Потоп

– Но зачем же он насилует меня?.. Как могу я ему доверять, раз вся Литва только и говорит что о притеснениях лучших граждан в Кейданах.

Кмициц вздохнул с облегчением: по тону и словам мечника он понял, что тот начинает колебаться.

– Благодетель мой! – сказал он почти весело. – Между соседями насилие часто бывает началом дружеских чувств. Ну а когда вы приказываете снять колеса с кареты милого гостя, разве это не насилие? А тут знайте, что если бы мне даже пришлось связать вас и везти в Кейданы с драгунами, то для вашего же блага. Подумайте только: повсюду бродят толпы взбунтовавшихся солдат и бесчинствуют, приближаются шведские войска, а вы думаете, что вам удастся уцелеть здесь, что не могут прийти одни или другие, ограбить вас, сжечь, разорить и покуситься на вашу жизнь? Разве Биллевичи – крепость? Разве вы можете здесь быть вне опасности. Только в Кейданах вам ничто не угрожает; а здесь будет стоять княжеский отряд, который будет охранять ваше имущество как зеницу ока, и если у вас пропадут хотя бы вилы, то вы можете конфисковать все мои имения. Мечник начал ходить по комнате.

– Могу ли я верить вашей милости?

– Как самому себе! – ответил Кмициц.

В эту минуту в комнату вошла панна Александра. Кмициц подошел к ней порывисто, но вдруг он вспомнил, что произошло в Кейданах, и ее холодное лицо приковало его к месту. Он лишь молча поклонился.

Мечник остановился перед нею.

– Мы должны ехать в Кейданы! – сказал он.

– Это еще зачем? – спросила она.

– Князь-гетман просит.

– Очень любезно… как сосед… – прибавил Кмициц.

– Так любезно, что если мы не поедем, – с горечью ответил мечник, – то этому кавалеру приказано окружить нас драгунами и отвезти силой.

– Не дай же господи, чтобы до этого дошло! – сказал Кмициц.

– Разве я вам не говорила, дядя, – сказала панна Александра, – что надо бежать как можно дальше, ибо нас тут не оставят в покое… Вот оно и вышло!..

– Что делать? Что делать? От насилия нету лекарства! – воскликнул мечник.

– Да, – сказала панна, – но мы не должны по доброй воле ехать в этот опозоренный дом! Пусть же разбойники берут нас силой и везут! Не одних нас будут преследовать, не на одних нас обрушится месть изменников; но пусть они знают, что мы предпочитаем смерть позору!

Тут она с выражением глубочайшего презрения обратилась к Кмицицу:

– Свяжите нас, пан офицер или пан палач, и велите привязать к лошадям, иначе мы не поедем!

Кровь бросилась в голову Кмицицу; минуту казалось, что он разразится страшным гневом, но он поборол себя:

– Ах, мосци-панна! – сказал он сдавленным от волнения голосом. – Я в опале у вас, коли вы хотите сделать из меня изменника и насильника! Пусть Господь рассудит, кто из нас прав: я ли, служа гетману, или вы, помыкая мной, как собакой. Бог дат вам красоту, но дал и жестокое, неумолимое сердце! Вы сами готовы страдать, только бы доставить другому еще большие муки! Но вы переходите границы, – клянусь Богом! – переходите границы! И это ни к чему не приведет!

– Она дело говорит! – воскликнул мечник, у которого вдруг прибавилось храбрости. – Мы не поедем добровольно! Везите нас с драгунами!

Но Кмициц был так взволнован, что не обратил на его слова никакого внимания.

– Вам доставляют наслаждение чужие страдания, – продолжал он, – вы назвали меня изменником без всякого суда, не позволив мне сказать ни слова в свое оправдание. Пусть будет так… Но в Кейданы вы поедете, неволей иль волей, все равно. Там обнаружатся все мои стремления, там вы узнаете, справедливо ли меня оскорбили; там совесть вам подскажет, кто из нас для кого был палачом. Другой мести мне не надо… Я ничего больше не хочу! Вы гнули лук, пока его не сломали… Под вашей красотой, как под цветком, скрывается змея. Но бог с вами! Бог с вами!

– Мы не поедем! – повторил еще решительнее мечник.

– Не поедем! – крикнули паны Худзынский из Эйраголы и Довгирд из Племборга.

Тогда Кмициц, бледный, со стучащими от гнева зубами, крикнул им:

– Ну! Попробуйте еще раз сказать, что не поедете! Слышите топот? Мои драгуны едут. Скажите кто-нибудь, что не поедете.

Действительно, за окном раздался топот лошадиных копыт. Все увидели, что спасения нет. Кмициц сказал:

– Панна! Через несколько минут вы должны быть уже в коляске, иначе дядюшке достанется пуля в лоб.

Им, очевидно, все больше овладевал приступ бешеного гнева, он крикнул так, что стекла задрожали:

– В дорогу!

Но в это время дверь в сени тихо отворилась, и чей-то незнакомый голос спросил:

– А куда это, мосци-кавалер?

Все окаменели от удивления и посмотрели на дверь, в которой стоял какой-то маленький человек в панцире и с обнаженной саблей в руках. Кмициц отшатнулся, точно увидел привидение.

– Пан… Володыевский! – вскрикнул Кмициц.

– К вашим услугам! – ответил маленький человек.

И он вошел в комнату; за ним вошли толпой Мирский, Заглоба, двое Скшетуских, Станкевич, Оскерко и Рох Ковальский.

– А, – крикнул Заглоба, – поймал казак татарина! А мечник обратился к вошедшим:

– Кто бы вы ни были, рыцари, спасите гражданина, коего, вопреки праву, происхождению и сану, хотят арестовать. Спасите, мосци-панове братья, шляхетскую свободу!

– Не бойтесь, ваць-пане! – ответил Володыевский. – Драгуны этого кавалера уже связаны, и теперь он больше нуждается в помощи, чем вы!

– А еще больше в священнике! – прибавил Заглоба.

– Не везет вам, пан кавалер! Второй раз сводит нас судьба, и я опять у вас на дороге! – сказал Володыевский, обращаясь к Кмицицу. – Вы, верно, не ждали меня?

– Не ждал! – ответил Кмициц. – Я думал, что вы в руках князя.

– Бог дал мне вырваться из его рук, а вам ведомо, что здесь идет дорога на Полесье. Но не в том дело! Когда вы первый раз хотели похитить эту панну, я вызвал вас на поединок… Не правда ли?

– Да, – ответил Кмициц, невольно прикасаясь к голове.

– Теперь дело другое! Тогда вы были забиякой, что часто встречается среди шляхты, и ничего в этом позорного нет; теперь же вы недостойны того, чтобы драться с честным человеком.

– Почему? – спросил Кмициц, гордо подняв голову и глядя прямо в глаза Володыевскому.

– Ибо вы ренегат и изменник! – ответил Володыевский. – Ибо вы честных солдат, защищающих отчизну, резали, как палач, ибо благодаря вам наша несчастная страна стонет под новым бременем… Короче говоря, выбирайте смерть, пришел ваш последний час!

– По какому же это праву вы хотите меня судить и казнить? – спросил Кмициц.

– Мосци-пане, – ответил Заглоба, – лучше молитесь, чем спрашивать нас о праве. Если вы можете сказать что-нибудь в свое оправдание, то говорите скорее: здесь не найдется ни одной души, которая бы за вас заступилась. Я слышал, что один раз эта панна добилась вашего освобождения из рук Володыевского, но после того, что вы сделали теперь, и она, верно, откажется просить за вас.

Глаза всех присутствующих невольно обратились на молодую девушку, стоявшую неподвижно, точно в окаменении. Глаза ее были опущены, лицо мертвенно и холодно; но она даже шагу вперед не сделала и не сказала ни слова.

Тишину нарушил голос Кмицица:

– Я не прошу у этой панны заступничества.

Панна Александра молчала.

– Эй, сюда! – крикнул Володыевский, подойдя к дверям.

Послышались тяжелые шаги, которым завторил звон шпор, и в комнату вошло шесть солдат во главе с Юзвой Бутрымом.

– Берите его, – скомандовал Володыевский, – уведите за деревню и пулю в лоб!

Тяжелая рука Бутрыма легла на плечо Кмицица; схватили его и остальные солдаты.

– Не позволяйте им тормошить меня, как собаку! – сказал он Володыевскому. – Я и сам пойду!

Маленький рыцарь дал знак солдатам, и они отпустили его, но окружили со всех сторон; а он шел спокойно, никому не говоря ни слова и шепча про себя молитву.

Панна Александра тоже вышла в противоположную дверь. Она прошла одну комнату, другую, вытягивая в темноте руки; наконец голова у нее закружилась, что-то сдавило ей грудь, и она упала без чувств.

А среди оставшихся в первой комнате некоторое время царило молчание, наконец мечник спросил:

– Неужели нет для него пощады?

– Жаль мне его, – ответил Заглоба, – он так храбро шел на смерть.

– Он расстрелял несколько человек из моего полка, не считая тех, которых перебил во время битвы, – сказал Мирский.

– И из моего тоже, – прибавил Станкевич. – А людей Невяровского он, говорят, перерезал всех до одного!

– Должно быть, ему Радзивилл приказал, – сказал Заглоба.

– Мосци-панове, – заметил мечник, – вы этим накличете на мою голову месть гетмана!

– Вы должны бежать! Мы едем на Полесье, к восставшим полкам, собирайтесь и вы с нами. Иначе сделать нельзя! Можете скрыться в Беловеже у родственника пана Скшетуского. Там вас никто не найдет.

– Но они разорят мое имение!

– Речь Посполитая вас вознаградит.

– Пан Михал, – сказал вдруг Заглоба, – я побегу сейчас посмотреть, нет ли при этом несчастном каких-нибудь гетманских писем? Помните, что я нашел у Роха Ковальского?

– Ну так садитесь на коня! Не то запоздаете, и бумаги запачкаются кровью! Я нарочно велел вывести его за деревню, чтобы не испугать панну выстрелами, иные панны очень чувствительны…

Заглоба вышел, и в ту же минуту раздался топот лошадиных копыт; Володыевский обратился к мечнику:

– А что делает ваша родственница?

– Должно быть, молится за того, кто сейчас предстанет перед Богом.

– Пусть Господь пошлет ему вечный покой! – сказал Ян Скшетуский. – Если бы он служил Радзивиллу не по доброй воле, я бы первый за него заступился, но если он не захотел стать на защиту отчизны, то он мог хоть не продавать своей души гетману.

– Верно! – ответил Володыевский.

– Он виновен и заслуживает того, что с ним случилось! – сказал Станислав Скшетуский. – Но я предпочел бы все же, чтобы на его месте был Радзивилл или Опалинский… Ох, Опалинский!

– Насколько он виноват, – вмешался Оскерко, – вы можете судить из того, что эта панна, женихом которой он был, не нашла ни слова в его защиту! Я видел, как она мучилась, но молчала, – как же можно заступаться за изменника?!

– А любила она его когда-то всей душой, знаю я это, – сказал мечник. – Позвольте мне, Панове, пойти посмотреть, что с нею; это для нее тяжкое испытание.

– И собирайтесь поскорее в дорогу, ваць-панове! – сказал маленький рыцарь. – Мы дадим лишь немного отдохнуть лошадям и едем дальше. Отсюда слишком близко до Кейдан, а Радзивилл должен был туда вернуться.

– Хорошо! – сказал шляхтич. И вышел из комнаты.

В ту же минуту раздался пронзительный крик. Рыцари бросились на крик, не понимая, что случилось; бежала прислуга со свечами, и все увидели мечника, поднимавшего молодую девушку, которую он нашел лежащей без чувств на полу.

Володыевский подбежал к нему на помощь, и они положили ее без признаков жизни на диван. Прибежала старая ключница с разными лекарствами и стала приводить ее в чувство. Наконец панна открыла глаза.

– Вам не место здесь, Панове! – сказала старая ключница. – Мы и без вас обойдемся!

Мечник вывел гостей.

– Я предпочел бы, чтобы всего этого не было, – сказал он. – Вы могли бы взять с собой этого несчастного и расправиться с ним по дороге, а не у меня! Как же теперь ехать, когда девушка еле жива? Ведь она может захворать!

– Свершилось, – сказал Володыевский. – Мы посадим панну в коляску. Бежать вам все-таки нужно, месть Радзивилла никого не щадит.

– А может быть, панна скоро оправится, – заметил Ян Скшетуский.

– Коляска удобна и запряжена, Кмициц ее привез с собою, – сказал Володыевский. – Идите же, пан мечник, и скажите вашей панне, пусть она соберется с силами, поездки откладывать нельзя. Мы должны ехать сейчас, не то к утру, пожалуй, подоспеют радзивилловские войска.

– Правда! – ответил мечник. – Иду!

Спустя некоторое время он вернулся со своей родственницей, которая не только оправилась, но была уже одета в дорогу. Лишь щеки ее горели и глаза блестели, как в лихорадке.

– Едемте, едемте! – сказала она, войдя в комнату.

Володыевский вышел на минуту в сени, чтобы распорядиться насчет коляски, и вскоре все стали собираться в путь.

Не прошло и четверти часа, как за окнами раздался грохот подъезжающего экипажа и топот лошадиных копыт по камням, которыми была вымощена дорога перед крыльцом.

– Едемте! – сказала Оленька.

– В дорогу! – крикнули офицеры.

Вдруг дверь с шумом раскрылась, и в комнату вбежал запыхавшийся Заглоба.

– Я приостановил казнь! – крикнул он.

Оленька в одну минуту побледнела как полотно; казалось, что она тут же лишится чувств, но никто на нее не обратил внимания, глаза всех были устремлены на Заглобу, который в это время дышал, как огромная рыба, ловя губами воздух…

– Вы приостановили казнь? – спросил его Володыевский. – Почему?

– Почему? Дайте отдышаться… Если б не этот Кмициц, мы все давно уже висели бы на кейданских деревьях… Уф! Мы хотели убить нашего благодетеля… Уф!..

– Как так? – вскрикнули все разом.

– Как? Вот прочтите это письмо и узнаете.

С этими словами Заглоба подал Володыевскому письмо, тот стал читать его, останавливаясь каждую минуту и посматривая на товарищей; это было письмо, в котором Радзивилл упрекал Кмицица, что благодаря его усиленным просьбам он освободил их от смерти в Кейданах.

– А что? – говорил при каждой остановке Заглоба.

Письмо кончалось, как известно, поручением привезти Биллевича и Оленьку в Кейданы. Кмициц, должно быть, захватил его с собою, чтобы, в крайнем случае, показать его мечнику, но не успел.

Теперь уже не было никакого сомнения, что если бы не Кмициц, то оба Скшетуские, Володыевский и Заглоба были бы казнены тотчас же после подписания знаменитого договора с Понтусом де ла Гарди.

– Панове, – сказал Заглоба, – если теперь вы прикажете его расстрелять, клянусь Богом, я отрекаюсь от вас совсем…

– Об этом и речи быть не может! – ответил Володыевский.

– Ах! Какое счастье, – воскликнул Скшетуский, – что вы, отец, прочли письмо прежде, чем везти его к нам.

– Ну и догадлив же! – заметил Мирский.

– А что? – воскликнул Заглоба. – Другой на моем месте вернулся бы к вам прочесть письмо, а того бы уж в это время расстреляли. Как только мне принесли найденную при нем бумагу, меня точно что-то кольнуло – ведь я от природы любопытен. Двое проводников с фонарями ушли вперед и были уже на лугу, но я велел их позвать. И когда начал читать, со мной чуть дурно не стало, точно меня обухом по голове хватили. «Скажите, ради бога, пан кавалер, – говорю я Кмицицу, – почему вы не показали этого письма?» – «Потому что не хотел!» – ответил он. Вот гордая бестия, даже в минуту смерти. Тут я схватил его и давай обнимать. «Благодетель наш! – говорю я ему. – Если бы не ты, то нас бы давно воронье клевало». И велел вести его назад, а сам во весь дух помчался к вам, чтобы сообщить обо всем, что произошло… Уф…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Всеобщее ополчение.

2

Гетман – командующий войском.

3

Подлый! (литов.).

4

Подскарбий – государственный казначей.

5

Ян Казимир, государь (лат.).

6

Начало гибели государства (лат.).

7

Воеводой русским в 1646–1651 гг. был князь Иеремия Вишневецкий.

8

Воевода витебский – Павел Ян Сапега.

9

Абсолютную власть (лат.).

10

Отсутствует; здесь: дезертир (лат.).

11

Т.е. войну Речи Посполитой с Русским государством.

12

Запрещаю! (лат.).

13

Сочтено – взвешено – измерено (халдейск.).

14

Лифляндия (пол. Инфлянты) – территория современной северной части Латвии и южной части Эстонии).

15

Прощай, брат (фр.).

16

Защитник родины! (лат.).

17

Ракоци – князья Семиградья (Трансильвании).

18

«Я вас!» – грозный окрик Нептуна, обращенный к ветрам (лат.) (Вергилий. «Энеида»).