
Полная версия
Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Холстомер
–
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ
ВАРИАНТЫ К «ХОЛСТОМЕРУ».
*№ 1.
<съ уходящаго Васьки, пошелъ къ дому. Проходя мимо господскаго манежа, онъ4 остановился, долго смотрѣлъ на вычурный уже состарѣвшійся расписной фронтонъ, который онъ видѣлъ уже болѣе 30 лѣтъ, потомъ снялъ шляпу, почесалъ голову, опять надѣлъ шляпу, покачалъ головой и усы и борода раздвинулись отъ недоумѣвающей не то укоризненной, не то насмѣшливой улыбки. Чудно! и онъ еще засмѣялся и еще покачалъ головой, при чемъ шляпа попала на мѣсто.
Между тѣмъ> все выше и выше поднималось небо.
*№ 2.
<На варкѣ же, какъ только спустили его съ оброти, онъ прошелъ подальше отъ толпы молодежи по за столбами въ свой привычный уголъ и отставивъ ногу опустилъ голову.
– Что, взялъ, старая дрянь, сволочь, – заговорили кобылки. – Тоже кусаться, мужикъ сиволапый, Богъ знаетъ откуда взятъ, родился отъ мужички изъ сохи и гдѣ нибудь на задворкѣ и меня, Сметанкину правнучку смѣетъ… Скотина! – Меринъ не отвѣчалъ и только переставилъ ногу. – И мать то его свинья какая нибудь была, а не лошадь и отецъ не одинъ можетъ быть.....
– Нѣтъ! это слишкомъ, – вдругъ вскричалъ пѣгой. – Я не хотѣлъ говорить, но ежели ужъ вы семейство мое хотите позорить, я долженъ говорить, я не могу молчать…
Кобылки засмѣялись было.
– Смотри, смотри, какъ расходился.
– Молчать!! – крикнулъ пѣгой, величественно вскинувъ голову и отдѣливъ хвостъ. – Съ кѣмъ вы говорите, дрянь. Вы сволочь! Кто я, вы хотите знать?
– Да.
– Такъ знайте же.
Кобылки притихли. Что-то было повелительное и величавое въ звукахъ и движеньяхъ старика.
– Кто тотъ, на комъ возятъ воду и загоняютъ васъ, кто тотъ, у кого нѣтъ цѣлаго мѣста на спинѣ, уши прорваны, копыты обиты, ноги поломаны, кто тотъ, у кого нѣтъ ни друга, ни защитника, ни между вами, ни между [людьми], кто тотъ, чья участь хуже участи собаки, кто посмѣшище и чучела для всякой дѣвчонки? Кто я? – Да я былъ лошадь, я былъ силенъ, былъ счастливъ и любимъ.
– Да кто же ты? что такъ кричишь, шута изъ себя дѣлаешь? – проговорила приподнимая голову старая жеребая кобыла, улегшаяся на соломѣ.
– Шута? Да. – Все больше и больше разгорячаясь прокричалъ меринъ. – Кто я? – Онъ долго помолчалъ и на варкѣ все затихло. – Я Хлостомѣръ, – проговорилъ онъ внятнымъ и Мочаловскимъ шопотомъ.
– Да, я Хлостомѣръ, друзья мои! – повторилъ меринъ тронутый и смягченный5 выраженьемъ удивленія и раскаянья, отразившагося на всемъ табунѣ и всѣмъ сообщившагося. – Да, я знаменитый пѣгой, сынъ Добраго 1-го и Телки, – сказалъ [онъ], – я любимецъ Его, я тотъ, котораго отъыскиваютъ и не находятъ охотники. – Хотя и было въ тонѣ и словахъ мерина такая сила убѣжденія, что невольно толпа съ перваго мгновенія повѣрила ему, но во вторую за тѣмъ минуту явилась тѣнь сомнѣнія и многія оглянулись на старую, съ обсыпанной гречкой головой, старую Вязопуршу, дочь Добраго 2-го, <слѣдовательно кузину Хлостомѣра>, которая медленно волоча ноги, услыхавъ общее движенье <и слова6 Хлостомѣра>, подходила къ нему.
– Ты Хлостомѣръ, – проговорила она дрожащимъ голосомъ. – Боже! И какъ я любила тебя и какъ ты хорошъ былъ. Да это онъ. Но ужасно!
– И ты какъ перемѣнилась, – сказалъ Х[лостомѣръ], – я не хотѣлъ открываться, зачѣмъ будить сладкія, невозвратимыя воспоминанія. Я любилъ тебя. – Они ближе подошли другъ къ другу и перегнувъ шеи другъ за друга долго чесали холки и въ глазахъ у нихъ были слезы.7 Остальные молчали. Когда прошла первая радость и испугъ свиданья, Вязопурша подняла голову и спросила, какъ спрашиваютъ кобылы, чтобы онъ разсказалъ ей все, что дѣлалъ съ тѣхъ поръ, какъ они не видѣлись.
– Цѣлая жизнь не разсказывается въ двухъ словахъ, – грустно улыбаясь отвѣчалъ Хлостомѣръ, – но мнѣ спать не хочется и я разскажу тебѣ въ общихъ чертахъ.....
– Нѣтъ, все, все разскажи, – отвѣчала она.
– Все, все разскажите, – подхватили молодые голоса.
Хлостомѣръ помоталъ головой какъ будто припоминая, подвинулся къ навѣсу такъ, чтобы всѣмъ были слышны его слова, и началъ. Молодежь молча и тихо толпилась около него, кладя другъ другу шеи на спины. Вязопурша, самая старая изъ кобылъ, еще изъ Хрѣнового, подошла, положила голову на шею мерина, почесала его, тяжело вздохнувъ легла подлѣ на свѣжую солому. Было темно. Мѣсячный свѣтъ только виднѣлся изъ-за навѣса, самаго мѣсяца не видно было, роса была опять свѣжая и ложилась на солому двора и серебрила воздухъ. Подъ навѣсомъ тѣни были черны. За дворомъ постукивалъ караульщикъ и лаяли собаки. Изрѣдко шевелились ноги по соломѣ и стучали копыты о стѣны. Все было тихо и меринъ разсказывалъ.
Вечеръ 1-й.
– Я родился въ Хрѣновомъ, – началъ Хлостомѣръ. – Отца своего я не зналъ, какъ и всѣ благородныя лошади. Только впослѣдствіи мать говорила мнѣ про него, когда ее водили къ нему. Она говаривала, что это былъ Богъ Аполлонъ и она весной всегда бывала влюблена въ него. Мать моя Телка была первая красавица всего Хрѣноваго. Она была еще молода. Старшему брату было 4 года и онъ не имѣлъ цѣну. Я разъ только видѣлъ его. Онъ возвращался съ наѣздникомъ съ проѣздки, когда мы возвращались съ поля. Всѣ кобылы заржали и даже мать, не зная, что это былъ ея сынъ. Онъ былъ гнѣдой и хорошъ, какъ8 ясный день.
Самъ Графъ былъ тутъ. Съ нимъ были человѣкъ 5 охотниковъ. Онъ указалъ на меня и сказалъ: – Вонъ этотъ пѣгашка его братъ. – Хорошъ! – сказалъ кто-то. – Пѣгой, – сказалъ другой. Я не понялъ его.
Онъ былъ отъ другаго гнѣдаго отца, а я отъ сѣраго и потому вышелъ пѣгой. Пѣжина составила всю мою участь и счастье и несчастье.
*№ 2-а.
<Ему не дали покоя и тутъ. Началась такая возня, что Конюшій сказалъ табунщику и табунщикъ пришелъ на дворъ и разогналъ всѣхъ. Меринъ былъ избитъ и искусанъ. Онъ легъ. Всѣ столпились вокругъ него.
Все затихло. Онъ тяжело вздыхалъ и пошевеливалъ ушами. Всѣ вокругъ него точно слушали, точно удивились всѣ чему-то и зашевелились по соломѣ.>
*№ 3.
Все затихло, только слышались вздохи и переставленіе ногъ по свѣжей соломѣ. Меринъ молча поводилъ прорванными черными губами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Да, друзья мои, говорилъ пѣгой меринъ, я, какимъ вы меня видите, опоеннымъ, кривобокимъ, безъ цѣлаго мѣста на тѣлѣ, безъ хвоста и гривы, подъ сѣдломъ табунщика, водовозъ – я не то, что думаютъ обо мнѣ эти люди и что вы думали, я Хлыстомѣръ.
*№ 4.
Что значили слова: моя лошадь? Я понимаю, что значитъ: моя нога, моя голова, мой хвостъ; но почему же моя лошадь? Ежели бы это значило то, что тотъ, кто меня называетъ своимъ, тотъ и кормитъ меня, я бы понялъ, – но <кормили меня различные люди>, кормилъ меня конюхъ, не называвшій меня своимъ. Ежели бы это значило, что бьетъ меня тотъ, кто называетъ своимъ, я бы понялъ; но и били меня различные люди.
*№5.
Въ этомъ заключается главная страсть людей, и для того, чтобы говорить про какую либо вещь – мое, они готовы всѣмъ пожертвовать.
*№ 6.
Я провелъ ужасную ночь. Я передумалъ9 много въ эти 12 часовъ; но за это время навсегда рѣшились судьба и направленіе моей жизни. Всѣ радости жизни навсегда были потеряны; но несмотря на то я жилъ, и долженъ былъ долго жить, я это чувствовалъ.
*№ 7.
Государь говорить: Государство мое; но Государство это не содѣйствуетъ нисколько Его личному благосостоянію. Онъ не имѣетъ вслѣдствіе этой собственности ни больше силы, ни больше ума, ни больше образованія, ни главнаго, что дороже всего каждому животному, – ни больше досуга.
*№ 8.
Люди подлежать желанію называть вещи – мое, а мы свободны отъ10 низкаго инстинкта. Прежде отыскивая эту истину, я спрашивалъ себя: не означаетъ ли – мое какой нибудь прямой и существенной выгоды права или силы или обязанности для человѣка?
*№ 9.
Первое, моя пѣгая шерсть, сдѣлавшая меня въ глазахъ людей какимъ-то выродкомъ, несмотря на мою красоту и силу моего тѣла. Второе, измѣна и непостоянство моей матери; и третье, пріобрѣтеніемъ права конюшева между людьми называть меня своимъ жеребенкомъ.
*№ 10.
Что мнѣ было дѣлать? Какъ провести эту жизнь? Какъ заглушить въ себѣ11 сознаніе того исключительно несчастнаго положенія, въ которомъ я находился? Какъ въ этомъ, такъ и во многихъ другихъ случаяхъ есть только одно спасеніе для лошади. Это спасеніе есть трудъ. Вѣчный, непрестанный трудъ съ сознаніемъ того, что трудъ этотъ не приноситъ никакой пользы для себя и едва ли другимъ приноситъ какую либо пользу. Но какъ было трудиться стоя въ денникѣ? Никто не запрягалъ меня, а я готовъ бы былъ возить воду, ходить по колесу на рушалкѣ. Ожидая этаго времени, я сталъ оказывать усердіе при каждомъ удобномъ случаѣ. Я сталъ ѣсть, пить и спать, приготовляя себя къ труду. И скоро признаки моего усердія увѣнчались успѣхомъ.
*№ 11.
Одинъ разъ ѣздили Лебедя. Ген[ералъ] смотрѣлъ на часы. Лебедь12 была самая рѣзвая лошадь того времени. Онъ былъ хорошъ, гордъ, благороденъ,13 а я бѣжалъ шибче его, но никто не обращалъ на меня вниманія и не мѣрилъ моихъ шаговъ.
*№ 12.
Удивительное дѣло, – продолжалъ Холстомѣръ въ14 этотъ вечеръ. Я пришелъ въ своемъ разсказѣ къ тому лучшему времени жизни, которое выпало мнѣ во время моихъ скитаній.15 И это время я провелъ именно у этого толстаго, стараго, обрюзгшаго человѣка, котораго вы сейчасъ видѣли. Онъ не узналъ меня. Онъ человѣкъ, но я узналъ его, потому что любилъ его. Да, я любилъ его. Мы оба были не такіе, какъ теперь.
*№ 13.
Фамилія16 его князь Серпуховской. Онъ былъ богачъ, красавецъ и счастливецъ. Онъ гдѣ-то числился на службѣ, носилъ гусарскій мундиръ и жилъ въ Москвѣ.
*№ 14.
Конюшій же долженъ былъ продать меня за то, что разъ неосторожно пустивъ меня при Генералѣ поравняться съ Лебедемъ, я объѣхалъ Лебедя. Конюшій боялся гнѣва Графа и сбылъ меня.
*№ 15.
Молодецъ и красавецъ. Всѣ горничныя были17 безъ ума отъ него, даже одна барыня любила его. Денегъ у него всегда было въ волю. Гусаръ съ выигрыша давывалъ ему по 50 р. на чай (тогда считали на ассигнаціи). Все удавалось и барину и кучеру. Бывало поѣдетъ <гусаръ> въ театръ, мѣстъ нѣтъ, а его пустятъ, увидитъ женщину,18 кажется невозможно, a поѣдетъ день, другой и она его. Денегъ нѣтъ, овса купить не на что, получитъ долгъ или деньги изъ деревни или выиграетъ, и опять дѣвать некуда. И кучеръ былъ такой же, все рисковалъ и все удавалось. Не пускаютъ на гулянья одиночку, тронетъ возжами, жандармъ посторонится, и летитъ мимо квартальныхъ посерединѣ рядовъ. Кажется невозможно проскользнуть мимо экипажа, летитъ во весь махъ, проскользнетъ на волосокъ, а проскочитъ.
*№ 16.
Разъ въ трактирѣ 4-хъ купцовъ одинъ перебилъ и ничего не было. Напьется, баринъ никуда не ѣдетъ. А въ любви такъ счастливь былъ, что даже гадко было смотрѣть на него. И несмотря на счастье этихъ людей и на то, что мнѣ тяжело было у нихъ
*№ 17.
Утро обыкновенно онъ каталъ то самаго Князя, то какую нибудь изъ его любовницъ. Никогда19 меня не били кнутомъ. Къ вечеру Князь обѣдалъ, потомъ перепрягали, иногда и самъ Х[олстомѣръ] возилъ въ театръ и оттуда въ клубъ, къ цыганамъ и на цѣлую ночь. – Одинъ разъ Князь поѣхалъ на бѣгъ, вошелъ въ бесѣдку къ пріятелямъ. Бѣжали лошади знакомыя:20 вороной Атласный21 и Молодецкій. Они пробѣжали.22 Атласный пришелъ къ23 столбу.24 Князь сталъ смѣяться, что въ25 такія секунды26 его пѣгашка27 придетъ.28
– Пари 1000 рублей.
– Идетъ.
Пустили29 меня съ30 Атласнымъ. Понеслись.31 Я безъ поддужнаго,32 онъ съ поддужнымъ.33 Въ заворотѣ я его кинулъ; хохотъ и громъ рукоплесканій. Меня стали проваживать. Я хожу поматываю головой и хвостомъ. Сошли смотрѣть. Все гадкія рожи, покупать. Князь не продалъ.34 Я былъ радъ, но можетъ быть я бы не погибъ такъ рано, если бы онъ продалъ меня. – Скоро послѣ этого меня погубили и я сталъ тѣмъ одромъ, котораго вы знаете.
Тутъ все продали и я попалъ къ М. И. Яковлевой, къ Ник[олѣ] Явлен[ному].
–
Уже стало разсвѣтать, табунъ выгнали. Лошади стали шалить. Сначала посмѣялись между собой, потомъ стали задирать. Не было силы и красоты, такъ чтожъ, что она была. Такъ у лошадей. Въ этотъ вечеръ встрѣтили хозяина. Однако вечеромъ собрались слушать. – Вы видѣли его. Такъ то и со мной. Старушка была набожна. Мы, лошади, считаемъ, что въ старости одно утѣшенье, знать, что я отжилъ, что я никуда не годенъ и пора мнѣ на покой въ другую жизнь, а у нихъ и воздухъ, поручи, свѣчи, монахи. Она сѣкла кучера. Мы, бывало, часто говорили съ нимъ. Лучше бы меньше попамъ давала, а людей бы жалѣла, я соглашался съ нимъ. – Сынъ ея просилъ. Она не дала и послала меня въ деревню. Тамъ объѣлся. У меня въ коридорѣ сѣкли стариковъ иногда. Все пошло хуже и хуже, былъ я у краснорядца, былъ на почтѣ, на кругу. Сначала я попалъ на почту. Тутъ… но ворота заскрипѣли, вошелъ Васька и погналъ даже галопомъ – въ кабакъ. Тамъ лизались.
................................................................................................................................................
В[аська], Н[естеръ] были позваны къ барину. Какже могла быть короста. Коновалъ тутъ. Ободрать.
На другой день пришли съ страшнымъ человѣкомъ.35 Но было поздно. Онъ умеръ своей смертью. Табунъ проходя шарахнулся и полетѣлъ.
*№ 18.
Да, лучшее время своей жизни я провелъ у Серпуховского и онъ провелъ лучшее время своей жизни тогда, когда былъ со мной. <Я любилъ его и нельзя было не любить его>. Тотъ обрюзглый старикъ, который сейчасъ поддакивалъ вашему хозяину и льстилъ ему, это былъ онъ, тотъ самый мой бывшій хозяинъ-красавецъ, счастливецъ, который никого не любилъ и котораго всѣ любили. Онъ не узналъ меня, потому что онъ человѣкъ, но я тотчасъ же узналъ его...... не его, а его трупъ, движущійся и ходящій на ногахъ. Не тотъ онъ былъ, когда 20 лѣтъ тому назадъ онъ поѣхалъ со мной на бѣгъ и смѣясь сталъ говорить, что онъ на Пѣгашѣ на своемъ объѣдетъ Атласнаго и пустилъ меня. Это было послѣднее блестящее наше время.
*№ 19.
Но гость не слушалъ.
– Откуда у тебя эта лошадь? – повторялъ гость перемѣнившимся голосомъ.
Хозяинъ оглянулся.
– Какая?
Онъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что гость его съ измѣнившимся лицомъ смотрѣлъ на пѣгаго мерина, на которомъ ѣхалъ табунщикъ, и гладилъ рукою его костлявую голову.
– Да что ты? Этотъ одеръ-то? Да ну, табунная лошадь какая то!
– 36Нѣтъ, ей Богу, ну двѣ капли воды мой пѣгой. Ну двѣ капли воды мой Хлыстомѣръ, съ которымъ я въ 30-хъ годахъ видѣлъ столько горя и радости. – И онъ ласкалъ его рукой. Хлыстомѣръ вѣроятно узналъ стараго хозяина, онъ закрылъ лѣвый глазъ, глядѣлъ однимъ правымъ и на правомъ глазу вѣка его нервически дрожала. Табунъ отдалился въ это время. Отъ того ли, что онъ отдалился, или оттого, что Хлыстомѣръ узналъ хозяина, но онъ попробовалъ заржать, чего онъ уже давно не дѣлалъ.
– Видишь, узналъ! Постарѣли мы съ тобой, Хлыстомѣрушка! – грустно сказалъ гостъ и, шлепнувъ его большой рукой по крупу, пошелъ съ хозяиномъ разсматривать другихъ лошадей.
*№ 20.
но гость не слушалъ. Онъ смотрѣлъ на пѣгаго подъ табунщикомъ.
– Да, да, – говорилъ онъ разсѣянно. – Откуда у тебя пѣгашъ этотъ?
– Ты взгляни, – говорилъ хозяинъ, не отвѣчая, – ноги взгляни, струна…
– Да, да. Откуда у тебя пѣгашъ этотъ? – повторилъ гость. – Хозяинъ оглянулся.
– Этотъ одеръ-то? Купили гдѣ то на ярмонкѣ.
– Помнить, я тебѣ говорилъ, —сказалъ гость, – про своего знаменитаго Холстомѣра, – ну двѣ капли воды, пѣжины такія же. Охъ, лошадь же была.
Холстомѣръ вѣроятно не узналъ стараго хозяина.
*№ 21.
Можетъ быть такіе37 люди непріятны бываютъ, но38 этотъ человѣкъ, сидѣвшій за чайнымъ столомъ, такъ очевидно былъ счастливъ и39 доволенъ своимъ счастьемъ, что сердце радовалось глядя на него, <несмотря на то, что у40 него была французская бородка съ хвостиками, а у41 нея такъ много ненужныхъ и некрасивыхъ брильянтовъ.>
*№ 22.
Онъ былъ одѣтъ въ военную шинель42 мундира коннозаводства. Военный пальто былъ все таки такой, какого бы никто себѣ не сдѣлалъ, кромѣ богача, бѣлье тоже. Часы были тоже англійскіе. Сапоги на какихъ-то чудныхъ въ палецъ толщины подошвахъ, очень можетъ удобныхъ для ходьбы по лондонской мостовой, но не для <мягкихъ> устеленныхъ листьями дорогъ русской деревни. Но ужъ, видно, такъ надо было.
*№ 23.
и добрые отъ счастья, особенно ухаживали за бѣднымъ Никитой. Видъ счастья его друга и молодой еще болѣе заставлялъ его обратившись къ своему прошедшему пасть духомъ.
*№ 24.
Онъ досталъ свою сигарочницу.– У меня есть очень хорошія, попробуй моихъ; и въ глазахъ его мелькнулъ опять страхъ и безпокойство: не подумалъ бы его юноша пріятель, что у него нѣтъ хорошихъ сигаръ.
Мари поторопилась отвернуться. Ей ужасно жалко было его. Она знала его еще во всемъ блескѣ и ежели бы только онъ захотѣлъ, могла быть и его.
– Нисколько. Вы смѣетесь надо мной, – сказала она и улыбнулась своей красивой доброй улыбкой.
*№ 25.
Хозяинъ разсказывалъ, наивно и добродушно хвастаясь своимъ богатствомъ и не замѣчая, какъ больно это было его гостю.
*№ 26.
– Онъ прогорѣлъ, – сказалъ Серпуховской и опять испуганно посмотрѣлъ кругомъ. Онъ проигралъ Никитѣ 120 тысячъ. – Что ты не играешь? – Нѣтъ. – Абаза чертовски играетъ теперь американскіе, знаешь? – Нѣтъ. Онъ разсказалъ ему. – Я ужъ не играю. Такое несчастье, не можешь себѣ представить! – Онъ замолкъ. Жена ушла. Онъ оглянулся. – Что жъ ты долго? – Да вотъ до бѣговъ самъ поведу, а потомъ за границу. – Будешь ужинать? – Какъ вы? – Мы ужинаемъ, только надо раньше. Фрицъ. Накрылъ столъ. Тоже съ штуками. Сифоны, куколки на пробкахъ. Она не вышла, хозяинъ все выбѣгалъ къ ней. – Нездоровится, знаешь, она беременна… За ужиномъ Серпуховской выпилъ много кромѣ водки передъ ужиномъ. – Давай выпьемъ бутылочку.
*№ 27.
Онъ помолчалъ. Славный малый! – подумалъ хозяинъ и подлилъ ему вина. У Серпуховскаго были слезы какъ будто. Онъ видимо разсердился на себя, выпилъ. – Ну какой же рѣзвѣе всѣхъ у тебя ѣдетъ? Нечего дѣлать было, хоть и не хотѣлъ онъ отвѣта, а надо было отвѣчать. Хозяинъ отвѣтилъ. – Изъ молодыхъ кобылъ вчера проѣзжали безъ 5 секундъ. – Хорошо, только двѣ лошади бѣжали рѣзвѣе. Д[обрый] и Полканъ. – Нѣтъ, братъ, не двѣ, a рѣзвѣе Полкана и Добраго бѣжала моя лошадь, Хлыстомѣръ. Ты его не знавалъ у меня. Да что, ты былъ мальчишка. Хлыстомѣръ у меня былъ.
*№ 28.
– Обѣжитъ, вонъ у меня пѣгой заложенъ, я для рѣдкости у барышника купилъ, давайте кто хочетъ пари? Я предлагаю 1000 р. – Ну полно врать. – Я говорю пари, – сказалъ С[ерпуховской] тѣмъ тономъ увѣренности, силы и чистоты, которымъ онъ вѣрно говаривалъ въ старину. – Съ кѣмъ хотятъ бѣгу. Вызвались Воейковъ и Сип., назначили день, пріѣхали на бѣгъ. Пустили Лебедя и моего. – Пять секундъ раньше пришелъ, 1000 р. выигралъ пари. Покупали у меня, не продалъ. – Точно такой, какъ твой пѣгой. Ушелъ спать одинъ и долго вспоминалъ ночь проигрыша и молодость и любовь.

Страница черновой рукописи 1885 г. «Холстомера».
(Размер подлинника).
Теперь умирать, хоть бы пришелъ кто нибудь. – Надо занять или поиграть или соблазнить ее. Ахъ я подлецъ! Подлецъ! вспомнилъ Шев. треплящимъ по плечу. Онъ зашелъ къ нему у него просить денегъ, и говоритъ: я подлецъ. – На другой день онъ уѣхалъ, денегъ было мало въ кошелькѣ на столѣ.
*№ 29.
Серпуховской ходилъ взадъ и впередъ. Я подлецъ – застрѣлиться, нѣтъ. Водки.
*№ 30.
Позвольте цыганамъ продать. – Нѣтъ, собакамъ рѣжутъ же. Зарѣжьте. Утро тихое, ясное. Табунъ пошелъ въ полѣ. Хлыстомѣръ остался, пришелъ страшный человѣкъ, повелъ его. Зарѣзали. Собаки рвутъ, кобель особенно. Лошади шарахаются.
Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Хозяинъ сказалъ женѣ: – Можешь себѣ представить, Серпуховской пьетъ запоемъ водку и болѣнъ такъ, что ему, говорятъ, не долго жить.
–
Комментарии Б. М. Эйхенбаума43
ХОЛСТОМЕР.
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ.
Еще 31 мая 1856 г., скоро после окончания «Двух гусар», Толстой записал в Дневнике: «Хочется писать историю лошади». Замысел этот возник тогда у Толстого, вероятно, под влиянием знакомства с А. А. Стаховичем, владельцем большого конного завода в Орловской губернии и основателем Петербургского бегового общества. Стахович вспоминает: «Еще в начале пятидесятых годов я заинтересовался рассказами старых коннозаводчиков о необыкновенной резвости «Холстомера», пробегавшего 200 сажен в 30 секунд, еще в начале восьмисотых годов в Москве на Шабловскомском бегу графа А. Г. Орлова-Чесменского. По смерти графа управляющий конным заводом, немец-берейтор графини А. А. Орловой, – вылегчил и продал вороного «Холстомера» за большие отметины и огромную лысину. Лошади с именем «Холстомера» никогда не было в Хреновой. После долгих изысканий мне удалось установить, что «Холстомер» была кличка, данная гр. Орловым за длинный и просторный ход (словно холсты меряет), вор. «Мужику 1-му», родивш. в Хреновском заводе в 1803 году от «Любезного 1-го» и «Бабы», выхолощенному в 1812 году». («Литературный вестник» 1903 г., т. VI, кн. 7—8, стр. 255.)
Историей Холстомера заинтересовался брат А. А. Стаховича, писатель М. А. Стахович (сотрудник «Москвитянина», автор пьесы «Ночное» и комедии «Наездники»). Он собирался написать повесть – «Похождения пегого мерина». Как вспоминает А. А. Стахович, план этой повести был следующий: «как покупает «Холстомера» на Хреновском аукционе богач московский купец (тут просторное поле для описания быта этих первых страстных охотников резвых орловских меринов, зa которых плачивали они «большие тысячи»); потом переходит он к лихому гвардейцу времен императора Александра Павловича, который дарит знаменитого пегого столь же знаменитому Илье, главе цыганского хора. Возил «Холстомер» и цыганку Танюшу, восхищавшую своим пением А. С. Пушкина, потом попадает он к удалу молодцу-разбойничку, а под старость, уже разбитый жизнью – к сельскому попу, потом в борону мужика, и умирает под табунщиком».
М. Стахович не успел написать эту повесть: в 1858 г. он был убит своими крестьянами.
Судя по приведенной записи в Дневнике, Толстой в 1856 г. собирался написать нечто аналогичное. К этому году или к ближайшему относится, вероятно, и воспоминание И. С. Тургенева – о том, как Толстой гулял с ним по выгону и, остановившись перед старым мерином, стал рассказывать, что думает и чувствует эта лошадь: «Он не только вошел сам, но и меня ввел в положение этого несчастного существа. Я не выдержал и сказал: «Послушайте, Лев Николаевич, право, вы когда-нибудь были лошадью». Да, вот извольте-ка изобразить внутреннее состояние лошади». («Исторический вестник» 1890 г., №2, стр. 276. Ср. «Исторический вестник» 1911 г., № 3, стр. 861.) Возможно, что Толстой слышал про историю Холстомера от М. А. Стаховича. Надо, впрочем, сказать, что такого рода сюжеты были тогда, повидимому, довольно распространенными (ср. аналогичную историю лошади в очерке А. Башуцкого «Водовоз» – см. в книге Б. М. Эйхенбаума «Лев Толстой. Книга вторая. Шестидесятые годы», Лнгр. 1931). Во всяком случае возврат к этому замыслу произошел после разговора Толстого с А. А. Стаховичем, уже после смерти М. А. Стаховича. «В 1859 или 1860 году (вспоминает А. Стахович) ехал я с Львом Николаевичем на почтовых из Москвы в Ясную поляну. Дорогой рассказал я сюжет повести «Похождения пегого мерина», которую не успел дописать покойный брат, и мне показалось, что мой рассказ заинтересовал графа».
Неизвестно точно, в какой момент взялся Толстой зa писание «Холстомера». 3 марта 1863 г. в Дневнике записано: «Мерин не пишется, фальшиво. А изменить не умею». Затем следует рассуждение о том, что люди делают всё по требованиям природы, после чего опять о рассказе: «В Мерине всё нейдет, кроме сцены с кучером сеченным и бега». Известно, что в это же время Толстой деятельно занимался хозяйством и собирался строить винокуренный завод (ср. в его письме к М. Н. Толстой от 8 марта 1863 г.: «Я счастливый человек, живу, прислушиваюсь к брыканию ребенка в утробе Сони, пишу роман и повесть и приготавливаюсь к постройке винокуренного завода»). Документом, отражающим в себе оба дела – писание «Холстомера» и постройку винокурни, является сохранившийся среди рукописей лист бумаги с конспектом повести и с двумя чертежами: планом винокурни и планом конюшни (см. в описании рукописей, № 5-6)
Приводим здесь конспект повести:
КОНСПЕКТЪ.Пѣгой. Посѣщеніе хозяина. Несправедливость. Любовность и притворство матери. Случка. Дружба съ Вязопурихой.