
Полная версия
Полное собрание стихотворений
«Если только она подойдет…»
Если только она подойдет —Буду ждать, буду ждать…Голубой, голубой небосвод…Голубая спокойная гладь.Кто прикликал моих лебедей?Кто над озером бродит, смеясь?Неужели средь этих людейНезаметно Заря занялась?Всё равно – буду ждать, буду ждать.Я один, я в толпе, я – как все…Окунусь в безмятежную гладь —И всплыву в лебединой красе.3 июня 1903
Bad Nauheim
«Когда я стал дряхлеть и стынуть…»
Когда я стал дряхлеть и стынуть,Поэт, привыкший к сединам,Мне захотелось отодвинутьКонец, сужденный старикам.И я опять, больной и хилый,Ищу счастливую звезду.Какой-то образ, прежде милый,Мне снится в старческом бреду.Быть может, память изменила,Но я не верю в эту ложь,И ничего не пробудилаСия пленительная дрожь.Все эти россказни далече —Они пленяли с юных лет,Но старость мне согнула плечи,И мне смешно, что я поэт…Устал я верить жалким книгамТаких же розовых глупцов!Проклятье снам! Проклятье мигамМоих пророческих стихов!Наедине с самим собоюДряхлею, сохну, душит злость,И я морщинистой рукоюС усильем поднимаю трость…Кому поверить? С кем мириться?Врачи, поэты и попы…Ах, если б мог я научитьсяБессмертной пошлости толпы!4 июня 1903
Bad Nauheim
(1906?)
«Неправда, неправда, я в бурю влюблен…»
Неправда, неправда, я в бурю влюблен,Я люблю тебя, ветер, несущий листы,И в час мой последний, в час похорон,Я встану из гроба и буду, как ты!Я боюсь не тебя, о, дитя, ураган!Не тебя, мой старый ребенок, зима!Я боюсь неожиданно колющих ран…Так может изранить – лишь Она… лишь СамаСама – и Душой непостижно кротка,И прекрасным Лицом несравненно бела.Но она убьет и тебя, старина, —И никто не узнает, что буря была…10 июня 1903
Bad Nauheim
«Скрипка стонет под горой…»
Скрипка стонет под горой.В сонном парке вечер длинный,Вечер длинный – Лик Невинный,Образ девушки со мной.Скрипки стон неутомимыйНапевает мне: «Живи…»Образ девушки любимой —Повесть ласковой любви.10 июня 1903
Bad Nauheim
«Очарованный вечер мой долог…»
Очарованный вечер мой долог,И внимаю журчанью струи,Лег туманов белеющий пологНа зелёные нивы Твои.Безотрадному сну я не верю,Погрузив мое сердце в покой…Скоро жизнь мою бурно измерюПред неведомой встречей с Тобой…Чьи-то очи недвижно и длинноНа меня сквозь деревья глядят.Всё, что в сердце, по-детски невинноИ не требует страстных наград.Всё, что в сердце, смежило ресницы,Но, едва я заслышу: «Лети», —Полечу я с восторгами птицы,Оставляющей перья в пути…11 июня 1903
Bad Nauheim
(1908?)
«Сердито волновались нивы…»
К. М. С.
Сердито волновались нивы.Собака выла. Ветер дул.Ее восторг самолюбивыйЯ в этот вечер обманул…Угрюмо шепчется болото.Взошла угрюмая луна.Там в поле бродит, плачет кто-то.Она! Наверное – она!Она смутила сон мой странный —Пусть приютит ее другой:Надутый, глупый и румяныйПаяц в одежде голубой.12 июня 1903
Bad Nauheim
«Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…»
Ей было пятнадцать лет. Но по стукуСердца – невестой быть мне могла.Когда я, смеясь, предложил ей руку,Она засмеялась и ушла.Это было давно. С тех пор проходилиНикому не известные годы и сроки.Мы редко встречались и мало говорили,Но молчанья были глубоки.И зимней ночью, верен сновиденью,Я вышел из людных и ярких зал,Где душные маски улыбались пенью,Где я ее глазами жадно провожал.И она вышла за мной, покорная,Сама не ведая, что будет через миг.И видела лишь ночь городская, черная,Как прошли и скрылись: невеста и женихИ в день морозный, солнечный, красный —Мы встретились в храме – в глубокойтишинеМы поняли, что годы молчанья были ясны,И то, что свершилось, – свершилось в вышине.Этой повестью долгих, блаженных исканийПолна моя душная, песенная грудь.Из этих песен создал я зданье,А другие песни – спою когда-нибудь.16 июня 1903
Bad Nauheim
«Многое замолкло. Многие ушли…»
Многое замолкло. Многие ушли.Много дум уснуло на краю земли.Но остались песни и остались дни.Истина осталась: мы с тобой – одниВсё, что миновалось, вот оно – смотри:Бледная улыбка утренней зари.Сердце всё открыто, как речная гладь,Если хочешь видеть, можешь увидать.Июнь 1903
Bad Nauheim
«День был нежно-серый, серый, как тоска…»
День был нежно-серый, серый, как тоска.Вечер стал матовый, как женская рука.В комнатах вечерних прятали сердца,Усталые от нежной тоски без конца.Пожимали руки, избегали встреч,Укрывали смехи белизною плеч.Длинный вырез платья, платье, как змея,В сумерках белее платья чешуя.Над скатертью в столовой наклонились ниц,Касаясь прическами пылающих лиц.Стуки сердца чаще, напряженней взгляд,В мыслях – он, глубокий, нежный, душный сад.И молча, как по знаку, двинулись вниз.На ступеньках шорох белых женских риз.Молча потонули в саду без следа.Небо тихо вспыхнуло заревом стыда.Может быть, скатилась красная звезда.Июнь 1903
Bad Nauheim
Заклинание
Луна взошла. На вздох родимыйОтвечу вздохом торжества,И сердце девушки любимойУслышит страстные слова.Слушай! Повесила деваЩит на высоком дубу,Полная страстного гнева,Слушает в далях трубу.Юноша в белом – высокоСтал на горе и трубит.Вспыхнуло синее око,Звук замирает – летит.Полная гневной тревогиДевушка ищет меча…Ночью на горной дорогеПадает риза с плеча…Звуки умолкли так близко.Ближе! Приди! Отзовись!Ризы упали так низко.Юноша! ниже склонись!Луна взошла. На вздох любимойОтвечу вздохом торжества.И сердце девы нелюдимойУслышит страстные слова.Июнь 1903
Bad Nauheim
(1917)
«Пристань безмолвна. Земля близка…»
Пристань безмолвна. Земля близка.Земли не видно. Ночь глубока.Стою на серых мокрых досках.Буря хохочет в седых кудрях.И слышу, слышу, будто кричу:«Поставьте в море на камне свечу!Когда пристанет челнок жены,Мы будем вместе с ней спасены!»И страшно, и тяжко в мокрый песокБьют волны, шлют волны седой намек.,.Она далёко. Ответа нет.Проклятое море, дай мне ответ!Далёко, там, камень! Там ставьте свечу!И сам не знаю, я ли кричу.22 июля 1903
«Я – меч, заостренный с обеих сторон…»
Я – меч, заостренный с обеих сторон.Я правлю, архангел. Ее Судьбой.В щите моем камень зеленый зажжен.Зажжен не мной, – господней рукой.Ему непомерность мою вручу,Когда отыду на вечный сон.Ей в мире оставлю мою свечу,Оставлю мой камень, мой здешний звон.Поставлю на страже звенящий стих.Зеленый камень Ей в сердце зажгу.И камень будет Ей друг и жених,И Ей не солжет, как я не лгу.25 июля 1903
Двойник
Вот моя песня – тебе. Коломбина.Это – угрюмых созвездий печать:Только в наряде шута-АрлекинаПесни такие умею слагать.Двое – мы тащимся вдоль по базару,Оба – в звенящем наряде шутов.Эй, полюбуйтесь на глупую пару,Слушайте звон удалых бубенцов!Мимо идут, говоря: «Ты, прохожий,Точно такой же, как я, как другой;Следом идет на тебя не похожийСгорбленный нищий с сумой и клюкой»Кто, проходя, удостоит нас взора?Кто угадает, что мы с ним – вдвоем?Дряхлый старик повторяет мне: «Скоро»Я повторяю: «Пойдем же, пойдем».Если прохожий глядит равнодушно,Он улыбается; я трепещу;Злобно кричу я: «Мне скучно! Мне душно!»Он повторяет: «Иди. Не пущу».Там, где на улицу, в звонкую давку,Взглянет и спрячется розовый лик, —Там мы войдем в многолюдную лавку, —Я – Арлекин, и за мною – старик.О, если только заметят, заметят,Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! —Может быть, рядом со мной они встретятМой же – лукавый, смеющийся взгляд!Там – голубое окно Коломбины,Розовый вечер, уснувший карниз…В смертном весельи – мы два Арлекина —Юный и старый – сплелись, обнялись!..О, разделите! Вы видите сами:Те же глаза, хоть различен наряд!..Старый – он тупо глумится над вами,Юный – он нежно вам преданный брат!Та, что в окне, – розовей навечерий,Та, что вверху, – ослепительней дня!Там Коломбина! О, люди! О, звери!Будьте, как дети. Поймите меня.30 июля 1903 (24 февраля 1906)
«Горит мой день, будя ответы…»
Горит мой день, будя ответыВ сердцах, приявших торжество.Уже зловещая кометаСмутилась заревом его.Она бежит стыдливым бегом,Оставив красную черту,И гаснет над моим ночлегомВ полуразрушенном скиту.8 августа 1903
«Над этой осенью – во всем…»
Над этой осенью – во всемТы прошумела и устала.Но я вблизи – стою с мечом,Спустив до времени забрало.Души кипящий гнев смири,Как я проклятую отвагу.Остался красный зов зариИ верность голубому стягу.На верном мы стоим пути,Избегли плена не впервые.Веди меня. Чтоб всё пройти,Нам нужны силы неземные.11 августа 1903
Вербная суббота
Вечерние люди уходят в дома.Над городом синяя ночь зажжена.Боярышни тихо идут в терема.По улице веет, гуляет весна.На улице праздник, на улице свет,И свечки, и вербы встречают зарю.Дремотная сонь, неуловленный бред —Заморские гости приснились царю…Приснились боярам… – «Проснитесь, мы тут.Боярышня сонно склонилась во мгле…Там тени идут и виденья плывут…Что было на небе – теперь на земле…Весеннее утро. Задумчивый сон.Влюбленные гости заморских племенИ, может быть, поздних, веселых времен.Прозрачная тучка. Жемчужный узор.Там было свиданье. Там был разговор…И к утру лишь бледной рукой отперлась,И розовой зорькой душа занялась.1 сентября 1903
«Я был невенчан. Премудрость храня…»
Я был невенчан. Премудрость храня,У Тайны ключами зловеще звенел.Но Ты полюбила меня.Ты – нежная жрица Лазурного ДняБлуждая глазами, в подземных ходахИскал – и достался мне камень в удел —Тяжелый и черный. ВпотьмахВпился я глазами – и видеть хотелВсе жилы, все ходы и все письмена.Но властный поток Твоих розВосставил меня. И на выси вознес,Где Ты пробуждалась от зимнего сна,Где ВеснаПобедила мороз.11 сентября 1903
«Я мог бы ярче просиять…»
Я мог бы ярче просиять,Оставив след на синей влаге.Но в тихо-сумрачном оврагеУже струится благодать.И буду верен всем надеждам.Приму друзей, когда падут.Пусть в тихом сне к моим одеждамОни, избитые, прильнут.Но эта Муза не выноситМечей, пронзающих врага.Она косою мирной коситГоловку сонного цветка.15 сентября 1903
Ответ
С. М. Соловьеву
Сквозь тонкий пар сомненияСмотрю в голубоватый сон.В твоих словах – веленияИ заповедь святых времен.Когда померкнут звонкиеРаздумья трехвенечных снов,Совьются нити тонкиеНемеркнущих осенних слов.Твои слова – любимый клик,Спокойный зов к осенним дням,Я их люблю – и я привыкВнимать и верить глубинам.Но сам – задумчивей, чем был,Пою и сдерживаю речь.Мой лебедь здесь, мой друг приплылМою задумчивость беречь.19 сентября 1903 (1908?)
«Мой месяц в царственном зените…»
Мой месяц в царственном зените.Ночной свободой захлебнусьИ там – в серебряные нитиВ избытке счастья завернусь.Навстречу страстному безвольюИ только будущей Заре —Киваю синему раздолью,Ныряю в темном серебре!..На площадях столицы душнойСлепые люди говорят:«Что над землею? Шар воздушный.Что под луной? Аэростат».А я – серебряной пустынейНесусь в пылающем бреду.И в складки ризы темно-синейУкрыл Любимую Звезду.1 октября 1903
«Возвратилась в полночь. До утра…»
Возвратилась в полночь. До утраПодходила к синим окнам зала.Где была? – Ушла и не сказала.Неужели мне пора?Беспокойно я брожу по зале…В этих окнах есть намек.Эти двери мне всю ночь бросалиСкрипы, тени, может быть, упрек?.Завтра я уйду к себе в ту пору,Как она придет ко мне рыдать.Опущу белеющую штору,Занавешу пологом кровать.Лягу, робкий, улыбаясь мигу,И один, вкусив последний хлеб,Загляжусь в таинственную книгуСовершившихся судеб.9 октября 1903
«Я бежал и спотыкался…»
Андрею Белому
Я бежал и спотыкался,Обливался кровью, билсяОб утесы, поднимался,На бегу опять молился.И внезапно повеяло холодом.Впереди покраснела заря.Кто-то звонким, взывающим молотомВоздвигал столпы алтаря.На черте горизонта пугающей,.Где скончалась внезапно земля,Мне почудился ты – умирающий,Истекающий кровью, как я.Неужели и ты отступаешь?Неужели я стал одинок?Или ты, испытуя, мигаешь,Будто в поле кровавый платок?О, я увидел его, несчастный,Увидел красный платок полей…Заря ли кинула клич свой красный?Во мне ли грянула мысль о Ней?То – заря бесконечного холода,Что послала мне сладкий намек.Что рассыпала красное золото,Разостлала кровавый платок.Из огня душа твоя скованаИ вселенской мечте предана.Непомерной мечтой взволнована —Угадать Ее Имена.18 октября 1903 (Лето 1904)
«Сижу за ширмой. У меня…»
Иммануил Кант
Сижу за ширмой. У меняТакие крохотные ножки…Такие ручки у меня,Такое темное окошко…Тепло и темно. Я гашуСвечу, которую приносят,Но благодарность приношу…Меня давно развлечься просят,Но эти ручки… Я влюбленВ мою морщинистую кожу…Могу увидеть сладкий сон,Но я себя не потревожу:Не потревожу забытья,Вот этих бликов на окошке…И ручки скрещиваю я,И также скрещиваю ножки.Сижу за ширмой. Здесь тепло.Здесь кто-то есть. Не надо свечки.Глаза бездонны, как стекло.На ручке сморщенной – колечки.18 октября 1903
«…И снова подхожу к окну…»
…И снова подхожу к окну,Влюблен в мерцающую сагу.Недолго слушать тишину:Изнеможенный, снова лягу.Я на покой ушел от дня,И сон гоню, чтоб длить молчанье.Днем никому не жаль меня, —Мне ночью жаль мое страданье…Оно в бессонной тишинеМне льет торжественные муки.И кто-то милый, близкий мнеСжимает жалобные руки…26 октября 1903
«Когда я уйду на покой от времен…»
Когда я уйду на покой от времен,Уйду от хулы и похвал,Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,Которым я цвел и дышал.Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,Которое билось во мне,Когда подходила Ты, стройно-бела,Как лебедь, к моей глубине.Не я возмущал Твою гордую лень —То чуждая сила его.Холодная туча смущала мой день, —Твой день был светлей моего.Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,Исчезну за синей чертой, —Одну только песню, что пел я с Тобой,Что Ты повторяла за мной.1 ноября 1903
«Так. Я знал. И ты задул…»
Андрею Белому
Так. Я знал. И ты задулЯркий факел, изнываяВ дымной мгле.В бездне – мрак, а в небе – гул.Милый друг! Звезда инаяНам открылась на земле.Неразлучно – будем обаКлятву Вечности нести.Поздно встретимся у гробаНа серебряном пути.Там – сжимающему рукиРуку нежную сожму.Молчаливому от мукиШею крепко обниму.Так. Я слышал весть о новом!Маска траурной души!В Оный День – знакомым словомСнова сердце оглуши!И тогда – в гремящей сфереНебывалого огня —Светлый меч нам вскроет двериОслепительного Дня.1 ноября 1903
«Ты у камина, склонив седины…»
Ты у камина, склонив седины,Слушаешь сказки в стихах.Мы за тобою – незримые сны —Чертим узор на стенах.Дочь твоя – в креслах – весны розовей,Строже вечерних теней.Мы никогда не стучали при ней,Мы не шалили при ней.Как у тебя хорошо и светло —Нам за стеною темно…Дай пошалим, постучимся в стекло,Дай-ка – забьемся в окно!Скажешь ты, тихо подняв седины:«Стукнуло где-то, дружок?»Дочка твоя, что румяней весны,Скажет: «Там серый зверок».1 ноября 1903
«Крыльцо Ее словно паперть…»
Крыльцо Ее словно паперть.Вхожу – и стихает гроза.На столе – узорная скатерть.Притаились в углу образа.На лице Ее – нежный румянец,Тишина озаренных теней.В душе – кружащийся танецМоих улетевших дней.Я давно не встречаю румянца,И заря моя – мутно тиха.И в каждом кружении танцаЯ вижу пламя греха.Только в дар последним похмельямЭта тихая радость дана.Я пришел к ней с горьким весельемОсушить мой кубок до дна.7 ноября 1903 (1905)Рассвет
Я встал и трижды поднял руки.Ко мне по воздуху неслисьЗари торжественные звуки,Багрянцем одевая высь.Казалось, женщина вставала,Молилась, отходя во храм,И розовой рукой бросалаЗерно послушным голубям.Они белели где-то выше,Белея, вытянулись в нитьИ скоро пасмурные крышиКрылами стали золотить.Над позолотой их заемной,Высоко стоя на окне,Я вдруг увидел шар огромный,Плывущий в красной тишине.18 ноября 1903
«Облака небывалой услады…»
Облака небывалой услады —Без конца их лазурная лень.Уходи в снеговые громадыРозоватый приветствовать день.Тишины снегового намека,Успокоенных дум не буди…Нежно-синие горы глубокоПритаились в небесной груди.Там до спора – сквозящая ласка,До войны – только нежность твоя,Без конца – безначальная сказка,Рождество голубого ручья…Невозможную сладость приемли,О, изменник! Люблю и зовуГолубые приветствовать земли,Жемчуговые сны наяву.21 ноября 1903 (1906?)
«Спустись в подземные ущелья…»
Спустись в подземные ущелья,Земные токи разбуди,Спасай, спасай твое веселье,Спасай ребенка на груди!Уж поздно. На песке ложбиныЛежит, убита горем, мать.Холодный ветер будет в спинуТебе, бегущему, хлестать!Но ты беги, спасай ребенка,Прижав к себе, укутав в плащ,И равномерным бегом звонкоБуди, буди нагорный хрящ!Успеешь добежать до срока,Покинув горестную мать,И на скале, от всех далекой,Ему – ребенку – имя дать!21 ноября 1903
«Темная, бледно-зеленая…»
М. А. Олениной-д'Альгейм
Темная, бледно-зеленаяДетская комнатка.Нянюшка бродит сонная.«Спи, мое дитятко».В углу – лампадка зеленая.От нее – золотые лучики.Нянюшка, над постелькой склоненная…«Дай заверну твои ноженьки и рученьки».Нянюшка села и задумалась.Лучики побежали – три лучика.«Нянюшка, о чем ты задумалась?Расскажи про святого мученика».Три лучика. Один тоненький…«Святой мученик, дитятко, преставился…Закрой глазки, мой мальчик сонненький.Святой мученик от мученья избавился».23 ноября 1903
Фабрика
В соседнем доме окна жолты.По вечерам – по вечерамСкрипят задумчивые болты,Подходят люди к воротам.И глухо заперты ворота,А на стене – а на стенеНедвижный кто-то, черный кто-тоЛюдей считает в тишине.Я слышу всё с моей вершины:Он медным голосом зоветСогнуть измученные спиныВнизу собравшийся народ.Они войдут и разбредутся,Навалят на спины кули.И в жолтых окнах засмеются,Что этих нищих провели.24 ноября 1903
Заключение спора
И. Д. Менделееву
Ты кормчий – сам, учитель – сам.Твой путь суров. Что толку в этом?А я служу Ее зарям,Моим звездящимся обетам.Я изменений сон люблю,Открытый ветру в час блужданий.Изменник сам – не истреблюМоих' задумчивых гаданий.Ты также грезишь над рулем,Но ветх твой челн, старо кормило,А мы в урочный час придем —И упадет твое ветрило.Скажи, когда в лазури вдругЗаплещут ангелы крылами,Кто первый выпустит из рукСвое трепещущее знамя?2 декабря 1903 (1910)
«Что с тобой – не знаю и не скрою…»
Что с тобой – не знаю и не скрою —Ты больна прозрачной белизной.Милый друг, узнаешь, что с тобою,Ты узнаешь будущей весной.Ты поймешь, когда, в подушках лежа,Ты не сможешь запрокинуть рук.И тогда сойдет к тебе на ложеНепрерывный, заунывный звук.Тень лампадки вздрогнет и встревожитКто-то, отделившись от стены,Подойдет – и медленно положитНежный саван снежной белизны.5 декабря 1903 (1915)
«Мы шли на Лидо в час рассвета…»
Мы шли на Лидо в час рассветаПод сетью тонкого дождя.Ты отошла, не дав ответа,А я уснул, к волнам сойдя.Я чутко спал, раскинув руки,И слышал мерный плеск волны.Манили страстной дрожью звуки,В колдунью-птицу влюблены.И чайка – птица, чайка – деваВсё опускалась и плылаВ волнах влюбленного напева,Которым ты во мне жила.11 декабря 1903 (1910)
«Мне гадалка с морщинистым ликом…»
Мне гадалка с морщинистым ликомВорожила под темным крыльцом.Очарованный уличным криком,Я бежал за мелькнувшим лицом.Я бежал и угадывал лица,На углах останавливал бег.Предо мною ползла вереницаНагруженных, скрипящих телег.Проползала змеей меж домами —Я не мог площадей перейти…А оттуда взывало: «За нами!»Раздавалось: «Безумный! Прости!»Там – бессмертною волей томима,Может быть, призывала Сама…Я бежал переулками мимо —И меня поглотили дома.13 декабря 1903 (Лето 1904)
«Плачет ребенок. Под лунным серпом…»
Е. П. Иванову'
Плачет ребенок. Под лунным серпомТащится по полю путник горбатый.В роще хохочет над круглым горбомКто-то косматый, кривой и рогатыйВ поле дорога бледна от луны.Бледные девушки прячутся в травы.Руки, как травы, бледны и нежны.Ветер колышет их влево и вправоШепчет и клонится злак голубой.Пляшет горбун под луною двурогой.Кто-то зовет серебристой трубой.Кто-то бежит озаренной дорогой.Бледные девушки встали из трав.Подняли руки к познанью, к молчаньюУхом к земле неподвижно припав,Внемлет горбун ожиданью, дыханью.В роще косматый беззвучно дрожитМесяц упал в озаренные злаки.Плачет ребенок. И ветер молчит.Близко труба. И не видно во мраке14 декабря 1903
«Среди гостей ходил я в черном фраке…»
Среди гостей ходил я в черном фракеЯ руки жал. Я, улыбаясь, знал:Пробьют часы. Мне будут делать знаки.Поймут, что я кого-то увидал…Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку.Ты скажешь: «Брось. Ты возбуждаешь смех».Но я пойму – по голосу, по звуку,Что ты меня боишься больше всех.Я закричу, беспомощный и бледный,Вокруг себя бесцельно оглянусь.Потом – очнусь у двери с ручкой медной.Увижу всех… и слабо улыбнусь.18 декабря 1903
Из газет
Встала в сияньи. Крестила детей.И дети увидели радостный сон.Положила, до полу клонясь головой,Последний земной поклон.Коля проснулся. Радостно вздохнул,Голубому сну еще рад наяву.Прокатился и замер стеклянный гул:Звенящая дверь хлопнула внизу.Прошли часы. Приходил человекС оловянной бляхой на теплой шапке.Стучал и дожидался у двери человек.Никто не открыл. Играли в прятки.Были веселые морозные Святки.Прятали мамин красный платок.В платке уходила она по утрам.Сегодня оставила дома платок:Дети прятали его по углам.Подкрались сумерки. Детские тениЗапрыгали на стене при свете фонарей.Кто-то шел по лестнице, считая ступени.Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.Дети прислушались. Отворили двери.Толстая соседка принесла им щей.Сказала: «Кушайте». Встала на колениИ, кланяясь, как мама, крестила детейМамочке не больно, розовые детки.Мамочка сама на рельсы легла.Доброму человеку, толстой соседке,Спасибо, спасибо. Мама не могла…Мамочке хорошо. Мама умерла.27 декабря 1903
Статуя
Лошадь влекли под уздцы на чугунныйМост. Под копытом чернела вода.Лошадь храпела, и воздух безлунныйХрап сохранял на мосту навсегда.Песни воды и хрипящие звукиТут же вблизи расплывались в хаос.Их раздирали незримые руки.В черной воде отраженье неслось.Мерный чугун отвечал однотонно.Разность отпала. И вечность спала.Черная ночь неподвижно, бездонно —Лопнувший в бездну ремень увлекла.Всё пребывало. Движенья, страданья —Не было. Лошадь храпела навек.И на узде в напряженьи молчаньяВечно застывший висел человек.28 декабря 1903
«По берегу плелся больной человек…»
По берегу плелся больной человек.С ним рядом ползла вереница телегВ дымящийся город везли балаган,Красивых цыганок и пьяных цыган.И сыпали шутки, визжали с телег.И рядом тащился с кульком человек.Стонал и просил подвезти до села.Цыганочка смуглую руку дала.И он подбежал, ковыляя, как мог,И бросил в телегу тяжелый кулек.И сам надорвался, и пена у губ.Цыганка в телегу взяла его труп.С собой усадила в телегу рядком,И мертвый качался и падал ничком.И с песней свободы везла до села.И мертвого мужа жене отдала.28 декабря 1903
«Протянуты поздние нити минут…»
Протянуты поздние нити минут,Их все сосчитают и нам отдадут.«Мы знаем, мы знаем начертанный круг» —Ты так говорила, мой Ангел, мой Друг.Судьбой назвала и сказала: «Смотри,Вот только: от той до последней зари.Пусть ходит, тревожит, колеблет ночник,Твой бледный, твой серый, твой жалкий двойникВсе нити в Одной Отдаленной Руке,Все воды в одном голубом роднике,И ты не поднимешь ни края завес,Скрывающих ужас последних небес».Я знаю, я помню, ты так мне велишь,Но ты и сама эти ночи не спишь,И вместе дрожим мы с тобой по ночам,И слушаем сказки, и верим часам…Мы знаем, мы знаем, подруга, поверь:Отворится поздняя, древняя дверь,И Ангел Высокий отворит гробы,И больше не будет соблазна судьбы.28 декабря 1903 (1907?)