Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891–1894 гг.

– Славно! – сказал он себе, сам не зная, что славно.

Он почитал, доел, выкурил и потушил свечу, но долго не заснул: ему мешал женский голос, что-то шептавший за дверью. И по случаю этого женского голоса он вспомнил, как Савельев спрашивал его, давно ли он видел Виденеевых. Это были соседки – две дочери были. И если Савельев подозревал, что Михаил Михайлович был влюблен в них, то это была правда: он был влюблен в меньшую, и очень даже. Но то робость, что она откажет, то робость, что она только этого и ждет и примет, оттолкнули его, и он перестал ездить. «Поздно уже, поздно. 35 лет, поздно жениться, – думал Михаил Михайлович. – Проживу и так, только бы не увлекаться – глупо».

Михаил Михайлович давал себе такой совет потому, что он, очень целомудренный по натуре человек, ведший очень воздержную жизнь, постоянно влюблялся и в влюбленном состоянии мучался, хотя и не делал внешних глупостей. Женщины были для него какими-то богинями, и это главное мешало ему жениться. Он считал себя недостойным их.

ПЕТР ХЛЕБНИК

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Действие происходит в III столетии в Сирии

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Площадь перед домом. Сидят нищие: две женщины, трое мужчин, проходят жители. Нищие просят, им подают.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Входит нищий странник.Странник.

Здорово, товарищ.

1-й нищий.

Откуда?

Странник.

Из Каира. Хорошо ли собираете?

1-й нищий.

Плохо, богатых мало.

Странник.

Как мало? А вот какие богатые дома (указывает). У этого, должно быть, тысячи.

Нищая.

Да, у этого богатства много, да он удавится, а ничего нищему не подаст.

2-й нищий.

Все знают Петра Хлебника. С тех пор, как я здесь живу, 30 лет, никогда никому корки хлеба не дал.

3-й нищий.

И жена и дочь такие же.

2-я нищая.

Нет, дочь все-таки добрее. Служанка сказывала.

1-я нищая.

Нет на свете скупее человека этого Петра, никогда никому не подаст.

Странник.

Как не даст. Кто умеет просить, выпросит.

1-й нищий.

Как же, попробуй.

Странник.

А вот выпрошу. Нет того человека, кто бы мне не дал, если я пристану.

Нищая и нищий.

Как же, выпросишь, не даст.

Странник.

Об заклад.

1-й нищий.

О чем?

Все обступают странника.Странник.

Да вот хочешь об заклад на три деньги?

1-й нищий.

Идет (бьют по рукам и смеются). Давай деньги.

Странник и нищий отдают деньги первой нищей.2-й нищий.

Вот он как раз идет. Несет князю хлебы.

ЯВЛЕНИЕ [3-е]

Выходит Петр с рабом, несущим корзину хлеба.Странник (подходит к Петру).

Христа ради страннику бездомному. Вы наши отцы, смилуйтесь. Кормилец, Христа ради, с голода умираю и т. д.

Петр (идет не оборачиваясь. Странник пристает, падает в ноги, хватает за полы).

Отвяжись.

Странник.

Родимый, батюшка и т. д.

Петр.

Пошел прочь.

Странник (забегая с другой стороны, падает в ноги).

Батюшка и т. д.

Петр.

Отстань, убью (нагибается, берет камень).

Странник.

Милостивец. Пожалей. (Хватает за руку и т. д.)

Петр.

Говорил, изобью. Отстань. (Схватывает хлеб из корзины, бросает в него и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ [4-е]

Те же без Петра.Странник (подхватывает хлеб и бежит к нищим).

Что, говорил? Моя взяла. Вот она Петрова милостыня. (Показывает хлеб.) Давай деньги мои.

2-й нищий.

Ну, брат, счастлив ты. Выиграл, угости за это.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Внутренность дома. На первом плане сидят жена и дочь Петра. В глубине сцены кровать, на которой лежит Петр, мечется и бредит.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Петр.

Разбойники, разорили. Куда столько муки всыпали. Плати деньги. Режь. Царь. Цветы заиграли. Прощайте. (Затихает.)

Жена.

Вот уже вечером третий день будет, а всё не лучше. Как бы не помер.

Входит юродивая.Юродивая.

Здравствуй, девонька. Всё плачешь. Мужа хоронить хочешь. Не робей, не помрет. Не готов еще он. 30 лет деньги собирал, теперь столько еще лет надо деньги расшвыривать. Тогда только готов будет.

Мать.

Будет тебе, Дунюшка, пустяки говорить. Поесть хочешь?

Юродивая.

Не надо мне есть. Эй, старик, спишь, что ли?

Дочь уходит.Петр (прислушивается).Юродивая.

Нельзя богатому внить в царство божие. Не пролезешь, зацепишься. А не пролезешь, в ад к муринам попадешь.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Входит врач. Те же и врач, без дочери.Петр (вскакивает и кричит).

Тебе что нужно? И ты меня душить хочешь?

Врач.

Успокойся, болезнь твоя пройдет. (Берет его за руку и усаживает на постель.)

Юродивая.

Дурак, дурак, глупости делаешь, мое дело портишь. Не хочу смотреть. (Убегает.)

Врач.

Держите его. (Ощупывает, остукивает и говорит про себя.) Здесь нет. Здесь начинается. Слышу, вот он. Этого я выгоню. Вся болезнь тут. Исцелишься, будь спокоен. Лежи смирно. (Вынимает стклянку, дает ему пить и передает жене другую, чтобы растирать его.) Вечером разотрите его. Вот так. (Врач уходит, жена за ним.)

ЯВЛЕНИЕ З-е

Петр (один, долго лежит молча, вдруг вскакивает и садится).

Что же это? Это смерть. Чувствую, что умираю. Вот он и ангел за душой пришел.

Он говорит, исцелеешь. Какое исцеление, когда смерть. Боже мой, что же будет со мной там? Неужели правда, что нельзя войти богатому в царство божие? Неужели правда, что зачтется мне вся жестокость моя, что не давал я просящему, не жалел вдову, сироту, больного, убогого? Неужели это правда? Как же не понимал я этого? Лучше бы мне не половину, а всё отдать, чем итти теперь к этим черным. Вот они, вот они, уже тащат к себе мою душу. (Смотрит вверх.) Да, вот они, весы, на них будут вешать мои добрые и злые дела. Вот они принесли на одну сторону деньги, что я поотнимал у вдов и сирот, жалованье, что я не отдал рабочим, обиды, ругательства, побои. Вот они верхом наложили эту чашу весов, и уже пошли весы к низу, и вот они возрадовались, дьяволы. Ай, ай, пропал! Что теперь положат на другую сторону?.. Что же это? Хлеб. Только один хлеб, тот хлеб, что я тогда бросил в надоедливого нищего. Батюшки, поднялись весы, перетянул хлеб все злые дела мои… Так вот оно что значит милосердие. Только бы не умереть мне теперь. Знал бы я, что бы сделал. По слову Христову, роздал бы всё имение нищим, не оставил бы себе ничего. (Падает на постель и засыпает.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Перед крыльцом дома Петра. Петр на крыльце, кругом огромная толпа нищих и всякого народа. Петр из мешка оделяет деньги.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

1-й нищий (на 2-го).

Ты уж другой раз берешь.

Толкаются.2-й нищий.

Врешь, ты сам три раза брал.

Женщина.

Ай, батюшки, задавили.

Голос из толпы.

А ты не лезь.

3-й нищий.

Мне, мне, пять человек детей, мал-мала меньше…

Различные возгласы.Петр.

Берите, берите, достанет, только не обижайте друг друга. Довольно я обижал всех, простите Христа ради.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Жена (прибегает).

Что же ты это, разбойник, делаешь? Нищими нас оставить хочешь? То не в меру скуп, а теперь не в меру щедр стал. Разбойник. (Отнимает у него деньги и вталкивает в дом. Кричит на народ и разгоняет.)

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Петр Хлебник выходит с рабом Елизаром. Петр.

Так обещай же, что сделаешь то, о чем буду просить тебя.

Елизар.

Всё сделаю, потому что люблю тебя теперь больше, чем люблю отца с матерью. Люблю потому, что вижу в тебе дух божий.

Петр.

Обещаешь, клянешься?

Елизар.

Обещаю, клянусь.

Петр.

Видишь ли, семья не дозволяет мне раздать последнее имение мое. Не могу я силой итти против них, и не могу я остаться так, как я был. Понял я теперь грех мой и хочу искупить его и служить одному богу. Сказано: «Продай имение свое и отдай его нищим». Мне не дают раздать остального имения моего. Я не волен в нем, но в себе я волен, и себя я хочу отдать людям. Так пойдем же со мной на базар, где продают невольников, свяжи мне руки и выведи меня и продай как невольника своего. А деньги, которые выручишь, отдай нищим.

Елизар.

Хозяин, не могу сделать этого.

Петр.

А как же ты обещал и клялся мне?

Елизар.

Не делай этого, жаль мне тебя.

Петр.

Что же не жалел ты меня, когда я делал зло и губил себя? А жалеешь теперь, когда хочу спасти себя.

Елизар.

Пусть будет воля твоя.

Жена (выходит).

Что вы делаете здесь? Будет вам растабарывать. Идите в дом.

Уходят.Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Базар. Невольницы и невольники связанные, в цепях, и их хозяева. 1-й хозяин с 2-мя невольниками. 2-й хозяин с стариком невольником и с сыном, мальчиком невольником. Елизар с Петром. Покупатели.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

1-й покупатель.

Что ты просишь за эту? (Показывает на невольницу.)

1-й хозяин.

200 гривен.

1-й покупатель.

Что умеет делать?

1-й хозяин.

Пляшет, поет.

1-й покупатель.

Стряпать умеет?

1-й хозяин.

Для стряпни возьми старую.

1-й покупатель.

Не нужно.

2-й покупатель (подходит к старику и молодому).

Что просишь за двух?

2-й хозяин.

130.

2-й покупатель.

Кто же тебе это даст. (Трогает за руку старика.) В нем силы нет, а тот молод.

2-й хозяин.

Да я дешевле не возьму.

2-й покупатель.

Не надо, не надо. (Подходит к Петру.) На какую годен работу?

Елизар (тихо).

Не могу, уволь.

Петр.

Помни, что ты поклялся, не погуби меня. (К покупателю.) Гожусь на всякую. Могу и черную работу, и писать и считать могу.

2-й покупатель.

Что просишь?

Петр (шопотом Елизару).

Говори: сто гривен.

Елизар.

Сто гривен.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Подходят два египтянина.1-й египтянин (к покупателю).

Для чего торгуете?

2-й покупатель.

Мне в черную работу надо. А этот и писать и считать умеет, а такие на тяжелый труд ненадежны.

1-й египтянин.

А мне такого и нужно. По нашей торговле дорогими каменьями нужно не тяжелую работу, а чистоту, расчетливость и верность.

Петр.

Хозяин, возьми меня, будешь доволен. Буду служить, как сын отцу родному.

1-й египтянин.

Ты мне нравишься. (К Елизару.) Какая цена?

Елизар.

Сто гривен.

1-й египтянин.

Получи деньги.

Елизар (плачет).

Не могу.

Петр (обнимает Елизара).

Прощай. Отдай же деньги, как я сказал тебе.

Елизар.

Всё сделаю, только бы душа твоя была покойна. Прощай, дорогой хозяин.

Петр.

Молчи. (Уходит с египтянином.)

Елизар один плачет.Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Действие происходит в Египте. Немой привратник пропускает врача и купца в двери и объясняет знаками, что хозяин сейчас придет. Уходит.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Врач.

Должно быть, он говорит, что хозяин дома, и просит нас взойти. Пойдем.

Купец.

Да я знаю, что они гостеприимные люди.

Входит 1-й египтянин.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

1-й египтянин (обращаясь к купцу).

Радуюсь видеть вас у себя. Милости просим. Вы, должно быть, устали от дороги и не откажетесь вкусить моей хлеба-соли.

Купец.

Благодарю. Мы и друг мой врач из далекой Сирии приехали по делам торговли в ваш город и очень рады посетить вас.

Египтянин (хлопает в ладоши и зовет).

Мефодий! (К гостям.) Прошу садиться.

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Входит Петр в одежде прислуживающего раба и, увидев врача, пугается и отворачивается.Петр.

Что прикажет хозяин?

Египтянин.

Принеси дорогим гостям хлеба, вина и винограду. Гости с твоей стороны. Ты не знаешь их?

Петр.

Нет, я не знаю. (Уходит.)

Врач (к хозяину).

А ты был когда-либо в нашем городе?

Египтянин.

Был восемь лет тому назад. В то самое время, как купил того самого раба, которого вы сейчас видели.

Врач.

Да это было в то самое время, как в нашем городе случилось то необыкновенное дело, которого никто не может понять до сих пор.

Египтянин.

Какое же это было необыкновенное дело?

Врач.

А это было то, что один из самых богатых людей нашего города, Петр Хлебник, обладавший огромными садами и землями и бывший самым скупым человеком в стране, вдруг поверил христианскому закону и роздал всё, что мог раздать, а так как не мог всего раздать, то, как рассказывают, сам себя продал в рабство, цену за себя отдал нищим и исчез неизвестно куда.

Купец.

Жена его до сих пор повсюду рассылает людей, чтобы найти его, но никто не знает, где он, и что он.

Египтянин.

Какая удивительная история. Каких он был лет и какого вида?

В это время входит Петр, неся кувшин с вином и плоды.Врач.

Ему было уже лет под 50 и из себя был роста среднего, скорее худой, чем толстый, подобно рабу этому.

Петр закрывает себе лицо и поспешно уходит.

Какое славное лицо у этого раба.

Египтянин.

Он не раб, а золото. С тех пор, как он у меня, все дела мои процветают. Я много раз отдавал ему свободу, но он не хочет брать ее. Он раб, но один из самых лучших людей, которых я знал когда-либо. Мефодий, пойди сюда.

Входит Петр.Врач (к купцу).

Посмотри, он, право, похож на Петра Хлебника.

Петр бежит к дверям.Петр.

Немой, отопри.

Дверь отворяется, Петр убегает. Немой входит и говорит.Немой.

Это был святой, я видел, когда он вышел в ворота, как сияние окружило его, и он исчез.

Египтянин.

Чудо, немой заговорил.

Купец и врач.

Это он, это он, он скрылся, чтобы люди не восхваляли его.

ЗанавесКОНЕЦ

ПЛАНЫ И ВАРИАНТЫ

ХОЗЯИН И РАБОТНИК

Первая черновая редакция

Это было в 70-х годах, на другой день после зимнего Николина дня. В приходе был праздник, и дворнику Василию Андреичу нельзя было отлучиться, надо было быть в церкви – он был церковным старостой, надо было принять и угостить родных и гостей. Но вот последние, дальние гости на другой день уехали после обеда, и Вас[илий] Андр[еич] велел Никите, старому Никите, Никите Дронову, запречь Мухортого в пошевеньки с тем, чтобы выехать вместе с гостями. Вас[илий] Андр[еич] торопился ехать, п[отому] ч[то] слух про продажу Пироговской рощи теперь уже разошелся, и Логинов, другой дворник-купец, мог перебить покупку, а покупка должна была быть особенно выгодная. Продавалась роща на сруб; продавец – молодой, прожившийся барин, не знающий толку в своем добре, так что рощу можно было надеяться купить, если не за пятую часть, то за треть цены. Никита выехал. Вас[илий] Андр[еич], одевшись в полушубок, подтянутый ремнем, и крытый тулуп, вышел на крыльцо, заправляя воротник тулупа мехом внутрь.

– Как же ты, Вася, один поедешь, видишь, закурило как, – сказала жена, выйдя за ним в утоптанные снегом сени. – Хоть Никиту возьми, всё веселее ехать.

– И на что его!

Василий Андреич был немного выпивши, красен и весел, каким он всегда бывал с первых рюмок.

– Право, возьми – дело к ночи. Всё веселей, мне думаться не будет.

– Слышь, Никита, хозяйка велит ехать. Что скажешь?

– Да мне что? Ехать так ехать, всё одно.

Никита был мужик из дальней деревни, уже лет за 50, сухой, здоровый старик. Он всю свою жизнь прожил в людях, подавая всё в дом сначала отцу, а теперь меньшому брату. Теперь он уж 6-ой год жил у Вас[илия] Андреевича.

– Коли ехать, так оденься, – сказал Вас[илий] Андр[еич], глядя на прорванный подмышками и в спине полушубок Никиты.

– Ей, Семка, подержи лошадь, – крикнул Никита во дворе работнику.

– На что его, я подержу, – сказал В[асилий] А[ндреич], сходя с крыльца. – Ну, поживей.

– Одним духом, – крикнул Никита и, выкинув из саней свои ноги в подшитых валенках, побежал рысью во двор в рабочую избу. Никита тоже выпил нынче, но уже и выспался после обеда и выпил как всегда впору, не теряя ума.

– Ну-ка, Арина, халат давай, с хозяином ехать, – крикнул он, входя в избу и охлопывая с себя снег. Баба подала ему суконный домодельного сукна халат, Никита снял кушак с гвоздя, втянул в себя брюхо, велел бабе обвести узенький свалявшийся кушачок и затянулся, что было силы, сунул рукавицы за пояс и выбежал на улицу.

На дворе было за навесами тихо, но на улице мело и снежок мелкий и сухой, морозный, косо и ровно сыпался на сарай, на крышу, на дорогу, на хомут, на сани.

– И не холодно тебе будет, Никитушка? – сказала хозяйка.

– Вона холодно, тепло вовсе, – отвечал Никита, садясь на краешек и наперед выпуская одну ногу. Весь гнутый задок был полон спиною Василия Андреича в его двух шубах. Никита хотел взять вожжи, но хозяин не дал их ему. Так что Никите осталось только достать кнут в головашках и расправить в них наложенную под сиденье свежемолоченную овсяную солому.

– Совсем, что ль? – сказал хозяин и, не дожидая ответа, чмокнул, и добрый некрупный, но ладный и сытый гривистый жеребец – его недавно задешево выменял Вас[илий] Андр[еич] у попа – с легким скрипом полоза по дороге сдвинул санки и бойкой рысцой тронулся по накатанной в поселке дороге. Снег не переставал падать, и не успели они выехать из домов, как уж и шапки, и рукава, и спины, и хомут, и грива, и хвост, и седелка были уже засыпаны слоем мелкого морозного снега.

Снег всё шел так же, а ветер, как только они выехали на изволок, показался сильнее. Он дул им в бок со стороны Никиты и запахивал ему его воротник, и давил его в бок, и засыпал мелким снегом. Наверху местами совсем не видно было дороги, но добрый жеребец, несмотря на то, что местами снег был ему кое-где выше бабки, не изменял хода и легко бежал, изредка пофыркивая и не сбиваясь с дороги.

Оба ездока были возбуждены, веселы и надежны.

– На Карамышево поедем, али проселком? – спросил хозяин.

– Вали проселком, только тут лощинку проехать, а там лесом хорошо будет.

Вас[илий] Андреевич так и сделал и. отъехав с полверсты, свернул влево.

– Хорошо видно, – сказал Вас[илий] Андр[еич], отвечая на свои сомнения и приглядываясь к полозному кое-где наполовину, а кое-где и совсем занесенному следу.56

– Как же, народу сколько ехало от праздника. Тележинские, Никитские.

С полчаса они ехали молча. Никите дремалось. Он совсем было забылся и клюнул носом. Очнувшись, он посмотрел вокруг и вперед себя. Дороги совсем не б[ыло] видно, но лошадь бойко бежала, казалось, по одному направлению.

– Эх, умна лошадь, – сказал Никита. – Киргизенок, тот хоть и крепок, а глуп, а этот, вишь, как человек, умнее человека другого. Знает, где дорога.

– Ну, тоже не больно верь ему. Недаром пословица: не верь лошади в поле, а жене в доме.

– Да, это точно. А Миколавна-то, видно, забоялась, что собьешься один с дороги.

– Известно, женщина.

– Всё веселее вдвоем.

– Известно.

Они проехали с 1/2 часа. Ветер и снег всё усиливались.

– Вот только тут не сбиться, а то от колодца уж не ошибемся, – сказал Вас[илий] Андр[еич].

– Доедем, чего не доехать. На такой лошади да но доехать.

– Чего ты?

Вас[илий] Андр[еич] что-то сказал, но ветер подхватил его слова и отнес их так, что Никита не расслышал.

Вас[илий] Андр[еич] не отвечал и заглядывал вперед по дороге. Лошадь шла уже всё время выше щетки в снегу. Снегу в этом году было мало, в поле не больше как вершков на 5, так что везде была дорога. Лошадь шла той же рысью, но уже чувствовались ее усилия, она брала рывом, и сани подергивались с каждым ее шагом. Под шлеей на сытом заду снег таял, и шерсть темнела от пота, тоже и на шее и на боках.

– Влево бери, – сказал Никита, – вовсе влево, ты куда забрал. Влево, говорю. Ветер мне в правый бок, а теперь прямо в морду.

Вас[илий] Андр[еич] взял влево, но как только он взял влево, лошадь осунулась по колено и пошла шагом.

Они проехали так молча несколько времени; ветер казался всё сильнее и сильнее и отчаянно трепал полу и воротник Никиты, снег сыпался чаще и косее, трудно было видеть.

– Стой, Андреич! Мы неладно едем. Вовсе неладно. Это что? – сказал Никита, указывая на видневшуюся из-под снега межу, поросшую полынем, который отчаянно сгибался и махался от свистящего в нем ветра. – Стой, говорю, – настоятельно крикнул Никита. Вас[илий] Андр[еич] остановил лошадь, уже вспотевшую всю и тяжело водившую крутыми боками.

– А что? – спросил Вас[илий] Ан[дреич].

– А то, что это полынь по жнивью по Захаровскому, мы вон куда заехали.

– Врешь.

– Вот-те врешь. Кабы мы на Ивановском поле были, мы бы на зеленях были. Глянь-ка сюда. – Никита встал, взял кнут и стал копать снег кнутовищем и ногой. – Во, глянь – жниво.

– Ну, да всё одно, выедем, только вершину миновать, левее брать.

– Известно, выедем, бери прямо.

Вас[илий] Андр[еич] послушался и пустил лошадь, как велел Н[икита]. Они молча проехали еще несколько времени. Впереди сквозь сетку косого снега, падавшего сверху и подымавшегося снизу всё пуще и пуще, зачернелось что-то.

– Вот и лес Сатинский, – сказал Вас[илий] Ан[дреич]. Никита молчал. И почмокал языком. Он видел, что это не лес, видел п[отому], ч[то] ветер пронес оттуда листки не дубовые, а сухие лозиновые. Но он ничего не сказал. Вдруг лошадь стала круто спускаться. Вас[илий] Ан[дреич] хотел остановить.

– Ступай, выедем. Это Машкин верх, а энто не лес, а ветлы. Грушкино, должно.

Действительно, лошадь спустилась – в низочке было потише – и тотчас же стала круто подниматься. Только что она поднялась, как то, что казалось лесом, стало перед самым носом. Это точно были лозины, голые с кое-где трепавшимися на них листьями, гнувшиеся от ветра и странно свистевшие и гудевшие.

– Я говорю, Гришкино. Бери влево, по канаве. Вот и рига видать.

Действительно, это было Гришкино. Выходило так, что они сбились влево и проехали верст 8 не совсем в том направлении, к[ак] им нужно было, но все-таки подвинулись к месту своего назначения. До Пирогова, куда они ехали, оставалось верст 5. За ригой они повернули в проулок и выехали в улицу. В улице за ветром было тихо, тепло, дорога была виднешенька, и слышались песни девок у двора. В Гришкине тоже был праздник.

– Друг, стой. До тебя слово есть. А, Вас[илий] Андр[еич], – окликнул встретившийся на улице выпивший мужик.

Вас[илий] Андр[еич] остановился. Мужик подошел вплоть к саням, снял и надел шапку.

– Куда же это тебя бог носит?

– Да мы в Пирогово было.

– Куда же вы заехали-то. Видно, сбились. Что же, заходи. Бражки нашей выпей.

– Некогда, брат Исай, заезжать. Надо ехать до ночи.

– Чего же тут, поспеешь. А то ночуй, куда же на ночь глядя ехать. Заворачивай, – говорил Исай, хватаясь за вожжу.

– Некогда, другой раз заеду. А ты вот скажи, как нам тут не сбиться опять?

– Где же тут сбиться, прямо на Молчановку, как выедешь на большак, сейчас влево, тут и есть Пирогово.

– Поворот-то с большака где, по летнему или по зимнему? – спросил Никита.

– По зимнему. Сейчас как выедешь, тут и есть.

– Поедем, что же, до Молчановки всё доедем.

Поехали дальше. В деревне было тихо, весело от песен; по дороге был виден навоз и пахло им. Но как только выехали за околицу, опять засвистела буря, понесло снизу и упорно мело с занесенной снегом крыши сарая, стоявшего на выезде.

Лошадь шла еще всё бодро, и дорога, казалось, не пропадала; ветер теперь был почти встречь. Поехали ровной рысцой и молча ехали полчаса, час, деревни всё не было.

– А ведь мы опять видно неладно едем, – сказал Вас[илий] Андр[еич].

– Известно, неладно. Похоже, смеркаться стало, а деревни нет. Видно, сбились. Ты напрасно влево воротил, вправо надо, – сказал Никита.

– Да он всё влево воротит.

– А воротит, так пущей. Куда-нибудь да вывезет.

В[асилий] А[ндреич] пустил вожжи, и только что он пустил, как лошадь тотчас же стала поворачивать; поворачивая, казалось, она совсем обратно пошла. Ветер стал дуть сзади, казалось теплее. Стало уже совсем смеркаться. И не прошло получаса, как впереди зачернело что-то, постройки или деревня, и вдруг сани стали скользить легче и под ногами лошади было меньше снега. Очевидно, они ехали по дороге.

– Тьфу ты! – вдруг проговорил Никита. – Ведь это опять Гришкино.

Опять они въехали в улицу, опять стало тише, теплее, только с крыши сдувало снег, была видна дорога, слышались голоса, и в окнах светились приветные огни.

– Заворачивай ко двору. Надо спросить толком, – сказал Никита.

В[асилий] А[ндреич] повернул лошадь через сугроб и остановил ее у ворот. Никита подошел к окну, постучал кнутовищем.

– Чего! Кто там? – откликнулся голос.

– Отложи, выдь-ка на час.

Долго говорили там, наконец, вышел мужик в одной белой праздничной рубахе и малый за ним в красной.