку, озарилась я мыслью. – Выдра вряд ли, а вот Коля любому охотно вынужден будет признаться, что я лупила его жену до самого закрытия универмага. У меня есть надежда избежать смертной казни. Время детское – всего час ночи. – Так что мой визит к Выдре и Коле не будет вершиной хамства».

Морской песок не манил. Я, коренная петербурженка, покидаю родной город лишь в случае крайней необходимости, и то неохотно, поэтому я тут же уцепилась за возможность остаться.

Побросав в коробку туфли, трусы, носки, сапоги, я (на секунду задумавшись) отправила туда и бумажник. Правда, без пятисот рублей. Я женщина бедная и постоянно нуждаюсь.

«Вряд ли Коля поднимет вопрос о деньгах в присутствии своей выдры-жены, – мудро рассудила я. – А когда появится алиби, мне будет не до мелочей».

Глава 5

На улице мне стало опять нестерпимо жалко себя, ту, одиноко лежащую на диване.

«Вот, иду по городу, зная, что умерла, и нет на земле человека несчастнее», – я безудержно обливалась слезами.

Так, в жутких переживаниях, прижимая к себе коробку, добрела до нужной улицы, без всякого труда нашла нужный подъезд, поднялась на нужный этаж, энергично нажала кнопку звонка и замерла в ожидании…

«Неужели спят? И это в час ночи!» – сердито подумала я и яростно надавила на кнопку опять.

– Да иду, иду, – раздался раздраженный мужской голос из-за двери. – Что за мода трезвонить. Ключи надо брать.

Приятнейше я изумилась: «Вот так номер! Неужели это он, наш скромный, наш кроткий Коля? Кто бы мог подумать, что Выдра прощает ему подобные грубости. Даже с моим ангельским нравом невозможно снести такой неприветливый тон. Ах, как несправедлива была я к бедняжке Выдре. Ее скандальным привычкам есть оправдание: жизнь с Колей не так уж безоблачна и мила. Правильно говорят: в тихом омуте черти водятся. Бедная Выдра, несчастная Выдра. Теперь ясно, кто портит ее характер».

Тем временем дверь распахнулась, и на пороге вырос он, Коля, красавчик.

Меня передернуло от брезгливости. Домашний Коля – жалкое зрелище! Ни следа прежних лоска и элегантности. Стоптанные шлепанцы (кстати, еще старше моих), пузыри на коленях спортивных штанов, цвета детской неожиданности короткая майка «Динамо», из-под которой выглядывает волосатый пупок – вот они, символы семейного мужчины в интерьере.

Да, забыла о главном: перекошенная презрительной злобой физиономия. Правда, увидев меня, Коля резко сменил гнев на милость. Его лицо озарилось голливудской улыбкой героя-любовника с повадками супермена. (Кстати, очень даже по-идиотски это у него получилось, но надо учитывать обстановку. Мало кому удалось бы выглядеть суперменом, стоя в спортивных штанах с пузырями и признаками яичницы на облезлых шлепанцах.) – Вы! – тем не менее воскликнул он с радостью, присущей всем мужчинам при встрече со мной. (Этой радости они не лишаются и при расставании.) – Я, – нехотя призналась я, слегка струхнув перед встречей с Выдрой.

Во-первых, я никогда не стремилась к боевым действиям на территории врага, а во-вторых, теперь, когда моя жизнь оказалась в руках несчастной Выдры, я уже искренне сожалела о драке в Гостином Дворе.

А Коля из последних сил старался соответствовать своей голливудской улыбке. Излучая безграничную радость, небрежным жестом парня крутого и знающего выход из любой ситуации, он попытался натащить «Динамо» на волосатый пупок. Майка послушно вытянулась и мгновенно заняла прежнее положение (чуть ниже сосков). После этого Коля отступил назад, приглашая меня войти.

– Надо же! – искренне удивился он. – Неужели такое возможно?

– Как видите, возможно, – произнесла я и отвернулась.

Я так поступила, чтобы не слишком обнаруживать свое разочарование, ведь расположение Коли (что особенно неприятно) было мне дорого и необходимо.

– Надо же, как же такое возможно? – не переставал удивляться он, бесчеловечно шаркая шлепанцами и мученически вбирая в себя пупок.

Мне приспичило немедленно сказать ему гадость, но воспоминание о выпотрошенном бумажнике настроило на нужный лад. Захотелось быть великодушной. Теперь я мужественно старалась не замечать его экзерсисов с пупком, но страдала и отводила взгляд.

– Только что думал о вас, вспоминал, и вот вы здесь, – не унимался Коля, открывая мою коробку, лежащую в прихожей на тумбочке. – Гляньте, все тут.

Похоже, он не солгал. Я схватила сумочку с документами и ключами, а остальное стыдливо прикрыла крышкой. Коробку же Коли (по неясной причине) держала под мышкой, не спеша с ней расставаться.

Коля зачем-то сказал:

– Выглядите отлично.

И пошел говорить, говорить: немного комплиментов, а в основном причитал. По его смелому поведению я сразу определила, что мы одни.

«Значит, я не ошиблась, – размышляла я, – Выдры нет дома, и сентенция о ключах адресовалась именно ей. Нет, что ни говори, все мужики хамы, притворщики и лгуны. Все как один. И наш с Выдрой Коля не исключение. К тому же он слишком многословен, чтобы надолго удержать мое внимание. Я, как разумная женщина, качество и количество ума мужчины определяю его способностью молчать и слушать».

Коля, сообразив, что раздражает меня тем, что я не хуже него умею (своими причитаниями), мгновенно учуял мои страдания и уставился на меня с ожиданием.

Ничто так не украшает мужчину, как выражение тупости на лице. Это значит: он парализован и стопроцентно готов для поглощения. В таких случаях я не заставляю долго ждать, а тут же перехожу в наступление, обрушивая на жертву шквальный огонь своего очарования. Героически игнорируя пузыри, шлепанцы и даже пупок, я смело посмотрела в его глаза и… тут же потонула в их синей бездонности.

Нет, эти глаза не сулили мне лисьей шубы, «Роллс-Ройса», Лазурного берега и пятизвездочного отеля. Пожалуй, даже «Диор» от «Кардена» вряд ли могли отличить эти глаза, но они так непритворно, так трогательно предлагали мне своего хозяина: возьми, он твой, весь, без остатка, возьми и делай с ним что хочешь…

Я мгновенно забыла, кто его жена (Выдра!). Я забыла даже о шлепанцах, пупке и пузырях! А вот он не забыл, потому что смутился, в ласковом синем омуте колыхнулся испуг – Коля кивнул в сторону когда-то белой двери, сказал мне как самому родному человеку: «На кухне есть кофе», – и исчез.

Обезоруженная, лишенная сил и разума, я поплелась к когда-то белой двери, внутренне повторяя: «Вот оно, вот!»

Слезы радостного волнения окропили мои ресницы – я вполне была влюблена на всю жизнь.

На кухне некогда было думать о кофе. Много проблем занимало меня, и одна серьезней другой. Все ли еще проживает на юбке жирное пятно от плавленого сырка, съеденного на ужин? Заметно ли на блузке отсутствие пуговицы, потерянной в потасовке с Выдрой? Выгодно ли растрепались волосы на голове? Куда положить коробку с трусами, которую мне изрядно надоело держать в руках? Кроме того, мучила настоятельная потребность немедленно посмотреться в зеркало. Потребность эта возникла сразу же, едва мы с Колей разлепились взглядами.

«Как живет эта Выдра? – возмущалась я, рыская глазами по стенам и полкам. – Ни одного зеркального осколка, не говоря уже о приличном трюмо. Хотя зачем ей это? Чтобы только расстраиваться?»

Не буду хвастаться, но я все же нашла остроумный выход. Стоящий на плите кофейник был так надраен, что сверкал своими боками (браво, Выдра!). Он мог запросто послужить зеркалом. Бросив коробку на пол, я изогнулась перед кофейником, пытаясь выяснить, так ли свежа и хороша, как требуют обстоятельства. За этим занятием и застал меня Коля. С вытянутой вперед физиономией и оттопыренным задом я вряд ли была привлекательна, но он нашел, чем залюбоваться.

«Полагаю, румянец украсит меня», – мысленно отметила я, изображая кроткое смущение и обильно краснея. Еще с детства я научилась вспыхивать, когда это нужно.

Коля растроганно прошептал:

– Вы очаровательны.

– А вы очень добры, – ответила я, ногой задвигая коробку под стол.

(Опознание дешевых трусов и носков могло отрицательно повлиять на романтическое нарастание будущих отношений.) – Надеюсь, вы нечасто говорите такое женщинам, – скромно пискнула я.

Он заверил:

– Впервые.

Я зашлась от сочувствия: «Впервые делает комплимент? Бедная Выдра! Как ей удается выживать в таких тяжелых условиях?»

– Кстати, где она? – осведомилась я вслух.

– Кто? – изумился Коля.

– Да ваша жена.

На лицо его набежала тень обыденности.

Коля вспомнил, что у него есть жена. Он сразу стал хмур и неинтересен даже в своем серебристом костюме, надетом для меня.

Я поняла, что совершила глупость, разрушив волшебство ощущений неуместным вопросом. Вернувшись в рутину жизни, (с женой, майкой «Динамо» и пузырями на коленях), Коля вдруг обнаружил себя стоящим на кухне в парадно-выходном костюме и лакированных туфлях. Он очнулся и порядком струхнул.

Глава 6

Коля струхнул, а потому повел себя поразительно смело. Он небрежно махнул рукой и воскликнул:

– А ну ее, эту мегеру!

Я всегда говорила: все отважные поступки мужчины совершают из трусости.

Но как бы там ни было, поступок совершен и мною оценен.

Более того, высказывание Коли понравилось мне настолько, что я тут же собралась много чего добавить и от себя, но вовремя вспомнила: очаровательной незнакомке очень пойдет великодушие. А потому ограничилась коротенькой фразой.

– Не хотелось бы настраивать вас против вашей жены, тем более что она очень милая женщина, – вкрадчиво прошептала я, выразительно закатывая глаза и укоризненно подергивая плечами.

Успех превзошел ожидания. Я сразила Коленьку наповал, довела его до истерики.

– Милая женщина?! – возопил он. – И это говорите вы, пострадавшая от ее грубости?

Я скромно улыбнулась, подумав: «Конечно, ведь это я таскала ее за волосы».

– Вы ангел, настоящий ангел! – громко восхищался Коля.

«Естественно, ведь это я намяла ей бока», – внутренне давала я пояснения.

– Как хорошо, что я вас встретил, – заключил Коля и направился к кофейнику.

Дальше все происходило как во сне. Коля налил кофе, разбавил его ликером, после чего мы принялись пить только ликер.

Коля взял мои руки в свои, согрел их мужским теплом и говорил, говорил…

Я забыла, зачем пришла. Синева и бездонность его проницательных глаз не обманули. Он многое во мне рассмотрел. Зачарованно слушала я о своих стройных ногах, золотых волосах, кротких манерах…

Слушала, проваливаясь в ласковый омут, и…

Наконец, поняла, за какой из четырех стен прозаической кухни находится волшебная спальня.

Чем больше Коля говорил, тем отчетливей я это понимала. Я понимала это, несмотря на то, что ни о чем таком, имеющем отношение к спальне, Коля не говорил. Он лишь восхищался и признавался в любви, но при этом так выразительно смотрел на одну и ту же стену, что я как опытная девушка сообразила: спальня именно там.

И сильно задумалась.

Немедленно ответить на его возрастающие чувства не позволяли мне всего две причины: малое количество ликера и Выдра. Я не знала, придет ли она, а если придет, то когда.

А Коля, все чаще и чаще поглядывая на стену, с жаром твердил о любви.

«Нет, все же придется ограничиться говорильней, – твердо решила я, чувствуя, что вот-вот, поправ все манеры, брошусь на эту стену. – Отказ, безусловный отказ, скажу твердое „нет“, и дело с концом».

Но вторая бутылка ликера водрузилась на стол, и Колины речи уже как-то настроили меня против отказа. Теперь я лишь выжидала подходящий момент, млея, блаженствуя и растворяясь в синей бездонности…

Пребывать в блаженстве долго редко кому удается, мне тоже не удалось. Произошло все мгновенно: еще улыбка не покинула моего лица, а слезы уже сами вытекали из глаз, и мой страшный вопль оглушил мои же бедные уши. Все это случилось в тот самый миг, когда я случайно заметила Выдру. Она выросла на пороге кухни внезапно.

Ее приход резко изменил ситуацию: ни минуты не раздумывая, я приняла неприступный вид, точнее, вынуждена была принять.

Коля, сидящий к двери спиной и не подозревающий об опасности, с ужасом уставился на меня. Бестолково соображая, что именно привело меня в столь жалкое состояние, он струхнул – я же (восхищаясь своими способностями) орала как резаная, не забывая обильно поливать свои щеки слезами.

Психическая атака подействовала. Потрясенная Выдра застыла на пороге без признаков жизни. Похоже, я даже переборщила: уж лучше бы она подала голос, пока я свой не сорвала.

«Долго так не продержаться, – не прекращая орать, подумала я. – Да и Коля не видит жену. Вот-вот он придет в себя и бросится меня успокаивать. Вдруг Выдре покажется, что он делает это нежно? Тогда не видать мне алиби! Пора срочно заметить Выдру».

Я повернула заплаканное лицо к порогу, подняла глаза, выше, еще выше, вздрогнула, отшатнулась, прижала руки к груди, вскочила, охнула, резво порхнула к Выдре и зарылась у нее на груди.

Должна сказать, что это было совсем не легко: Выдра была значительно ниже меня и груди почти не имела. Но выхода не было: пришлось натурально забиться в рыданиях. А она машинально гладила меня по спине. О лучшем я и мечтать не могла.

И Коля заметил свою жену. Я поняла это по его глупым словам.

– В толк не возьму, в толк не возьму, – растерянно повторял он, пока я добросовестно поливала слезами плоскую грудь его Выдры.

Спрашивается, что он хотел взять в толк?

Впрочем, это неважно.

Когда я решила, что все отлично идет, мгновенно разнообразила репертуар. Теперь сквозь мой рев стали пробиваться слова: «Только вы, только вы, дорогая, спасете меня!»

Когда до Выдры дошел смысл моих слов (не слишком сообразительна жена Коли), она оторопело спросила:

– Что я могу для вас сделать?

Я покинула ее плоскую грудь и внятно произнесла:

– Вы – мое алиби.

Выдра и Коля уставились друг на друга с безмолвным вопросом.

Я их просветила:

– Да! Да!

Они онемели.

К тому времени я уже сидела за их столом. Они механически сели рядом. Я готова была к подробному изложению. По их распахнутым ртам я без труда поняла, что они тоже готовы.

Довольно толково объяснив суть проблемы, я дала им время усвоить сложную информацию: замолчала и занялась кофе с ликером. На усвоение ушло минуты три, после чего Выдра с жалостью на меня посмотрела и строго спросила: