Счастья тебе, дорогуша!

Татьяна Веденская

Счастья тебе, дорогуша!

Отдельные названия глав подсмотрены на майках отдыхающих Краснодарского края.

Часть первая

Все бабы как бабы, а я королева

1

«Вышла из себя. Вернусь через 5 минут»

Людям свойственно ошибаться, и я, к сожалению, не была исключением из этого правила. Время от времени меня заносило… немного. Обычно я могла с легкостью, как дважды два, доказать, что я ни в чем не виновата. И даже больше, я с идеальной точностью пояснила бы, почему и где не прав ОН. И это не являлось бы натяжкой. Возможно, это была бы даже правда. Возможно, но только не на этот раз. И хотя в кафе, где я вот уже полчаса дожидалась чашки эспрессо, меня позвал он, я все равно чувствовала себя неуютно. Он пригласил меня для разговора, но не просто для разговора, а для РАЗГОВОРА – большого выяснения наших непростых отношений. И мне бы лучше репетировать примирительную речь, но вместо этого я только и думала о том, что кофе все не несли.

– Какого черта вы ни хрена не делаете? – показывала я всем своим видом. – Вы что, слишком заняты, чтобы заняться своими прямыми обязанностями?

– Мы вас не видим, мы слишком заняты, чтобы смотреть по сторонам, – демонстративно отворачивались они. Хотя аншлага в кафе не было. В другой день я бы наверняка что-то им сказала. Или вообще удалилась бы из кафе, предоставив Кешке искать и вызванивать меня по телефону. А на вопрос, почему это я уехала, не дождавшись его, я бы ответила, что сидеть в подобном месте выше моего терпения. Но сегодня я сидела молча. У меня так сильно от волнения пересохло во рту, что если бы мне пришлось что-то сказать сейчас, получился бы только петушиный крик, а не членораздельная речь. Хорошо, что он еще не пришел, подумала я. Не стоит ему знать, что я волнуюсь.

Я перекинула ногу на ногу, подперла подбородок кулачком и вздохнула. Признаю, в этот раз меня занесло несколько сильнее обычного. Может быть, поэтому я сегодня так нервничала? Все-таки быть виноватой совсем не так приятно, как громыхать в приступе праведного гнева. Второе у меня получается гораздо лучше первого. Виноватой я быть не умею и не люблю. Да и так ли уж я виновата в сложившейся ситуации, если вдуматься? В таких ситуациях, если еще разок вдуматься, всегда виноваты двое. Это как минимум. А еще лучше, чтобы виноватым в итоге оказался он. Я гораздо лучше умею прощать, чем просить прощения. Мне это больше идет.

– Извините, пожалуйста, – ко мне подошел долговязый паренек-официант, забавно обмотанный фирменным длинным фартуком.

– Да, что? – я вынырнула из своих мыслей и попыталась собраться в единое целое. Что-то плоха ты сегодня, милочка. Давай, давай, просыпайся.

– Извините, это вы заказывали латте?

– Нет, – помотала головой я. – Я заказывала двойной эспрессо и, если честно, совсем не понимаю, почему его нет на моем столе вот уже, – я демонстративно взглянула на дорогие часы на моем запястье, – вот уже полчаса.

– Извините, – еще сконфуженней пробормотал паренек. Я машинально отметила, что рука у меня немного дрожит.

– Я бы и рада вас извинить, но ведь вы и сейчас пришли без моего кофе. Почему?

– Кассир перепутал номера… номера столиков. Сейчас принесу. Секундочку.

– Хотелось бы верить, что наши с вами секундочки одного размера, – раздраженно ответила я и отвернулась. Мои любимые часы: стекло из цельного хрусталя, благородный темно-малиновый оттенок, по кругу россыпь бриллиантов – его подарок, разумеется. Он выложил за них в прошлом году чуть ли не всю прибыль от какой-то сделки. Широкие жесты – это весомый плюс в моем списке. Он всегда умел их делать, в меру своих возможностей, конечно. Другие мужчины, между прочим, и побогаче него, таких часов мне не дарили. Большинство представителей сильного пола всегда умело сопоставляло степень потенциального удовольствия от общения с величиной расходов. Так вот, мои любимые часы показали не только то, что кофе нет возмутительно долго, но и то, что Кешка опаздывает уже на десять минут. Не похоже на него.

Обычно опаздывала я, просто потому, что время для меня не имело никогда большого значения. Я не говорю сейчас о тех традиционных десятиминутных опозданиях, которые мы, женщины, практикуем испокон века. Мы были так долго женаты, что все эти игры давно отошли в небытие. Когда-то, когда мы еще только встречались, я вволю повеселилась, глядя, как он подпирает дурацкие часы на столбе около станции «Аэропорт» и держит в руках предназначенные мне цветы. Держит как веник – цветками вниз. А когда приподнимает рукав свитера, чтобы посмотреть на часы на руке, веник смешно подлетает вверх и замирает, как шлагбаум. Потом опять вниз. Почему-то он всегда смотрел на свои наручные часы, а не на те, что на столбе. Не доверял он столбам. А сегодня вот на часы смотрю я. И такое, дай бог памяти, чуть ли не впервые.

– Ваш двойной эспрессо, – гордо произнес запыхавшийся официантик.

– И на том спасибо, – кивнула я, обдавая его холодом. Сейчас мне так хотелось хоть кого-то порвать на куски. Мне было слишком не по себе, так что… прости, мальчик, ты просто попал не в то время не в то место. Где ж ЕГО все-таки черти носят!

– Что-нибудь еще?

– Принесите пепельницу. У вас тут ведь, вроде, можно курить?

– Да, можно. Странно, что пепельницы нет на столике, – огорчился мальчишка. Было видно, что он сильно старается, чтобы переменить мой гнев на мою милость. И, думается мне, тут дело не только в чаевых. Какие чаевые могут быть за чашку кофе? Есть я не собиралась, было уже около восьми вечера. Не то чтобы я соблюдаю диету, но иногда, время от времени, мне хочется начать наконец заботиться о себе. Как сегодня, к примеру.

– Пепельницы не летают, – усмехнулась я. – Если их нет, значит, их не поставили.

– Это вообще-то не мой столик, – разобиделся он. – Я только подменяю напарницу.

– Послушайте… – устало начала было я, но махнула рукой. – Просто принесите пепельницу и пачку Vogue. И все будет просто отлично.

– Да, конечно, – он поспешно отпрыгнул куда-то в сторону на своих длинных ногах и через мгновение вернулся, положив передо мной и пепельницу, и сигареты. Да, сразу видно, молодой еще. В моем возрасте уже не станешь вот так стараться из-за каких-то чаевых.

– Прекрасно, просто прекрасно, – улыбнулась я, на этот раз тепло. – Хотите, напишу о вас отзыв?

– Отзыв? – нахмурился он. Видно, хорошего от меня он уже не ждал.

– Ну да, отзыв, – невозмутимо пожала плечами я. – О том, как прекрасно вы подменяете свою напарницу. Чтоб вам благодарность объявили. И премию дали.

– Нет, не стоит, – отказался он, так и не решив, издеваюсь я над ним или уже наоборот. Но в этот момент я увидела в дверях ЕГО, так что мальчишка-официант в одну секунду просто перестал для меня существовать.

Он стоял еще довольно далеко от меня, у самого входа в кафе, и щурился, словно вошел в темень из яркого света. Был он довольно растерян, но так он выглядел всегда – как ребенок, потерявшийся в супермаркете и не понимающий, куда ему двигаться дальше. Он ждал, чтобы к нему кто-то подошел, направил его, задал вектор его движению. С моего места не было видно, трезв он или напротив. Издалека этого никогда нельзя было разобрать. Для того чтобы понять его кондицию, требовалось подпустить его к себе чуть ближе. Но независимо от того, трезв или нет мой муж, я вдруг почувствовала сильнейший прилив крови к щекам. Я неритмично, но глубоко вздохнула и вцепилась в салфетку. Страстно захотелось посмотреться в зеркало на предмет степени румяности моих щек. Ощущение было такое, что они просто пунцовые, словно их натерли свеклой. А мне сейчас совсем не хотелось выглядеть плохо. Когда угодно, но сейчас мне надо быть самой собой: Маргаритой-красоткой, Маргаритой-вамп, Маргаритой-повелительницей и все такое. Пунцовые щеки в мои планы не входили, и я уже было решилась поднести к лицу зеркальце из косметички, но увидела, что он уже идет ко мне, естественно, в сопровождении распорядителя зала. И… да, он был трезв. Хоть в этом повезло, но это-то и странно. Признайся, как часто ты, моя дорогуша, видела его трезвым в такое время да еще по такому поводу?

– Маргарита? Ты здесь? – он задал свой традиционно-нелепый вопрос, глядя прямо на меня. Я явно была здесь, я была не выдумкой, не галлюцинацией, но ему требовалось дополнительное подтверждение.

– Да, я здесь, – я усмехнулась и почувствовала, что обретаю хоть какую-то почву под ногами. Из-за чего я дергалась весь день? Передо мной всего лишь он, мой муж Кешка, тот самый, которого я знаю как облупленного, которого изучила за почти десять лет так, что могу листать и с закрытыми глазами цитировать его с любой страницы, строчки или абзаца. Мой Кешка, он, как наступление холодов, неизбежен и предсказуем. Я относилась к нему тепло, как к осени, у которой, как ни крути, все же случаются хорошие деньки. Он был родным и теплым, правда, я никогда не любила его так, как он любил меня. И он, между прочим, отлично это знал. Но в отношениях один всегда любит, а другой только позволяет себя любить.

– Ты уже что-нибудь заказала? – он присел на краешек стула напротив меня и стал листать меню, заметно дергаясь. С чего бы? Боится, что я выкину какой-нибудь фортель? Встану и уйду? Скажу, что он все не так понял и я не собираюсь к нему возвращаться? А что, я могу. Я и не такое могу, но не сегодня, не сегодня.

– Только кофе.

– Ты опять не ешь после шести? – улыбнулся он, но взгляд так и остался в меню. – Тебе не кажется, что тогда стоило бы заказать не кофе, а зеленый чай.

– Я не собираюсь сегодня рано ложиться спать, – пробормотала я как бы себе под нос. – Думаю, ты не за этим меня сюда позвал, чтобы ругать за кофе на ночь?

– Не за этим, – кивнул он и посмотрел на меня.

– Ты, кстати, опоздал.

– Правда?

– Да. Ты не заметил?

– Прости, – сконфузился он и потянулся за моими сигаретами. – Можно?

– Почему бы и нет? Только ты такие ведь не куришь.

– Я забыл купить сигарет. Я оставил свои у… ну… оставил, понимаешь? – он сделал бессмысленный жест рукой и скис.

– Закажи тут, они продают сигареты, – пожала плечами я. – Слушай, о чем мы говорим? О какой-то ерунде. Давай-ка, начни заново и скажи что-нибудь другое.

– Что? – заерзал он. Все-таки с ним было что-то не так. И не только потому, что он был совсем, совсем трезвым.

– Что-нибудь важное. Например, что ты рад меня видеть, – предложила я с легкой улыбкой.

– Я… – помолчал он, отводя глаза. Потом с усилием кивнул и посмотрел прямо на меня. – А ты? Ты рада меня видеть?

– Ну… да, – закашлялась я.

– Правда? – удивился он.

– Что странного в том, чтобы обрадоваться встрече с мужем?

– А как же… твоя большая любовь? Она что же, прошла? – спросил он. Спросил без агрессии, осторожно, как сапер, счищающий щеточкой песок с застарелой, но все еще опасной гранаты. Да уж, моя большая любовь. Вернее, большой скандал, с которого все началось в этот раз. Я так устала от бури, швырявшей меня по океану страстей все лето. Меня основательно побило о камни, я явно нуждалась в ремонте. Кешка на роль тихой гавани подходил идеально. Как всегда.

– Давай не будем об этом вспоминать, – попросила я, хватаясь за чашку с кофе. Кофе, кстати, был неплох, только уже остыл.

– Давай, – согласился он, и мы дружно замолчали. Если не говорить об этом, было сложно придумать, о чем тогда вообще говорить. О погоде? Погода была – дерьмо. Нет, другого слова и не подберешь, хоть и август на дворе, но все бродят в куртках, под зонтами, с которых все время течет, словно у всех зонтов ужасный насморк. И лица – злые и не летние, а скорее глубоко осенние. И в бабье лето уже нет сил верить, но не об этом же в самом деле говорить с мужем, которого не видела почти четыре месяца.

– Как ты добрался? Пробок не было? – любезно подбросила тему я.

– Ты знаешь, нет. Пустые дороги, прямо не верится. Таксист даже расстроился, что мы ехали по счетчику. А я ему предлагал сговориться на твердой сумме.

– Когда ты уже получишь права? – поддела его я.

– Наверное, не в этой жизни, – развел он руками. Сколько уж над ним потешались все наши друзья, сколько ни пытались его хоть как-то переубедить – он не сдавался. Стоял, как Китайская стена. Монолит. Общественный транспорт навсегда – и точка. Он спокойно переносил все тяготы подземки и автобусов. Он даже, кажется, любил таксистов. Так было проще. Проще не опаздывать, проще, если ты где-то выпил. Последнее, кстати, я думаю, было самым важным. Если водка мешает работе, брось ее на фиг, работу свою. В его случае вождение автомашины существенно вредило пьянству. И проще было не водить вообще.

– Может быть, ты возьмешь что-нибудь себе? Ты уже ел что-нибудь? – я старалась говорить непринужденно, словно не было последних четырех месяцев и моей Большой Любви.

– Я не голоден. Меня покормили, – отказался он, говоря о себе как о каком-то щенке. Его ПОКОРМИЛИ. Кто, интересно? Буфетчица? Секретарша из его офиса? Обычно это делала я, кормила его, встречала пьяного в первом часу ночи, укладывала спать. Жить с ним было и вправду похоже на то, как если бы я завела собаку. Я бы также молчала рядом с ним часами, неделями, годами. Наполняла бы его миску, ругала бы, когда он виноват. Запирала бы одного в квартире, когда мне надо было отлучиться.

– Тогда, может, десерт? – произнесла я просто так, чтобы заполнить паузу. И незаметно посмотрела на него. Он немного изменился за четыре месяца. Не сильно, не до неузнаваемости. Одет чуть лучше, чем обычно, рубашка, а не одна из его вечных бесформенных водолазок. Кажется, новые джинсы. Отлично сидят. Нравится он мне? Пожалуй, да. Лучше, чем могло бы быть. В конце концов, он пришел трезвый, это уже добрый знак.

– Ты что, забыла? Я не люблю сладкого, – удивился он. Я пожала плечами. Да, забыла. Ведь у меня была Большая Любовь, и я забыла все. Я ведь думала, что информация о Кешке мне более не потребуется. Некоторые моменты я стерла из памяти с наслаждением. Я поперхнулась, отставила в сторону кофе и потянулась за сигаретами. Милая моя, зачем ты это делаешь? Зачем тебе все это – опять?! Прямо сейчас, пока ты еще не начала, милая, признайся себе: есть кое-что, вернуться к чему ты не хочешь и не можешь. Ты к этому не готова. И никогда не будешь готова. Ведь если вы снова окажетесь вместе, это будет означать не только будете жить с ним, готовить, стирать, молчать, встречаться с друзьями. Даже принимать у себя его мать и отца, устраивать шашлыки. Предполагается еще одна маленькая мелочь – он снова будет к тебе приставать. Каждую ночь. Или почти каждую, когда не наберется в стельку. К этому-то ты не готова. Никак. И никогда не была готова. Терпела – да, делала вид – еще бы. Но с каждым годом это было все трудней и трудней. Нет, дело не во фригидности или еще какой форме холодности. Ты очень даже любила заниматься любовью. Любовью. Но только с Кешкой заниматься любовью было нельзя. Можно было только сексом.

– Извини, я сегодня что-то сама не своя.

– Может, ты заболела? – участливо поинтересовался он. – Вот и щеки у тебя какие-то красные. Прямо полыхают.

– Все-таки да? – расстроилась я. – А я надеялась, что это мне только кажется.

– Тебе надо измерить температуру. Дай-ка я лучше отвезу тебя домой, – заботливо добавил он и даже вскочил с места. Вот тут я и вспомнила, что именно ради этой заботы, этой безоговорочной любви я всегда и возвращалась к нему. Вернее, он всегда возвращал меня к себе. Он проявлял столько терпения, столько такта, столько умения оставаться слепым и глухим, когда НАДО, что в какой-то момент я неминуемо малодушно сдавалась и соглашалась: давай попробуем еще раз. Попробуем наладить наши непростые отношения. Как и в этот раз. Я сидела здесь, в этом кафе, потому что сегодня утром он позвонил мне и сказал, что нам надо встретиться и поговорить. Он не позвонил раньше, но и не задержался со звонком дольше, чем нужно. От наших общих друзей он, видимо, уже точно знал, что моя Большая Любовь больше не существует. И, видимо, догадался, что именно сейчас мне грустно и одиноко. Впрочем, может, он и не выведывал обо мне ничего. Иногда мне кажется, что он действительно чувствует меня, как какой-то экстрасенс.

– Нет-нет, ничего страшного со мной не происходит. Давай не будем суетиться. Ты хотел со мной поговорить? Так говори.

– Нет, я думаю, лучше не сейчас, – взволновался или даже чуть испугался он.

– Я не настолько больна, чтобы надо было вызывать «Скорую» и класть меня в больницу. Я вполне в состоянии сидеть и слушать. Или получится, что я зазря приперлась в центр города.

– Но может, не стоит… ты уверена, что в порядке? – нахмурился он.

– Абсолютно! – разозлилась я. Можно подумать, что наш разговор стоил всей этой суеты. Мы оба прекрасно знали наши роли, они отскакивали от зубов из-за многократного повторения. Сейчас он скажет, что скучал по мне, а я скажу, что, как ни странно, тоже скучала по нему. И он добавит, что жалеет, что так все вышло, но не хотел бы стоять на пути моего счастья. А я отвечу, что он ничего не понимает в счастье. Потом он скажет, что часто думал о том, как все-таки хорошо мы с ним жили до… ну… тут мы оба опустим глаза и помолчим минутку-другую. А я тихим, немного срывающимся голосом спрошу: но ты ведь понимаешь, что ничего этого бы не было, если бы ты так не пил? И тогда он скажет, что теперь он не пьет совсем и что если бы только я согласилась… то может быть… мы бы могли еще раз попробовать… наладить… наши… и без того непростые… и все такое. А я смиренно признаю (ох, как я этого не люблю), что в какой-то степени тоже виновата в том, что произошло. Мы с ним слишком мало говорили друг с другом. Нам надо больше обсуждать наши проблемы, наши чувства.

И вот, наконец, после всего этого нагромождения слов мы посмотрим друг на друга и он скажет: поехали домой. И мы поедем. Конечно же, на такси. И дома будем очень осторожны друг с другом, особенно первое время, первые недели, может, месяц. А потом однажды он придет домой слегка подшофе, а я задержусь у подружки и вернусь после одиннадцати. Потом я буду все чаще проводить выходные в одиночестве, пока он пьет у метро пиво с каким-нибудь приятелем из фирмы контрагента. И обязательно настанет день, когда он домой практически вползет и обязательно станет ко мне приставать особенно мерзко, и от него будет ужасно пахнуть, и он будет нести какой-то бред. А я… задержусь уже у какого-нибудь друга, хоть и буду чувствовать себя при этом последней свиньей. И все будет по-старому, по-нашему, и ничего изменить нельзя. От этого знания мне хотелось закричать. Я так устала от этой неизбежности.

– Марго, я просто не знаю, как тебе это сказать.

– Скажи как есть, – обреченно кивнула ему я.

– Ты должна знать… я пришел, чтобы сказать, что… чтобы ты, ну… была в курсе, что ли!

– И? – похолодела я. Он что, не читал сценарий? Забыл слова?

– В общем… я встретил другую женщину, – собравшись с духом, вдруг выпалил он и застыл.

– Что-что? – переспросила я. Мне показалось, что я ослышалась. Захотелось попрыгать на одной ножке, чтобы выбить из уха пробку, из-за которой мне показалось, что я услышала подобную ерунду. Что такое? Он встретил? Кого? Женщину? Не смешите меня! И кто – Кешка? Три раза ха-ха!

– Я тут… встретил…

– Ты это серьезно? – неожиданно тихо, срываясь, переспросила я.

– К сожалению, да, – кивнул он. Тут я потеряла дар речи.

2

«Жёпа – это как-то поинтеллигентнее»

Сказать, что Кешка меня удивил, было бы неправильно. Он не удивил, он меня потряс. Потряс настолько, что я вообще не поверила ни единому его слову. Столько лет он смотрел на меня как на свою личную персональную богиню, и что? Кого-то там встретил? Да мимо него всегда ходили толпы женщин, вожделеющих его с той или иной степенью страсти, но… ни разу, никогда, ни с кем. Что поменялось? Это что, месть за мою Большую Любовь? С чего бы? А впрочем, очень даже может быть. Что ж, если так… мы еще посмотрим, кто кого. Я сидела и молчала, мое лицо было относительно спокойно (относительно Кешкиного), но мысли скакали в голове, как взбесившиеся кони, наступая одна на другую.

– Что-нибудь еще? – спросил официантик, забирая со стола мою так и не выпитую чашку. Мы ему явно не нравились как клиенты. Кафе заполнялось усталыми, голодными людьми, мест уже было мало, а мы с Кешкой просто сидели и молчали, глядя в разные стороны. Я старательно рассматривала орнамент на жалюзи, а он, кажется, изучал надписи на пачке сигарет. Пачка не обещала ему ничего хорошего в будущем, только болезни и беды. Теперь так положено писать на пачках, чтобы курящему было очень неприятно, когда он закурит. Чтобы он знал, подлец, как плохо поступает, как убивает себя и вносит смуту в общественное процветание.

– Нет, спасибо, – первым ответил Кешка, но я его перебила.

– Принесите что-нибудь выпить.

– Мне не надо, – дернулся мой благоверный.

– Это не для тебя.

– Что будете пить? – повеселел халдей. – Вино? Шампанское? Сейчас принесу винную карту.

– Принесите водки, – выдохнула я и перевела взгляд на Кешку.

– Зачем? – взглядом спросил он. Взгляд бегал. Я усмехнулась. Водка испортила всю нашу с ним жизнь, а сейчас он почему-то глупит и возмущается.

– Затем, что сейчас самое время выпить, – насмешливо посмотрела на него я. – Значит, у тебя есть другая. Я не сплю? Мне не послышалось?

– Да, – покорно кивнул он. – То есть нет. То есть…

– В целом понятно. – Я смотрела на него с интересом, пытаясь представить его рядом с кем-то другим. С другой. У меня ничего не получалось. Да и как иначе, если вот уже с десяток лет для него существовала только я. Да, я не пай-девочка и порой действительно делала ему больно. Да, то, что было между нами, никак нельзя было назвать этим плюшевым словом «счастье». Но никого, кроме меня, он никогда не замечал. Когда это изменилось? Это не могло измениться! Мир перевернулся?

– Ты сейчас от нее? – вдруг заинтересовалась я.

– Да.

– Значит, это она тебя покормила, – зачем-то подчеркнула я. И простая мысль огрела меня не хуже удара топора: кто-то кормит моего Кешку, кто-то с ним даже спит! Хотя почему «даже»? В принципе, он же не урод, не придурок, а вполне нормальный, привлекательный мужчина. Особенно если на него не смотреть моими глазами.

– Ты же понимаешь, что не имеешь права меня винить? – выпалил он и с силой потушил окурок в пепельнице. Официантик моментально заменил ее на следующую, чистую. Люблю я этот чертов сервис, хоть бычками не надо дышать. А чаевые дать придется, ишь как старается. О чем я думаю? У меня мужа увели! Су-уки!

– Конечно-конечно, – ласково кивнула я, глядя, как официант размещает на нашем столике запотевший графинчик. – Не имею никакого права.

– Закусывать ничем не будете? – осведомился он.

– Нет, спасибо, – помотала головой я, но Кешка тут же развил активность.

– Марго, нельзя тебе пить на голодный желудок. Ты что, хочешь, чтобы тебя развезло? – засуетился он. – Дайте нам что-нибудь… салатов, что ли! – это уже официанту, снова с неопределенным жестом рукой. Мол, откуда я знаю? Решите все за меня, плиз.

– И давно ты с ней? Кто она? – продолжала я, не обращая внимания на всю эту суету. – Налей мне, пожалуйста. И не надо никакого салата. Я не ем после шести. Так что? Давай, рассказывай.

– Какая разница? – занервничал он. Даже водку пролил. Но разлил, кстати, на двоих. Ха-ха, кто бы сомневался. Раз уж у него есть другая, она сегодня его получит в соответствующей кондиции. Он к ней вползет. То-то она обрадуется! С другой стороны, если он с ней живет все это время, то она уже наверняка имела наслаждение наблюдать Кешеньку в состоянии «пресмыкающегося». Или они не живут вместе, а только встречаются? Почему я ничего вообще не знаю?

– Сколько ей лет? У нее есть дети? Она красива? Молода? Ты с ней счастлив?

– Марго, я пришел сказать, что больше не вернусь. Все кончено.

– Ох, какие мы категоричные! Ты так спешишь, что боишься передумать?

– Нет. Марго, давай не будем начинать. Я больше не играю в эти твои игры, я устал. Ты меня не любишь. Может быть, никогда не любила.

– Но ты-то меня ведь любил, – заметила я. – А теперь что, разлюбил? Твое здоровье! – мы выпили не чокаясь.

– Я тебя любил, – согласился он. – Но этого ведь недостаточно.

– Ты мне так и не сказал, ты счастлив? Тебе лучше с ней? Лучше, чем со мной?

– Прекрати, а то я уйду, – разозлился он, но я хлопнула еще стопку и едко улыбнулась.

– Можешь не спешить, потому что ухожу я. Все равно от тебя не дождешься подробностей. Только имей в виду, потом не плачь. Я, ты знаешь, второй раз уже не вернусь. Умерла так умерла.

– Я знаю. Может, это и к лучшему, – грустно согласился он, и я, прежде чем покинуть этот зал, успела злорадно заметить, что Кешка налил себе еще. Как раз ему принесли мой салат.