Рукопись, написанная кровью

– А шубинские пальцы?

– Только на ручке входной двери, но на фужерах и приборах они отсутствуют. Судя по состоянию остатков пищи, хозяева коттеджа ужинали числа семнадцатого-восемнадцатого, а уж дату исчезновения ребят так и вообще невозможно определить… Но где-то в этих числах, если не позже.

– Понятно… что ничего не понятно… А что с Мариной Бродягиной? Что вам известно о ней?

– Красивая молодая девка, говорят, была любовницей отца Кирилла…

– Есть доказательства?

– Да, есть: в квартире Кирилла, в его кабинете нашли фотографию обнаженной Бродягиной, да и жена его, Тамара, утверждает, что подозревала об их связи, хотя сам отец Кирилл объяснял свой интерес к Марине совершенно иначе – он якобы спасал заблудшую душу… Есть еще один факт, который указывает на их любовную связь, – среди вещей Марины, в ее сумочке, которую обнаружили неподалеку от тела, нашли золотое кольцо, принадлежавшее отцу Кириллу, причем на кольце сохранились следы его крови…

– Ничего не понимаю… Откуда на кольце его кровь и как вообще догадались, что кровь именно его?

– Вот именно, что это только догадки, но с другой стороны, отца Кирилла убили восьмого февраля, его пырнули ножом, и, пока он полз до дома, прижимая к животу руки, он весь залился кровью… Он и умер-то от ее потери. Если бы его жена оказалась дома, увидела его из окна и вызвала «Скорую», он остался бы жив…

– И вы решили связать эти два убийства лишь потому, что у него нашли фотографию обнаженной Марины? Не маловато?

– Дело в том, что убийца отца Кирилла отрубил его безымянный палец правой руки, на котором как раз и было это самое золотое кольцо, которое позже нашли у убитой Бродягиной.

Юля просидела у Корнилова около двух часов, пытаясь воссоздать картину этих двух убийств, которые и в самом деле казались каким-то образом связаны. Из рассказа Корнилова и уже имеющихся документов следствия выходило, что ближе к вечеру на отца Кирилла, возвращавшегося лесом из храма, расположенного в двух автобусных остановках от его дома, было совершено нападение. Неизвестный вогнал большой охотничий нож ему прямо в живот, ограбил его, отняв все имеющиеся у него деньги (по словам жены, при нем должно было быть не менее двух тысяч рублей), отрубил палец с плотно сидящим на нем золотым кольцом, снял с груди нательный золотой крест с цепью и забрал ценные старинные церковные книги. Тело отца Кирилла обнаружила поздно вечером в кустах рядом с забором собственного дома его жена, и только утром по кровавому следу следственная группа вышла на лесную тропу, где и было, судя по всему, совершено нападение. И ни одного свидетеля: никто из местных жителей ничего не слышал и не видел. Как обычно.

– Скажите, но кому же понадобилось убивать несчастного священника? – недоумевала Юля. – Неужели из-за золотых вещей или книг?

– Крест был массивный, дорогой, да только его так и не нашли, а вот кольцо, поди ж ты, обнаружили в сумочке Бродягиной… Вот и распутывай после этого… Чертовщина какая-то!

– А что, если это просто-напросто грабеж, разбой? Извините меня, но подобный нательный крест – настоящее сокровище. Я вот только не понимаю, как же могла Александра Ивановна промолчать о том, что ее дочь встречалась с отцом Кириллом, что у него нашли ее фотографию… Кстати, а где она?

– У меня в сейфе.

– Я могу взглянуть?

– Само собой, – и Корнилов достал папку с материалами дела. В прозрачной пластиковой папке действительно оказалась довольно большая и четкая черно-белая фотография обнаженной Марины Бродягиной.

– Виктор Львович, а что, если эту фотографию ему подкинули?

Юля вдруг поняла, что своим визитом окончательно расслабила Корнилова, который теперь если и станет что-нибудь делать в этом направлении, то лишь с ее подачи. У него нет стимула, он устал от беспросветности в работе, от бумажной волокиты, которой нет конца, и от внешней бесполезности собственного существования. Все это, во всяком случае, было написано у него на лице. Ей даже захотелось сказать ему что-нибудь утешительное, чтобы поднять его дух, но она промолчала – Корнилов все-таки был мужчиной, и ему не пристало питаться сладким сиропом женской лести, так можно и оскорбить его, задеть за живое. Она ограничилась обещанием держать его в курсе расследования и, глядя ему прямо в глаза, положила на стол несколько стодолларовых купюр, которые он, также глядя ей в глаза, смахнул со стола и спрятал в один из ящиков. Затем, правда, он сделал неопределенный жест рукой: покрутил чуть заметно пальцем у своего виска, дескать, могла бы это сделать и в другом месте и при других обстоятельствах.

– Я вам позвоню, – Юля встала и решительно направилась к выходу.

* * *

Она снова поехала к Чайкину.

– Леша, ты не мог бы мне помочь вывести из гаража машину… Я, конечно, могу это сделать сама, но боюсь, что за то время, что она простояла в гараже, в ней подсел аккумулятор или еще что-нибудь вышло из строя.

Леша дружески похлопал ее по плечу и улыбнулся:

– Земцова, тоже мне, нашла крупного специалиста по ремонту автомобилей. Даже если там подсел аккумулятор, сколько времени понадобится на то, чтобы его подзарядить и все такое прочее? Ты мне лучше честно признайся, зачем пришла…

– Я и сама не знаю, у меня за последние сутки прибавилось дел, и мне действительно понадобилась моя машина. Кроме того, было бы неплохо снова обзавестись мобильником…

– Тебя наняли?

– Да. Бродягина. Я кожей чувствую, что Крымов связан с этим делом. Но оно какое-то черное изнутри, чуть ли не зловонное и совершенно непонятное. Все персонажи – темные лошадки, включая и мать убитой. А тут еще оказалось (или просто подозревается), что Марина Бродягина была любовницей отца Кирилла… Что там с его безымянным пальцем?

– Он отрублен, точнее, отрезан, насколько мне известно, вместе с золотым кольцом, которое позднее нашли в сумочке Марины.

– Корнилов сказал, что отца Кирилла зарезали охотничьим ножом, но как он узнал об этом?

– А что же ты у него не спросила?

– Да потому что у меня что-то с головой, она у меня кругом идет, я постоянно думаю о Крымове, и мне страшно, как никогда… Я понимаю, что может исчезнуть Крымов, все-таки руководитель сыскного агентства, который может быть неугоден тому же убийце Бродягиной или отца Кирилла, но чтобы одновременно исчезла и Щукина?.. Вы же с ней почти родные, ты ее отлично знаешь: скажи, разве она похожа на человека, который в состоянии почти десять дней не давать о себе никому знать?

– Нет, она бы непременно мне позвонила. Несмотря на то что она замужем за Крымовым, мы поддерживали с ней довольно теплые отношения, она даже лечила меня этой зимой от гриппа, приносила лекарства, травы какие-то, пенициллин колола…

– Какие интересные вещи ты мне рассказываешь…

– А иначе откуда бы я узнал о том, что они пропали? И Шубин нет-нет, да и звонил, не говоря уже о Крымове, у которого всегда ко мне была куча вопросов. А то, что сейчас творится с тобой, тоже вполне объяснимо. Ты хватаешься за все, что может привести к Крымову, но здесь главное – не расплескать свои мысли и чувства. Постарайся взять себя в руки. А я помогу – чем могу. Уверен, что и Корнилов поможет.

– Но сейчас мне нужно помочь довести до ума машину…

– Хорошо, скажи, когда к тебе подъехать, я сделаю, что смогу.

– У меня к тебе еще одно дело… – и Юля, набравшись духу, выдала ему истинную причину своего визита.

Глава 4

Дина Берестова вернулась с прогулки, ведя на поводках двух огромных, забрызганных грязью ротвейлеров. Привязав их поводки одним крепким узлом к ручке двери, разулась и принесла маленькое ведро с водой, чтобы обмыть своим питомцам лапы.

– Вы не собаки, а поросята, – ласково журила она их, в душе радуясь тому, что целые дни напролет проводит дома не одна, а со своими молчаливыми и всепонимающими телохранителями.

Она жила в Москве всего полгода, ее муж, депутат Игорь Николаевич Берестов, привез ее сюда лишь после того, как в их новой огромной квартире был сделан ремонт и куплена вся необходимая мебель. О такой жизни можно было лишь мечтать, и Дина, ожидая вызова в Москву и в душе гордясь успехами мужа на политическом поприще, строила на будущее лишь радужные планы. Разве могла она предположить, что своего мужа она практически не будет видеть, что единственное, что ей будет позволено, это приготовить мужу завтрак и отправить его на службу. И это все. Возвращаясь домой за полночь, смертельно уставший и какой-то больной, Игорь даже не ужинал, а принимал душ и тотчас ложился спать. Где он был весь день, чем кормили его в Думе, с кем он общался, говорил, улыбался, спорил – все это оставалось, как говорится, за кадром. Он лишь приносил деньги и постоянно, по нескольку раз на день, извинялся перед молодой женой за то, что не в состоянии уделить ей необходимое внимание. Он говорил ей это утром перед уходом на работу, днем, когда звонил из своего кабинета, чтобы справиться о ее настроении, и перед сном, поздно вечером.

Дина изо всех сил делала вид, что входит в положение мужа, что она ему доверяет, и пыталась скрасить свою московскую жизнь прогулками по ухоженным центральным улицам, бульварам и площадям столицы, посещениями парикмахерского салона, хождениями по магазинам, словом, всем тем, что составляет пошловатый образ жизни состоятельной домохозяйки конца века. Обладая достаточной фантазией и понимая, какую бурную жизнь можно при желании вести в Москве, пользуясь частыми отлучками мужа, красивая молодая женщина тем не менее хранила ему верность и все ждала лучших времен…

Игорь довольно часто летал в командировку в свой родной С., где встречался с избирателями и улаживал очередные предвыборные дела. Но если раньше он стремился в депутатское кресло, то теперь его целью был кабинет Президента России. Несколько человек, обуреваемых жаждой деятельности и распираемых амбициями, вырвались из своих загонов и устремились вперед, навстречу невиданной власти и заоблачным высотам… Сложный спектакль с непредсказуемым финалом, где на кон ставились судьбы не только претендентов на президентское кресло, но и главным образом простых людей, был срежиссирован и профинансирован на российском телевидении крупнейшими магнатами и привлекал к себе внимание миллионов людей всего мира. Смертельные гонки, во время которых происходил естественный отбор самых «сильных» и «умных», захватили умы россиян, но уже очень скоро эти состязания превратились в довольно убогое зрелище, напоминающее нечистоплотные спортивные соревнования с подпиливанием брусьев, протягиванием невидимой лески и даже тщательно замаскированными убийствами…

Дина постоянно спрашивала себя, а готова ли она к роли первой леди страны, потянет ли она, скромная провинциалочка, этот ответственный груз имиджа в случае, если ее муж станет президентом, но ответа пока еще не находила. Причиной этому, возможно, было ее глубоко запрятанное несерьезное отношение к тому, чем занимался ее муж, и твердая, хотя и тщательно скрываемая убежденность в том, что Берестов выборы проиграет. Станислав Иванович Куракин, человек, по ее мнению, куда более могущественный и состоятельный, за которым стоит группа олигархов, представляющихся ей гигантскими кукольниками, манипулирующими и нынешним президентом, и всем его окружением, имел куда больше шансов выиграть эту борьбу; и Игорь бы сошел с дистанции, возможно, еще месяц тому назад, если бы не одно обстоятельство, сильно повредившее Куракину накануне выборов: он оказался замешанным в скандале, связанном именно с Берестовым. Фамилия Куракина появилась почти одновременно во всех крупнейших газетах, где его представили в качестве организатора чудовищного плана, направленного на уничтожение кандидата в президенты Игоря Берестова. Люди Куракина совершенно случайно были остановлены неподалеку от дома Берестова в машине, буквально нафаршированной героином. Не желая подставлять свои головы, они признались, что действовали по указке шефа, который с их помощью собирался подкинуть Берестову через форточку три пакета с героином и какие-то «горячие» документы (исчезнувшие таинственным образом в ходе следствия). Ни сам Берестов, ни Дина так и не узнали, о каких документах шла речь. Разразился скандал, на Куракина было заведено уголовное дело, однако он так до сих пор ни в чем и не признался. Больше того, он сделал официальное заявление в прессе, что люди, которые везли героин, на самом деле собирались подставить его самого, Куракина, и действовали от имени Берестова. И началась в прессе грязная перебранка, щедро оплачиваемая невидимыми сторонниками как Берестова, так и Куракина. По мнению Дины, от всего этого выиграли лишь журналисты. Куракина, конечно же, отпустили за отсутствием доказательств, и он продолжил борьбу за президентское кресло. А вот в жизни Берестовых сегодня произошло нечто такое, о чем пока не знал даже Игорь и к чему Дина не была готова, а потому еще не придумала, как себя вести дальше.

Посмотрела на часы – шесть вечера. Она увидит мужа в лучшем случае в полночь. Может, позвонить ему и все рассказать? Но телефон наверняка прослушивается. Хотя, с другой стороны, событие, потрясшее ее в полдень, могло дать продолжение с минуты на минуту, ведь те, кто придумал все это, только и ждут удобного момента, чтобы сделать следующий ход… Да уж, ей не следовало после обнаружения этой вещицы как ни в чем не бывало идти выгуливать собак, это, безусловно, было непростительной ошибкой. Но, с другой стороны, ей требовалось время, чтобы все обдумать и принять правильное решение. Кто знает, сколько подобных недоразумений еще будет в их богатой на события жизни?!

И все же Дина позвонила.

– Игорь, это я, – произнесла она осипшим от волнения голосом и чувствуя, как покрывается испариной. – У меня высокая температура, если сможешь, приезжай немедленно…

И повесила трубку. Она знала, что если Игорь сейчас выйдет из Думы, то на машине доберется до дома примерно минут за двадцать. А за это время она должна сделать все возможное и невозможное, чтобы никого не впустить в их квартиру. Ведь люди, которые проникли в их жилище, чтобы оставить на видном месте этот предмет, явно ждут удобного случая, чтобы поймать с ним Игоря… Хотя Дина может ошибаться: а что, если этот предмет был у них давно, да только Игорь по каким-то причинам не счел нужным поставить ее в известность? Правда, верилось в это с трудом…

Все время в ожидании мужа она провела у окна и, лишь увидев въезжавшую во двор знакомую машину, облегченно вздохнула. Но дверь открыла только после того, как услышала доносящийся из домофона родной голос и позже разглядела мужа в «глазок». Ей было важно, чтобы он был один. Мало ли кто может скрываться рядом и держать его под дулом пистолета. Игорь рассказывал ей подобные истории из жизни депутатов, на что она всегда отвечала, что все они смертники и ходят под пулями, как на войне. «А это и есть война, детка…»

– Закрой дверь, – потребовала она шепотом, и только после того, как за ним были заперты обе двери, она схватила мужа за руку и потащила в гостиную. – Я нашла это на столе…

Берестов – молодой румяный мужчина в темном костюме и белой сорочке с золотистым галстуком – с ужасом смотрел на раскачивающийся в руках жены подвешенный к массивной золотой крученой цепи большой нательный крест с фигуркой распятого Христа.

– Когда и где ты это нашла, Дина? – он старался говорить чуть слышно. – Не молчи…

– Говорю же – сегодня утром вот здесь, на столе…

– У нас кто-то был?

– Нет, никого не было…

– А ты сегодня утром куда-нибудь уходила?

– Конечно! Я же гуляла с Луизой и Филиппом.

– Ты запирала на все замки?

Дина почувствовала, как щеки ее запылали: нет, она ограничилась тем, что заперла дверь всего на один замок, как обычно, когда гуляла рядом с домом.

– Ты что, не слышишь меня?

– Слышу, Игорь, я заперла на один замок, я всегда запираю на один замок, но ведь у нас внизу дежурит консьержка, она бы увидела, если бы к нам кто-то поднялся…

– Дина, нам необходимо как можно скорее избавиться от этого…

– Но это же золотой крест! И кому понадобилось подсовывать его нам?

А Берестов все смотрел на крест и не верил собственным глазам. Уже во второй раз он видел перед собой эту цепь и этот крест, но если в тот раз он быстрее сообразил, что ему надо сделать, и обратился к Крымову, чтобы тот помог ему найти человека, подкинувшего ему вещь, принадлежавшую убитому отцу Кириллу – это было еще в С., – то теперь Крымова не было. Возможно даже, его уже нет в живых по его, Игоря, вине; а он, Берестов, пока еще дышит…

– Значит, так – ни слова консьержке, поняла? Никаких вопросов! А эту штуку я сейчас спрячу так, что ни одна душа не найдет…

С этими словами Игорь подошел к окну и вышвырнул золото в форточку.

– Это же целое состояние… – Дина припала лицом к окну, силясь разглядеть с высоты второго этажа, куда упала цепь. – Там внизу кусты и трава…

– Вот пусть он и полежит там до вечера, а уж потом я найду, куда его деть… Ты хоть понимаешь, что это за штука и кому она принадлежала?

– Нет… Ты же мне ничего не рассказываешь.

– Вот и хорошо – целее будешь…

Дина заплакала. А Берестов, быстро поцеловав ее в макушку и приказав никому не открывать дверь, вернулся в машину и покатил обратно – на службу.

* * *

День как-то быстро закончился, стемнело, и, когда в кухне вспыхнул свет и запахло горячей едой, Юля поблагодарила бога за то, что он послал ей в качестве, пусть и странноватой («прибабахнутой», как выразилась она при Чайкине), компаньонки Аперманис. Во-первых, весь прошедший день Рита вела себя довольно сдержанно, не вспоминала о своих ужасах, не трепала ей нервы желтым ковром, вымазанным кровью, не совала нос в ее личные дела и расследование убийства Бродягиной, а к вечеру даже приготовила вполне сносный ужин.

– Надеюсь, ты не вычтешь с меня за тяжкий женский труд и обслуживание? – попыталась пошутить Юля, глядя, с каким проворством и ловкостью Рита раскладывает по тарелкам салат и разливает по бульонницам огненный луковый суп.

– О нет, договор наш остается в силе, а мне даже нравится готовить, так я отвлекаюсь…

За ужином какие только мысли не приходили в голову Юле, когда они беседовали с Ритой о Рижском взморье, любимых книгах, стилях живописи (Юля терпеть не могла сюрреалистическую «заумь» и предпочитала эпоху Возрождения и импрессионистов). Фразы Рита строила нелепо, но все равно мило, и Юля понимала ее с ходу. Если бы не эти болезненные проявления маниакально-депрессивного психоза, Риту можно было бы приручить и сделать своим другом…

В десять часов вечера, когда разморенные ужином и теплом «подружки» устроились перед телевизором, раздался телефонный звонок. Обе подскочили, словно ужаленные. Никто из них не решался первой взять трубку. Звонки продолжались.

– Возьми, – взмолилась Рита, которая побелела и затряслась. – Пожалуйста…

Юля взяла трубку и облегченно вздохнула, услышав знакомый голос Чайкина.

– Да, слушаю… – Леша знал номер телефона квартиры Аперманис, но звонить сюда Юля просила его лишь в крайнем случае. Несколько мгновений, которые ей потребовались на то, чтобы понять, С КЕМ она говорит, были окрашены лишь розовыми и солнечными красками надежды: ей показалось, что сейчас она услышит что-то о Крымове, что он нашелся…

Как же она была разочарована, когда услышала холодное: «Харыбин в городе. Он ищет тебя». Этого она боялась больше всего. Но зачем он прилетел сюда? Зачем она ему, раз у него есть любовница?

– Он был у тебя?

– Нет, ты что?! Просто мне кое-кто позвонил и сказал…

Юлю не интересовало, кто этот «кое-кто», скорее всего какой-нибудь следователь прокуратуры или фээсбэшник, водивший чисто профессиональную дружбу с судмедэкспертом.

– Значит, он пасет меня сейчас дома. Надеюсь, от тебя он ничего не узнает?

– Нет…

– Спасибо за информацию… – Юля не назвала его по имени, состорожничала в присутствии Аперманис. И правильно сделала, потому что стоило ей положить трубку, как та вдруг сказала, серьезно глядя ей в глаза:

– Это был он? Он спросил, дома ли я? Он взял ремни, цепи, хлысты?.. Он жаждет моей крови?

– Рита, брось… Это даже не смешно. Ну посуди сама, кому ты нужна?

– Я?.. Да мужчины без ума от меня! – И она снова привычным движением принялась оголять бедра и демонстрировать их стройность и привлекательность.

– Одерни юбку и не забывай, что я все-таки женщина, а не мужчина, а потому мне трудно понять, что такого особенного мог в тебе найти этот ненормальный…

– А… Вот видишь, ты и сама теперь уже веришь в его существование…

– Я поверю тебе лишь тогда, когда ты покажешь мне ковер, залитый кровью этого маньяка, и докажешь мне реальное существование мужа, который убил твоего мучителя. Пойми – мне потребуется время, чтобы проверить твое прошлое и настоящее, только тогда я буду отвечать за твое будущее, понятно? Кроме того, не забывай, что я могу устроить тебе экспертизу, пригласить хорошего гинеколога, хирурга, причем прямо сюда, на дом, где тебя хорошенько осмотрят, не за бесплатно, разумеется…

– Чтобы потом меня определили в психушку? Ты хочешь избавиться от меня? Вы договоритесь с этими дорогими и хитрыми врачами, они скажут, что меня никто не насиловал, после чего сообщат куда следует, и вы, поделив мои денежки, упрячете меня в палату с психами?.. – Рита говорила удивительно спокойно, как говорят перед приступами бешенства или истерии, так что Юля даже испугалась.

– Успокойся, я не приглашу врачей и все сделаю так, как ты просишь, но ты должна понять и меня: ведь если маньяк существует и его никто не убивал, а тебе эта история с убийством лишь приснилась, то как я, слабая женщина, справлюсь с ним? И не проще было бы, если бы тебя охранял мужчина? Профессиональный телохранитель?

– А где гарантия, что под форменной одеждой охранника не скрывается ОН?

Да, с Аперманис все было ясно.

– Хорошо, забудем этот разговор и давай спать.

Юля поклялась себе не произносить больше ни слова: зачем, если за каждой ее высказанной вслух мыслью пытаются найти корыстный мотив?

Когда Рита принимала ванну, Юля не вытерпела и с четверть часа простояла перед дверью с образовавшейся узкой щелью, чтобы понаблюдать за своей клиенткой: будет ли она тщательно смывать следы синяков с бедер или, наоборот, не станет ли она раскрашивать себя, «гримировать» на тот случай, если поутру ее попросят показать следы очередного насилия… Безусловно, в другое время она бы отказалась от этого позорного дела, но это в другое время… Сегодня же Юля вынуждена была взяться за любую работу, лишь бы платили…

Сквозь облака пара она видела, как Аперманис тщательно намыливает свое гибкое тонкое тело мочалкой, как трет кожу одинаково сильно везде, даже на тех местах, где должны были оставаться кровоподтеки, но когда она вышла из ванны и мгновение простояла лицом к подсматривающей за ней Юле, никаких синяков НЕ БЫЛО. Это упрощало все дело, поскольку свидетельствовало о том, что не было и никакого маньяка и что все следы издевательств и насилия были нанесены подручными средствами, вроде теней для век или грима. «Что ж, – подумала Юля, – уж теперь-то я точно буду знать, с кем имею дело, и постараюсь не привлекать Риту к расследованию, чтобы она не наломала дров, но за те деньги, которые она мне заплатила, постараюсь обеспечить ей душевный покой, даже если для этого потребуется рассказывать ей на ночь сказку…»

Спать они улеглись в одной постели, трогательно пожелав друг другу спокойной ночи. Юля взяла на себя обязанность последней гасить свет и выключать телевизор, после чего почти сразу же уснула.

А проснулась она глубокой ночью, открыла глаза и увидела, что с той стороны кровати, где лежала Рита, стоит мужчина. Затаив дыхание и стараясь не пошевельнуться, чтобы не выдать свое присутствие, Юля увидела, как мужчина осторожно откидывает одеяло с Аперманис и сильным движением хватает ее за бедра, силясь их разомкнуть, при этом что-то бормочет… А вот что было дальше, она вспоминала потом уже с трудом. Несвязное бормотание, злое и совершенно неразборчивое, которое исторгла из себя разъяренная, а вовсе не испуганная Рита, закончилось тем, что на голову неизвестно откуда взявшегося, но зато вполне реального насильника обрушилась настольная лампа…

И он исчез, вслед за этим послышались два хлопка закрываемых дверей, а позже и вовсе все стихло…

Резко сев на постели и не зная, как себя вести, Юля смотрела на Аперманис, которая продолжала лежать на постели, не подавая признаков жизни. Она тронула ее за плечо, и только после этого та поднялась и заозиралась по сторонам:

– Кто? Кто это? Юля! Включи свет…

Юля включила и была очень удивлена, когда увидела, что лампа, которая стояла на прикроватной тумбе рядом с Аперманис, находится на месте, а не лежит разбитая на полу (либо лампа оказалась неразбиваемой, либо Аперманис промахнулась и не задела ею головы ночного гостя)…