
Полная версия
Стихотворения
К. Д. Нилову
Ты нас покидаешь, пловец беспокойный,Для дальней Камчатки, для Африки знойной…Но нашему ты не завидуй покою:Увы! над несчастной, померкшей страноюСклонилось так много тревоги и горя,Что верная пристань – в бушующем море!Там волны и звезды, – вверяйся их власти…Здесь бури страшнее: здесь люди и страсти.1880-е годы«О, не сердись за то, что в час тревожной муки…»
О, не сердись за то, что в час тревожной мукиПроклятья, жалобы лепечет мой язык:То жизнью прошлою навеянные звуки,То сдавленной души неудержимый крик.Ты слушаешь меня – и стынет злое горе,Ты тихо скажешь: «Верь» – и верю я, любя…Вся жизнь моя в твоем глубоком, кротком взоре,Я всё могу проклясть, но только не тебя.Дрожат листы берез от холода ночного…Но им ли сетовать на яркий солнца луч,Когда, рассеяв тьму, он с неба голубогоТеплом их обольет, прекрасен и могуч?1880-е годы«„Прощай!“ – твержу тебе с невольными слезами…»
«Прощай!» – твержу тебе с невольными слезами,Ты говоришь: разлука недолга…Но видишь ли: ручей пробился между нами,Поток сердит и круты берега.Прощай. Мой путь уныл. Кругом нависли тучи.Ручей уже растет и речкой побежит.Чем дальше я пойду, тем берег будет круче,И скоро голос мой к тебе не долетит.Тогда забуду ль я о днях, когда-то милых,Забуду ль всё, что, верно, помнишь ты,Иль с горечью пойму, что я забыть не в силах,И в бездну брошусь с высоты?1880-е годыГолос издалека
О, не тоскуй по мне! Я там, где нет страданья.Забудь былых скорбей мучительные сны…Пусть будут обо мне твои воспоминаньяСветлей, чем первый день весны.О, не тоскуй по мне! Меж нами нет разлуки:Я так же, как и встарь, душе твоей близка,Меня по-прежнему твои терзают муки,Меня гнетет твоя тоска.Живи! Ты должен жить. И если силой чудаТы снова здесь найдешь отраду и покой,То знай, что это я откликнулась оттудаНа зов души твоей больной.Октябрь 1891На бале
Ум, красота, благородное сердце и сила, —Всю свою щедрость судьба на него расточила.Но отчего же в толпе он глядит так угрюмо?В светлых очах его спряталась черная дума.Мог бы расправить орел свои юные крылья,Счастье, успехи пришли бы к нему без усилья,Но у колонны один он стоит недвижимо.Блеск, суета – всё бесследно проносится мимо.Раннее горе коснулось души его чуткой…И позабыть невозможно, и вспомнить так жутко!Годы прошли, но под гнетом былого виденьяБлекнут пред ним мимолетные жизни явленья…Пусть позолотой мишурною свет его манит,Жизни, как людям, он верить не хочет, не станет!1 ноября 1892«Опять пишу тебе, но этих горьких строк…»
Опять пишу тебе, но этих горьких строкЧитать не будешь ты… Нас жизненный потокНавеки разлучил. Чужие мы отныне,И скорбный голос мой теряется в пустыне.Но я тебе пишу затем, что я привыкВсё поверять тебе: что шепчет мой языкБез цели, нехотя, твои былые речи,Что я считаю жизнь от нашей первой встречи,Что милый образ твой мне каждый день милей,Что нет покоя мне без бурь минувших дней,Что муки ревности и ссор безумных мукиМне счастьем кажутся пред ужасом разлуки.1892«Всё, чем я жил, в чем ждал отрады…»
Всё, чем я жил, в чем ждал отрады,Слова развеяли твои…Так снег последний без пощадыУносят вешние ручьи…И целый день, с насмешкой злою,Другие речи заглушив,Они носились надо мною,Как неотвязчивый мотив.Один я. Длится ночь немая.Покоя нет душе моей…О, как томит меня, пугая,Холодный мрак грядущих дней!Ты не согреешь этот холод,Ты не осветишь эту тьму…Твои слова, как тяжкий молот,Стучат по сердцу моему.1892«Когда ребенком мне случалось…»
Когда ребенком мне случалосьУслышать песнь: «Христос воскрес!»,То сонмы ангелов, казалось,Поют с ликующих небес.Сегодня ночи жду пасхальной..Безмолвны ангелов полки,И не сойдут они в печальныйПриют недуга и тоски.И светлой вести воскресеньяОтветит здесь, в ночной тиши,Немая скорбь уничтоженьяКогда-то верившей души.1893«Вот тебе старые песни поэта…»
Вот тебе старые песни поэта —Я их слагал в молодые года,Долго таил от бездушного света,И, не найдя в нем живого ответа,Смолкли они навсегда.Зреет в душе моей песня иная…Как ни гони ее, как ни таи, —Песня та вырвется, громко рыдая,Стоном безумной любви заглушаяСтарые песни мои.1893«Перед судом толпы, коварной и кичливой…»
Перед судом толпы, коварной и кичливой,С поникшей головой меня увидишь тыИ суетных похвал услышишь лепет лживый,Пропитанный враждой и ядом клеветы.Но твой безмолвный взор, доверчивый и милый,На помощь мне придет с участием живым…Так гибнущий пловец, уже теряя силы,Всё смотрит на маяк, горящий перед ним.Свети же, мой маяк! Пусть буря, завывая,Качает бедный челн, пусть высится волна,Пускай вокруг меня и мрак, и ночь глухая…Ты светишь, мой маяк, – мне гибель не страшна!1893Стихотворения неизвестных лет
Орфей и Паяц
Слушать предсмертные песни Орфея друзья собралися.Нагло бранясь и крича, вдруг показался паяц.Тотчас же шумной толпой убежали друзья за паяцем…Грустно на камне один песню окончил Орфей.К человеческой мысли
Во тьме исчезнувших веков,В борьбе с безжалостной природойТы родилась под звук оковИ в мир повеяла свободой.Ты людям счастье в дар несла,Забвенье рабства и печали, —Богини светлого челаВ тебе безумцы не признали.Ты им внушала только страх,Твои советы их томили;Тебя сжигали на кострах,Тебя на плаху волочили, —Но голос твой звучал как медьИз мрака тюрьм, из груды пепла…Ты не хотела умереть,Ты в истязаниях окрепла!Прошли века… Устав в борьбе,Тебя кляня и ненавидя,Враги воздвигли храм тебе,Твое могущество увидя!Страдал ли человек с тех пор,Иль кровь лилася по-пустому,Тебе всё ставили в укор,Хоть ты учила их другому!Ты дожила до наших дней…Но так ли надо жить богине?В когтях невежд и палачейТы изнываешь и доныне.Твои неверные жрецыТебя бесчестят всенародно,Со злом бессильные бойцыДруг с другом борются бесплодно.Останови же их! ПораИм протянуть друг другу рукиВо имя чести и добра,Во имя света и науки…Но всё напрасно! Голос твойУже не слышен в общем гаме,И гул от брани площаднойОдин звучит в пустынном храме,И так же тупо, как и встарь,Отжившим вторя поколеньям,На твой поруганный алтарьГлядит толпа с недоуменьем.«Ты говоришь: моя душа – загадка…»
Ты говоришь: моя душа – загадка,Моей тоски причина не ясна;Ко мне нежданно, словно лихорадка,По временам является она.Загадки нет. И счастье, и страданье,И ночь, и день – всё, всё тобой полно,И без тебя мое существованьеМне кажется бесцветно и смешно.Когда тебе грозит болезнь иль горе,Когда укор безжалостный и злойЧитаю я в твоем холодном взоре,Я падаю смущенною душой.Но скажешь ты мне ласковое слово —И горе всё куда-то унесло…Ты – грозный бич, карающий сурово,Ты – светлый луч, ласкающий тепло.«Когда, в объятиях продажных замирая…»
Когда, в объятиях продажных замирая,Потушишь ты огонь, пылающий в крови, —Как устыдишься ты невольных слов любви,Что ночь тебе подсказывала злая!И целый день потом ты бродишь сам не свой,Тебя гнетет воспоминанье это,И жизнь, как день осенний без просвета,Такою кажется бесцветной и пустой!Но верь мне: близок час! Неслышными шагами,Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,Наполнит дни твои блаженством и слезамиИ сделает тебя героем и… рабом.Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей…И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,За милый, добрый взгляд задумчивых очей!Бессонница
Проходят часы за часамиНесносной, враждебной толпой…На помощь с тоской и слезамиЗову я твой образ родной!Я всё, что в душе накипело,Забуду, – но только взгляниДоверчиво, ясно и смело,Как прежде, в счастливые дни!Твой образ глядит из тумана;Увы! заслонен он другим —Тем демоном лжи и обмана,Мучителем старым моим!Проходят часы за часами…Тускнеет и гаснет твой взор,Шипит и растет между намиОбидный, безумный раздор…Вот утра лучи шевельнулись…Я в том же тупом забытьи…Совсем от меня отвернулисьПотухшие очи твои.Юмористические стихотворения. Пародии. Эпиграммы. Экспромты
Чудеса
Какие чудеса творятсяУ нас по прихоти судьбы:С сынами Франции мирятсяУгрюмой Англии сыны.И даже (верх всех удивлений!)Союз меж ними заключен,И от бульдожьих уверенийВ чаду Луи Наполеон!Уж не опять ли воединоОни под знаменем крестаИдут толпами в Палестину,Чтоб воевать за гроб Христа?Нет, для народов просвещенныхТеперь уж выгоды в том нет:Что взять им с греков угнетенных?Зато не беден Магомет!И против Руси собираютОни за то войска свои,Что к грекам руку простираютОни в знак мира и любви.А турок просто в восхищенье!До этих пор он жил как зверь,Не зная вовсе просвещенья,А просвещается теперь!Уж вместо сабли он иголкуИзделья английского взялИ на французскую ермолкуЧалму родную променял.Но европейского покрояЕго одежда не спасла,И под ермолкой, под чалмою,Одна у турка голова.Ведь мы уж были у Синопа,И просвещенных мусульманНа кораблях купцов ЕвропыИх просветивших англичан.И для французиков нахальныхГотов у нас уж пир такой,Что без своих нарядов бальныхОни воротятся домой.А если захотят остаться,От дорогих таких гостейНе можем, право, отказаться,Не успокоив их костей.5 апреля 1854Пародия
Пьяные уланыСпят перед столом,Мягкие диваныЗалиты вином.Лишь не спит влюбленный,Погружен в мечты, —Подожди немного,Захрапишь и ты.6 августа 1854ОрелПародия
И скучно и грустно…И странно, и дико, и целый мне век не понятьТех толстых уродливых книжек:Ну как журналистам, по правде, не грех разругать«Отрывки моих поэтических вспышек»?Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,Элегии, драмы, романы,Сонеты, баллады, эклоги, «Весне» мадригал,В гекзаметры даже облек «Еруслана»Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал —Без них и поэтам ведь жутко!)И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,Что жизнь – препустая и глупая шутка!7 ноября 1854Из Байрона
Пародия
Пускай свой путь земной пройду яЛюдьми не понят, не любим, —Но час настанет: не тоскуя,Я труп безгласный брошу им!И пусть могилы одинокойНикто слезой не оросит —Мне всё равно! Заснув глубоко,Душа не узрит мрамор плит.26 августа 1855Приезд
Пародия
Осенний дождь волною грязнойТак и мочил,Когда к клячонке безобразнойЯ подходил.Смотрели грустно так и лужи,И улиц тьма,И как-то сжалися от стужиКругом дома.И ванька мой к квартире дальнойЕдва плелся,И, шапку сняв, глядел печально,На чай прося.1 сентября 1855«Видок печальный, дух изгнанья…»
1Видок печальный, дух изгнанья,Коптел над «Северной пчелой»,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой,Когда он слыл в всеобщем мненьеУчеником КарамзинаИ в том не ведала сомненьяЕго блаженная душа.Теперь же ученик унылыйУнижен до рабов его,И много, много… и всегоПрипомнить не имел он силы.2В литературе он блуждалДавно без цели и приюта;Вослед за годом год бежал,Как за минутою минута,Однообразной чередой.Ничтожной властвуя «Пчелой»,Он клеветал без наслажденья,Нигде искусству своемуОн не встречал сопротивленья —И врать наскучило ему.3И непротертыми глазамиНа «Сын Отечества» взирал,Масальский прозой и стихамиПред ним, как жемчугом, блистал.А Кукольник, палач банкротов,С пивною кружкою в руке,Ревел – а хищный Брант и Зотов,За ним следя невдалеке,Его с почтеньем поддержали.И Феба пьяные сыныСреди пустынной тишиныЕго в харчевню провожали.И дик, и грязен был журнал,Как переполненный подвал…Но мой Фиглярин облил супомТворенья друга своего,И на челе его преглупомНе отразилось ничего.4И вот пред ним иные мненьяВ иных обертках зацвели:То «Библиотеку для чтенья»Ему от Греча принесли.Счастливейший журнал земли!Какие дивные рассказыБрамбеус по свету пустилИ в «Библиотеку» вклеил.Стихи блестящи, как алмазы,И не рецензию, а браньГлаголет всякая гортань.Но, кроме зависти холодной,Журнала блеск не возбудилВ душе Фиглярина бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил.Всего, что пред собой он видел,Боялся он, всё ненавидел.1856 или 1857«Для вас так много мы трудились…»
Для вас так много мы трудились,И вот в один и тот же часМы развелись и помирилисьИ даже плакали для вас.Нас слишком строго не судите,Ведь с вами, право, господа, —Хотите ль вы иль не хотите —Мы разведемся навсегда.18 апреля 1859Фея моря
Из Эйхендорфа
Море спит в тиши ночной,И корабль плывет большой;Вслед за ним, косой играя,Фея плещется морская.Видят бедные пловцыРазноцветные дворцы;Песня, полная тоскою,Раздается над водою…Солнце встало – и опятьФеи моря не видать,И не видно меж волнамиКорабля с его пловцами.23 сентября 1869Юрлов и Кумыс
Басня
Один корнет, по имени Юрлов,Внезапно заболел горячкою балетной.Сейчас созвали докторов, —Те выслали его с поспешностью заметнойПо матушке по Волге вниз,Чтоб пить кумыс.Юрлов отправился, лечился, поправлялся,Но, так как вообще умеренностью онВ питье не отличалсяИ был на выпивку силен,Он начал дуть кумыс ведром, и преогромным,И тут с моим корнетом томнымСлучилось страшное несчастье… ВдругО, ужас! О, испуг!Чуть в жеребенка он не превратился:Охотно ел овес, от женщин сторонился,Зато готов был падать ницПред всякой сволочью из местных кобылиц.Завыли маменьки, в слезах тонули жены,В цене возвысились попоны,И вид его ужасен былДля всех кобыл.Твердили кучера: «Оказия какая!»И наконец начальник края,Призвав его, сказал: «Юрлов,Взгляни, от пьянства ты каков!И потому мы целым краемТебя уехать умоляем.Конечно, гражданина долгТебе велел бы ехать в полк,Но так как лошадей у нас в полку не мало,То, чтоб не сделалось скандала,Покуда не пройдет волнение в крови,В Москве немного поживи!»Юрлов послушался, явилсяВ Москву – и тотчас же влюбилсяВ дочь генерала одного,С которым некогда был дружен дед его.Всё как по маслу шло сначала:Его Надина обожала,И чрез неделю, в мясоед,Жениться должен был корнет.Но вот что раз случилось с бедной Надей:Чтобы участвовать в какой-то кавалькаде,Она уселася верхомИ гарцевала на дворе своем.К отъезду было всё готово.Вдруг раздался протяжный свист Юрлова.Блестя своим pince-nez[5], подкрался он, как тать,И страстно начал обнимать…Но не Надину, а кобылу…Легко понять, что после было.В испуге вскрикнул генерал:«Благодарю, не ожидал!»Невеста в обморок легла среди дороги,А наш Юрлов давай Бог ноги!Один фельетонист, в Москве вселявший страх,Сидевший в этот час у дворника в гостяхИ видевший поступок этот странный,Состряпал фельетон о нем пространныйИ в Петербург Киркору отослал.Конечно, про такой скандалУзнала бы Европа очень скоро,Но тут, по счастью, на КиркораНахлынула беда со всех сторон.Во-первых, онТоржественно на площади столичнойТри плюхи дал себе публично,А во-вторых, явилася статья,Где он клялся, божился всем на свете,Что про военных ни…Не станет он писать в своей газете.Вот почему про тот скандалНикто в Европе не узнал.Читатель, если ты смышлен и малый ловкий,Из этой басни можешь заключить,Что иногда кумыс возможно пить,Но с чувством, с толком, с расстановкой.А если, как Юрлов, начнешь лупить ведром,Тогда с удобством в отчий домВернешься шут шутом.Конец 1860-х – начало 1870-х годов?«Почтенный Оливье, побрив меня, сказал…»
Почтенный Оливье, побрив меня, сказал:«Мне жаль моих французов бедныхВ министры им меня Господь послалИ Трубникова дал наместо труб победных».1870В. А. Жедринскому
С тобой размеры изучая,Я думал, каждому из насСудьба назначена иная:Ты ярко блещешь, я угас.Твои за жизнь напрасны страхи,Пускайся крепче и бодрей,То развернись, как амфибрахий,То вдруг сожмися, как хорей.Мои же дни темны и тихи.В своей застрявши скорлупе,И я плетуся, как пиррихий,К чужой примазавшись стопе.1871КиевКарлсбадская молитва
О Боже! Ты, который зришьНас, прихожан сей церкви светской,Молитву русскую услышь,Хотя и в стороне немецкой!Молитва будет та тепла,Молю тебя не о Синоде…Молю, чтоб главный бич в природе —Холера – далее ушла.Молю, чтоб судьи мировые,Забыв обычаи былыеИ на свидетеля не злясьЗа то, что граф он или князь,Свой суд по совести творили…Чтоб даже, спрятав лишний гром,И генерала не казнилиЗа то, что чин такой на нем.Чтоб семинарий нигилистыИ канцелярий коммунисты —Маратов модная семья —Скорее дождались отставки,Чтоб на Руси Феликса ПьяНапоминали разве пьявки…Чтобы журнальный Оффенбах,Катков – столь чтимый всей Москвою,Забывши к немцам прежний страх,Не трепетал пред колбасою!Чтобы в течение зимы,Пленясь победою германской,В солдаты не попали мыПо силе грамоты дворянской…К пенатам возвратясь своим,Чтоб каждый был здоров и статенИ чтоб отечественный дымНам был действительно приятен.Июнь 1871Проповеднику
По всевышней воле БогаБыл твой спич довольно пуст.Говорил хотя ты много,Всё же ты не Златоуст.30 мая 1872КарлсбадСпор
Как-то раз пред сонмом важнымВсех Богемских горБыл со Шпруделем отважнымУ Мюльбрунна спор.«Не пройдет, смотри, и века, —Говорит Мюльбрунн, —Как нам всем от человекаБудет карачун.Богатея год от годуНашим же добром,Немец вылижет всю водуПополам с жидом.Уж и так к нам страху малоЧувствует народ:Где орел парил, бывало,Нынче динстман прет!Где кипел ты, так прекрасен,Сядет спекулянт,Берегися: ох опасенЭтот фатерланд».– «Ну, бояться я не буду, —Шпрудель отвечал. —Посмотри, как разом всюдуНемец измельчал.Из билетов лотерейныхСшив себе колпак,В пререканиях семейныхДремлет австрияк.Юн летами, сердцем старец,Важен и блудлив,Сном глубоким спит баварец,Вагнера забыв.Есть одно у немцев имя,Имя то – Берлин, —Надо всеми он над нимиПолный господин;Но и там в чаду канканаБранный клич затих…Лавры Вёрта и СеданаУсыпляют их.Пруссаку, хоть он всесилен,Дальше не пойти:Может ведь durch Gottes willen[6]Всё произойти…А кругом, пылая мщеньемИ казной легки,Бродят вечным привиденьемПрежние князьки;Остальные боязливоСпят, покой ценя…Нет, не немцу с кружкой пиваПокорить меня!»– «Не хвались еще заране, —Возразил Мюльбрунн, —Там, на севере, в тумане…Посмотри, хвастун!»Тайно вестию печальнойШпрудель был смущенИ, плеснув, на север дальнийВзоры кинул он.И тогда в недоуменьеСмотрит, полный дум,Видит странное движенье,Слышит звон и шум:От Саратова от градаПо чугунке в рядВплоть до самого КарлсбадаПоезда летят.Устраняя все препоны,Быстры, как стрела,Стройно катятся вагоны,Коим нет числа.В каждом по два адъютанта,Флаги и шатры,Для служанок «Элефанта»Ценные дары.Маркитантки, офицерыСели по чинам,Разных наций кавалеры,Губернатор сам.И, зубря устав военный,Зазубрив мечи,Из Зубриловки почтеннойЕдут усачи…И, испытанный трудамиЖизни кочевой,Их ведет, грозя очами,Генерал седой…И, томим зловещей думой,Полный черных снов,Шпрудель стал считать угрюмо —И не счел врагов.«Может быть, свершится чудо,Стану высыхать… —Прошептал он. – А покудаДам себя я знать!»И, кипя в налитой кружке,Грозен и велик,Он ганноверской старушкеОбварил язык.14 июля 1872«Стремяся в Рыбницу душою…»
Стремяся в Рыбницу душою,Но сомневаясь, там ли Вы,Я – в Киеве одной ногою,Другой – хватаю до Москвы.И в этой позе, столь мне новой,Не знаю, что мне предпринять:Свершить набег на ПирожковоИль пирожки Масью[7] глотать.О, сжальтесь, сжальтесь надо мноюИ напишите, как мне быть:Когда не только мне душою,Но телом в Рыбницу прибыть?Начало 1870-х годов?«Твердят, что новь родит сторицей…»
Твердят, что новь родит сторицей,Но, видно, стары семенаИль пересохли за границей:В романе «НОВЬ» – полынь одна!1877?М. Д. Жедринской
Всю ночь над домом, сном объятым,Свирепо ветер завывал,Гроза ревела… Я не спалИ грома бешеным раскатамС ожесточением внимал.Но гнев разнузданной стихииНе устрашал души моей:Вчера познали мы ясней,Что есть опасности иные,Что глупость молнии страшней!Покорен благостным законамИ не жесток природы строй…Что значит бури грозный войПеред безмозглым ЛариономИ столь же глупой пристяжной?!25 июня 1879По случаю падения князя Суворова с лошади в Ницце
Как сражены мы этим слухом,Наш Италийский генерал:Там, где твой дед не падал духом,Ты даже с лошади упал…1870-е годы?Ал. В. Панаевой
Отец ваш объяснял нам тайны мирозданья,Не мудрено, что с ними он знаком:Он создал целый мир чудес и обаянья,Вы этот мир… Что толку нам в другом?Счастливец! Этот мир без помощи наукиОн наблюдал и видел много раз,Как под влиянием любви иль тайной мукиЭлектры сыпались из ваших милых глаз…Когда же запоете вы, толпамиСтихии отдадут себя в покорный плен,И даже я воскресну – вамиОдушевленный «барожен»!10 апреля 1882«Поведай нам, счастливый Кони…»
Поведай нам, счастливый Кони,Зачем судебные так кониТебя наверх выносят быстро —Один прыжок ведь до министра!Скажи, ужель в такой карьереОбязан ты прекрасной «вере»?Парис таинственной Елены,Счастливый путь… Российской сценыЗапас чудес велик, как видно, —Кому смешно, кому обидно,Но под луной ничто не ново,И все довольны на Садовой.Февраль 1885В Париже был скандал огромный…
В Париже был скандал огромный:В отставку подал Кабинет,А в Петербурге кризис скромный:Отставлен только Гюббенет.Там ждут серьезную развязку,У нас же – мирный фестивал:Путейцы дали пышный бал,И даже экзекутор пляскуСвятого Витте проплясал.1892«Удивляюсь Андрею Катенину…»
Удивляюсь Андрею Катенину:По капризу ли женинуИль душевного ради спасенияОн такого искал помещения?Хоть устанут на лестнице ноженьки,А всё как-то поближе им к Боженьке,А то, может, бедняжечки – нищие?..Нет, питаются вкусною пищеюИ в Орле покупают имениеТем не менее.Приложения
I. Стихотворения, написанные на французском языке
A la statue de la melancolie
Quand l'amour me trahit et le chagrin me tue,Et que d'indignation je sens battre mon coeur,Je viens a toi alors, о ma chere statue,Contempler ton regard et conter mon malheur.«Sois digne et calme, ami – me dit ton doux visage —La colere ne va qu'aux coeurs fletris et vieux;N'ecoute pas sa voix, ecoute mon langage,II te fera chanter, il est celui des dieux.Je suis ta triste soeur, je suis Melancolie,Tu pourrais me briser, mais jamais me plier…On t'a fait de la peine, – et bien, poete, oublie…Helas! pour etre heureux il faut bien oublier».Tu me paries ainsi. En tremblant je t'ecouteComme un vieux prisonnier, qui tremble dans ses fers,Quand il entend chanter sous Pimplacable voflte…Et je laisse couler mes larmes et mes vers.Mais quand par un baiser soudain, irresistibleMon coeur est ranime et mes pleurs sont taris,Alors je crois a tout, je crois a l'impossible,Je crois que tu t'en vas, je crois que tu souris.11 октября{1}Ou est le bonheur
Минуты счастья
Ami, ne cherchez pas dans les plaisirs frivolesLe bonheur eternel, que vous revez souvent,Le bruit lui est odieux, il vous quitte et s'envole,Comme un bouquet fane emporte par le vent.Mais quand vous passerez une longue soireeDans un modeste coin loin du monde banal,Cherchez dans les regards d'une image adoree,Ce reve poursuivi, ce bonheur ideal.Ne les pressez done pas ces doux moments d'ivresse,Buvez avidement le langage cheri,Parlez a votre tour, parlez, parlez sans cesseDe tout ce qui amuse ou tourmente l'esprit.Et vous serez heureux, lorsque dans sa prunelleAttachee sur vous un eclair incertainBrillera un moment et comme un etincelleDans son regard pensif disparaftra soudain,Lorsqu'un sublime mot plein de feu et de fievre,Le mot d'amour divin meconnu ici-basSortira de votre ame et brfllera vos levres,Et que pourtant, ami, vous ne le dt'rez pas.14 octobre 1865?{2}A une charmante personne
Vous etes charmante en effetEnfant si cherie et si tendreEt quand le silence se fait,J'aime pensif a vous entendre.De votre sourire enfantinUn doux souvenir se degage,Et un autre adorable imageDans vos yeux m'apparalt soudain.Et les baisers, que je vous donne,(Ceci restera entre nous)Ils sont pour une autre personne…Aussi pure, aussi douce et bonne,Mais bien plus charmante, que vous.7 decembre 1865?{3}По поводу назначения князя Горчакова канцлером империи
Quel eclatant succes et quelle recompense!Le prince des traites est doublement heureux:Il devient ehancelier, car il a de la chance,Il n'a plus de vice… car il est vertueux.1867[8]II. Коллективные стихотворения
Кумушкам
Иван Иваныч ФандерфлитЖенат на тетке Воронцова.Из них который-то убитВ отряде славного Слепцова.«Иван Иваныч ФандерфлитБыл только ранен, – я-то знаю».– «А Воронцов?» – «Тот был убит.Ах, нет! Не то! Припоминаю:Ни Воронцов, ни Фандерфлит —Из них никто не был убит,Ни даже тетка Воронцова…Одно известно: люди этиИ вовсе не были на свете,И даже, кажется, – наврядБыла и тетка Воронцова?Но был действительно отряд,Да только – вовсе не Слепцова…»– «Затем пронесся слух таков,Что вовсе не было отряда,А был поручик Пирогов…»– «Да был ли? Справиться бы надо».И справками, в конце концов,Одна лишь истина добыта:Иван Иваныч ВоронцовЖенат на тетке Фандерфлита.1888