Полная версия
Одинокие ночи вдвоем
– Вот, купишь себе завтра молока, хлеба, колбасы, сахару.
Она так нервничала, что у нее зубы стучали. Она физически чувствовала, что отрывается от дочери, что делает что-то опасное, непоправимое, но и остановиться уже не могла – внизу ее ждал человек, который мог помочь ей решить важные жизненные проблемы. К тому же этот фермер поджидал ее не в замызганной «Ладе», а в теплом новеньком джипе, пахнущем кожей и каким-то приятным ароматом (должно быть, деньгами). У него водились денежки, и немало, и ее задача обрисовалась быстро и просто, как детский рисунок, – она должна стать его женой. Непременно. И она сделает все, чтобы этого добиться. Ведь она понравилась ему. Иначе он не стал бы так пристально ее разглядывать. Да, это так. Он клюнул на нее, оценил ее привлекательность, как оценивали прежде и другие мужчины. Она будет ласковой, покорной, работящей, она все сделает, чтобы стать ему необходимой, чтобы жизнь без нее представлялась ему невозможной.
– Поезжай, ма, – Оля поцеловала ее и легонько подтолкнула в спину. – Я справлюсь сама. Наверное, он сказал, что возьмет тебя, если у тебя нет детей… Это было условие?
– Да, – призналась она. – Но сейчас еще не поздно отказаться…
– Нет-нет, вдруг у вас все получится? Ты же не забудешь меня? Будешь ко мне приезжать? Звонить?
– Понимаешь… Звонить… А если этот Ефим окажется ревнивым и станет проверять мои звонки? Уж если затеваться с этим враньем, то надо идти до конца, соблюдая все правила. Мне придется стереть твой номер из своего телефона. Как и остальные… А потом, когда у меня появятся деньги, я куплю еще один телефон и буду звонить тебе каждый день, по нескольку раз в день…
– Но ты же можешь сказать, что я твоя подруга…
– И то правда… Господи, что я такое говорю? Совсем разум потеряла. Это от волнения. Мне что-то так страшно, Оля…
– Тогда оставайся дома.
– Вот, – Дина протянула дочери листок с записанным на нем номером машины Ефима. – Если я исчезну – будешь искать меня с помощью этого номера.
– Но ты когда приедешь в эту Чернозубовку, ты же позвонишь мне? Расскажешь, что и как?
– Да, обязательно.
Она еще раз обняла Олю, собрала кое-какие вещи в большую сумку и с тяжелым сердцем вышла из дома.
Глава 3
2008 г., ноябрьАдам – это мой приятель, бармен. Только Лиза знает, что я влюблена в него, и уже давно, и что каждый свободный вечер меня можно найти в ресторане «Ностальжи». Это небольшой, но дорогой ресторан, где собирается обычно одна и та же публика, где можно не только провести время, но и хорошо поесть. Адам всегда, когда видит меня, расплывается в улыбке, и я так до сих пор и не поняла, действительно ли он так рад меня видеть или же улыбка у него дежурная, относящаяся ко всем посетителям ресторана. Конечно, мне кажется, что он улыбается только мне и охотно болтает о том о сем лишь со мной. Он красив, строен, ловок, проворен, умен, талантлив… Если сложить восемь Адамов, то получится одна Глафира Кифер.
Конечно, мой интерес к Адаму не случаен. И он сам дал мне повод надеяться на ответные чувства. Это случилось однажды в дождливый вечер, когда Адам сменился, его место за барной стойкой занял желтоглазый флегматик Данила. Адам подсел ко мне, угостил коньяком, а потом напросился ко мне на ужин. Сказал, что ему до жути надоела ресторанная еда и что он от Лизы знает о моих кулинарных способностях. Пришлось его огорчить, сказав, что в холодильнике у меня шаром покати, что я вот уже несколько дней работаю как лошадь и почти не бываю дома. И тогда Адам признался мне, что дело вовсе и не в еде, что я ему давно нравлюсь и что он хотел бы пообщаться со мной в спокойной домашней обстановке. Словом, напросился на чай, а заодно на кофе, компот, варенье, печенье… Я накормила его всем тем, что у меня было…
…Очнулась я на кровати и была страшно удивлена, обнаружив, что то, о чем я даже не могла мечтать, свершилось по желанию… Адама! За окном продолжал идти дождь, на столике горела лампа, и нам с Адамом было так хорошо вдвоем, что мы весь оставшийся вечер провели за разговорами, лежали обнявшись… Он был необычайно нежен со мной, говорил о том, что я ему всегда нравилась и он ужасно рад, что решился напроситься ко мне на чай.
Он ушел под утро, и я даже боялась спросить себя, можно ли мне в подобной ситуации рассчитывать на продолжение отношений. Слишком уж неожиданно все случилось, слишком волшебно и нереально я восприняла наше первое настоящее свидание.
После обеда Адам позвонил мне, сказал, что благодарен за вкусный чай и что первый раз в жизни он пробовал ежевичное варенье. Мне хотелось плакать от счастья… А вечером я снова пришла в «Ностальжи», вот только Адама там не было – мне сказали, что он позвонил и сказал, что ему нужно срочно куда-то уехать. Я подумала тогда, что он сбежал от меня. А может, и от себя самого…
Адам – невысокий, среднего телосложения, с густыми волнистыми волосами и крупным носом, нежными губами и чудесной улыбкой. Его карие глаза светятся умом. Он носит темные брюки, белоснежную рубашку и малиновый жилет в темно-синюю крапинку. Лиза говорит, что роман с барменом – это пошло. Но я знаю, что она говорит это нарочно, на самом деле она переживает за меня, понимает, что мой роман с Адамом – безумие и что любое проявление равнодушия с его стороны убьет меня. Может, и убьет, но пока что мне нужен только Адам – ведь это он помог мне избавиться от многих моих комплексов, связанных с полнотой.
…На этот раз Адам был за стойкой, он с задумчивым видом протирал тонкие прозрачные фужеры. Я подумала тогда, что он мечтает обо мне. И на самом деле, увидев меня, он улыбнулся, и я не нашла ничего лучшего, чем подойти к нему. Как я взгромождаюсь на барный стул – зрелище не для слабонервных. Поэтому я просто стояла у стойки напротив Адама и смотрела ему в глаза. С тех пор, как мы вместе пили чай с ежевичным вареньем, прошел целый месяц. Адам больше не напрашивался ко мне домой, хотя и продолжал вести себя так, как если бы между нами действительно был роман: он был подчеркнуто вежлив, использовал каждую свободную минуту для разговора со мной и, как мне казалось, любовался мной.
– Привет, Адам. Как дела?
– Нормально. А у тебя?
Я не стала рассказывать ему о том, что завтра утром мы собираемся с Лизой на похороны жены ее одноклассника. Мне показалось, что не стоит портить вечер такими жуткими подробностями из чужой жизни.
– У меня тоже все нормально.
– Я скучал по тебе, Глафира, – вдруг услышала я. – И еще… Пока мы с тобой здесь вдвоем и нас никто не слышит… Знаешь, я часто вспоминаю тот вечер… Не знаю, что на меня нашло… Скажи, я не обидел тебя? Не причинил тебе боль?
Я хотела ответить ему, что он причиняет мне боль сейчас, когда задает такие вопросы, но промолчала, конечно. Получалось, что он сожалеет о том вечере?
– Ты только не подумай, пожалуйста, что я сожалею о чем-то, совсем наоборот! Просто мне кажется, что я слишком поторопился, что даже не успел толком поухаживать… Но я это исправлю, если..
– Если?… – Я напряглась. Мне показалось, что мой норвежский свитер сделался слишком тесным. Я задыхалась.
– Я бы хотел знать наверняка… Глаша, я тебе хотя бы нравлюсь?
И ведь он не шутил! Во всяком случае, мне показалось, что он был искренен.
– Адам… – Я собралась уже было признаться ему в любви, но что-то меня остановило. Вероятно, мне просто было трудно поверить в то, что кто-то на этом свете может полюбить меня, такую толстую. Поэтому я решила ответить как можно нейтральнее: – Адам, ты не можешь не нравиться…
– Глаша, я не об этом… Ты же все отлично понимаешь… – Я видела, как на его бледном лице выступили красные пятна. Мне захотелось зажмуриться, и чтобы, когда я открыла глаза, мы с Адамом оказались у меня в спальне и он, перебирая мои длинные волосы и целуя меня, говорил бы мне разные нежности… А может, мне все это приснилось? Может, я просто в тот вечер перебрала коньяку и выдала желаемое за действительное? – Глаша. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду… Мы же были с тобой, у тебя… Я, можно сказать, набросился на тебя как сумасшедший…
Тут уже я почувствовала, что краснею.
– Адам, – все же решилась я. – Это был самый прекрасный вечер в моей жизни.
Сказала и закрыла глаза. Мне стало страшно. Словно я только что разделась перед всеми, находящимися в этом ресторане. Обнажила свои чувства.
И тут я почувствовала, как Адам схватил меня за руку и крепко сжал ее.
– И для меня тоже… Слышишь? Я бы хотел теперь пригласить тебя… В десять придет Данила, и мы могли бы поехать ко мне. У меня тоже есть чай… зеленый. Правда, такого варенья, как у тебя, нет.
Мне бы согласиться, завизжать от радости, но утром-то я должна быть у Лизы.
– Адам, завтра утром мы отправляемся в один маленький провинциальный городок… У Лизы одна знакомая погибла… Похороны. Мне совсем не хочется смешивать наше свидание с утренними сборами… Она же может позвонить мне в шесть утра и потребовать, чтобы я была готова уже в семь.
– Тогда завтра, идет?
– Думаю, что двух похорон подряд просто не может быть. По теории вероятностей. Думаю, что да, завтра смогу. Адам, я так рада… Решила, что ты жалеешь…
Я знала, что женщина не должна так говорить, но все равно сказала. Подумала, что должна же я с человеком, которого люблю, быть искренней? Иначе зачем все это?
– А я думал, что это ты пожалела… Мне показалось даже, что ты изменилась ко мне, что смотришь не так, как прежде… Глаша! – Он снова сжал мою руку. – Значит, договорились.
– Договорились. Адам, я, пожалуй, пойду. Надо хорошенько выспаться.
– Хорошо. Жаль, что я не могу тебя поцеловать… Хотя… Я провожу тебя до выхода.
Возле гардероба он меня все же поцеловал. На глазах у гардеробщика.
– Я позвоню тебе сегодня, чтобы сказать спокойной ночи, – пообещал он мне, и я, счастливая, выпорхнула (да, это удивительно для девушки с моим весом) из ресторана.
Глава 4
2007 г., ноябрьЕй было приятно находиться в этой машине, ощущать это дорогое тепло и дорогой запах автомобиля. О мужчине, который увозил ее неизвестно куда, она старалась не думать. Иногда поворачивала голову, чтобы взглянуть на его профиль и попытаться понять, что же это за человек, чего от него ждать.
В ноябре темнеет рано. Дина смотрела на темную, освещенную лишь светом фар, дорогу и думала о том, что и ее жизнь вот такая же темная, непонятная, освещенная лишь ее мечтами и желаниями. Что она видела в своей жизни хорошего? Да ничего, не считая рождения Оли. Но и дочка принесла с собой одни хлопоты, болезни, траты. Только в роддоме Дина чувствовала себя приятно удивленной тем, что смогла родить здоровую девочку, ее собственную дочку. Потом же, когда она покинула стены роддома, все изменилось. Муж стал погуливать, денег постоянно не хватало…
Как черно-белый фильм-хроника, промелькнула перед ней ее прошлая жизнь. Подумалось на какое-то мгновение, что даже если ее сейчас и убьют, то никто особенно-то и не пожалеет. Разве что Оля. Но и она в последнее время стала какой-то странной, замкнулась в себе и переживает трудное время как-то по-своему, тихо, и выглядит пришибленной, сломленной. Скорее всего, когда ее не станет, размышляла Дина с грустью, Оля все же окажется в интернате, где окончит школу, потом устроится куда-нибудь на работу, а может, если появится возможность, пойдет учиться в какое-нибудь училище или техникум. Что ей проку от такой беспутной матери, как она?
Дине показалось, что они едут уже несколько часов. Или же время остановилось, чтобы она смогла хорошенько прочувствовать последние мгновения перед смертью… Откуда взялись эти мысли? С одной стороны, она испытывала страх, а с другой – какую-то смутную надежду на что-то хорошее.
– Скажите, чем я буду заниматься? У вас что, ферма?
– Ну, наконец-то заговорила, – покачал головой «фермер». – А то я уж начал беспокоиться, не напугал ли тебя…
– Напугал, конечно… Может, это еще потому, что на улице темно и как-то мрачно…
– Да ты не переживай. Я мужик спокойный, приставать не стану, если сама не захочешь… Живу я один, у меня большой дом. Работы много, но будешь работать столько, сколько сможешь, не до упаду. Ты сама потом, когда втянешься, захочешь мне помогать. Вообще-то я пригласил тебя не столько как работницу по свиному делу, сколько как женщину, которая будет мне вроде жены… Конечно, поначалу тебе будет казаться, что ты вроде домработницы, но и это не должно тебя унижать – я буду давать тебе денег, ты сможешь время от времени ездить в город, покупать себе что-то. Только, прошу, никому особо не распространяйся о своей жизни. Не люблю болтливых.
– Послушайте, но вы же меня совершенно не знаете! А говорите, что везете чуть ли не жену.
– Вот там, на месте, и узнаю.
– А вы уже привозили туда женщин для проверки – подойдет или нет?
– Привозил. Одну. Но она сбежала от меня. Это честно. Да тебе и соседи скажут. Я хоть и на отшибе живу, но с людьми все равно общаюсь… Она сбежала к бывшему мужу. Хотя жилось ей у меня, как мне кажется, хорошо. Она ни в чем себе не отказывала.
– Вы любили ее?
– Не знаю… Думал, что люблю. А когда сбежала, решил, что и не любил. Так проще жить, не оглядываясь.
– Почему выбрали меня?
– Ты красивая. Я посмотрел на тебя и представил, как ты сидишь в комнате, что-то вяжешь или на кухне варишь суп… И мне понравилась эта картинка.
– Какие же вы, мужчины, странные.
– Скажи – простые. Вот я – простой работяга. Я всю свою жизнь строю вот этими руками… – Он хлопнул крупными крепкими ладонями по рулю, обтянутому кожей. – Весь достаток у меня держится на свиньях. И формула достатка простая – все любят мясо. Другое дело, что многие просто не хотят этим заниматься. Но в перспективе у меня – гусиная ферма или страусиная… Но с хрюшками как-то проще. Я все знаю. Привык уже. К тому же у меня почти вся работа автоматизирована.
– У вас еще кто-то работает? Помогает вам?
– Мишка. Он все чистит, убирает, моет. Остальное все делаю я. Не хочу, чтобы много людей у меня работало. Им платить надо, за них отвечай… А так – Мишка один, без трудовой, так, по договоренности… Он рано на пенсию ушел, ему соцпакет ни к чему… К тому же он малость того…
– А вы экономный?
– Да. Сэкономил вот и купил машину. Эта уже третья. Будешь моей женой – и тебе тоже куплю. Я для своей жены ничего не пожалею.
– А если бы у меня были дети? – спросила она, отвернувшись.
– Нет, я же сказал – только без детей… Мне нужны собственные наследники. Это принципиально. Вообще-то, я люблю детей, думаю, что, если бы у тебя были дети, я бы привязался к ним, но как подумаю, что кормлю чужих детей, которые после моей смерти будут жить в моем доме… Словом, тебе повезло, что у тебя пока нет детей.
Дина покраснела. То, что он произнес вслух, умные и добрые люди не говорят, даже если так и думают.
Но разговор о достатке и о том, что он не будет к ней приставать, немного успокоил ее. Если он окажется добрым, щедрым, то ей удастся откладывать понемногу денег для Оли и отвозить в город. В сущности, она бы могла потом выдать ее за свою сестру. Но он же все равно может когда-нибудь узнать о том, что Оля ее дочь, и тогда получится, что Дина солгала ему… Нет, лучше не рисковать и как можно дольше потянуть время, чтобы он не знал об Олином существовании. А потом может так случиться, что у них появятся свои дети, и вот тогда, когда он успокоится относительно наследников, она и расскажет ему об Оле.
Господи! Она схватилась за голову. И куда она едет? Зачем? Она же совершенно ничего не знает об этом человеке! И тут же успокоила себя: едет работать, зарабатывать деньги для Оли.
– Все. Приехали.
Она даже не поняла, где они оказались. Ничего похожего на деревню. Кругом темнота, если не считать единственного фонаря, освещающего массивные металлические ворота.
Она вышла из машины, осмотрелась. Тихое, пустынное место. Высокий каменный забор, за которым тоже темнота.
Он открыл ворота, проехал в глубь большого двора, заехал под навес. Заглушил мотор.
– Не бойся, проходи. Сейчас ужинать будем.
Она послушно вышла из машины. Холодно, жутковато. И тотчас все вокруг словно вспыхнуло, загорелось уютным оранжевым светом – Ефим, довольный, стоял напротив нее и улыбался. Высокий, крепкий, немного сутулый, коротко стриженные черные волосы, круглое полное лицо, крупный нос, маленькие хитрые глазки.
– Вот! Везде включил свет, чтобы ты не боялась. Видишь, какое у меня подворье? Завтра покажу своих свиней, все хозяйство… От тебя зависит, останешься ты здесь или нет. Ты не смотри, что это деревня, дыра… Когда нужно, будем выезжать в город, ходить в театры, цирк… Правда, в театре я сплю, предупреждаю сразу. И меня, главное, вовремя одернуть, если я начну храпеть. Но мне нравится там бывать. Я не театрал, это понятно, но вот в цирке чувствую себя ребенком… мне все там понятно, я хохочу как сумасшедший… Слушай, я забыл, как тебя зовут.
– Дина.
– А меня Ефим… Кажется, я говорил… Ну вот, Дина, пойдем в дом.
Дом был огромный, трехэтажный. Внутри как-то пустынно и голо, несмотря на то, что повсюду, даже на лестницах, лежали ковры. Было такое ощущение, словно хозяин еще не успел обзавестись мебелью.
– Сейчас включу отопление. – Ефим вошел в небольшую комнатку за кухней. – У меня здесь котел… И будет у нас тепло… Я отапливаю только два этажа, там, где обитаю. Третий, для гостей, холодный всю зиму – а чего зря газ жечь? Да и гостей у меня никаких нет… Пока… Ну же, Дина, смелей! Открывай холодильник, ставь все на стол.
На кухне новая мебель, большой стол, покрытый клетчатой сине-белой клеенкой.
– Ефим, я не могу… лезть в холодильник… Мне неудобно.
– Это хорошо, что неудобно, но надо привыкать. Вот, смотри, как я открываю холодильник. Р-раз – и готово!
Огромный холодильник, почти до потолка. Внутри – пусто, если не считать белых эмалированных емкостей, заполненных холодцом (так резко запахло чесноком, что Дина чихнула), нескольких свертков из фольги да желтой кастрюли с торчащим из нее половником.
– Доставай холодец, буженинку… Это все я сам готовил. И суп ставь на плиту разогревать. Рассольник. Ты любишь рассольник? А вон там, в баночке, – хрен, я сам натирал… Холодец с хреном – это классика. Вот черт, в машине хлеб оставил!.. Сейчас приду, а ты накрывай, накрывай на стол, не стесняйся.
Ефим вышел, Дина открыла буфет, достала четыре тарелки – две глубокие для рассольника и две мелкие для холодца. Вилки, ложки, нож. В свертках оказалась аппетитная на вид буженина. Дина нашла деревянную доску и принялась нарезать буженину тонкими розовыми ломтями, затем разложила все это на красивой тарелке. Трудно было себе представить, что она будет здесь жить и так сытно питаться. Вспомнилась Оля. Что она сегодня ела на ужин? Может, догадалась отварить макароны? Или пошла в магазин, купила себе что-нибудь? Хотя я же ей сама сказала, чтобы она сделала покупки только завтра. Господи, бедная девочка! Но ничего, с голоду не умрет, заварит чаю, поджарит хлеб…
– Водочки? – Ефим вернулся с сумкой, из которой начал доставать хлеб, две бутылки дорогой водки, продукты.
– Нет, я не пью.
– Что, совсем? Может, ты больная?
– Нет… Я здоровая… – поспешила заверить она его. – Можно выпить… полрюмки. У меня после водки голова болит, да и вообще я ее не понимаю…
Она чуть не проговорилась про виски. Вот виски ей нравится. Как выпьет, так хочется танцевать, смеяться, и все вокруг кажутся такими хорошими, доброжелательными, своими.
– Хорошо. У меня есть вино. Хорошее. Будешь?
– Только капельку.
Она хотела ему понравиться, поэтому согласилась выпить вина – понимала, что он ждет, когда она расслабится, перестанет его бояться. А может, и чего другого ждет. Но она должна понять, как себя с ним вести – и не отталкивать резко, но и не бросаться ему на шею за кусок холодца…
А холодец, между тем, был отменный. Пласт толстый, до самых бортиков формы, мясной, густой, наивкуснейший. Намазав его крепко пахнущим хреном, Дина с аппетитом съела большой кусок, закусывая черным хлебом.
– Ну, как?
– Очень вкусно.
– Я научу тебя готовить… Главное – закладывать побольше мяса, не скупиться. Так ты расскажи немного о себе, Дина. Чем занимаешься? Что с личной жизнью? Неужели такая красивая девушка – одна? Что-то не верится.
– У меня был сожитель, он обманул меня – заставил продать свою квартиру, хотел вроде бизнес организовать, а сам все по ветру пустил… Кинул меня, понимаете?
– Давай на «ты», – Ефим достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. – На тебе еще буженинки, ты ешь, не стесняйся. Значит, я правильно понял тебя, когда увидел… Ты мяса захотела, а у тебя денег нет… Что ж, разные жизненные обстоятельства бывают. А ты мне можешь показать этого парня, который тебя так развел на деньги? Я могу с ним поговорить.
Дина подумала, что встреча Ефима с ее сожителем может плохо кончиться – Ефиму станет известно об Ольге. Мало ли, как пойдет у них разговор… Нет, этого нельзя было допустить.
– Нет, не надо…
– Ты его боишься?
– Просто сейчас, думаю, об этом говорить преждевременно. У меня и так голова кружится от всего… Так неожиданно я здесь оказалась… – Она уходила от больной темы.
– Хорошо, как скажешь. А ты чаю заваришь?
– Да, конечно… Только покажите, где чай.
– Покажи. Мы же договорились на «ты».
– Покажи, где у тебя чай…
Он показал. Дина поставила чайник с кипятком, сполоснула заварочный чайник, насыпала туда чаю. Поймала себя на том, что больше всего ей сейчас хочется спать. То ли от вина ее разморило, то ли от сытости. А может, и от тепла.
– Варенье любишь?
Она пожала плечами. Кто же не любит варенье?
Ефим принес откуда-то банку вишневого варенья.
– Вот. Если хочешь масла – возьми сама в холодильнике… Привыкай. Тортов у меня не водится, а магазинные не покупаю. Захочешь – сама будешь печь… Да ты, я вижу, засыпаешь… Устала? Чем занималась целый день?
Она вдруг подумала, что слишком уж сильно ей хочется спать. А что, если этот фермер подсыпал ей в вино снотворного? Она уснет, а он ее изнасилует… А потом разрежет на куски. Как свинину.
От этих мыслей ей стало не по себе, даже сон отступил.
– Послушай… Ты мне в вино, случайно, ничего не подсыпал?
– Нет, успокойся. Пойдем, я покажу тебе, где будешь спать. Господи, за кого же ты меня принимаешь?!
Он сказал это таким тоном, что Дина немного успокоилась. Нет, не похож был этот человек на насильника или убийцу. К тому же он отлично знает, что номер его машины она сообщила якобы хозяйке квартиры. Она встала и, пошатываясь, пошла за Ефимом, про себя называя его Свинопасом.
Он привел ее в небольшую комнату, обстановку которой составляла лишь кровать да маленький шкаф. Ефим достал из шкафа белье, одеяло и положил на кровать.
– Я вижу, что ты едва стоишь на ногах… Думаю, это нервы. Ну, ничего, вот выспишься, придешь в себя…
Так, приговаривая, он постелил ей постель, после чего подошел к ней, взял за плечи и посмотрел в глаза.
– Ты очень красивая, Дина. Спокойной ночи…
Он поцеловал ее в щеку, даже не поцеловал, а так, мазнул губами и отпустил ее. Он вышел, Дина быстро разделась, выключила свет и юркнула под одеяло. Последнее, что она запомнила, это запах нового белья и шерсти одеяла…
Глава 5
2008 г., ноябрьРаннее утро в ноябре, да еще пасмурное, темное, промозглое, не предвещало ничего хорошего, тем более что мы с Лизой отправлялись в деревню под названием Чернозубовка, да еще к тому же на похороны молодой женщины, которую загрызли собаки. Да от одного этого словосочетания сводило зубы. Одно утешало – что я не была лично знакома с покойной. Но было в то утро все же и одно приятное, чисто физическое ощущение – тепло и комфорт автомобильного салона. Лиза разбирается в машинах и всегда покупает комфортные, большие, дорогие. Во всяком случае, в этом новеньком «Крайслере» чувствуешь себя поистине защищенной, словно в маленькой крепости. Выбирая машину, Лиза откровенно призналась мне, что «Крайслер» – это ее давняя мечта. «Понимаешь, Глаша, этот автомобиль – личность, джентльмен, он красив, интеллигентен, престижен, вместителен, наконец, романтичен и экономичен одновременно. Я назову его сэр Хидклиф». Чтобы не тратить слов понапрасну, она завалила меня рекламными проспектами «Крайслера», словно оправдываясь передо мной за свою дорогую покупку. «К тому же, – бросила она мне напоследок из окна своего нового авто, кружась на площадке перед офисом нашей конторы, – мне всегда хотелось иметь такую машину, чтобы люди, почесывая затылок, провожали ее взглядом: боже, что это за машина?!» На что я ответила ей, что, будь у меня такие деньги (целый миллион рублей!), я купила бы точно такую же машину.
Лиза любила свое авто и первое время после покупки почти жила в нем. Но быстро поняла, что машина хороша лишь для нейтральных, не связанных с работой, поездок, поскольку тот стиль Лизиной работы, который отличал ее от остальных адвокатов города, не допускал возможности слежки, скажем, за клиентом в такой навороченной, роскошной и бросающейся в глаза машине. Поэтому в подобные рабочие моменты Лизе пришлось все же пользоваться своим стареньким «Фольсквагеном».