Стихотворения

Александр Пантелеймонович Баласогло

Стихотворения

Прорицание

Однажды, зимнею порою,Тянулась ночь по тишинеИ очи сонной пеленоюНе покрывала только мне.Я был бессонницей размучен,Глаза смежал и открывал, —Вдруг слышу: «Будь благополучен!» —Мне дух невидимый сказал.Кто здесь? – могильное молчанье.Забилось сердце у меня;Но я, свой ужас отженя,Свое услышал восклицанье:«Зачем ты здесь?» – я закричал,Желая странность эту сведать.«Твою судьбу тебе поведать, —Мне дух уныло провещал. —Ты будешь жить без наслажденья,Чтоб приносить его другим;Но и за то без сожаленьяТы будешь ими же гоним.Тебе стороннего участьяНе дан врачующий бальзам;Но все малейшие несчастьяТы живо вычувствуешь сам.Ты будешь истину с укоромИ петь и молвить там и тут,И люди общим приговоромТебя невеждой нарекут.За ум насмешливый врагамиТебя судьба обременит,Но и с немногими друзьямиОна тебя разъединит.Среди рассеяния светаТы будешь думать об одном;Попросишь помощи, совета —Тебя попотчуют вином.Ты для людского наученьяВсе муки должен испытать;Но, чтобы радость описать,Тебе дано воображенье.Ты станешь холоден и тверд,Отвергнешь светские забавы, —И скажут: „Он несносно горд,Он ищет странностями славы!“Любить ты будешь горячо —Тебя отринут хладнокровноЗа то, что юное плечоБез знака доблести чиновной.И будет жизнь твоя тобойВ уединеньи проводима,И ты ж, растерзанный толпой,В ней прослывешь за нелюдима.Ты посмеянье обретешь,Не обретая состраданья,И в раннем возрасте умрешь,Воспев глупцам свои страданья.Вот всё, что ждет тебя вдали:Так изрекли судьбы уставы;Но ты все бедствия землиСнесешь и вытерпишь – для славы!»Умолк мой дух, и я спросил:«Но где же слава, дух могучий?»Он, улетая, заключил:«Твои дела и век грядущий!..»

Противоположность

Когда в восторге обожаньяДержу я гения трудыИ дум и звуков сочетаньяИ вдохновения следыГлазами жадно пробегаю,Тогда без следующих словЯ мысль поэта постигаю,Дивясь гармонии стихов.Ни напряженного искусстваИ ни труда не вижу в них,Но будто собственные чувстваМне выражает каждый стих.Как будто эти ощущеньяЯ испытал в забытом сне,И дар такого ж вдохновеньяТаился, кажется, во мне;В воображение пороюРвался неясною мечтою,И вдруг в творении чужомПредстал пред очи так нежданно,Как идеал мой, бывший сном,В чертах лица моей желанной.Я рад, но что-то в сердце… ПустьПредаст, что в нем, мой вздох невольный:Соревнованье или грустьДуши, собою недовольной.И лишь пройдет восторга миг,Я говорю: скажи мне, гений,Как ты добился вдохновений,Как выраженья ты достиг?Я рвусь, я жажду знать, тоскуя,Чем тайны собственной души,В досуг отшельничьей тиши,В сознаньи вымучить могу я?Как цепкой мыслью их схватить.Обрисовать в словах удачных,И эту горечь истин мрачныхГармоньей слога усладить?Скажи, скажи мне, жрец-учитель,Какою силой ты мучительИ ты ж лелеятель сердец?..На вопль моленья наконецКо мне слетает чуждый гений,И я дрожу от наставлений.Но если вялые стихи,Живые чётки рифм и точек,Пытают душу за грехиВсей пустотой бессвязных строчек;Когда в наборе грозных строф,Фаланг бессильной уж идеи,Литературные пигмеиГромят мой ум всем громом слов;Иль хочет добренький бездушникУверить всех, что он поет,Когда лишь точит он, баклушник,Истертым киотИ пялит в раму романтизмаСвои альбомные мечты,Смесь откровений эгоизмаИ фраз глубокой темноты, —Я говорю тогда: тебе лиЖезлом пророка жечь сердца!Не зароятся в колыбелиРои фантазий мудреца.В твоей груди не клокоталаГеенна огненных страстейИ, исстонавшаяся, в нейДуша, варясь, не хохотала.Ты не был горд самим собой,Не испытал уничиженья;Ни за какие наслажденьяНе шел бороться ты с судьбой.Не выбрав цели ни малейшей,Хоть низость ползала твоя,Не тряс ты цепью бытияПред спесью низости знатнейшей.Горячка чувств тебе смешнаИ в сне ума непостижимо,Как сердцу пылкому тошнаХолодность черни недвижимой.Ты, так, не видишь, почемуСодом неправд не рай уму,Содом с богатствами, честямиИ с их наивными глупцами!Ты не поймешь, – и где понятьУшам бродящего арфистаУжасный грех – не чисто взять!И раздражительность артиста.А смеешь брать, простой раб нужд,Шарманщик в пиршествах порока,И тон идей, которых чужд,И арфу вольного пророка!..Я негодую. Но едваИссякнет ток негодованья,Во мне уж грусть самосознанья.Куда я сам стремлюсь? – МолваГрозит и мне перстом молчанья!И, может быть, уже давноМеня такою же тирадойУбил другой иль – всё равно, —Не тронув, сжег своей пощадой.И я, творец простой чухи,Я точно так же сам ничтожен,Как тот, кому мои стихиПридут по мысли – факт возможен!..Я вижу, вижу: я ль не прав?Я ль пустозвучен в изложеньи?..Но горд и мнителен мой нрав —И я грущу в уничиженьи.

Раздел

Вам жизнь, вам бал, о дети суеты:Вам люстры свеч, вам яркие наряды,Оркестр смычков, сиянье красоты,И запах роз, и вальс, и галопады.Вам до утра кружиться в вихре игрИ отдыхать в объятьях тихой неги, —Мне – мысль и мир; я в вашей клетке тигр,Я рвусь от вас в далекие набеги!Ваш слух в ногах; мне же слышен у окнаУнылый вой осенней непогоды, —И я не там, где, ярая, онаБунтует лес, бичует в пену воды?..Вы вечно все, где ваша суета,Где сад иль зал, где весело и много,Где тонет ум, щебечет острота,Ханжит разврат, приличье смотрит строго.А я – туда, где мир и нем и пуст,Бреду один, под гулкий свод развалин,Куда в окно заглядывает кустИ Феб то скрыт, то блещет из прогалин;Туда, где спит мятежный океанПод сенью туч, нависших балдахином;Где, как пророк, бушует ураганИ стонет хлябь, как чернь под исполином;Где я стыжусь, когда в ночной тишиВсё небо звезд глядит в ручей со мною,Что я искал для взора и душиЛазурь очей, звездящихся душою!..Я вам не друг; скорей я друг ручья:Он не мирит ласкательством небрежнымС умом толпы, с задачей бытия;Он сам журчит роптаньем безнадежным.Я друг всему, что дышит и болит,Меняя вид в однообразном ходе;Что о былом безмолвно говорит,Что знак уму, что мысль в живой природе.Но вам – я чужд. Возьмите жизнь и бал!..Моя же мысль несется в глушь скитанья:Ей душный гроб – набитый вами зал,И вечный пир – в чертоге мирозданья.

Исповедь

Любил я страстно, что же? – мнеПлатили гордым невниманьем.Нося пожар в груди, извнеЯ грелся северным сияньем.Пав ниц, молил я… О! я знал:Уничиженье – шаг к бесчестью.Я вспрянул: «Боже, как я мал!..Но если так…» – Я клялся местьюУмчавши ненависть, летаМне освежили сердце снова:Любил я нежно, – красотаВлюбилась также в стан другого!Я посмеялся над собойИ хладнокровно и с терпеньемСтал увиваться за другой,Смутив красавицу презреньем.С тех пор – ни в сеть, ни от сетей,И просто так, из любопытства,Иль рад, что выжил из страстей, —Прошел весь курс я волокитства.Явились вы. Я не хотелБыть вашей юности оселком:Я избегал вас, как умел,Вам изумляясь тихомолком.Но вы приметили меняИ обнаружились мне сами:Во мне душа не из кремня,И вы алмазны лишь очами.Я полюбил вас невзначай,Люблю вас грустно и без зною:Передо мной – нежданный рай,Но – демон опыта за мною.О, горько было мне теперьВам признаваться, как остыл я;Но никогда, и до потерь,Клянусь, так томно не любил я!Склонив чело, я вновь и вновьМолюсь пред вами в умиленьи,Не попустите, чтоб любовьВо мне загрызло сожаленье!..

Гений

Долго в стаде одичалом,Без державной головы,Бродит с новым идеаломНовый двигатель молвы.Долго дядьки-самозванцы,Злясь с блажным учеником,Давят ум в нем – иностранцы —Иностранным клобуком.Долго юношу-гигантаДевы ловят в мишуру,В рамки чопорного франта,В скоморохи на пиру,Долго страсти в нем щекочетИ, бессмыслием горда,Долго свищет и хохочетКосоглазая орда.Но, воспитанник лишений,Господин своих страстей,Разорвет свободный генийПаутину всех сетей.Разобиженный ханжами,Сбросил он с ума клобук;Лавр, развитый врознь с цветами,Сжег на светоче наук.Проклял он мечты и факты,Мир и всё, что в нем берег:Прочь изъезженные трактыВдоль, и вкось, и поперек!Степью, тундрой, океаном,Дикой новью, целикомОн промчится ураганомИ поставит мир вверх дном.Он уймет негодованьеНа забавный этот мир,Где хаосу пресмыканьеЛепит – жалкое – кумир.Он постиг порядок новый…И – дрожа в душе своей —Он, восторженник суровый,Только там вздохнет вольней,Где он станет полубогомНа всемирный пьедестал,Водрузив в законе строгомСвой нетленный идеал.

Лишний

Блажен, кто мыслит головамиПоставщиков сентенций в свет,Кто красоты всего глазамиНе раздевает сам в скелет,Кому в груди, в тайницах чувства,От света нечего таить,Кто черств от искусов искусстваРассудком для желудка жить,И, горд, что взял лавированьемМеж вех, – крушенищ правоты, —Плюет на зависть нищетыСамодовольным состраданьем.Блажен, кто в путани следов,Пред ним лежавших в поле жизни,Избрал стезю, какой на ловПолзут общественные слизниВ улитке дедовских дворцов.Блажен, кто видит без волненьяС нагих пустынь уединеньяСады общественных удобств,В амфитеатре возвышенья —Последовательность холопств,И, может быть, не зная барстваНи над собою, ни в себе,Кто раб естественного царства,Один с природою в борьбе.Но тот несчастлив, тот безумен,Кто не пошел, как идут все,И сохнет грустно-вольнодумен,В упрек Сатурновой косе.Кто, заведенный любопытствомИз одиночества в толпу,Нейдет в туманы за пиитствомПо Вавилонскому столпу.Кто. в общей чаше наслажденийУдельных капель не считав,Живет среди мирских сраженийНейтральной жертвой злых орав,И, бесполезно благороден,Не ожидая мзды за ум,Стоит в венце терновых дум,Ни миру, ни себе не годен.

Приметы

Строго вес свой понимая,Громовержец-великан,Всем охотно всё прощая,Гений сам себе тиран.Мрачный пасынок природы,Он заботливо щадит,Проходя сквозь огнь и воды,И безгласный зоофит;И, неся уж крест спасеньяДетям мачехи своей,Топит вихрь своих идейВ пустоте самосомненья.Но посредственный умок,Пресмыкающийся в стаде,Век пирует под шумокГостем рая в общем аде.И природа и судьбаГладят деток по головке;Вам открытья, вам борьба —Он кобенится в обновке.Вы несете мысль умам —Вам ревет навстречу стадо;Но возлюбленное чадоИз-под пят, по головам,От местечка до местечкаПродирается вперед.Расступись, честной народ!Пропусти мне человечка…. . . .

Возвращение

Русский духРодина, матушка! Бог с тобой, ты ли?Здравствуй, кормилица Русь!Что же мне дядьки да няньки твердили,Будто я немцем вернусь?Много гостинцев привез я, родимая!Сказок-то, сказок-то!.. век не прочесть.Русская мысль моя та ж, невредимая:Дядьки же – немцы, так немцы и есть!Понавидался я дикой их росплоди!Многое множество перенял штук;Понаметался я, слава те господи:Разной их мудрости, всяких наук.Но ни науки, ни хитрости разныеСердца не сдвинули с места во мне.Ум – весть уму; но инстинкты-то грязныеБольно противны в чужой стороне.Видел я Францию – чудо чудовое! —Наша губерния, много что две;Славное племечко! Жаль, безголовое,Есть ведь их братии в мати Москве!Видел Неметчину – там, вместо кофия,Дуют всё пиво, по-ихнему «Bier»,А знаменитая их философия —Просто из грецкой подкладки мундир.Видел и Англию – оба парламентаВзял в руки – как бишь? – да, О'Коннель!Там, вишь, политике нет департамента;Там она всякому то же, что Ale, {*}{* Пиво (англ.). – Ред.}Был и в Туретчине – что за оказия?Турки-то, право – ну, то же, что мы!Только там всё еще – сказано: Азия! —Царство и чалм, и бород, и чумы.Был я, – да где я, родная, не странствовал!Только нигде не нашел я страны,Где б ум был волен, . .Где бы все совести были равны.Люди повсюду ежи себялюбия,Всюду безмозглые жертвы страстей;Бьются из праздности все трудолюбия,Все их нечестия из-за честей!Все от востока до запада мнения —Те же химеры бессонниц иль сна;Вся философия – план заблуждения,Лодочки в море без бухт и без дна.Наша планета – престол человечества, —Полно, не тартар ли высших планет?Нашей душе далеко до отечества,Мысли же нашей нигде его нет.Страждем и ропщем мы все без изъятия,Бьемся – и что же? – в итоге с нулемДве-три гремушки да гомеопатия;Впрочем, всё так же и мрем и живем,Стонет весь шар наш; но много ли разностиВ жизни его или звезд, например?Мир есть гармония в разнообразности;Жизнь – стон существ – атмосфера всех сфер.Что же нам делать? – Не просто ль, по-нашему,Жить на авось ли, спустя рукава?Если живется вам, немцы, по-вашему —С богом! А нам – лишь росла б трын-трава!Ну, узнаёшь ли меня ты, родимая?Вот какой мудрости я понавез!Всё ли здорова ты, богохранимая?..РусьМного ли радости! Мало ли слез!ДухЗнаю, всё знаю! – У нас, за границею.Только и пишут, что всё про тебя.Плачь да крепись! – А воздам я сторицею.Если подымут меня из себя!. . . . .

А. Н. В.

Я был тогда еще ребенок,И в городке глухих невеждВертел, угрюмый дикаренок.Калейдоскоп своих надежд,Когда, гуляя да мечтая,Я вдруг подслушал у молвы,Что есть поэт Бахчисарая,Кавказ, Тригорское и вы.О, как я бросился в расспросы.Как стал просить, искать стихов!И вот на жаркие упросыМне сдал журналы весь Тучков.Тогда всходил «Московский вестник»Витией славы на амвонИ «Телеграф», его совместник,Еще был молод и учен.Тогда еще жужжала скромноСвои суждения «Пчела»,Злой «Инвалид» хромал бездомно,Сбираясь бить из-за угла,И, вероятно, строя курыВсему Парнасу наших муз,Учил афишечный наш вкусЖдать «Новостей литературы».И много было всех именВ ту благодатную годину:О многих нет уж и помину,Другие ждут иных времен.Что до меня, в то время славыЯ привязался всей душойК Москве и к «Вестнику»; но нравыУж там не те, и я другой.Тогда не то: там был властительВсех дум России, всех сердец,Мой дальний идол, мой учитель,Он, незабвенный ваш певец!Он, светозарный ум народа!Несоблазнимый бич толпы,Могучий гений переходаС одной тропы на все тропы!Он, дикий вопль, смягченный думой,Высокий гимн в чаду пиров,С душой то страстной, то угрюмой,И с дивной музыкой стихов.Каким обдуманным призваньемСияла мысль его чела!Каким уверенным шаганьемОн шел, сознав, что Русь пошла!Как волновал он силой звуковВсё поколение вперед,И сколько нас и сколько внуковЕще он двинет в новый ход!Я упивался одинокоЕго Тиртеевским умом,Когда безгранно и глубокоСтрадал и жил его стихом,То умиление молитвы,То необузданность любви,То гвалт пиров, то клики битвыРождали жар в моей крови.Я весь дрожал, не чуя сердца,И замирала голова,Когда объяли нововерцаЕго волшебные слова.В моих глазах рябило счастьем,Приятно-сладостным вдали,Мир цвел несбыточным участьем,Кивала другом чернь земли.В ушах органно выли шумы,Трещали трубы, я скакал…И всё-то песни, всё-то думыЯ пел, и слушал, и слагал.О, было время, гимн пророкаТворил пророка из меня,Душа стонала без упрека,И я, горя, молил огня.Но что ж? – Влюбленный в этот «Вестник»,Приют их всех, его родни,Я стал их друг, их брат-ровесник,И вот я здесь – а где они?Где мой волшебник, мой Языков,С разгульной чашей, с красотой,С цевницей песен, с пиром кликов,С своей тригорскою душой?Где Веневитинов? – угрюмец,Философ жизни в двадцать лет,Он, сирый в мире вольнодумец,Осиротивший мир и свет!Где грустный демон Подолинский,С глухим гудением стиха?..Где Баратынский – Баратынский,Ум, падший ангел без греха!Где Хомяков, младенец веры,С живой мелодиею строф?Где русский Мур ирландской сферы.Всегда задумчивый Козлов?Где Ознобишин, мой восточник,Игривый, страстный, полный сил?Где этот Дельвиг, полуночник?..Увы, как много уж могил!..Давно ль они горели славой,Гордились гением-вождемИ все рвались душою-лавой«Промчаться с громом и огнем!»Давно ли хлынул в мир широкоИх целый Нил – за валом вал, —Животворя всю Русь далеко —От финских и до крымских скал?Давно ль, гремя в стране-равнине,Их хор в ней поднял эхо-стон,Еще стоящий и поныне,Когда их песнь едва ль не сон?..И вот их нет. Учитель умер,И школа тихо разошлась.Журналы пали: каждый нумерСбывает нагло желчь и грязь.Литература стала рынок,Где всё продажно – ум и яд,Позор фигляров, гуд волынокИ вой раздавленных ребят.За тьмой возов не видно храмов,А вместо гимнов и молитвСтоит содом от буйных хамовИ сплошь азарт кулачных битв!..Теперь я понял превосходноТу раздражительную грусть,Какой дышал он благородно,Учимый Русью наизусть.Вот он зачем, вплетаясь в братствоК паркетной черни, целый векЦенил в душе аристократство,Хоть был и русский человек.Его рассудку было стыдноТонуть в ничтожестве певцов,Ему убийственно-обидноКазалось братство гаеров.Он боязливо ненавиделНагое равенство людей,И в мышцах гадов гений виделВсю нищету своих идей.Спасая честь своей особыОт пятен давки без борьбы,Когда вокруг медузы злобы, —Один эгид – свои рабы.Но мог ли б он, дитя свободы,Скликать готовых в кабалу? —Он, воплощенный гнев природыНа скопы рабствующих злу!И вот ему осталось средство —Исчезть в толпу друзей на вы,Чтоб сохранить и мысль и детствоУже лавровой головы.И выбрал он, брезгливый к стаду,Сноснейший омут для души,Где ум кружится до упаду,Мотая жизнь и барыши.И где, чтоб слыть за человека,Должно, за скудостью ума,Веществовать, по спросам века,В гремушках общего ярма.И тут, конечно, зверь на звере —Везде один и тот же сброд!Но тут не гурт, по крайней мере,Не брот-гелертерский приход.Он подчинится всем затеямСемьи досужей и пустой,Не даст стиха своим идеям,Засыплет едких остротой;Обманет праздность пированьемВ гурьбе изящных объедал,И безотдушным прозябаньемСойдется с выскочками зал.Он будет биться всем досугомС ареной «тигров», спесь на спесь,И победит врагом и другомИх бесхарактерную смесь.Он овладеет их хандроюИ, раб их вычур и одежд,Восстанет думной головоюВ высоком мнении невежд.И если так, и план свершится,Тогда – в то время – о, тогдаЕму вся масса подчинится,Вся золотая их орда!Он пробичует их жестокоОдним властительным стихом,И воспоет тогда широкоИ жизнь, и мир, и Русь с ПетромАмвон гостиного вниманьяОбстанет Русь богатырей,И прогремят его воззваньяДо европейских дикарей…Но он погиб. Борьба со светом —Недолго чистая борьба…Остался б просто он поэтомВдали, в глуши… Судьба! Судьба!Какие жертвы ни приноситВсеобщей жизни человек,Его не ждет, его не просит,Его отталкивает век.Найти свой рок в простом повесе!..Но это волки, это лес,И есть всегда в подобном лесеСвой Равальяк и свой Дантес.Убийца был простой образчикТех отвратительных начал,К которым трость и полуплащикТак чудно идут в куклах зал.Россия выставила гений,Они – Европа на Руси,Арена диких вожделений —Слепили крест: возьми, неси!Поэт поднял и нес достойно,Пока мальчишка, в свой черед,Не вздумал тешиться, спокойноИща над гением острот,И он нашел. Поэт поддался,Толпа захлопала – ура!!!«Попался умник! Что? попался?Шабаш! пора шута с двора!»Что оставалось тут поэту?Просить, унизиться, снести?Сойти со сцены? сдаться светуНа мудро начатом пути?Пропасть в толпу, в толкучий рынокНа посмеяние рабам?..Нет, поединок! поединок!Стереть обидчика и срам!Они стрелялись. Где? – в Европе!Стал ярый гений – стал глупец.Есть смерть в угаре, есть в утопе,И есть надежда на свинец.Судьба решит, кто ей дороже:Глупец иль гений. – Раз-два-три!..Кого же нет?.. О боже, боже!Он жив, но жив лишь до зари.Зачем, зачем они хоронятЕго столь пышным большинством:Его уж ниже не уронятИ не подымут торжеством.Зачем идут в широких шляпахФакелоносцы в два ряда?К чему огни в презренных лапах?Погашена его звезда.Зачем так медленно ступаетХор этих певчих?!. Ноты… флер..О, как мне душу раздираетПечальным воем этот хор!Зачем идут они с крестами?Не воскресить его, отцы!«Молите господа сердцами!Молитесь, братия-слепцы!»Зачем под черные попоныВпрягли так много лошадей?Пусть ездят цугом на поклоныДа давят этаких людей.К чему на этом катафалкеСтоит такой богатый гроб?Его богатство было в палке,Которой гений бил особ.Зачем в мундирах, в звездах, в лентахИдет пешком вся эта знать?Ей ни в стихах, ни в монументахСебя пред ним не оправдать.На что в плерезах эти розы?О лица женщин, это вы.К чему, к чему все эти слезы!Не переплакать вам молвы.Зачем терзает так размерноГлухая музыка толпу?Всё переходно, всё неверно!Мы все к могиле бьем тропу.Зачем… Но тихо и прощальноПроходит шествие певца,И сзади тянется печальноРяд экипажей без конца.Все тротуары, окна, крыши,Вся мостовая – всё глаза;И, мнится, в гнездах нет и мышиИ у жандармов есть слеза.О, больно, больно. Сердце колет,И давит душу вздох от слез.Вот уж три года; но и сто летНе снимет Русь своих плерез.Неужто он, наш гимн, наш гений,Убит, отпет и схоронен?Что скажут веки поколений?Кем мог бы быть он заменен?Неужто общая могилаЕго, как землю, приняла?И эта чернь не оживилаЕго потухшего чела?Когда с последним иелованьемКидались тысячи на труп,Зачем мольбой, зачем взываньемНе отворили вещих губ!Зачем дыханье, вопли, голосИ всемогущий взрыд женыНе встрепенули хоть бы волосНа голове, забывшей сны!Зачем ясмины, розы, миртыНе разбудили в теле дух!И даже мускус, даже спиртыНе привели души в испуг?Зачем не двинул он хоть бровью,Не дрогнул жилкою руки,Когда весь мир с такой любовьюВкруг задыхался от тоски!Зачем не встал он, ум бесценный,И не сказал, смеясь, друзьям,Что он для шутки, несравненный,Был бледен, холоден и прям!..Увы, задержанные слезыНе полились у всех ручьем.Не расцвели зимою розы,И не вздохнул он бытием!Друзья стояли молчаливо,Народ ходил, смотрел, шептал,Студенты тискались ревниво,А труп лежал, и всё лежал.О, почему ж тогда природаНе собрала всех лучших сил,И этот вопль всего народаЕе ума не умолил!Зачем лежал он бездыханно,Случайный гений этих душ,Оставив всех, и так нежданно,Один поэт, боец и муж!Его души не растревожилНи вздох, ни клик, ни плач людей:Он умер, – умер и не ожил,Не додал миру всех идей!И вот печально и забвенноЖивет без гения страна:Умы торгуются презренно,И песнь с певцами попрана.Его далекая гробницаОдна святыня для души,И ездит мыслить вся столицаВ ее задумчивой глуши.На белый мрамор каплют слезы,Угрюмо ум вперяет взор,И по челу мелькают грезы,Как тень от облака меж гор.И может быть, что Русь в печалиНагрезит миру сонм голов,Какие вряд существовалиОтрадной гордостью веков.Восстанут, может быть, такиеСвоенародные умы,Которых гимнами впервыеПодымем голову и мы.Многоученая Европа,Конечно, права между тем:Мы прозябали вне окопаВсех политических систем.Ее искусства и наукиЦвели без нас и не для нас:Рим передал не в наши рукиОстанки свитков, вилл и ваз.Не нам, не нам – ее народамДа будет слава и позор,Что, в торжестве чужим невзгодам,Они валят к нам весь свой сор.Но мы из этого же сораВсё извлечем, всё разберемИ бурей, жаждущей простора,Весь мир целебно обожжем.Конечно, Русь и не вносилаСвоих богов в их пантеон,Одна ее крутая силаВставала пугалом племен.Но, может быть, не так мы дики,Как величает нас Париж,И наши воинские кликиНе всё, чем бредит их вертиж.Придет пора, – и я уверен,Что после Пушкина уж намНе так отчаян и безмеренШаг к их всемирным образуем.Что был он, в самом деле, в мире,Который он же нам открыл,Как не отзыв на русской лиреТому, что Запад пел и выл?Как не последний отголосок,Которым русская душаСдалась, их «буйный недоносок»,На песнь народа-торгаша?Лорд Байрон был певец страданьяО том, что мир так зло нечист,Глубокий вопль самосознанья,Что человек есть эгоист.Но человек не англичанин:Он и торгаш и людоед,Однако ж был у них же Каннин,У них же был и сам поэт.Россия приняла стихииВсей европейской кутерьмы.И вот явился и в РоссииТакой же Байрон на умы.Но он, высокий обожательВсемирно первого певца,Не как невольный подражательДостиг народного венца.Он тем велик, что, совпадаяС печалью английской души,Постиг мечту родного краяИ огласил ее в глуши.Что пел Державин одиноко,Что Ломоносов сознавал,То Пушкин выстрадал глубокоИ пред Европой отстоял.Придет пора, и будут люди:Он оправдается, зачем,Едва раскрыв для песен груди,Он чуть не смолк было совсем.Никто не чувствовал в то время,Когда он думал и не пел,Какое тягостное бремяСудьба дала ему в удел.Его разрозненная школаЕдва ли знает и сама,Что романтизм его расколаБыл гимн не русского ума.Один Языков, может статься,Как выраженье сам себя,Учась, студентствуя, любя,Умел по-русски выражаться;И, может быть, еще досельНе перестал в странах ученыхУчиться просто у мудреных,Не льстясь на гниль и скороспельОни, сознав свои дороги,Одни хотели и могли,Ища в учении помоги,Открыть, где клад родной земли.И вот зачем умолкли оба,И уж один, как Русь ни плачь,Не запоет теперь из гроба,Как пел меж бурь и неудач.Ей остается лишь надежда,Что он дал всем такой толчок,Что и всеведа и невеждаДадут грядущему оброк,И, исполняя религиозноЗаветы гения, странаСознает рано или поздноИдею собственного сна.Я говорю, что мир восплещет,Когда мы ринемся в него,Когда в нем молнией заблещетШтык примирителей всего.Когда вторым НаполеономМы их рассудим и уймем,И этот мир, объятый стоном,Одушевим своим умом, —Тогда опять замыслит здравоОдной идеей целый свет,И, оцененный величаво,Восстанет в лаврах наш поэт.Благословенно же то время,Когда он жил и процветал!Благословим же род и племя,К которым он принадлежал!Блажен тот взор, который виделЕго разумные черты,Который светски не обиделЕго высокой простоты.Блажен, кому еще сдается,В уединеньи и в шуму,Что будто голос раздается,Знакомый чувству и уму.Блажен, кто понял в человекеЕго достоинство и нрав,И, полюбив в библиотеке,Не разлюбил в пылу забав;Чья, может статься, симпатияДышала розами певцу,Иль чьих советов энергияКрепила силы мудрецу.Но – вы несказанно блаженней,Ценя его нежнее всех:Вам жить, что миг, благословенней,Вам, что ни час, то сто утех!Кто облегчал ему гоненье,Кто говорил ему: живи!Когда постигло заточеньеЛюбимца славы и любви,Кто умирял его роптанья,Пред кем он праздновал душой?Ум одинокого страданья,Не разумеемый толпой!Кто извинял его ошибки,Причуды гения в борьбе,И всемогуществом улыбкиМирил певца к его судьбе?Кто приводил всё это в действо,Не ждя ни лести, ни молвы?Не ваше ль милое семейство,Не вы ли сами? – Сто раз вы!Примите ж вы за ваши чувстваМой недостойный фимиам:Когда б он жив был, жрец искусства,Не я, а он кадил бы вам.Но так как он уж нас оставил,Примите жертву от меня:И я пока живу для правил,Для Прометеева огня.Я не наискивался с лестью,Я слишком дико горд умом, —Но всей оказанной мне честьюЯ сделан вашим должником.И что скрывать: я рад глубоко,Что мне судьба моя самаДает гордиться одинокоВниманьем вашего ума.Приемом темного счастливцаВ тот самый круг, где вхож был он,Вы ободрили горделивцаНа весь его душевный сон.Мои ценители в особах,Дававших гению приют!Мой бедный дар, убитый в пробах,Освистан всюду, но не тут!Я тут, где лучшая оценкаВсегда была его трудам, —И нет искусного оттенкаМоим презренным судиям!И мог ли думать я, читаяТринадцать лет тому назад,Под говор мутного Дуная,О силе соротских наяд,О жаре в полдень, летней буре,Закате солнца и о том.Как воз, чудо по фигуре,Считает бревна колесом, —Что в захолустье черноморском,Узнав про Сороть и Неву,Сойдусь, мечтатель о Тригорском,С его жильцами наяву!..О, пусть слепая воля рокаМеня с певцами развела,Пусть не увижу, как Востока,Я меценатного села:Но я узнал, кого там пелиОни, высокие, – и мнеОтрадно вторить на свирелиИх гимну, вечному вдвойне.Я вижу вас в кругу всех ваших,И, ум опальной головы,Пою без лир их, пью без чаш их,Да мирно здравствуете вы!Да улыбается вам счастье,Как ваша милая семья,И да найдется беспристрастье,Чтоб было строже к вам, чем я.А я давно благословляюСвою бесцветную судьбу,Что я хоть изредка видаюТех, кто постиг мою борьбу.И что, гонявшись так напрасноЗа тем, кого теперь – увы! —Уж и оплакивать опасно,Я очутился там, где вы:Где есть ценящие в столице —По виду русской – русский ум;Где мнится мне, хоть он в гробнице,Его приходом всякий шум;Где мысль его авторитетаЦветет живей его письменИ где бессмертный лавр поэтаУж обнял буквы всех имен.8 февраля 1840